Geum.ru

Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
ГЛАВА II. СТАЖИРОВКА.

Время, озабоченное поступательным движением, с занудным постоянством вышагивает только вперед. Ни на пенек присесть, ни пирожком перекусить. Раскрученная его упругими шагами, вертится центрифуга вселенной. Бог, механик вселенной, тянет свою лямку с надеждой на пенсию, его давно тошнит от этого монотонного вращения перед глазами, от неконтактов и неполадок. Он совершает подвиг не ради зарплаты – зарплаты, как и подвига, для бога не существует. Бог делает свою работу ради чего-то архиважного, но чего именно, вдруг забылось за давностью лет: склероз одолевает даже бога. Ах, да, ради Идеи! Ради прекрасной Идеи! Только Время меняет Идеи как перчатки, бросая их в мусорные черные дыры на своем пути в вечность…
Так, под тиканье вселенского хронометра, меняются времена года, социальные строи, правительства и, казалось, незыблемые приказы военного командования. Войска, посланные в Ичкерию, чтобы победить, отступили. Боевики расстреляли небо, празднуя победу. Русская армия зализывала раны. Тыловые генералы, решив, что обстановка в регионе стабилизировалась, отменили приказ о всеобщем казарменном положении личного состава частей и подразделений СКВО. Офицеры вернулись к женам. Курсантам возобновили увольнения. «На всякий случай» остались лишь оперативные взвода, да усиленное вооружение обычных нарядов. 
Четверокурсники поспешили избавиться от оружия. Сдав зимнюю сессию, они убывали на войсковую стажировку. Оставалось рассчитаться с казенным имуществом да получить деньги «на жизнь». После стажа начинаются ГОССы, пьянки, парад и – две маленькие золотые звездочки падают на погоны. 
Отделив себя заиндевелыми стеклами от зимы и свободы, четверокурсники коротали время учебных занятий на сампо. Учить, в принципе, уже нечего, да и незачем: оценки выставлялись автоматически. Отличники получали отлично на заработанном авторитете. Хорошисты смело рассчитывали не хорошо. Оценки в зачетке, проставленные за предыдущие годы, играли теперь решающую роль. Те, у кого успеваемость «хромала», нанимались подмастерьями на «провальных» кафедрах, заколачивая законную тройку. У остальных учебное время уходило на сон и пустую болтовню.
- Представьте себе, - мучался бессонницей курсант Канавец, - представьте себе, что после выпуска по распределению отправляют тебя, сопливого лейтенанта (ну, что ты на меня уставился, Нестер?!) куда-нибудь в Чечню. Или в Таджикистан. Или в новую точку заткнуть горячую дырку. Строить, так сказать, быт армии в отдельно взятой десантной роте. Подходы заминированы, поэтому сбрасывают на место с парашютом, прямо в штаб. В штабе сидит мордатый такой выпускник Рязанского училища, генерал, в оловянных солдатиков играет. И «мордатый» тогда тебя спрашивает, мол:
- Ты, лейтенант, организацию изучал? 
- Так точно, - отвечаешь, - изучал!
- Ну, тогда организуй-ка нам фронтальное наступление!
Что тут делать? Краснеешь, конечно, руками так разводишь, мол, строитель я, мне бы того, с прорабской документацией ознакомиться…
- Ага! - обрадуется начальник и, хлоп, прямо в руки кидает кипу штабных карт. - На, - говорит, - с документацией ознакомься. С прорабской. Раз строитель, то построй-ка ты нам устойчивую оборону!
- Какая оборона? Мне мама трогать оборону всегда строго настрого запрещала!..
Ведь обязательно построишь чего-то не так, а потом то артиллерия не в ту сторону долбит, то окопы в болоте вырыты… 
- Нет, уж лучше увольте сразу! 
А знаешь, как в условиях военного времени увольняют? Генерал крикнет какому-нибудь ефрейтору Сорокодубову: «Уволить лейтенанта!» Тот: «Паф! Паф!» - и уволен из рядов вооруженных сил с бесплатным погребением на родине… 
- Таких организаторов, как Нестер, еще с абитуры увольнять нужно! – подключился шухерной Шухарев. – Если бы не такие организаторы, в мировой прессе давно бы склоки успокоились по поводу маленького, но разрушительного землетрясения в городе Грозном. И кому шуметь, если всё уничтожено? Одна ма-а-аленькая атомная бомба...
- Ну, че ко мне пристали? – обиделся Нестер.
Луценко ворвался в класс, сверкая фиксой.
- Откуды дравышки? - поинтересовался сержант Меркотан.
Луцк лыбился счастливо. Фикса слепила.
- Пока вы здесь зубрите, старшина в роте деньги даёт!
Взвод оживился. Уснувшие приподняли головы. Особо шустрые схватились за фуражки. Шухарев замер в позиции «На старт!»
- Сидэт! - прикрикнул Меркотан, а сам поинтересовался. – Э, а ты, дарагой, уже что, палучил?
- Да нет, - с сожалением вздохнул Луцк, - старшина заявил, что будет выдавать только повзводно. Но предупредил, чтобы до половины второго все получили, а то он в наряд заступает…
В соседнем 61-м взводе Нюхтин принимал зачеты по уставам и при этом имел вредную привычку ходить по взводам, пугать спящих. Несанкционированный уход с сампо чреват взбучкой с возможным лишением увольнений. В то же время, в половине второго старшина уйдёт готовиться к наряду, и потом ищи-свищи его после девятнадцати ноль…
- Да чего там! Тихо уйдём! Кто пискнет - уши оторву! Понял, Дорофеев?! – сержант Шамин стоял в дверях, напяливая фуражку, - пойдем!
- Почему, как что, так сразу - Дорофеев?
- Заткнысь, Пухлый! - цыкнул Меркотан, оставшийся за старшего, - выходым бэз звука! Строимса внызу и строем шагаэм в роту. Арганизованна! Панятно, да?
Курсанты дружно закивали головами. Денежки любили все.
Гуськом вышли из класса. Нюхтин басил за дверями соседнего взвода. Прокравшись по коридору, привидениями спустились к запасному выходу. Моментально построившись, замаршировали в казарму с миной священного долга на физиономиях. Попавшийся на встречу майоришко поприветствовал воинство. Со стороны выходило: курсантское подразделение, на отлично выполнив задачу, возвращается с работ. 
В роте никак не решалась проблема с отоплением: дневальный в шинели вертелся вокруг телевизора. Дежурный по роте застрял в оружейке, опечатывая ящики с оружием и пустые пирамиды. Старшина, как и положено, копался в барахлишке, складывая и перекладывая. Меркотан доложил старшине о прибытии взвода.
- Ну, что ж, Меркотан, стройтесь в коридоре, - приказал прапорщик Бурмистров.
На ходу прикидывая, прокручивая, возводя в квадрат и извлекая корень, Бурмистров, нашептывая что-то, предстал пред ясные очи подчиненных. Курсанты горели от нетерпения:
- Алексей Иванович, а пайковые дают?..
- Товарищ старший прапорщик, а зарплату за всю задолжность?..
- Пора бы уже и получать, что ли?..
Бурмистров обвёл медвежьими глазками гомонящих четверокурсников:
- МЕРКОТАН, УСПОКОЙТЕ ВЗВОД!
Воины притихли. Бурмистрова уважали за страшную способность сделать так, что в очереди за зарплатой ты окажешься последним. Прапор подбоченился и пискнул:
- А сейчась по шестьеро заходьим, берьём ящички с оружьем и несьём в патьтерну…
- Товарищ прапорщик, - возмутились люди, а как же деньги!?
Бурмистров сделал удивлённое лицо:
- Какьие деньги, Мерькотан?
- Ну вы же сами через Луценко предупреждали, что бы до половины второго все получили…
Луценко от удивления потерял дар речи. Он выпучил глаза и пялился на прапора так, что золотой зуб лампочкой сверкал из пещеры. Шамин пихнул его локтём в бок:
- Зуб-то свистящий… выбить придётся, - пригрозил он.
- Да я… сам… меня… ё моё! - развел Луцк руками, - как наебали!.. 
Взвод заголосил.
- ТИХО!- рыкнул Бурмистров, после чего заверещал, - А по дрьугому вас в рьоту не соберьешь.. Деньги выдамь после сьдачи орьужия…. ХОРОШ ШУМЕТЬ! Это прьиказ командирьа рьоты…
Канавец упал наземь:
- Ё!.. Ну, и идиоты же мы! «Выходым бэз звука! Арганизованна!» Нюхтин-то, оказывается, в курсе! Вот это, я понимаю, организация!..
. . .

После обеда избавленная от оружия и готовая к убытию 6-я рота рассажена в фойе, как объяснил Нюхтин: «Для профилактической беседы в преддверии стажировки». Нюх пригласил себя на трибуну. Начинал он плавно, издалека: 
- Ну, что касается выборов, выборы, наконец, прошли, - объявил он. - Доставайте свои комсомольские билеты: «наши» опять победили. Я-то все эти годы членские взносы аккуратно откладывал, как положено коммунисту и офицеру… Что же касается дисциплины, - ротный выразительно щёлкнул себя по горлу, - праздники прошли без замечаний. То бишь с пьяными лицами не замечено никого, только с подозрительными. С подозрительно пьяными лицами… Вот, например, сегодня утром майор Поляков мне рассказал преинтересную историю. Про одного курсанта, проживающего в 5 микрорайоне. Как будто курсант в пивбаре размахивал пачкой денег перед лицом девицы и орал, что, мол, вот ещё триста тысяч, гуляем до утра…
- Да не было у меня столько бабок! - Возмутился виновный, спрятавшись за спины товарищей.
- А что, Калачёв, разве я про вас рассказываю? Я же вашу фамилию не назвал, правда? - Вскинул свой пятачок Нюхтин. После чего невозмутимо продолжил:
- Фофик Дорофеев, вообще, может ко мне больше за увольнениями с ночёвкой не подходить…
- Почему?
- А потому, что ты, Фофик, птица такая, «перепел» называется. И пахнет от тебя по утрам хуже, чем от Змея Горыныча.
- Ну, товарищ майор, - возразил с места Дорофеев, - вы же сами говорили, что каждый настоящий мужчина должен вырастить сына, посадить дерево и выпить сто граммов на коммунистическом субботнике. А так как у нас по субботам парко-хозайственный день…
- Нет, пить только не на ПХД! - Остановил дискуссию ротный. - А если кто-то что-нибудь ещё с места скажет, то я кого-то накажу!
Наконец, уделив внимание экзаменам и пару слов сказав о грядущей стажировке, Нюхтин предоставил слово батальонному врачу мадам Мель, любезно согласившаяся разъяснить курсантам некоторые медицинские тайны. Сразу встал щепетильный, но актуальный вопрос - о случайных половых связях.
- Следует избегать тех товарищей, кто подвержен женским ласкам. – Предупредила курсантов ангел в белом халате. - Потому как венерические болезни передаются легко и иногда принимают трудно излечимые, скрытые формы. За примером далеко ходить не надо! – Екатерина Ивановна обвела небесно-голубым взглядом притихших слушателей, отчего некоторые из них почувствовали себя неудобно. Медики всегда знают слишком много о каждом из нас. - У одного знакомого врача оказался врождённый сифилис, который обнаружился совершенно случайно!..
- Как? - Затаила дыхание рота.
- При вскрытии! Он умер… 
Курсанты сочувственно зацокали языками. Нюхтин, стоявший чуть в стороне, нахмурился, что положительно сказалось на дисциплине.
- У вас на стажировке окажется много свободы и соблазнов. А в состоянии алкогольного опьянения, - врач строго погрозила перстом, - может неожиданно встретиться случайная половая связь. Тогда, с согласия партнёрши, конечно, нужно воспользоваться презервативом… Но при этом существуют частные ситуации, которые общему анализу не поддаются.
На счет частных ситуаций аудитория согласно закивала головами, и медик воодушевленно продолжила:
- Например такой случай. После стажа один выпускник обратился к венерологу, но врач у него ничего не обнаружил. Через некоторое время тот же курсант обратился опять. Результат отрицательный. Когда больной обратился к венерологу в третий раз, тот послал пациента к психиатру… Так что имейте ввиду, особенно женатые - наказанием за случайные связи может служить не только болезнь тела, но и психические заболевания, связанные с чувством вины…
Четверокурсники переживали. Стажировка с чувством неискупимой вины начиналась практически завтра. Только б успеть помолиться на дорожку…
. . .

Правдами-неправдами, через пап-полковников и личные связи, но 62-й курсантский взвод полным составом получил места для стажа в Питере. Остальные разъезжались кто как: в Ульяновск, в Воронеж, в Москву. В захолустную глубинку, часть номер 2100 на тысячном километре. Особо одаренные полетели на Дальний Восток. Для 62-го же взвода все сложилось организованно и гладко: прибытие в Москву, штурм метро и вот уже «Красная стрела», отчалив с Ленинградского, мерно отстукивала по шпалам из столицы белокаменной в столицу северную. Курсант Канавец протер запотевшее окошко рукой. Мимо проносились запорошенные берёзовые леса с серыми плешами болот. 
- Какое, однако, матовое стекло, - в задумчивости изрёк Канавец.
- Ага, такое же мягкое, как маты, - схохмил для поддержания светской беседы расположившийся на верхней полке Шамин. 
- Да нет, просто всё оно русским фольклором исписано…
Чем дальше уносил пассажиров поезд, тем суровее становилась природа. В то время, когда в Камышине от полуденного Солнца зачинались ручьи и пробовали голоса птицы, здесь ещё нетленно лежал снег.
- Внимание, господа! - привлёк всеобщее внимание Луценко. - В виду того, что количество горячительных напитков ограничено, а желание есть у многих, предлагаю конкурс: рассказываем анекдоты. Обязательное условие - герои анекдотов - знакомые лица, Взводник, преподы, Нестер. 
- Ну, че ко мне пристали?
- Каждый, рассказавший анекдот, получает законные сто грамм! Предупреждаю, водки на всех не хватит! - И оратор водрузил на маленький столик личную поллитровку. Население вагона оживилось. Появились заинтересованные лица.
- Э, про Нюха, да?! - К столику протиснулся, задевая головой потолок, Меркотан. - Дочкъ Жэня тырыбит папу за рукав китэля: «Папа, папа, смотры, курсанты кырпичъ ва-аруют!» «Что ты, Жэня? – Успа-акаиваетъ дочку Нухтин. - Эта курсанты памагают тваему папе гаражъ строит! Надо бы их па-ащерит...». Через нэкоторое врэмя Жэня опятъ тырыбит за рукав сваего папу: «Смотры, смотры, курсанты из сталовой памагают тэбэ ка-артошкой запасатъса!» «А вот ка-артошку оны варуютъ! - Гаварит Нухтин. – Па-айдём-ка их накажым!».
Под одобрительный хохот сержант Меркотан получил законные сто грамм. К столу, расталкивая товарищей локтями, пробился Вовик Дорофеев:
- Анекдот про старшего лейтенанта Тупикова! Попрошу внимания. Итак... Взводный класс, сампо, всё тихо. Вдруг открывается дверь, входит лейтенант Тупиков и говорит: «Ребята! Я всё понял!..».
И, освободив тару, Дорофеев бросился закусывать, чем бог послал. За ушами весело захрустело.
- Про Мотора хотите послушать? - Щамин свесился сверху. - Идёт, значит, Мотренко по подразделению. Вдруг видит - за тумбочкой дневального какая-то бутылка стоит. Вынул он её, а что за этикетка - не разобрать. «И что это здесь курсанты пили?» - Спрашивает. Начинает, значит, с этикеточки грязь рукой стирать. Трет значит. Из бутылки появляется Джин. «Загадывай желание!» - Говорит. «Хочу! Хочу? Хочу… чтоб война в Чечне кончилась!» - Сообразил Мотренко. «Это нельзя, я в политику не вмешиваюсь, - заявляет Джин, - загадывай другое желание». «Тогда сделайте так, я избавился от всех дурных привычек!» - Просит Мотренко. «И чтобы руками перестал по карманам елозить?» - Переспрашивает Джин. «Ага, - говорит Мотренко, - и чтоб руками перестал...» Вздохнул тогда Джин. «Неси, - говорит, карту, будем эту твою Чечню искать...» 
- А у меня четверостишие сразу про двоих! Выходит, мне двести граммов полагается? - Вступил в разговор Концедалов.
- За четверостишие - только пятьдесят....
- Ладно, уговорили, согласен на сто. Итак: 
Мотор приказал кубрик убрать.
И сам под кровать полез пыль проверять.
Долго смеялся Нюхтин капитан,
Глядя, как Мотренко ест таракан!...
. . .

Город великого Петра встречал приезжих не гостеприимным сырым мартовским туманом. Пригодились шинели. Укутавшись в кашне подобно Наполеоновской гвардии, курсанты замерзали. Сизые клубы пара и дыма простирались над перроном, локомотивы, гудя, пели песню о воспалении лёгких.
На перроне приезжих встретил шустрый маленький капитан, который, быстро поприветствовав прибывшего вместе со всеми подполковника, ответственного за курсантов на стаже, принялся раскидывать военнослужащих по подразделениям.
- Луценко, Жаров, Концедалов, Канавец! - чётко отрезал он кусок от курсантского пирога. - ОВСЧ 369. Вот эти бойцы вас проводят.
И, увлекаемые 2-мя разухабистыми солдатами, дерзко кидающими меткие словечки в сторону проходящих молоденьких самочек, обозначенные товарищи провалились в ненасытное брюхо Метрополитена.
Метро вывезло на окраину. Дальше долго и серьезно, с переходами и пересадками, добирались желтыми пустыми автобусами. Наконец, часа через два пути, попали в обещанный «Питер». Строительная часть ОВСЧ 369 располагалась в пристоличной глуши между железнодорожной базой и болотом. Городом только пахло. В воздухе витал аромат слитой на землю саляры, сырости и кирзы. Остальным сотоварищам, впрочем, повезло не больше.
. . .

На въездных воротах ОВСЧ кто-то умный гвоздем накарябал: «Осторожно! Здесь живут люди!» Солдатик, получивший команду «замазать на хер», в ведре мешал краску. Сержант стоял рядом, чесал репу и ругался: металлическая поверхность выгорела на Солнце, подобрать цвет «как раньше» не получалось. Придется перекрашивать наружную сторону полностью.
В части курсантов ждали. Прибывших отвели прямиком в канцелярию роты, где местные офицеры первым делом предложили познакомиться.
- Разрешите представиться: Шабашов, пятнадцатилетний капитан. Не подумайте, что мне лет столько - на пенсию в следующем году ухожу. Просто я пятнадцать лет «на взводе», в капитанах… - Пожилой великан указал на крепко сбитого старлея рядом с ним, - А вот мой замкомроты, вечно старший лейтенант Бахтин, прошу любить и жаловать!
Курсанты представились тоже, заикаясь от мандража. Коренастый старлей, уже за тридцать, нажал на кнопку звонка на столе. По звонку прибежало двое: краснорожий с белесыми бровями, выбритый под колобок, и загорелый жгучий брюнет «с Кавказа». 
- Позитив и негатив! – Выдал местную хохму старлей, посылая одного бойца в столовую за закуской, а другого в киоск за напитками.
- Так организуется скатерть самобранка. Сначала бранишься, а потом получаешь из столовой то, что осталось…
Через пять минут «позитив и негатив» доставили две банки тушёнки, пучок зелёного лука и несколько алюминиевых ложек. Из киоска - литровая бутылка 96 про-центного «Рояля».Главным же блюдом был подан котелок с еще теплой картошкой.
- Воин! Сколько же можно картошку без хлеба жрать! Почему не принес, что, не осталось?! - Возмутился старлей. - С вами в колорадского жука превратишься! 
- Хорошо, хоть картошка есть, - поддержал Шабашов, - Если так и дальше пойдет, придется просто окукливаться до следующей зарплаты…
Курсанты завертели головами. Капитан объяснил причину возмущений:
- Раньше, когда в государстве нормально деньги плотили, этот предмет, - он выразительно звякнул по бутылке, - являлся вроде глотка свежего воздуха. Оп, глотнул немного, и погрузился в работу. О закуси даже не задумывались – столы ломились… Теперь же мы дышим толстым-толстым слоем пыли - ни жрачки, не зарплаты - только водка и спасает…
Великан разлил по пластиковым стаканам огненную жидкость, предложив желающим разбавлять по вкусу. От «Рояля» пластик скукожился и задымился. Курсанты испуганно схватились за воду.
- Я, значиться, того - не пью, – потупил глаза Саша Жаров.
- А мы тоже не пьём. Мы её, родимую, через кожу впитываем!
Офицеры быстренько пропустили «по первой». Курсанты, переглянувшись, последовали их примеру. Даже Жаров, морщась с непривычки, будто глотая живого таракана, выпил свое. Пятнадцатилетний капитан, наполняя стаканы по-новой, поучал:
- Забудьте, чему вас учили пиджаки-преподаватели. Психология там разная, педагогика… Всё это в теории хорошо получается, в книжках, а на практике… У меня во взводе из двадцати восьми человек двадцать судимых, а остальные только потому не попали за решётку, что армия спасла… Такие рецидивы попадаются, спиной повернуться страшно. Если у них авторитет не заработал, все, можешь из армии увольняться. На становление же авторитета влияют три метода работы с личным составом: кулак, палка и железная цепь. Утро начинается с подъёма переворотом, при этом кровати нужно только переворачивать, но не рушить, имущество-то казенное. Особо одаренных – в «холодную», путь подумают, не жравши. Очень воспитывает гарнизонная гауптвахта. С гауптвахты самые отпетые шелковыми возвращаются. Но, обычно, через санчасть, если не комиссуют. Дисбат, конечно, крайняя мера, но раз в год, для острастки, кого-нибудь отправить туда обязан… Так, глядишь, авторитет и родил… А между первой и второй - промежуток, сами знаете какой. - Шабашов легонько чокнулся со всеми и одним махом опрокинул стакан. Огненная масса, не коснувшись горла, сразу попала в желудок.
- Тут этой зимой история одна приключилась, правда не у нас, а в соседней ВЧ. Там дежурным по части заступил какой-то маломощный лейтенант, совсем ещё салага. По этому случаю «старички» немного расслабились, после отбоя праздник себе устроили. День рождения у кого-то из них что ли был, не знаю… Сидят они себе в кочегарке, тепло, хорошо, отмечают. Дежурный по части нагрянул, строить их стал. Не вошёл, понимаешь, в положение… Так только через неделю в топке пуговицы от шинели нашли, по пуговицам лейтенанта и опознали… 
-Да, ладно, Иваныч, молодежь-то пугать! - Перебил Шабашова старлей. - Не берите в голову, это он так шутит. На самом деле, если с юмором подходить, то жить можно. Вот, например, совсем уж угарный случай. Достали, значит, где-то «военные истребители» конопляных зёрен. У нас-то тут климат неподходящий, конопля не то что не вызревает, она и не растёт даже. Но есть спецы по этой части. И решили они себе праздник устроить. Из конопляных зёрен на подсолнечном масле кашу сварили. Главное - сахару побольше, масла, чтобы, значит, не так противно было. Скушали по ложечке - хорошо. Сидят, курят. А тут дневальный прибегает, говорит, дежурный по части требует ужин в канцелярию доставить. Ну, они ему и доставили. Сладкая такая каша была, очень дежурному понравилась. Потом он до самого утра видик смотрел. Боевики американские, «Робокоп», «Коммандос». Не знаю, где уж он бронник и «сферу» откопал, только вот в таком одеянии утром на развод и вышел… 
- А сейчас - армейский тост! - Пятнадцатилетний капитан, несмотря на то, что спирт водою не разбавлял, держался молодцом. Только глаза его страшно покраснели, и теперь горели неугасимым пламенем. - Путь поп напивается до чёртиков, врач - до коликов, плотник - в доску, сапожник - в стельку! Пусть девушка пьёт до потери сопротивляемости, философ - до потери сознания, голубые - до синевы, а стекольщики напиваются вдребезги! Сантехники пусть пьют до усрачки, водолазы - до донышка, шахтёры - до упора... Но офицер пусть напивается до звезды! Потому, что как только офицер на грудь принял, ему всё становиться до звезды, до самой далёкой звезды!... 
. . .

На следующий день, уже представленные личному составу, стажеры отправились в канцелярию ознакомиться с личными делами военнослужащих. Заскучав, перебирали бумажные кипы. Пыльные бумажки, похожие одна на другую, не внушали особого оптимизма. Вдруг примостившийся на уголочке стула Канавец, агонизируя, стал сползать на пол, с беззвучно надкусывая воздух. Товарищи испуганно склонились над умирающим. Умирающий прижимал к груди папку с личным делом какого-то военного строителя. Концедалов отобрал у него «Дело» и прочитал:

Автобиография Ефимова С. К.

Я, военный строитель рядовой Ефимов Степан, родился в городе Ленинграде 18 ноября 19.. года. Сейчас такого города нет, от Ленинграда осталась только область, а сам город по-новому переименован в старое название Санкт-Петербург.
Когда я родился, папа забрал маму из роддома, а меня забыл. Поэтому до трёх лет я жил в яслях-интернат, затем встал на ноги и пошёл в садик. В садике получил первую черепно-мозговую травму: когда мы играли в прятки, упал навесной шкаф, а я под ним прятался. Попал в больницу.
Там я пробыл четыре года. Затем меня перевели в детдом № 69. С первого класса научился любить школу и ходить на танцы. Но однажды побежал, по причине чего врезался в угол дома. Так случилась вторая черепно-мозговая травма. В доме сделали ремонт.
Когда пришло время выбирать профессию, то много выбирать не пришлось. Устроился в ПТУ с хитрым названием «Слесарь-газовщик-водитель-шофёр». Отучился там недолго, со второго курса ушёл по личным соображениям. Год болтался и нигде не работал. Но вскоре что-то надломилось, деньги кончились, устал ничего не делать и устроился на работу в текстильной промышленности. Вскоре мне по праву дали шестой разряд и зарплату. После зарплаты нашёл работу другую, более денежную. Потом ещё одну. Потом нашёл свою половину, так что с работой пришлось завязать. Зато жили мы с ней складно, даже хотели расписаться. Но я вовремя очухался и опять устроился на работу.
Когда мне исполнилось восемнадцать, я взял отгул, и с «18» ноября по «18» декабря справлял своё восемнадцатилетние.
Тут пришла повестка из военкомата, и я попал под машину. Третье сотрясение мозга. Но врач на медкомиссии сказал, что это не страшно, руками работаю нормально. Призвали меня военным строителем. Служу с «..» числа 19.. года на должности рядового подсобного рабочего в бригаде ефрейтора Шевченко.
Число. Подпись.
. . .

Настоящие солдаты, на поверку, оказались не такими страшными, как их рисовали местные командиры. Действительно, судьбы многих из них были изломаны тюрьмой. Хотя, скорее, семьей: в восемнадцать лет дети у нормальных родителей на зону не попадают. Те, кто миновали тюрьмы, разделялись на две категории: работяги, тянувшие всю основную работу в части, и уклонисты, те, по ком тюрьма плачет. Уклонисты, обычно, крутились возле уже отсидевших «авторитетов», приблатнялись и шестерили. Сами «откинувшиеся» соблюдали жесткую иерархию, о которой в умных книжках по психологии военного коллектива ни чего не написано. Умалчивается опыт работы с подобным контингентом и в «Уставе».
Офицеры же, пару дней повозившись со стажерами, скинули на них повседневную рутину, устроив себе внеочередной отпуск. Курсантов «запрягли» нести службу дежурными по части, по КПП, а так же сопровождать взвода на строительные объекты. Во искупление, в неслужебное время, стажеры получили полную свободу с условием возвращаться к утру. Такой обмен их устраивал.
После повседневного утреннего развода стройбатовцы грузились на машины, а те, кто работал поближе - пешем порядком убывали на объекты. Курсанты убывали с ними.
Первое время бойцы проверяли «новое начальство» на прочность, канючили, пытались слинять с участка, отлынивали и шланговали.
- Товарищ курсант, - пел очередной распиздяй, - ломы работать…
Стажеры, которым работать и самим было ломы, нашли компромисс: заключили «вечный мир» с сержантами, в результате которого сержанты получили полную свободу и дополнительные льготы, а стажеры отсыпались в строительных вагончиках после ночных бдений. Сержанты имели свои подход к личному составу:
- Ломы говоришь? Сейчас это будут ломы монтажные! А чтоб не было пиздежу, делай все, как я скажу. Ясно, боец?! Не то получишь замечание под правый глаз!..
Надо признаться, армейская жизнь в стройбате основывалась вовсе не на интеллектуальном превосходстве. Капитан Шабашов назначил на руководящие должности воинов с кулаками, так что нерадивые бойцы предпочитали быть «все во внимании», дабы не быть «в ощущениях».
Стажеры вздохнули свободно. Жаров поспешил посетить Петергоф и Эрмитаж. Зачерствевшие к искусству Канавец, Луценко и Концедалов примеряли загульную жизнь холостых офицеров. Взяв по бутылочке «Балтики»-шестёрки, вечерами отправлялась они на поиски «случайных половых связей». Происходило это примерно так:
В полупустом автобусе (троллейбусе, трамвае) определялась скучающая в свободном падении цель. Константин Канавец, как самый симпатичный из трех, неотразимый в потрёпанной кожаной куртке с красным шарфом, начинал свою сексуальную агрессию:
- Девушка, не возражаете, если мы с вами немножко познакомимся?
Девица, пронзив «прилипалу» неласковым взглядом, из-за интеллигентской застенчивости сопротивлялась:
- Вы лучше с кондуктором познакомьтесь. Будете бесплатно ездить.
- Да, бесплатно ездить хорошо… А то вот денег совсем нет…
- А если у вас денег нет, зачем тогда вы с девушками знакомитесь?
- Так мы будем ваши тратить! – резюмировал Канавец, довольный удачным дебютом.
Девица, хмыкнув, отворачивалась к окошку и выходила на следующей остановке. Если же она не выходила, то разговор продолжался.
- А у вас телефон есть? – шел на абордаж «прилипала». 
- Есть.
- А какой?
- Зелёный…
- Девушка, вы только не подумайте плохого! Мы ни какие-нибудь заразные или из сумасшедшего дома. У нас и справка есть. Просто сексуальный вопрос никак не решается…
- Все вы, мужчин, похотливые кобели…
Если и после этого девица не покидала транспорт, можно считать, что вечер начинался удачно. В результате троица почти не выезжала в Питер, игнорировала Петропавловскую крепость, памятники Петру и Аврору, но барышни принялись посещать КПП ОВСЧ 369 самостоятельно. В «комнате свиданий» «загудели» пьяные оргии. Имелась и возможность уединиться: к КПП доброй рукой капитана Шабашова была пристроена «холодная» для временного содержания арестованных с деревянными нарами. В «холодной» страшно воняло мочой и хлоркой, но после определенного «градуса» это никого не пугало. 
Дни заблудились в пьяном тумане. Однажды, прихватив «для плезиру» упертое из каптерки одеяло, повел очередную Машу в «холодную» отрастивший усы Канавец. Товарищи, подруги которых оказались менее сговорчивы, тем временем напивались, не в силах угнаться за дамами. Через некоторое время Канавец возвратился печальный. «Не встал!» – Констатировал он, когда дамы удалились пописать.
Страшное сексуальное заболевание, связанное с чувством вины и алкоголической зависимостью, брало свое. Во избежание тяжких последствий троица приняла решение остановиться на достигнутом и немного проветриться. 
- Ударим фотопробегом по Питеру! – родился девиз грядущего дня. 
. . .

Старый Санкт-Петербург, без сомненья, хорош. Игрушечно – монументальный с часовым механизмом Невы, которая разводными мостами рубит сутки на «до» и «после». Плавучий памятник революционного набата - «Аврора». Александрийский столп – фаллический символ. Заколоченные на зиму парки с замершими гипсово-бронзовыми истуканами. По-европейски не помпезное метро. Общее количество произведений искусства и памятников культуры и истории превосходит количество урн. И, конечно же, рыжий трамвай, оплетающий рельсами и сердце, и душу. 
Проклятые рельсы! Холодные шпалы! Автовладельцы вас ненавидят за разбитые «шаровые» и потекшие картеры, за дребезжащие глушители и хрипящую от встречи с вами радиолу. За зимние обледенелые виражи и летние неожиданные трамплины. За черепашьи переползания через ваши горбатые плечи. Мировые производители автомобильных монстров! Не тратьте ваши денежки на строительство испытательных полигонов, оплату специалистов и страховку каскадеров! Отправляйте образцы ваших «Джипов» в Питер, северную столицу. Дарите их людям! Абсолютно безвозмездно простые советские парни, потенциальные потребители, испытают вашу технику так, что вам станет дурно от выявленных недостатков! 
И посреди всей этой монументальности неопределенного возраста замызганный бомж, не имея желания ходить далеко, присел «по-большому» под кустиком Летнего сада. Ленивое Питерское светило сквозь голые ветви озарило окрестности парка и его немногих посетителей. Три курсанта решили запечатлеться на фото рядом с каменной Екатериной. Наряд милиции замешкался где-то и прилетел лишь в момент, когда основное дело оказалось закончено. Облегчившийся бедолага широкой своей ладонью вытирал зад, размазывая вторичный продукт о припорошенный снегом ствол векового дерева, помнящего мальчика Сашу со смешною фамилией Пушкин. В первом порыве стражи порядка кинулись крутить бродягу. Но, узрев сей обряд гигиены, они поостыли и, оглянувшись, не видит ли кто, потихоньку ретировались. После чего гражданин неопределенного возраста натянул свои лохмотья и тоже ушёл, наслаждаясь красотой и свободой.
- Вот это и есть - менталитет как способ мышления ментов, - съязвил Канавец, наблюдая поучительную сцену. 
Вне парков Питер оказался шумен и многолюден. Выдался день какого-то не традиционного праздника, кажется, выборов в мэры. Мегафоны и транспаранты призывали отдаться за Собчака. На Дворцовой площади сколотили деревянные помосты. На них, толкая друг друга, долго кланялись поздравляльщики, скоморохи, музыканты. Обещали лечебный сеанс профессора Лебединского. Профессор оказался молод для столь академического звания, к тому же он пел. «Я убью тебя, лодочник!» – клялся перед аудиторией светоч науки. Оставалось не ясным, было ли данное заявление предвыборным обещанием Собчака, или личной инициативой профессора Лебедин-ского. 
На самой площади, оттесненная «от слуг народа» серьезными парнями с надписями «ОМОН» на форменных куртках, давила друг друга молодежь. Временами кто-то порывался в альпинистский поход на Арку Главного штаба, на которой живенько трепыхался триколор пионерских шариков. Альпинисты срывали шарики, а «ОМОН» срывал альпинистов. Народ требовал выпить и подраться. 
Курсантов, стиснутые плечами толпы, разделилась. Луценко оступился, зазевавшись, и потерялся. Концедалов с Канавцом заблудились сами и теперь в поисках товарища бороздили Дворцовую площадь, оставляя разбег для маневра. Усугубляло ситуацию то, что Константин Канавец, обнаруживший однажды талант Дон Жуана, уже не мог остановиться. Его привлекали буквально все встречные женщины от шестнадцати до шестидесяти шести. 
- Ой, девушки! - широко разводил он руки, преграждая дорогу, - А как вас зовут?
- А нас не зовут, мы сами приходим!
- Тогда можно мне к вам присосаться? – ёрничал курсант, размахивая перед дамскими носами игрушечным пистолетом. - У меня вот и присосочка есть!
- Валяй! Сначала ты присосешься, а потом мы с тобой поженимся, и дочку Васей назовём!
- Это в честь меня что ли? Меня, например, Васей зовут. А вас? - Подыгрывал товарищу Концедалов.
- А мы обе - Дуси! Правда, Дусенька?
- Ну, да: сестры Пипеткины!
- Что это еще за грязные намёки? Мы с Дусей, если хотите, абсолютно невинны. И очень нам обидны ваши пошлые речи!..
- Тогда и мне самое время представиться: покоритель целины - Константин Канавец! Вот и познакомились! Самое, так сказать, страшно позади. А теперь - тест на сообразительность. Не пройдете – приглашаете нас в гости. Ну, а пройдете... Впрочем, это совершенно не возможно. Внимание, вопрос. Вы отвечаете по счёту «Раз»…
- Вопросы пикантные?
- Ну, как вы могли подумать? Вопросы дебильные. Поэтому отвечать нужно быстро. Итак: Винни Пух - это кабан или свинья»? И… раз!
- Кабан, наверное… хотя, нет!.. Свинья, что ли?.. 
Курсанты, довольные, заулыбались. Канавец поспешил объясниться:
- Согласно моей личной статистике, то что «Винни Пух – кабан» - отвечает женская половина. Мужская считает его свиньей. Ну, а то, что Винни Пух - медведь, не вспоминает, практически, никто…
Слово за слово, локтём по столу, и новые знакомые закружились вместе в круговороте предвыборного шоу… 
. . .

Праздники закончились, как обычно заканчиваются все праздники: утренним похмельем. Вместе с похмельем навалились будни. В один из таких будничных дней общевойсковая стажировка, о которой так много говорили строевики, подошла к заключительной стадии. Стажеры 62-го взвода собрались в перелетную стаю на платформе Московского вокзала. Без денег, без сил, со сдутыми сумками и одной папироской на всех, «стрелянной» у бойцов. Собрались, что удивительно, в полном комплекте и без опозданий к девяти нуль нуль, как и просил полковник Изгаршев, спе-циалист по стажировкам и алкоголизму, получивший задачу доставить птенцов в род-ные пенаты. Не припозднился даже Марк Филиппович Нестер, ночевавший на вокзале. 
Русские дороги обязательно проходят через Древнюю столицу вне зависимости от конечного направления. Выяснилось, что ближайшая «карета» из Петербурга в Москву отправляется в одиннадцать. Ефрейторский зазор в два часа внушал уважение: полковник Изгаршев был тертый воин. Правда, сам ответственный офицер к девяти не явился: начальство. Бледные курильщики дожидались на чемоданах, прикрыв фуражками опухшие уши. Стрелка часов в мучительном тике совершала свое кругообращенье. Туалет на вокзале закрылся на реконструкцию. Небеса мутило и выворачивало туманом.
- Эх, денег - ни копья. - шарил Канавец по карманам в поисках крупинок махорки. - Хорошо, что полкан обратные билеты сразу купил. Предусмотрительно…
- Ты их видел, билеты? Подпол-то деньги собрал, а сам загулял: что-то его не видно. Вот не придет или опоздает, что будем делать?..
- «Что делать» говоришь? На этот вопрос еще Достоевский ответил. Цитирую: «Не знаю»! Конец цитаты.
- Покурым! – приблизился к горе чемоданов Вова Долгов.
- А мы уже с ним курим! – Откликнулось вдруг несколько озабоченных.
Настроение выдалось пессимистическое. Канавец наскреб две крупинки, соорудил самокрутку и через две затяжки передал «трубку мира» по кругу…
К десяти на платформу подали поезд. Сержант Меркотан, созвонившийся ранее с Изгаршевым, знал номер вагона: девятый. Перетащив вещички поближе к вагону, курсанты топтались на платформе, мешая движению облеченных пассажиров.
- Солдатики? 
- Курсанты, - зацепили своим балаганом проводницу, богатырского сложения тетку в фуражке и с бляхой на форме. 
- Приезжие?
- Со стажировки…
- И что, вам в Ленинграде понравилось?
- Понравилось? Многое… Плохо только, что здесь до сих пор блокаду не сняли и в магазинах остались самые низкие, самые подлые, самые лживые и коварные цены…
Меркотан, движимый толпой, пошел позвонить полковнику. Изгаршев не отвечал. В десять тридцать особо слабонервные принялись уговаривать проводницу.
- Тетенька, - молили они, - мы только вещи в вагон положим, и выйдем. Этот полковник, он не местный, заблудился, наверное. Он обязательно придет, куда ему деться!? А нас же целый взвод, мы погрузиться не успеем…
Проводница стояла стеной. Канавец плакал. За приглашение остаться в Питере еще на денек били морду...
В девять пятьдесят пять все замолчали. Подбегали опоздавшие пассажиры. Изгаршева или неважно кого с курсантскими билетами среди опоздавших не наблюдалось. Меркотан почернел и смотрел в сторону возможного прибытия полковника не добро. Шамин предложил штурмовать поезд, но из недр вагона к проводнице подтянулось подкрепление. Нестер поинтересовался, с какими потерями удастся сдать в кассу билеты, если Изгаршев заявиться, за что получил по изъеденной молью шапке. Канавец выдвинул идею разъехаться по «родным» стройбатовским частям. Дорофеев призывал попрошайничать. Вероятность стихийной зимовки на вокзале оборачивалась реальностью. Телеграмма в КВВСКУ: «высылайте срочно денег!» витала в воздухе. Луценко клялся, что один и без копейки в кармане он доедет в Камышин, но через Карачаево-Черкесию…
Когда машинист последним гудком известил провожающих о намерении начать движение, Изгаршев появился на дальнем конце платформы. Полковник бежал, спасибо физоргу Багану, веселым аллюром. В одной руке у него матылялся походный дипломат, другая прижимала к груди перетянутую жгутом пачку билетов. Его появление было встречено ликованием, свистом, криком «Давай быстрей!» и «Шевели копытами!» Поезд скрипнув суставами, тронулся. Проводница, зорким глазом узрев билеты, освободила проход. Курсанты тут же штурмовали лестницу. В раскрытые окна полетели чемоданы. Когда Изгаршев, высоко подбрасывая ноги, финишировал у стремительно набирающего ход девятого вагона, все были счастливы, все были на месте. Бросив дипломат на протянутые руки, полковник зацепился за поручни и запрыгнул.
- Ну, как обстакановка? – Поинтересовался преподаватель, протягивая для контроля взлохмаченные билеты.
- С вас бутылка, - ответила ему проводница…