Geum.ru

План Введение 4 Этапы Столыпинской аграрной реформы 5 Тверская губерния как объект рассмотрения 6 Теоретическая модель развития крестьянского хозяйства 7

Вид материалаКурсовая

Содержание


Столыпинская аграрная реформа в губернии и в стране
Об общине, малоземелье и отсталости сельского хозяйства
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   13

Столыпинская аграрная реформа в губернии и в стране


Сто лет назад многочисленные споры в печати вызывало существование в деревне крестьянской общины. Эти споры доносят до нашего времени две самые распространенные точки зрения: одна – за сохранение общины впредь, а другая – за разрушение этого основополагающего института.

Правительство, долго охраняя общину от всяческих на нее посягательств, к концу 90-х годов XIX века наконец отошло от этой позиции и начало активно содействовать уничтожению общины. Так, если в 1893 году С.Ю. Витте поддержал закон, затруднявший выход крестьян из общины, а также запрещавший залог и продажу надельных земель, то есть заново прикреплявший крестьян к земле, то к 1897 году Витте поменял свою позицию. Заявив, что крестьяне в России страдают от «неустройства быта», он предложил сделать из крестьянина «персону». (Кстати, термин «персона» был несколько лет спустя взят Столыпиным.) Для осуществления этого было предложено ввести новое паспортное положение крестьян, чтобы в конце концов все подданные империи были юридически равноправны. Разумеется, это планировалось провести постепенно, пока же в 1899 году была ограничена круговая порука, а 12 марта 1903 года она вообще была отменена. Таким образом, крестьяне уже не должны были нести ответственность за чужие долги и вообще за чужую деятельность на земле.

По мысли Витте, община должна была стать вскоре простым союзом земельных собственников, для чего административно-фискальные функции с нее снимались. С другой стороны, можно предположить, что в результате этой реформы и самоуправление граждан также сокращалось, что, конечно, привело бы в будущем к негативным последствиям.

Тем не менее нельзя не отметить, что такими постепенными методами, к сожалению, разрешить имущественные противоречия в деревне и стимулировать сельское хозяйство оказалось невозможным – революция все же произошла. По мнению А.П. Корелина, рассмотревшего эволюцию взглядов Витте на земельную проблему, «решение аграрного вопроса перешло в иную, революционную плоскость»43.

О результатах реформы по уничтожению общины и переходу к подворному землевладению существуют разные точки зрения. В частности, А.М. Анфимов отмечает, что «подворное землевладение… отличалось от общинного лишь отсутствием переделов (хотя и здесь имелись исключения) и личной ответственностью домохозяина за взнос выкупных платежей, без круговой поруки. Подворники также были объединены в сельские общества и сообща несли целый ряд повинностей. Как правило, не отличалась у них и система землепользования»44.

Следует, однако, уточнить, что подобный вывод был сделан Анфимовым, исходя из данных А.А. Риттиха, приведенных в его книге «Крестьянское землепользование» (СПб., 1903). Этот труд был составлен из сообщений местных комитетов, причем был направлен против общины. Кстати, А.А. Риттих был последним министром земледелия до Февральской революции (с 14 ноября 1916 года до 28 февраля  / 13 марта 1917-го). Другими источниками этого вывода Анфимова служат наблюдения работников местных агрономических служб, в частности киевского агронома И.М. Ревы (см.: Рева И.М. Киевский крестьянин и его хозяйство. – Киев, 1893).

Как видно, реформе по уничтожению общины была свойственна половинчатость, когда, с одной стороны, ненавистное слово «община» более не употреблялось, зато ограничения и повинности, с другой стороны, оставались.

М.А. Давыдов едко подметил одно общее место многих разговоров «о народе». Если в XVIII веке под предлогом, что народ «не просвещен», призывали его не освобождать, а под предлогом, что народ «не свободен», – не просвещать, то затем точно так же отказывались повышать уровень сельскохозяйственных знаний крестьян, ведь они и так «бедны».

Например, тверской губернский начальник П.В. Нарбут, «указывая на крайнюю некультурность крестьянского населения, находит, что не наступило еще время высказывания решительно против общины и расстройство крестьянского хозяйства признавать следствием воздействия на него общинного строя. При настоящем уровне развития народа, – продолжает Нарбут, – только сплоченность может быть силою, а никак не разрозненность; община давно бы распалась сама собою, если бы эта форма землевладения не отвечала требованиям жизни, она – исконный оплот русского народа, и искусственно разрушать ее нельзя; нужно только облегчить жизнь общины, устранив некоторые в ней шероховатости и диссонансы…»45.

НАЙТИ ДРУГУЮ ТОЧКУ ЗРЕНИЯ И СЪЕХИДНИЧАТЬ, ДАВЫДОВ ПРО СТОЛЫПИНА

Об общине, малоземелье и отсталости сельского хозяйства


В дореволюционное время среди публицистов, занимавшихся анализом сельского хозяйства, возникло мнение, что причиной отсталости сельского хозяйства в России было малоземелье. При этом если институт общины, общинного владения понимался исследователем как прогрессивный, справедливый и экономически оправданный, то недостаток земли объяснялся засильем помещичьего землевладения. Если же наоборот, то причина малоземелья виделась в росте крестьянского населения и числа дворов, который обусловливал дробление земли на все более маленькие наделы46.

Основная масса крестьян жаждала земельного передела, и эти настроения хорошо отображены в статье Л.Т. Сенчаковой: «У крестьян России, задавленных малоземельем и владевших землей большей частью «миром»… не было развитых частнособственнических традиций. <…> Соображения насчет «Божьей», «ничьей» земли и «трудового» начала при распределении земли были основными составляющими крестьянского менталитета, моральными постулатами крестьянства, духовным стимулом и программной установкой»47 (курсив мой. – А.К.).

Но что, собственно, было противоестественного в том, что крестьянские наделы мельчали? Подобные процессы происходили не единожды в мировой истории. Раз крестьяне не могли уже прокормиться с земли, они уходили работать на промышленные предприятия и в сферу услуг, образовывали многомиллионный рабочий класс, способствовали росту городов, а значит, потреблению сельскохозяйственных продуктов и вливанию денежной массы в сельскохозяйственный сектор. Земля таких «плохих» крестьян, а вернее, уже рабочих волей-неволей скапливалась в руках сельской буржуазии. В этих хозяйствах бережнее относились к земле – не распахивали ее всю полностью, а давали ей срок восстановить свое плодородие; удобряли; применяли плуги, механические сеялки, веялки и т.д. (потому что были деньги для их покупки).

Кстати говоря, о дореволюционных настроениях. Далеко не все они были просоциалистическими, как это рисует М.А. Давыдов, – многие публицисты, особенно экономисты, были против общины как таковой, поскольку видели в ней самой источник малоземелья и экономической отсталости в сельском хозяйстве. Например, умеренно либерально настроенный исследователь А.Е. Воскресенский предлагал для решения земельного вопроса ввести куплю-продажу земли, но разрешить участвовать в торгах лишь крестьянам (интересно, как этот интеллигент относился к праву каждого человека на свободный выбор?). Максимум земельного надела он ограничивал 30–50 дес. (неплохая амплитуда), а минимум – 5 дес. В своей книге он пишет: «Малоземелье, лишая крестьянина покупательной способности… отнимает у промышленности потребителя, у торговли – покупателя»48. Это замечание доказывает реальный вред малоземелья как на микро-, так и на макроэкономическом уровне.

Но как можно было решить эту проблему? Передел земли – это самый бесперспективный, как было уже показано, способ, это просто потеря времени, сил, ложная надежда и опасная отсрочка. И вообще, если подсчитать все земли, которые не принадлежали крестьянам на начало XX веке, и разделить их на количество мужских душ, то, например, на одного крестьянина Тверской губернии пришлось бы не более 1,9 дес. земли49, т.е. положение не исправилось бы ни на йоту.

К началу XX века крестьянские наделы представляли собой узенькие полосы земли, разбросанные по разным полям, на разном расстоянии от деревни, с разными подъездными путями и, конечно, разного качества. Чересполосица усугублялась искусственно тем, что при переделе общинных земель старались так землю распределить нарочно, опасаясь, что, если свести все участки в один большой участок – отруб, то крестьяне окажутся в неравных условиях: один участок даст большой урожай, а на другом из-за специфики микроклимата вообще все погибнет; один участок к деревне будет располагаться ближе, а другой и вовсе не будет иметь рядом удобной дороги. Так что, рассуждали сами крестьяне, пусть никому не будет хороших участков, пусть у всех земля будет раздроблена и на плохие, и на относительно сносные нивки. И конечно, эта ситуация была на руку помещикам, сдававшим свою землю в аренду.

Уравнительной психологии было свойственно ревнивое внимание к земле соседа, к ее урожайности, и это, а также неконтролируемый рост населения были причиной земельных переделов. Для рачительного хозяина земельный передел представлял собой постоянную угрозу, ведь в результате передела его надел мог перейти другому общиннику, а для бесхозяйственного крестьянина передел оправдывал его собственную лень.