Geum.ru

Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
ГЛАВА IV, заключительная. ВЫПУСК.

В девяностых годах двадцатого века Советско-русскую армию охватило повальное сокращение. Советский военный гигант скукоживался до российских размеров, оставляя на территории суверенных республик технику, боеприпасы, корабли и атомные шахты. Встал вопрос и о том, какие из учебных заведений по подготовке будущих офицеров надобно сокращать. У «строителей» выбирать приходилось между Камышинским ВВСКУ и Горьковским ВИСУ. Возвратившихся из войсковой стажировки четверокурсников поставили перед фактом: их выпуск станет историческим, последним. Министерство обороны вычеркнуло КВВСКУ из списка живых. Курсантом младших курсов предоставили выбор: уйти на «гражданку» с зачетом воинской службы или переводиться доучиваться в город-герой Горький. Офицерскому же составу грозило повальное увольнение. Лично генерал Сердюков получил предупреждение о несоответствии занимаемой должности и предложение покинуть ряды вооруженных сил «по собственному желанию» после расформирования училища. Генерал обещал подумать.
Выпускники, не до конца отошедшие от «перепитий» войсковой стажировки, корявыми почерками, карандашами, которые прошли всю войну и еще чуть-чуть, карябали отчеты о проделанной работе и считали дни. Преподаватели читали их перлы и вдыхали: 
- Нестер, ну что же вы пишете, что проходили войсковую стажировку на должности заместителя командира взвода? Замкомвзод – сержантская должность, а мы вас вот уже четыре года как в офицеры готовим!
- Да? – Удивлялся Нестер. 
- Жаров, цитирую: «Будучи на войсковой стажировке я имел должностное лицо…» Надеюсь, это шутка, Жаров? Никое должностное лицо вы не имели, скорее, должностное лицо имело вас... Следите за правильностью речи, Жаров, вас же в войсках могут не правильно понять, приставать начнут...
- Меркотан, вы пишите – «я был начальником энного взвода»…Взводами командуют командиры, Меркотан, а начальники в прокуратуре сидят…
Но, так или иначе, все курсанты, прошедшие стажировку, «отстрелялись» и оказались допущены к государственным экзаменам.
ГОССы. Аббревиатура, которой принято пугать подчиненных. Начальник училища пугает начальников кафедр и комбата, мол, смотрите, чтоб все на высшем уровне – ГОССы! Контроль напрямую из Министерства! 
Начальники кафедр и комбат стращают ротных: «У-у-у! Как там ваши оболтусы?! Не подведут? Показатель работы за все эти годы – ГОССы! 
Ротные строят взводников. И уже командиры взводов пытаются нагнать страху на балбесов-курсантов. 
Но четверокурсники – не желторотые новобранцы. Умудренные опытом счастливо выпушенных лейтенантов, они знают: высокие показатели сдачи государственных экзаменов есть результат успешной работы всего коллектива офицеров и преподавателей. А отчетность об успешной работе для офицеров и преподавателей еще никто не отменял.
- Ни для кого уже не секрет, - за неделю до ГОССов заявил генерал Сердюков, - что этот выпуск станет последним для нашего КВВСКУ. Надеюсь, в итоге мы получим результат не хуже, чем прошлые годы… Напротив, хотелось бы, чтобы последний выпуск остался в памяти у всех как лучший…
Золотые слова. Ясный смысл. Желание начальника - приказ для подчиненных. Впрочем, четверокурсникам уже поздно пополнять багаж знаний – их трясло в преддверии будущей «вольницы», и взводники теряли каблуки и голос в попытке удержать исчезающую дисциплину. Но преподаватели приемной комиссии, конечно, поняли мессаж. Поэтому никого не пугала ни напускная торжественность, ни присутствие на экзаменах проверяющих офицеров из Главка, давно и успешно позабывших таблицу умножения. Но, конечно, полагалось трясти поджилками и плеваться через левое плечо. Государственные экзамены в военном училище превратились в торжественный и красивый ритуал.
Ритуал есть правильное исполнение местных культов и обычаев: стучат барабаны, выпучив глаза, заходятся в экстазе туземцы. Экзаменаторов разместили в актовом зале, увешанном красными флагами. Офицер на стреме дает отмашку и экзаменуемый строевым шагом врывается в аудиторию. Так, мол, и так, прибыл! Зачетку на стол, билет, разворот кругом и четкая посадка на место. И можешь считать, что самое страшное позади. Пиши, сколько есть, а нет – надувай щеки. Офицеры подбегут, помогут. Майор Нюхтин, разрывавшийся сразу на несколько аудиторий, выскальзывал в коридор и возмущался:
- Ну, что это за курсанты? Ленятся написать шпору! 
И тряс тех, кто еще хоть что-то соображает, на предмет знаний, после чего доставлял их каракули «плавающему» товарищу. 
В результате курсант Шухарев, сдав первый экзамен, смеялся:
- Захожу, глаза красные, сам синий, беру билет – вопрос из военной тематики, зеленый. Да я всю тематику-математику позабыл давно! Чёрная полоса… Упал на стул, за голову схватился. Понимаю, нужно писать хоть что-то, да рука не поднимается… Тут подходит экзаменатор, подполковник Дятлов, кровопийца, фашист, я его с первого курса боюсь, в листочек заглядывает… 
- Ну, что, - спрашивает, - товарищ курсант, знаете, что отвечать на первый вопрос?
- Как вам сказать, товарищ подполковник? Только что знал, да из головы вылетело…
- Чтобы получить оценку три, вам достаточно изложить примерно так: и в общих чертах мой билет рассказывает. 
- А на четыре? – Спрашиваю.
- А на четыре – тоже самое, только подходите отвечать к другому экзаменатору...
- Ну, и? – пытают Шухарева еще не «отстрелявшиеся» товарищи.
- Ну, и… четыре! – радостно констатирует он.
Параллельно с ГОССами проходила примерка офицерской формы и муштра. Парад, парад… Последний училищный парад с золотыми звездами на плечах и разводами шампанского на рубашках. Полчаса выпендрежа, которому предшествует многочасовая подготовка по-ротно, по-батальонно и в составе всего училища. Выпускники в общем порыве с молчаливым упорством насиловали плац. Младшие курсы бурчали, устав избивать кирзачами бетон. Первогодки оказались недовольны, потому как их парад был еще ужасно далеко.
Сразу после ГОССов, перед распределением случилась история: заявившись на 1 КПП, камышанка на выданье потребовала женитьбы или немедленного суда над насильником. Насильником, как выходило из рассказов «потерпевшей», являлся без пяти минут лейтенант, охмуривший девицу и воспользовавшийся ее доверчивостью. Комбат пригласил для разговора ротного и возможного жениха жертвы.
- Да, это он меня девственности лишил! – опознала камышанка насильника.
- Я? Девственности? - Изумился жених. - А как же Вова? Вова же с тобою до меня был!..
- - А у Вовы ничего не получилось! И вообще, я беременна, что ж, ребеночка теперь сиротой оставлять? Насильник! Пусть жениться! – И девушка ударилась в слезы, причитая мамой и милицией.
Комбат выгнал всех из приемной, оставшись с глазу на глаз с жертвой. Через некоторое время камышанка вышла из кабинета, раскланиваясь и вытирая слезки. Сошлись на том, что ни свадьбы, ни ребеночка не будет. За аборт и «моральный ущерб» потерпевшая запросила кругленькую сумму.
- Да откуда у меня столько?! – Растерялся жених.
Комбат обещал, что деньги будут.
- Вы что, в самом деле тупые, или претворяетесь?! – Орал комбат в тот же день на батальон прибалдевших выпускников. – На старости лет из меня сваху сделали! Женилка у них, понимаете, выросла!.. До выпуска письки на замок, это приказ! Кто не в состоянии сдерживаться, отправляйтесь на гауптвахту…
В конце речи Логинов попросил присутствующих собрать денег на аборт.
- Из мужской солидарности, - пояснил он.
Денег хватило. Невеста от жениха отказалась.
После ГОССов началась лотерея распределения на места будущей службы. Из самых дальних углов в КВВСКУ слетелись «покупатели» - «товар» посмотреть да себя показать. В числе первых оперативно прискочили менты. 
- Желающие служить в МВД! Подписание контрактов в ротных Ленинских комнатах. – Однажды объявил на разводе комбат, представив группу товарищей в мышиных мундирах.
За ментами прибыли пехотные части. Затем ФСБ. ФАПСИ. Ракетчики и налетчики. МЧС, РВК, ВВС, ДВВ, пограничники, Морфлот и РВВСН. Специалисты замазать, застеклить, засыпать, заасфальтировать, проложить, побелить, подновить, надстроить и просто мальчики на побегушках требовались везде. Профессия строителя являлась универсальной, одинаково нужной в небесах, на земле и на море.
И началось! «Покупатели» бегали из роты в роту, зазывали, хватали за руки, сулили молочные реки и быстрое продвижение по службе. Их пряники заняли все свободное время выпускников между шлепаньем по плацу, подгонкой формы и приемом пищи. Лекция на тему: «Как в МВД (подставить нужное) жить хорошо!» шла номером дня. Должности для наемников предлагались разные: от командира строительного взвода при КЭС, до участкового милиционера Солнцевского участка. Смущали курсантские сердца адреса вроде: «Москва. В распоряжение Главного Штаба МВД РФ». Умные люди подсказывали, что ГлавШтаб – это просто трамплин, который может «подкинуть» хоть на Колыму. 
Зазыватели, сделав свое пропагандное дело, спешили подсунуть под трясущееся перо жертвы ловушку контракта: дамоклов меч отчетности нависал неумолимо. Еще не получив лейтенантские звезды, многие успели завербоваться на пять лет вперед. 
- Мама, я еду служить на флот! – обрадовал родственников краснощекий колобок сержант Тельтевский.
- На какой флот, сынок? Ты же плавать не умеешь?! – Пугалась мама.
- Да не буду я плавать, я строить буду. Я им такого понастрою, они еще не скоро приплывут…
Все это были цветочки. Жаркая пора началась, когда генерал Сердюков объявил о составлении списков распределения выпускников на места, предоставленные Министерством Обороны. Из самых дальних, их самых заветных уголков потянулись к желанному списку липкие щупальца связей. 
Манускрипт от МО хранил настоящие брильянты.
«Командир взвода роты обеспечения инженерно-строительного института имени Комаровского, Санкт-Петербург». Разве не чудо? Или: «начальник пожарной команды, штаб ГО и ЧС, Москва». Такие места уходили тихо, по свойски, без шума и пыли. Медалисты да отличники, которым твердили о праве выбора лучших мест с первого курса, даже не облизнулись. Впрочем, одно из таких мест случайно попало на общий стол. Из-за этого приключилась некоторая заминка, у которой есть своя предыстория.
Однажды давно, на втором или третьем курсе младший сержант Концедалов записался на прием к капитану Бахаву, училищному оперу. Опера в училище, как и положено, мало кто из курсантов знал в лицо, о работе его не распространялись, поэтому личностью он являлся темной и загадочной. Сам Концедалов узнал, что в КВВСКУ есть опер, от своего родственничка, закончившего школу политработников и знающему о наличии оных по долгу службы. Впрочем, однажды, заступив часовым на Первом посту у Красного знамени, Концедалов видел, как какой-то невзрачный капитан шипящим матом ошпаривал полковника Безрука, заместителя начальника училища по тылу. А полковник Безрук только подтянул пузо и молчал виновато. Что это за чудесный капитан такой, тогда Концедалов не знал.
Так вот, одним прекрасным днем явился Концедалов к оперу. Но не потому, что настучать на кого приспичило, а потому, что уже тогда о будущем распределении взгрустнулось. А тут еще дядя-политработник со своими советами. Дядя Василия на Таджикской границе начальником оперотдела числился, звал очень, во всем помочь обещал.
Постучал Концедалов в дверь, зашел, представился. 
- По какому вопросу? - у него капитан интересуется.
- Хочу, - говорит курсант, после выпуска Родине служить в Таджикистане, на границе, воинская часть такая-то и такая-то, не могли бы посодействовать?
Тут звонок. Капитан поднимает трубочку:
- Да? Товарищ генерал? Как здоровьице? И у меня ничего…Зайти к вам? Попозже… Через полчаса будете? Вот и хорошо…Ну, - капитан кладет трубочку, - А вы знаете, курсант, что боевые действия идут в Таджикистане-то? 
- Так точно.
- И все равно желаете?
- Хочу.
- Дядя потому что?
- А откуда вы знаете?
- Служба…
- Ну, дядя…да и Родину защищать…
- Ну, только про Родину мне не надо! – Улыбается опер, - вы про дядю расскажите лучше... А я вас вызову. – И, выслушав нехитрую историю про дядю, заканчивает разговор.
Не известно, звонил ли опер куда, интересовался? Но не забыл обещание и вызвал в начале четвертого курса. Заставил Концедалов сочинить биографию и заполнить какие-то анкеты. Затем – долго и муторно беседовал, предлагая то чаю, то кофе. В результате нескольких встреч Бахов сказал, что нужно наедятся и ждать, но он ничего не обещает. И, пожав руку, выпроводил курсанта за дверь...
Должности от МО генерал раздавал лично. Для этого аудиторию на кафедре физо, самую вылизанную в училище, украсили столом с белой скатертью, временно кастрировав трибуну . 
Первыми на раздачу к генералу, как и положено, пригласили медалистов и краснодипломников. Остальные пару сотен человек, не попавших в силки вер-бовщиков-«покупателей», остались за дверью, образуя очередь побольше, чем во времена борьбы Гобачева с пьянство за горячительными напитками. 
Главная привилегия отличников, состоявшая в возможности быть первыми на ковре у генерала, не говорила о том, что у них будет лучший выбор. На белой скатерти возлежали списки, где напротив «заманчивых» адресов уже написали фамилии. В дальнейшем списки попадут в строевую часть, которая выпишет листы распределения и выдаст проездные документы.
В принципе, сам трюк с представлением генералу и получением от него благословления и места будущей службы - дешевый фарс. Строевая часть легко могла избавить Сердюкова от необходимости пожимать руку каждому, но генерал настоял.
Концедалов шагнул «на ковер» к генералу в числе первых. В зачетке не хватало пару пятерок до золотой медали, но все равно диплом оказался достаточно «красным». 
Перед Концедаловым генерал подозвал старшего сержанта гигантского рота, скорее похожего на рэкетира, чем на краснодипломника. За Василем шел Шамин, получивший светлую голову в придачу к физкультурным показателям.
- Поздравляю, - пожал Сердюков Концедалову руку, - вы едите в Омск в школу оперативных работников продолжать свое обучение...
И подозвал другого. А Концедалов, не понимая своего счастья, ушел спать в роту. Уж очень болела эта штука под фуражкой после вчерашнего. Выпускники расслаблялись. Взмыленный Нюхтин прискакал в роту следом и быстро отыскал Концедалова, завалившегося на койку в кубрике.
- Концедалов, ты по «распределению» куда попал? – Коварно поинтересовался он.
- В Омск учится еду. Курсы оперработников…
- Да ты знаешь, кому дорогу перешел? Меня сейчас из-за тебя так поимели – мало не покажется, - по мятому пятачку майора было видно, что он говорит правду. – Короче, сожалею, все аннулировано. Выбирай, куда хочешь, но придется тебе еще раз к генералу пойти…
- Не понял?
- Что «не понял?» Тебя на первом курсе за самоход исключали?
- Исключали…
- Кто тебя перед Мотором «отмазал»?.. Нестеру на втором фингал под глаз поставил?
- Поставил…
- Из училища не выгнали? А история с Шаминым? Ты думаешь, я не понял, что Шамин был в самоходе? На губу мог отправить обоих…
- Не доказали бы!
- А тут и доказывать ничего не нужно! Повод всегда придумать можно! Ты же не ангел! На утреннем осмотре запах перегара – и прощай карьера военного… Короче, училище разгоняют…
- Ну?
- Если ты не идешь к генералу, меня под зад и «на гражданку». А жена, дети, пенсия?..
Концедалов был огорчен, но не расстроен. Четыре года армейской жизни научили подчиняться командирам. Полковниками становятся дети полковников, а генералами - дети генералов. Военная аксиома. 
Нютин предлагал любой город на выбор. Впрочем, особых желаний не возникало. В Таджикистан не попал, спасибо Бахаву. Москва далеко. Да и чего там, в Москве, медом помазано? Служить - так поближе к дому. 
- Волгоград хочу! – заявил Концедалов.
- Будет тебе Волгоград! – клялся ротный, - Но это СКВО, так что только через Ростов. Согласен?
Большого выбора не представлялось, и согласие оказалось достигнуто. После чего Нюхтин на руках пропихнул Концедалова к заветной двери, и тот проник к генералу без всякой очереди.
- Младший сержант Концедалов, СКВО, город Ростов-на-Дону. Поздравляю! – Зачитал генерал измененный список и, не узнавая, вторично протянул руку «осчастливленному».
Скорее всего, генерал не знал, что по второму разу «распределяет» молодого лейтенанта. «Своих» генерал распределил куда следует заранее. Видно, кто-то из подслеповатых заместителей пропустил «лакомый кусочек» и теперь, присутствуя на зачтении приказов, заметил оплошность. Если бы выпускник возмутился, призвал к справедливости, напомнил генералу, что он уже жал его руку сегодня и выслушивал сердечные напутствия «на дорожку», все бы могло измениться: Концедалов бы поехал учиться, а Нюхтин – копать огород на «гражданку». По правде, генералам насрать на отдельно взятую личностью, генералы привыкают мыслить масштабно, полками, дивизиями, армиями. Но сделать подлог за спиною начальства?! За спиною самого капитана Бахава?! Нарушении принципов субординации, бунт на корабле! Тут бы уж генерал докопался до истины: дело принципа. «А ну, кто у нас такой умный?! Ах, это вы, товарищ полковник?! Родная кровинушка, говорите? А простой курсант, значит, погибай?! Без волосатой руки – значит, не человек, да?!.. На пенсию! Завтра! Нет, сегодня! Вернуть все как было, и наказать кого следует!» И не полетел бы Концедалов в Ростов, а оттуда трамплином - в Грозный присоединять отмирающий лоскуток территории к огромному телу Российского государства. А выучился бы на опера и стал бы в поте лица выявлять несознательных элементов в рядах вооруженных сил. Но… не сложилось. 
Сказав заученное «Служу Отечеству!», выпускник пулей вылетел во двор. Там его встречал Ченин.
- Ты что, второй раз на «комиссию» ходил? – поинтересовался.
- Да, вот, понимаешь, никак не могу распрощаться с генералом…
- И куда?
- Теперь - в Ростов…
- Ну, значит, вместе поедем, - обрадовался Ченин.
На том и порешили.
. . .

Показателем уровня культурности молодых лейтенантов является выпуск. Чем меньше в ночь перед выпуском телевизоров из окна полетело, тем более культурны будущие офицеры. Поэтому командиры поощряют увольнения с ночевкой в последние курсантские дни. Даже если курсанту ночевать-то особенно негде, его все равно уговорят навестить подругу, друзей, неважно кого, лишь бы без пяти минут лейтенант не бедокурил в подразделении. 
За три дня до выпуска в шестой роте пропали видеомагнитофон и телевизор. Курсанты приобретали аппаратуру, скинувшись хором еще на первом курсе. Офицеры, конечно, в этом участия не принимали, что не помешало Нюхтину сберечь имущество, перенеся аппаратуру к себе домой. 
- Вай! Куда это вы, товарыш майор?! – Пытался остановить ротного Меркотан.
Нюхтин, пробегая мимо, вопроса не заметил.
- Эй, майор, вещички-то на обшыэ дэнги куплены! 
- А я их в опись имущества роты занес! – Соврал ротный, предпочитая не останавливаться.
На его счастье, Меркотан не крикнул товарищей, а сам отбирать у майора аппаратуру постеснялся. В отместку были проданы несколько красивых железок из качалки, ручные поделки из агитации в ленинской комнате и новая трибуна, расписанная орлами под звездами. Деньги выпускники пропили.
Наконец, закруглились все приготовления и тренировки. Последний предпраздничный день пролетел мимо: с утра выпускников вытолкали в увольнение, где они не слушались ни маму, ни комбата, имели сношения с женщинами и употребляли алголь. За четыре года дури накопилось достаточно. Единственным ограничением являлось то, что утром обязательно нужно вернуться в родную роту – как-никак, выпуск случается не каждый день. Перед парадом предстояло еще получить документы и деньги. 
В ночь перед выпуском в Камышине не осталось свободных баров: все места резервировались заранее повзводно. «Господа офицеры! Ваше сердце…» - раздавалось на каждом перекрестке. Выпускники горланили свое, рвали на груди рубахи и заливали прохожих барышень «Шампанским». До утра город не чаял уснуть, прислушиваясь к строевым песням и топоту пляшущих выпускников. Только с рассветом гуляние более-менее улеглось, и горожане отважились без фиги в кармане выйти на улицу.
Заспанное Солнышко ещё ворочалось с боку на бок, первыми рассветными лучиками неохотно елозя глаза, когда в КВВКИСУ с дальних и ближних окраин Камышина потянулись зомби. Их глаза, обведённые кругами бессонницы, были закрыты, плечи, украшенные новенькими лейтенантскими погонами, безвольно опущены. Организмы, бессовестно отравленные алкоголем, требовали горизонтального положения и пива. Но ноги! Обутые в новенькие офицерские полуботинки ноги! Ноги, занемевшие от ночных оргий, поисков приключений и беспокойного сна в позе эмбриона! Они ещё вчера получили приказ вернуться, и вот теперь, подобно старому мерину, несли бездыханные хозяйские тела назад в стойло. 
Когда Меркотан прибыл из своего последнего увольнения, то застал в своем кубрике полный разгром: стулья переломаны, занавеска на окне сорвана, по стенам размазаны кровавые сопли. На подушках остались следы от чьих-то грязных сапог, а цветочек в горшочке варварски изничтожен. Картину природы неизвестного мастера брюхом вверх нацепили на дверную ручку. Посреди этого хаоса, не известно чем осчастливленный, восседал на обломках стула совершенно пьянющий Канавец. Он, икая, любовался в уцелевшем куске настенного зеркала свежим шрамом над левой бровью. Шамин сидел рядом на подоконнике и грыз семечки, сплевывая через разбитое окошко.
- Вах! Нэ хило! – Присвистнул Меркотан. – Ну, рассказывайтэ…
- Лучше ты расскажи, где был в трудный для Родины час? – Отозвался Канавец, шатаясь в положении «сидя».
- Вай! Правду говоры: кого вы здэсь жизны лишили?!
- Это не мы – это нас тут всех ночью порешить хотели. Как спящих троянцев коварные греки!
- Понымаю…И кто же выступыл в роли коня?
- Лошадью оказался старший сержант Беднов, любимейший замкомвзвод 61-го взвода, - Растянул губы в кошачьей улыбке Канавец,- Но лошадь с яйцами привела за собой целый табун…
Дело выглядело следующим образом. Начали гулять в баре. К утру многие, особенно женатые, принялись расходиться. Точнее, расползаться. Когда пить физически было уже нечего и невозможно, Канавец плюс Шамин культурно гуляли по парку. В три ночи искали женщин. Женщины не повстречались, но повстречались какие-то пьяные типы, которые при ближайшем рассмотрении оказались курсантами 61-го взвода. Женщин у них тоже не было. Начали искать вместе. Слово за слово, устроили скоморошную потасовку. В результате Канавец и Беднов сцепились, да так, что Беднова свои унесли с поля битвы на руках. Беднов, местный, добравшись до дома, ничего не придумал лучше, как своему брату, взводнику на втором курсе, пожаловаться.