Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»
| Вид материала | Документы |
- Руководящие посты и должности, Управлять и Командовать хорошими людьми, 28595.75kb.
- Цель воспитания, по мнению, 58.06kb.
- 1. Каждый темперамент имеет свои преимущества, 73.33kb.
- Как видно из приведенных ниже требований, успешные кандидаты на вакансии кассира, 158.68kb.
- Инструкция: Ребята, сейчас Вам будет предложен опросник, который состоит из вопросов, 127.22kb.
- Новый год по Восточному календарю наступает в феврале, 442.34kb.
- Ксожалению, по поводу рисков существует множество заблуждений, связанных с непониманием, 192.5kb.
- Ука, убеждающая нас, что у человеческой натуры почти нет объективно плохих или объективно, 73.16kb.
- Наследие Дух, литература, этика На этих «китах» почти два столетия стоит традиция русского, 993.37kb.
- -, 989.79kb.
- Так это от большого ума, это бывает, - вторила ему компания, налегая на харч.
- Да он овец где-то под облаками пас, а потом за спичками спустился. Там вместе со спичками в нагрузку школьный диплом и поимел. Не поступил, медалист, тесты на дебильность подвели…
- Угу, - кивнул Шамин, - в нашем наборе такие «медалисты» поступили. Например, некто Донец: в дипломе «по русскому» пять, но хотел бы я посмотреть на ихнего троечника…
- А что же водка такая тёплая? – кипишился Луцк, откупоривая бутылку.
- Холодильника-то нет…
- Нужно вкрутить на кухне синюю лампочку. Продукты будут думать, что всё синее от холода, перестанут портиться, а водка охладиться…
- Тост: желаю, чтобы магазины всегда были полны, а патронники - пусты!
- Хороший тост, Паша.
Тут дверь из комнаты в кухню отворилась, и к товарищам протиснулся сначала сморщенный нос, лохматые брови, губы, а затем и сам квартиросдатчик. Дядя Лёня облачился в фуфаечку на голое тело. На фуфаечке сзади крупно с помощью хлорки написано «Reebok». Из фуфаечки упирались в пол короткие волосатые ноги в огромных тапочках. Голова, так хорошо знакомая всем советским людям, теперь томилась желанием выпить. Дядя Леня явился на запах водки с явным желанием угоститься. «Леня» достиг пенсионного возраста, причём в той его стадии, когда стирается грань между шестьюдесятью и ста шестьюдесятью годами. Луценко оживил старичка, любезно предложив присоединиться, после чего налил «штрафную». «Пропустив стаканчик», пенсионер одобрительно крякнул, а после «второй» речь его приобрела монологический характер. Как и всякий умудрённый годами и измученный одиночеством человек, он искал свободные уши для своих бесконечных рассказов. Впрочем, рассказ дяди Лёни оказался действительно поучительным.
Рассказ дяди Лёни.
- Эх, ребятки, разве я всю жизнь в этой избушке прожил? Ничего красивше захолустного Камышина не видел? Ошибаетесь! Родился, пожалуй, здесь, не далеко, в селе Петров Вал, но, как аттестат зрелости получил, учиться уехал в Москву! И поступил, и окончил, и женился, и квартиру даже двухкомнатную дали. Потому как голова варит, специалист хороший. А в Москве, я вам скажу, красотища! Одно метро чего стоит. А кто это метро строил? Я, дядя Леня, метростроитель. Да, в Москве жизнь била ключом, но оказалось, что по голове. Потому как с женой первой мне не повезло. Не повезло страшно! Она, дура, со мной из-за квартиры жила. Двадцать лет обманывала! Только дети выросли, ушла к другому. Вместе с квартирой ушла, мне пришлось в коммуналку переселиться. Спасибо, тогда еще на улицу работяг не выбрасывали… Погоревал я, погоревал, но как без жены? Без жены никак, по хозяйству там, да и вообще… А был я уже человек пожилой, на улице к женщинам приставать неудобно, в кино ходить целоваться - смешно… Но рано ли, поздно, через друзей-знакомых нашёл я себе женщину, из деревни вместе с девчонкой малолетней привёз. Полтора года прожили душа в душу. Да как-то раз соседи по коммуналке мне и говорят, что, мол, жена-то тебе изменяет. Слышали, знать, приходил кто-то… Ну, ладно, не пойман, не вор - простил я её. Но однажды домой пораньше пришел, а она там со своим хахалем, господи. Здоровый такой! Что тут скажешь?
Я тогда не знал, что, чтобы в Москве прописку получить, ей со мной в браке пять лет прожить было нужно. А она то знала! Вот по-началу-то и старалась. А через пять лет заявление в милицию написала, что, мол, хулиганю, сквернословлю и на дочку её смотрю странно. Малое дитя подговорила. Пришёл участковый, укоряет её, бессовестную. Что, говорит, дура-баба, делаешь? Он же тебя из деревни в люди вывел, мужик такой хороший. Посидели мы с участковым, выпили, а она заявление своё всё равно не забрала. Так я и потерял коммуналку.
Решил, буду жить на родине. Купил домик этот в Камышине. Домик хороший, а хозяйки-то нет. Что за жизнь без хозяйки? Огород, куры… Да, видно, не научила меня, старика, жизнь. Дал я в газету объявление. Ищу, мол, работящую спутницу жизни не старше шестидесяти лет. Жадных до чужого жилья - просьба не беспокоиться. Ведь из этого Камышина куда поменяться можно? Разве что на Колыму, да и то с доплатой. А я, точно, до Калымы живым не доеду. У меня уже здоровье не то, чтобы квартирами меняться…
Вообщем, звонит тут одна из другого города. Говорит, хочу хозяйство посмотреть. Сарайчики, сад и прочее. И это - под Новый год, снега выше крыши, какое уж тут хозяйство? Ладно, пусть приезжает. Прибыла. Пару часиков побыла, и «Ухожу», - заявляет. Вечер уже, интересно, куда она пойдёт, если из этого Камышина в её городишко автобусы два раза в неделю ходят? Оказывается, знакомая у неё есть, Петровна какая-то. Утром эта Петровна в окошко ко мне стучится. Пойдём, говорит. Куда?! Я эту Петровну первый раз в глаза вижу!? Может, она меня заманить хочет? Но рискнул: взял полбутылки шампанского, что с праздников осталось, пробочкой так прикрыл…
А у них там на столе разносолы разные, графин с водкой стоит. Пустой почти. Вот такие, значит, подруги. Ну, Петровна наливает стакан и мне «пей!» говорит. А я ведь не пью почти. Года два как не пью. С тех пор, как врачи чего-то там в животе мне вырезали. Петровна тогда на подругу свою показывает и спрашивает, мол, нравится ли тебе Леночка? Ни фига себе Леночка, бабушке пятьдесят четыре года! Петровна: «Не беда! Повстречаетесь у меня пол года, а потом и распишитесь. Целуйтесь!» И «горько» кричать стала. Ну, я как это «горько» услышал, только они меня там и видели…
Потом ещё одна приходила, чаю попила, всё съела и ушла, слова на прощание не сказала. А у меня три кассеты пропали импортные и ситечко.
Или, вот ещё случай. Тоже чай сидим пьём, я на секундочку на кухню вышел. Что же вы думаете? Возвращаюсь - а бабка посреди комнаты голая стоит. «Чего это вы разделись?» - спрашиваю. «А что, ты не мужик, что ли?» - отвечает. Нет, я, конечно, ещё того, мужик то есть, но у меня культура хоть маленькая, но осталась. Один час ведь знакомы! Так бабка меня ненормальным обозвала и матом крыла, пока я её голой на улицу не выпроводил…
С последней мы почти неделю прожили. На внешность она, конечно, не очень. Но зачем мне внешность, главное ведь - душа. Ну, и по хозяйству чтоб… Но страшно мне не понравилось, что она сразу сказала: «Бить будешь? А ежели будешь, я тебе ка-ак врежу!…» и кулак свой здоровый под нос тычит. Пошла суп варить и кричит из кухни: «Жрать иди!». Расстались мы с ней. А она, оказывается, гриппом болела. Так на прощанье меня в щёчку поцеловала, я на месяц и слёг. Чуть не умер…
Вот так бобылём и хожу. Теперь учёный. Если что - будем сразу брачный контракт подписывать. Пусть в этом захолустье о таком контракте никто и не знает, пусть пальцем показывают. Мне всё равно. Я свой дом с хозяйством никому не отдам. Вот только курсантам комнату на постой сдаю, чтобы на хлеб что было. А с женщинами - с ними осторожнее нужно. Они того, до чужого добра очень прыткие…
. . .
Дядя Лёня, облегчив свою душу, и, вопреки запретам врачей, «приняв на грудь», избавил курсантов от своего весёлого общества. Впрочем, время подошло собираться.
- Ну-с, на посошок, - заспешил Шамин, - нужно явиться пораньше, пока Нюхтин в роту не припёрся…
- Угу, и я с тобой, - нетвёрдо поднялся захмелевший с непривычки абитуриент.
Посмотрев на него, Шамин подумал, что нужно было закусывать.
На Камышин налетели быстрые осенние сумерки. С чахлых городских насаждений на головы прохожих падали не цепкие листья. Облачка посерели, обещая к утру стать грозовыми свинцовыми тучами. Свежий ветерок, ласкаясь о чёрное брюхо великой водной глади, нёс ночному городу сырую прохладу. В воздухе пахло пылью и грибами.
Сержант Шамин с абитуриентом Ломакиным козьими тропами подкрадывались к КВВСКУ. Вот уже впереди замелькала верхушка родного забора, когда неожиданно в закоулке тёмного двора товарищи натолкнулись на наряд ППС: три милиционера курили в полумраке, потихоньку перебрёхиваясь между собой.
- Бежим! - Ломакин испуганно округлил глаза и, развернувшись, бросился в темноту.
- Это еще зачем? - Шамин попытался поймать земляка за руку, но не успел, - Стой, не патруль это, менты!
Человек, постоянно стараясь примазаться к божественному происхождению, выдает себя животными инстинктами. Безусловные рефлексы, заложенные в генах, напоминают ему, что его предки с пальмы спустились не так уж давно. Именно инстинкты с головой выдают в гомосапеенсе зазнавшееся животное. Именно безусловные рефлексы заставляют слабого убегать, а убегающего - догонять. Когда отдыхавшие в полумраке милиционеры обернулись на шум и увидели улепётывающие в темноту орущие: «Менты!» силуэты, то чисто инстинктивно, не задумываясь, бросились за ними в погоню.
Ах, ночная охота! Глаза разгораются красными искрами, а сердце бешено рвётся из груди! Вот она, жертва, улепетывает, взвывая от ужаса. Что может быть более радостным для хищника в серой униформе? И удивительно, что, нагнав беглецов, стражи порядка не разорвали их на месте…
Шамин, не видевший смысла в бегстве от не представляющих опасности для курсанта милиционеров, остановился сам, сохранив хладнокровие:
- Да ладно, ребята, - сразу заявил он, - мы - курсанты! Могу военный билет показать…
- Нет у меня никакого военного билета, - неожиданно опроверг его товарищ, - я лично гражданский еще…
- Что значит, гражданский?
- А то и значит…
Если вы слышали про физику в школе, то должны помнить физический процесс, зашифрованный красивым иностранным термином - диффузия. В двух словах - это о том, что под воздействием времени и температуры (или же иных объективных факторов) два любых, самых твёрдых предмета проникают друг в друга так, как если бы они были жидкими. Время выдалось вечернее, а от страха и бега температура тела Саши Ломакина, несомненно, увеличилась. Плюс ко всему сказывалось воздействие алкоголя на юный организм. По-видимому, по этой причине через стенки мочевого пузыря вторичный продукт диффузировал в кровь, а уже оттуда попал прямиком в голову. «Моча ударила в голову» - так по-простому описывает данное физическое явление народная мудрость.
- Я - гражданский, - твердо заявил абитуриент Ломакин, в подтверждение своих слов громко икнул и добавил, - вот.
- Та-ак,- задумчиво протянул старший милицейского наряда.
В тёмном переулке на секунду стало удивительно тихо, и можно услышать, как заскрипели в милицейском мозгу, проворачиваясь, извилины.
- Та-ак, хлопцы, - обратился старший к своим патрульным, - кажись энти пьяны…
- А шо, Фёдорыч, думать, давай их в кутузку, там разберутся…
- Да что ж вы делаете, парни? - взмолился Шамин, определив ситуацию как критическую, - Нельзя нам в вытрезвитель, сразу отчислят. Дойти-то осталось - сто метров. И документы вот. Может, договоримся?
Но ППСники остались глухи к его уговорам. Завернув задержанным руки как положено, в положении «раком» сопроводили в местный медвытрезвитель - благо, что располагался он совсем недалеко от места происшествия.
Медвытрезвитель размещался в старом одноэтажном здании, когда-то окрашенном традиционной жёлтой краской, которая теперь клочьями свисала с отсыревшей штукатурки. Перед входом в заведение намертво прикреплён щит с множеством позеленевших от времени фотографий. На щите золотыми тесненными буквами красовалась надпись «Разыскиваются», в которой какой-то умник, видимо, из постоянных клиентов, авторучкой переправил золочённую «а» на «о». Милиционеры, с рук на руки передав своих подопечных, с чистой совестью вернулись на городские улицы продолжить борьбу с организованной преступностью. Задержанные же, совсем растерявшись от такого поворота событий, предстали пред ясные очи толстого усатого старшины.
- Ну-с, кто такие будете, - спросил сам себя усатый дядька, и так, и эдак поворачивая в руках изъятые у Шамина документы. У Ломакина из документов при себе имелась лишь авторучка.
- Курсанты мы, - подсказал ему Паша, - может, договоримся?
- Ага, вижу, курсанты. Ну-с, до утра будем оформлять… или как?
- Или как! - засуетился Шамин, - все же люди, договоримся!
- Ну-ну, таксу-то знаете?
- Да ничего мы не знаем, пусть оформляет! - вдруг взбеленился Ломакин, - и вообще, за что задержали? Адвоката!
- Ну-с, оформлять - так оформлять, изрёк приговор дядя в погонах, - твоя как фамилия, сынок?
- Ломакин моя фамилия! Вы не имеете права нас задерживать, потому что мы - военнослужащие!
- Ну-ну, пьяные военнослужащие. А у вас так, вообще, военный билет где? Вот сдам я вас в военную комендатуру…
- Не надо в комендатуру! - взмолился Шамин, и, обернувшись к своему земляку, зашипел на него. - Ты, что, дурак, несёшь? Мало того, что патрулю нас подставил, так ещё здесь бочку катишь? Урою! В лапу сунем, и по-тихому в училище вернёмся, понял?
- Нет у меня для ментов денег… Денег, вообще, нет…
- Мозгов у тебя нет! Ладно, потом поговорим, - пригрозил Паша, и, обернувшись к милиционеру, вкрадчиво произнёс. - Да не слушайте вы его, товарищ старшина. Сколько такса-то?
- С тебя - четвертак, а с товарища твоего - полтинник: за моральный ущерб.
- Да не буду я платить! - Ломакин упорно не желал участвовать в сговоре по подкупу стража порядка. - Пусть оформляет!
- Ну, и черт с тобой! - в сердцах ругнулся Шамин, и через пару минут гулял уже на свободе.
На улице ветерок возмужал, превратившись в промозглый осенний ветер, а с чёрного неба потихоньку проклюнулся реденький дождик. Удалившись от медвытрезвителя метров на десять, Паша остановился и призадумался. Часы показывали половину десятого вечера - через пол часа в роту на отбой прибудет Нюхтин. Самое время, чтобы незаметно возвратиться. Но… не хорошо получается. Бросил земляка, товарища. Сука, значит?.. А если попробовать уговорить старшину отпустить придурка? Правда, пятидесяти рублей выкупа у Шамина не было, но можно же оставить что-нибудь в залог: документы или часы, в конце-то концов! Матерясь страшно, он возвратился назад.
- А у тебя дружок-то таблеточками балуется, - неожиданно заявил усатый дядька и выложил на стол початую упаковку «Ритоболина», - вот, полюбуйся, при оформлении изъяли…
Становились понятны неожиданные перепады настроения землячка. Водка с «ритоболином» убивает лошадь. Изъятые при обыске наркотические таблетки отягчали положение. Но уже через пару минут, полялякав со старшиной «за жизнь» и о футболе, оставив «на память» японские часы, Паша получил своего товарища обратно. У Ломакина под глазом красовался свежий синяк, а руки безвольно опустились до самого пола. Шаркающей походочкой бухенвальца он вышел вместе с освободителем на улицу.
- Эх, ты, на словах - соседку через сетку, а на деле - так, тюфяк!.. Ладно, разговоры потом будем разговаривать, а теперь - айда в училище! – Подтолкнул его Шамин.
Но Ломакин отрицательно покачал головой:
- Ты, Паша, иди, а я не могу. У меня мама учительница, а я её так опозорил…
- Да что ты нюни-то распустил, - Шамин катастрофически опаздывал, поэтому начал злиться, - ну, что, мне тебя на горбу, что ли, тащить?
- Ладно, ты извини. Но я в училище не пойду, - страдалец сделал вымученное лицо и двинулся в противоположную сторону, - я свою маму опозорил, учительницу… Мне жить не охота!..
- Ну, и иди, дурак, вешайся! - в сердцах выкрикнул ему в след Шамин и заспешил в КВВСКУ.
Подойдя уже почти к первому КПП, сержант привычно бросил взгляд на часы, но часов, конечно, на руке не оказалось. Толи от этой неопределённости, толи оттого, что вовсю завывал пронзительный ветер, но на душе у Шамина стало мерзко и муторно.
- Вот и порадовался землячку! Мало того, что наркоман оказался, так идиот вообще! Такой ведь пойдёт и повесится!..
Сержант остановился как вкопанный:
- Ё моё, а вдруг этот полудурок и вправду того?
Осознавая, что на этом его карьера военного провалена окончательно, курсант ещё разок чертыхнулся и побежал разыскивать своего потерянного товарища.
Небольшие частные домики, окружившие со всех сторон военное училище, в свете одиноких фонарей выглядели тёпло и уютно. Дождик, неожиданно начавшись, так же неожиданно убрался восвояси. Полуночные прохожие степенно расползались с тёмных улиц по своим уютным норам, и только запоздалые самоходчики пулей пролетали мимо. Шамин колесил по округе, понимая, что всё это дико и глупо: землячок, небось, давно одумался и теперь, разминувшись с ним, уже в роте. А его, хвалённого мастера по самоходам, скоро кинуться искать. Да к тому же сегодня сам Нюхин на контроле! И рота на казарменном положении! Смерть через матата с пожарным отчислением из училища обеспечены…
От безысходности закурив, что случалось с ним крайне едко, Паша интуитивно забрёл на какую-то детскую площадку. На перекладине, что ещё днём с раскачивала хохочущих малышей, теперь обвисало мешком тело. При ближайшем рассмотрении телом оказался Ломакин, подвешенный подобно кулю с картошкой на собственном брючном ремне. Ремень был дубовым: петля на горле так до конца и не затянулась. Повешенный хрипел и страшно семенил ногами по воздуху, хватаясь обессилившими руками за петлю.
Шамин бросился к товарищу, попытался снять его, попробовал порвать ремень, но только туже затянул петлю. Повешенный задыхался, глотал широко открытым ртом воздух, ворочал языком и жутко хрипел. Сообразив, что без ножа от ремня не освободиться, Шамин бросился к ближайшему домику. Сиганув через забор и отпихнув пенделем тявкующую шавку, он забарабанил кулаками в закрытые ставни. Глухой мужской бас промычал недовольно:
- Ну, и кой черт так барабанит?
- Откройте, несчастный случай, нужен нож! Срочно!
- Не подаём! - оборвал дискуссию голос, и за окном прибавили звук телевизора.
- Дайте нож, сволочи, человек умирает! - взмолился Шамин. - Дайте нож, пожалуйста, помогите!
Но в тёплом уютном домике шла своя жизнь. Бабушка, вероятно, вязала милой внучке носочки, а дедуля дремал под Санта-Барбару. И не было в этой жизни места для сержанта Шамина и его ненормального друга. Не было до тех пор, пока курсант, отчаявшись достучаться до человеческих сердец словом, ударил ногой в ставни так, что с той стороны посыпалось, вылетая, стекло. Через секунду дедуля с ружьишком наперевес выскочил в сени.
- Ты чё ж творишь, гаденыш? - прицелился дед, когда Шамин, указав рукой на улицу, осадил его пыл.
В фиолетовом свете фонарей красовался товарищ, подвешенный на перекладине детских качелей. Тело уже не трепыхалось, руки безвольно обвисли.
- Нож дай, не видишь, человеку плохо?! И звони в «скорую», дед, быстрее!
Срезав ремень, Паша уложил товарища не землю. Сердце, вроде бы, тарахтело, но человек уже потерял сознания, и было не ясно, дышит он, или нет. Обложив лечебным матом всех и вся, курсант с грехом пополам стал делать товарищу искусственное дыхание рот в рот.
У деда в доме телефона не оказалось. Старичок, чертыхаясь, с ружьишком наперевес побежал будить соседей. Сонные жители долго не открывали. В тихих дворах возле военного училища после двадцати ноль-ноль жизнь замирала. Ни машин, ни прохожих. Даже патрули, и те, доложив коменданту о несении службы, к вечерней поверке разбредались по своим казармам. Поэтому помощи особо ждать было неоткуда…
Глядя, как дед тарабанит в соседские ставни, Шамин сообразил, что к прибытию «скорой» земляк, вероятно, будет уже холодным. Поэтому, взвалив свою ношу на плечи, побрёл ловить частника на проезжей части. Там он долго не мог уговорить осторожных водителей довести умирающего до госпиталя.
- Да пьян, небось! Знаем мы таких! Сейчас труп, а как в машину заберетёсь - вмиг оживёт А деньги платить кто будет!? - заявляли ему, и, хлопнув дверцей, исчезали в темноте.
Денег у Шамина, действительно, не было.
Только один сердобольный, которого удалось остановить, согласился подбросить до ворот армейского госпиталя:
- Только до ворот довезу, а там уж сам, браток. Ведь, если что, потом по следователям затаскают - не обрадуешься!…
Через пять минут сержант барабанил в обитую железом дверь госпитального КПП. Сонный дневальный из числа выздоравливающих выглянул в дверное окошечко, напоминающее тюремное:
- Кто там?
- Быстро открывай, зёма! Раненый у меня! – Заорал Шамин и, втянув безвольное тело Ломакина в распахнутую перед ним дверь, озадачил оторопевшего спросонья солдатика. - Ну, что вылупился? Дежурного врача - бегом!
Солдат, уронив костыль на пол, убежал. Паша, оставшись один, уложил земляка на кушетку, пошупал пульс. Пульс прощупывался.
- Ну, ладно, зема, жить будешь… А я, наверно, пойду… Ты извини, но Нюх мне попу на немецкий флаг порвет, - объяснился курсант перед безответным собеседником, и, обернувшись еще раз из темноты, скрылся…
. . .
- Рота, выходим строиться на вечернюю поверку!
Дежурный по роте младший сержант Концедалов выглядел уж очень уставшим, хотя только три часа назад заступил в наряд. По-видимому, сказывалось, что всё это время он провёл на ногах, так как сидя играть в бильярд не очень удобно. С тех пор, как в комнате отдыха роты появился настоящий бильярдный стол, шла битва. Кто играл, кто болел, наблюдая и дожидаясь своей очереди. Проведя пяток партий за зелёным сукном, Концедалов, не без помощи дневального, вспомнил о своих служебных обязанностях и вышел покомандовать ротой. Пора было строиться на вечернюю проверку. В фойе дежурный по роте обнаружил повисшего на тумбочке дневального: курсант Канавец, спрятав книжонку под журнал приёма-передачи нарядов, читал, одним глазом поглядывая то на входную дверь, то на циферблат своих ходиков.
- Прибыли все?
- Фофика Пухлого нету, - лениво отозвался Канавец.
- Да этому Фофику пуховиками в Лужниках торговать, а он зачем-то в офицеры подался! Тоже мне, самоходчик! Блядь, залетит ведь! – Ругаясь, Концедалов добрел до ротного телевизора, у которого примостилась пара-тройка полуголых курсантов, и, несмотря на возмущённые возгласы, выключил его, - Строимся на вечернюю поверку, ясно же сказали…
После третьего или четвертого повтора команды из кубриков начали нехотя выползать традиционно недовольные курсанты. Жизнь в казарме общежитского типа распустила нравы. Тем более это заметно в воскресные дни, когда в подразделении почти никого не оставалось. Построить вовремя роту на вечернюю поверку становилось всё труднее и труднее.
Вдруг дверь в фойе скрипнула, распахнувшись, и в роту как угорелый влетел курсант Дорофеев.
- Нюх идёт! - предупредил он дневального, а сам кинулся в свою комнату переодевать парадную форму.
- Рота, строиться! Нюхтин на подходе! - засуетился дежурный, и курсанты, услышав фамилию грозного пастуха, стали шевелиться быстрее.
- Смирно! - рота, обернувшись на команду дежурного, на секунду замерла, - товарищ капитан, за время несения службы происшествий…
- «За время» или «во время несения»? - оборвал офицер рапорт и, недовольно поведя пятачком из стороны в сторону, поинтересовался, - а почему подразделение ещё не стоит?
Через минуту рота была построена. Концедалов, взяв в руки книгу вечерней поверки, обнаружил записку: «Василь, выручай! Шамин задерживается! Не читай его. А если что, скажи, что в санчасти». Недовольно хмыкнув, Концедалов приступил к зачитыванию списков взводов.
- Сержант Беднов.
- Я! - отвечали из строя.
- Младший сержант Шихов.
- Я!
- Младший сержант Арсентьев.
- Я!
- Курсант Бабкин.
- Наряд!
- К-т Душенин.
- Я!
- К-т Сорокопудов.
- Я!
- Сержант Тельтевский.
- Санчасть!
Скоро очередь дошла и до второго взвода. Фамилия «Шамин» умалчивалась. Будь на контроле старший лейтенант Тупиков, все бы прошло отлично. С капитаном Нюхтиным такой номер не прокатывал. Сержант являлся слишком колоритной фигурой. Нюхтин, поплёвывая в ладошку подсолнуховые семечки, расхаживал перед притихшей ротой. Напротив 62 взвода он остановился.
- Концедалов, а где у нас Шамин? Я, кажется, увольнения запретил, тем более - с ночёвкой…
- Шамин в санчасти, отравился, - подсказал из строя вездесущий Луцк.
- На обэд такый эрундой кормыли - до сых пор отплёвываемся. Говорят, вэсь пэрвый курс пронысло. А мы вот нычего, привыклы, - поддержал Луцика Вова Долгов.
Нюхтин повёл носом в сторону строя, прислушиваясь к своим внутренним чувствам, и зыркнул глазами:
- Не слепите меня своими фиксами, Луценко. И всем остальным я вроде бы тоже слова не давал? У нас тут не парламентские чтения… Так где же Шамин?
- Шамин вроде после обеда в санчасть пошёл. Я в это время отдыхал, к наряду готовился… Но первый курс правда обдристался, дежурный по училищу на плацу предупреждал: дизентерия. Так что, думаю, Долгов прав, отравился Шамин.
- Ню-ню, - Нюхтин, пощелкивая, зашагал дальше.
- Еб, кажется, пронесло, - перевели дух курсанты, как вдруг Нюхтин, удаляясь в сторону третьего взвода, небрежно бросил через плечо:
- Сходите после отбоя в санчасть, и мне доложите, положили Шамина, или нет…
- Не пронесло, - вздохнул дежурный по роте.
. . .
Когда дежурный по роте в Ленинской комнате заполнял листок расхода личного состава, к нему подошли Вовчик Долгов и Сашка Луценко. На лицах товарищей отражалась абсолютная растерянность.
- Вы что, охринели, - набросился на них Концедалов, - где Шамин?
- Зубом клянусь, - Луцк звонким щелчком поддел свою фиксу, - трезвый он от нас уходил. Без нас пошёл, хотел пораньше в роту прибыть, думал, что Нюх здесь…
- С ным ещё зымляк был, салага, абитура, из девятнадцатой…
- В девятнадцатую звонили, этот абитуриент явился или нет?
- В том-то и дело, что нет. Уже ищут…
- Весёленькая история, - Концедалов, повертел в руках авторучку, почесал ей затылок, после чего засунул ее во внутренний карман, - я-то, ладно, скажу, что из санчасти его вроде как в госпиталь отправили. Но что, если их патруль повязал? На этот раз Нюх меня точно выгонит…
- Еслы бы патрул, ых бы уже по ротам развэли…
- И то верно. Но что тогда?
- Может, менты? Они сейчас совсем озверели, стали и курсантов грести…
- Ладно, - дежурный, подхватив листок с расходом, поднялся из-за стола. - Ох, и поимеют же меня! А всё потому, что нужно головой думать, а не иметь собачье сердце…
. . .
В обязанности дежурного по 6-й роте, помимо всего, оговоренного «Уставом», вменялось закрывать после отбоя, а утром перед подъемом открывать Штаб тыла. Обычно эта проц
едура выглядела так: весело маршируя для доклада о проведении вечерней поверки к дежурному по училищу, дежурный по 6-й роте заходил в Штаб тыла, который находился, так сказать, за спиной Главного штаба. Там он проверял, чтобы в кабинетах были закрыты и опечатаны все двери, балкон на втором этаже, выключал свет в коридорах и включал аварийную сигнализацию. После чего закрывал входную дверь огромным амбарным замком, опечатывал её, и со спокойной совестью маршировал докладывать о проведении вечерней поверки и о закрытии Штаба тыла.
Вот и сегодня младший сержант Концедалов, размышляя, куда же исчез Шамин, силой привычки вышел к распахнутым настежь дверям Штаба. На улице покрапывал дождик, сквозь тяжёлые чёрные тучи не пробивалось ни одной звёздочки. Подгоняемый холодным ветром, гнавшим прямиком с Волги ледяную влагу, дежурный шагнул в утробу пустого здания.
Балконная дверь заколочена, кабинеты опечатаны. Привычно по кругу совершая обход, Концедалов на всякий случай теребил дверные ручки: хорошо ли закрыто? Ни кто не остался? А то будете здесь под замком до утра куковать… Неожиданно дверь с табличкой «Зам. начальника училища по тылу полковник Безрук» поддалась внутрь. За ней послышался шорох платьев, и приглушённый женский визг:
- Ой, кто это там?
- А щас я посмотрю, - икнул пьяный мужской голос, и в проёме двери показался закутанный в простыню пожилой муж.
- Чё надо, сержант?
Концедалов на секунду опешил от такого сюрприза. Закутанный в простыню гражданин предпенсионного возраста, пьяным перегаром дыхнувший ему в лицо, очень походил на полковника Безрука, только без лампасов и без погон. Впрочем, трусов у данного индивида в данном случае, видимо, тоже не было.
- Э…, - попытался сообразить дежурный, - так, это, мне бы… полагается дверь в Штаб тыла закрыть…
Гражданин в простыне приосанился и, поматывая головой и всем остальным хозяйством из стороны в сторону, благородно заявил:
- Ты чё, сержант, не видишь, ик, твою мать, кто перед тобой стоит? Ну?!
Сержант лицезрел прекрасно: перед ним пытался устоять на ногах человек в неглиже с признаками опьянения, что называется, на лице. Но это лицо! Лицо явно принадлежало полковнику Безруку, а полковник Безрук, извините, являлся вторым лицом после начальника училища. Поэтому дежурный поспешил опознать незнакомца:
- Узнаю, товарищ полковник!
- Ну, так шагом марш, ик, в роту!
- Мне бы, это, - чувство долга пыталось побороть чинопочитание, - мне же полагается Штаб тыла закрыть и доложить…
- Шагам марш отсюда! – заорал полковник, ловя простыню, которая намеревалась свалиться на пол, - иди-иди, сержант, а когда будет можно, я тебе позвоню…
После этих слов дверь захлопнулась, заглушив женское бормотание и скрип передвигаемых стульев. Дежурный потушил в коридоре свет и по тихонько спустился вниз. Не придумав ничего лучше, он плотно прикрыл двери штаба и просто опечатал их. Амбарный замок навесил на дверную ручку. Оценив со стороны композицию, Концедалов удовлетворённо хмыкнул: в полумраке казалось, будто штаб закрыт и опечатан. Решив, что лучше все равно не придумать, дежурный по роте отправился на доклад.
. . .
Тощий паучок, доедая сухую осеннюю муху, всеми восьмью голодными глазами следил из угла канцелярии за Михаилом Ивановичем Нюхтиным. Капитан в сотый раз перечитывал уцелевший номер «Советского спорта». На газетных страницах бегуны бегали, прыгуны прыгали, а футболистам, как обычно, что-то мешало. Нюхтин сидел неподвижно. Он ждал. Вот уже тридцать минут он ожидал возвращения дежурного по роте с докладом о местоположении сержанта Шамина. Сейчас личность пропавшего интересовала его чисто в воспитательных целях. Допустить обман командира со стороны подчинённых – непростительная оплошность.
Нюхтин никогда не отличался ангельским терпением, да и «Советский спорт» месячной выдержки порядком надоел. Своих часов капитан принципиально не имел, поэтому, чтобы узнать, который час, кричал дневальному.
- Одиннадцать ровно!
- Пиздец! – Решил Нюхтин, и, задрав перпендикулярно вверх свой курносик, самостоятельно закосолапил в санчасть.
Мастерство, как известно, не прокуришь, не пропьёшь, не проебешь и не проиграешь в карты. Да, Паша Шамин, несомненно, был лучшим. Но, как говорят специалисты, на всякую хитрую жопу есть толстый хуй. Если жопа с лабиринтами, найдется хуй с путеводителем. И не бывать бы сержанту Шамину лейтенантом, если бы... В этот раз ему отчаянно везло.
Одинокий фонарь у обители больных и вечно выздоравливающих зловещим светом озарил готового торжествовать ротного, когда его нос почуял что-то неладное. Тень упала на плетень. И эта тень принадлежала курсанту, короткими перебежками пересекавшего «Аллею отличников». Капитану показалось подозрительным не само появление курсанта, что было нормально для военного заведения, а то, что время для занятий бегом выбрано не удачно. Плюс у курсанта в руках оказался неуставной пакет, внутри которого подозрительно побулькивало и позвякивало. Самоходчик. В первую секунду чуткое сердце командира тревожно вздрогнуло: показалось, это негодник Шамин по-воровски возвращается в покинутую им обитель. Но незнакомец оказался хрупкой комплекции не в пример атлетическому телосложению сержанта.
В носу у Нюхтина легонько защекотало - это кислый запах нарушения дисциплины потревожил нюх её стража. Решение вопроса с Шаминым могло подождать. Вопрос с содержимым пакета должен был разрешиться немедленно.
Дальнейшие события разворачивались с быстротой киноленты. В последовавшие двадцать минут капитан Нюхтин позабыл не только о намерении посетить санчасть, но и о самой причине своего посещения.
Курсант с пакетом стремительно удалялся, требование офицера остановиться лишь прибавило ему прыти. Нюхтин почти настиг его, когда беглец замешкался, перелезая через забор. С лёгкостью Бубки спорторг батальона, преследуя нарушителя воинской дисциплины, форсировал преграду.
Окрестные шавки, попрятавшиеся от дождичка по конурам, весело затявкали, когда раздался душу раздирающий звон уничтожаемой тары. В атмосфере всеобщей непогоды растворился запах спиртного. Беглец финишировал. Ещё мгновенье, и цепкая рука офицера схватилась за шиворот.
- Руки уберите! – огрызнулся задержанный.
- Сейчас как уберу! - Нюхтин впился в жертву. - К дежурному по училищу! Живо!
Но курсант и не думал сдаваться. Он трепыхался, пытаясь освободиться, готовый при малейшем ослаблении хватки броситься наутёк.
В общевойсковом уставе мирного времени недостаточно точно оговорены меры пресечения нахальности и неповиновения в темное время суток на безлюдной улице. Тем более там трусливо умалчивается о воспитательном воздействии рукоприкладства. Поэтому разгорячённый погоней Нюхтин вынужден был действовать с выдумкой, но на свой страх и риск. Он ударил курсанта не рукой, и даже не ногой, так как считал себя человеком интеллигентным, без пяти минут майором. Удар наносился лбом. В результате нос нарушителя разбит, а форму обоих забрызгали кровавые сопли. Однако, воспитательный процесс не удался: беглец оказался не робкого десятка.
- А вот теперь пойдёмте к дежурному по училищу! – завопил он.
Хватка капитана ослабла: картина вырисовывалась хреновая. Курсант без особого труда освободился и, не говоря больше ни слова, полез через забор обратно в училище. Нюхтин, поскребя под фуражкой, побитой собакой побрел в обход. Желание видеть дежурного по училищу у него на сегодня пропало.
. . .
Доложив дежурному по училищу о проведении вечерней проверки и закрытии «Штаба тыла», Концедалов вышел на крыльцо и почесался. Взгрустнулось:
- С одной стороны - сам погибай, а товарища выручай. С другой - неизвестно, куда влетел Шамин. Его отсутствие в санчасти дотошный Нюх обнаружит самолично. Надувательство командира - хороший повод для посещения гауптвахты. А затем – пенделя, и вон из училища!
В штанах зудело от нехороших предчувствий.
Многотонная капля родилась в складках козырька над крыльцом Главного штаба. Со злорадным свистом спикировала она на нос дежурного по роте и разорвалась осколочной бомбой. В результате прозвучала витиеватая фраза, отразившая в себе морально-психологическое состояние индивидуума и общее недовольством ходом реформ в армии. Стало легче.
А в это время со стороны частного сектора на 1-е КПП ворвался неизвестный субъект в парадной форме без фуражки и галстука. При ближайшем рассмотрении на левом рукаве индивидуума обнаружилась курсовка с четырьмя горизонтальными шпалами. Зеленое сукно камуфлировалось грязевыми разводами. Не задерживаясь ни на секунду, нарушитель проник на территорию КВВСКУ. За ним гнался ошеломленный курсант, дежурный по КПП.
- Пропуск! - запоздало кричал дежурный. - Пропуск!
Молодой человек не ходу вынул из внутреннего кармана обёрнутую в целлофан картонную карточку: «Разрешен вход-выход на завтрак: 7.30 - 8. 20.
на обед: 14.00 - 15.30.
на ужин: 19.45 - 22.00».
И помахал ей.
Дежурный по КПП несогласно мотал головой и блеял про то, что уже полночь...
- Я тебе увольнительную на обратном пути занесу! – пообещал нарушитель.
Происшествие обратило на себя внимание Концедалова . Шамин П.В. собственной персоной на всех парах неудержимо пёр по аллее. Дежурный по КПП, осознав несостоятельность своих претензий, ретировался.
- Твою мать, Паша!
- Я уже двадцать один год - Паша!
После короткого «разбора полетов» обе стороны утвердили решение штурмовать санчасть. Разминувшись с Нюхтиным на четверть часа, сержанты прибыли к обители больных и вечно выздоравливающих и принялись скромно колотить ногами в дверь. Через некоторое время по ту сторону обнаружились признаки жизни. Не радостный женский голос поинтересовался, в чём, собственно, дело.
- Я – дежурный по роте! Курсант отравился! Плохо очень! Откройте!
Шамин кулем повис на плече Концедалова.
Дверь скрипнула. Молодая женщина, дежурный врач, выглянула на улицу.
- Понос с кровью. Рвёт. Голова кружиться. Спасите, доктор! - вымученно улыбнулся «больной». - Может, таблеточку какую?
Врачиха заквохали, замахала крыльями халата и лопоча: «Какую таблеточку? Срочно клизму! Изолировать обоих!» - увлекла курсантов в помещение.
- Извините, я тут только по долгу службы! - Поставил точки над i Концедалов. – Больного забирайте, но я не могу остаться. Служба. После наряда - со всем удовольствием. А сейчас даже на клизму времени нет. Вы мне только записочку напишите для начальства, что, мол, оприходован курсант, да я пойду. Ротный наш очень волновался, вдруг – эпидемия?! Сам хотел проводить, насилу отговорили. Подхватит палочку, кто тогда руководить будет? Пропадем ведь...
Женщина, проглотив всю словесную чепуху, чиркнула на бумажке два слова, присовокупив просьбу привести на следующий день для обследования весь взвод. Концедалов на крыльях успеха полетел в роту. На входе в общежитие он столкнулся с тёмной тучей, оказавшейся капитаном Нюхтиным.
- Ну? - набычился капитан.
И получил еще теплую записульку.
- Хорошо, - Нюхтин повертел в руках бумажку и ухмыльнулся злорадно, - завтра вместо зарядки ведёте роту в санчасть. Для мазка.
И приведением растворился в ночи.
. . .
Утренний звонок дежбата спас 6-ю роту от медицинской процедуры. Командир батальона объявил чрезвычайный общий сбор. Через пятнадцать минут после подъёма батальон 4-го курса разместился в концертном зале ДК. Курсанты, занявшие кресла в 1-х рядах, стоически выпрямили спины и вставили подпорки под веки. Остальные постарались занять позицию поприличнее для продолжительного сна. Командиры рот во главе с замполитом составили президиум. В центре сцены установили трибуну. С приходом капиталистической действительности она лишилась всевидящего ока герба СССР и обрела орлиные крылья. Сам орел родился уродом с непропорционально крошечным туловищем и огромными «грузинскими» клювами. Комбат, навалившись всем телом на крылатую композицию, пошёл вразнос:
- В эту пятницу на самоподготовке я был вынужден арестовать курсанта Душенина за разврат! Он самым наглым образом читал журнал «Спид-инфо»! А куда смотрят сержанты?! Забыли свои обязанности? Забыли вопиющий случай обмана государства курсантом Штарёвым?! Мало того, что Штарёв просверлил в телефонном жетоне дырочку и выдёргивал жетон после каждого звонка!.. Так он ещё обучал других!.. Может, Штарев к нам специально подослан дисциплину разлагать? Думает, он тут самый умный? Хотите увидеть умного - зайдите ко мне в кабинет. Там из вас дурака быстро сделают!.. Рано или поздно все нарушители будут у меня в кабинете. Сколько веревочка на вьётся, всё равно конец в моих в руках…
- Про порядок в казарме и говорить не хочу, но надо!.. Давеча случайно зашёл в 6-ю роту порядок проверить. Курсантский быт, так сказать. В комнатах заглядываю под кровать - горы пыли! И как там только люди живут?! Повсюду нечищеные ботинки, грязь и триппер! На дверце тумбочки - голая женщина. Лично пришлось отодрать, а то бы так и висела. На полке - тетрадь с лекциями. Подписана «По чём хочу»! И эпиграф в левом верхнем углу: «Хозяин сей литературы - Шамин Пэ Вэ, любитель физкультуры...». А потом командиры удивляются, откуда двойки? Известно откуда - вот из таких тетрадей! Кстати, где этот Шамин?
- В санчасти!
-Его счастье!... Задолженности по курсовым, хвосты. Пора мне, что ли, начать бить по хвостам? Получил двойку - на гауптвахту, исправил - вышел. Преподаватели, вообще, просили курсантов на занятия без калькуляторов не пускать. Так что - командиры взводов - перед занятиями попрошу лично проверять наличие калькуляторов. У кого нет… пусть приобретают, где угодно! Учиться надо хорошо!
И ещё в течение получаса полковник Логвинов объезжал любимого конька. Небо в его легких все ни кончалось и не кончалось.
- Несколько слов об общем положении дел в части. За последнее время начальником училища наказаны четырнадцать дежурных по столовой. Удивительно, что в их числе нет курсантов из нашего батальона. На подсобном дворе обнаружены случаи каннибализма! Отходов не хватает, и свиноматки вынуждены пожирать свой помёт! Отходы же в это время продаются на сторону, причём за большие деньги. На стороне скотина своих детей не ест. Плюс ко всему, непонятно куда исчезают молочные поросята...
- И последний случай. То, ради чего мы здесь собрались. Рассказываю по свежим следам. Абитуриент из 19-й роты, почти первокурсник, самовольно оставив часть, пытался свести счёты с жизнью. Ему, видите ли, жить надоело. Он что, сюда вешаться приехал, что ли? Хотите руки на себя наложить - пишите рапорт, увольняйтесь, езжайте домой и кончайте с собой на здоровье на глазах у папы-мамы. Зачем же командиров подставлять? У них тоже того, дети… Нельзя что ли просто поговорите с товарищами, с офицерами? Они, глядишь, и подскажут чего… А если плохое письмо получил, или девушка изменила, так что же теперь, обосраться и не жить?! Да у вас в Камышине столько девушек будет, на презервативах разоритесь… О проблемах Вас на каждом разводе и перед заступлением в наряд спрашивают, «Уставом» предусмотрено. Никто вас за это ругать не будет…
Хорошо, у самоубийцы товарищ нашёлся, вытащил его из петли и в госпиталь доставил. Ему бы медаль дать, да он поскромничал, из госпиталя скрылся, до сих пор найти не могут. Тоже самоходчик. А этот первокурсник, хоть его врачи и откачали, совсем умом тронулся. Фамилию спасителя не называет, тоже мне, партизан и немцы. Очухается - домой поедет, чтоб не повадно! Если, конечно, по дороге из поезда не выпрыгнет...
Полковник Логинов, выпустив, наконец, весь воздух из лёгких, обернулся в президиум к замполиту:
- У вас есть, что сказать?
- Есть! - Подскочил Матвеев. - Товарищи курсанты! Юбилейные часы все распроданы, часов больше нет, не подходите... Всё, спасибо. - И, вопросительно взглянув на комбата, подал команду: «Встать! Смирно!».
- До свиданья. Товарищи! - Приложил руку к козырьку полковник.
- До свдан… тов… плковник!!!
Здание не разрушилось. Командиры не оглохли. Четверокурсники в колонну по одному потянулись на улицу. На столах в столовой остывал завтрак. Начинался новый учебный день.
. . .
Подполковник Родин в учебный класс 64 взвода ворвался ураганом и бросил на стол чёрную папку, из которой посыпались машинописные листки со стихами. Быстро приняв рапорт дежурного по взводу, Родин начал занятие с риторического вопроса: «Много ли нужно, чтобы развеселить курсанта»?
- Поллитра! - сообразил, довольный собой, кто-то.
- Так как такой тары у меня с собой нет, поступим по другому: напишем летучку…
Взвод загудел недовольно.
- А вот теперь достаточно сказать, что на счёт лётучки я пошутил, и…
Взвод отозвался на этот раз одобрительно.
- …И вуаля, развеселил!.. Но ведь я прихожу к вам не только для того, чтобы приятно провести время. Мне ещё пока что государство за ваше обучение какие-то деньги, но платит. А потому проведем устный опрос… Кто это там тянет руку?
- Сержант Ченин!
- Вам выйти?
- Нет, отвечать.
- Желание выручить взвод похвально. Но присядьте пока, я сам решу, кого спросить. Ну, вот хотя бы сегодня какое число?
- 20-е!
- Кто сказал?
- Курсант Миронов.
- За правильный ответ курсант Миронов получает хорошую отметку!.. А дватцатый - к доске!
Сияя, из-за своей парты к классной доске стал выбираться все тот же Ченин. Подполковник Родин удивлённо развёл руками:
- Ченин, в чём дело?
- А я - двадцатый…
- Ладно, один-ноль в вашу пользу. Отвечайте. Первый вопрос: на какую оценку вы претендуете?
- Да я, вообще-то, на золотую медаль претендую…
- Вопрос второй: закурить есть?
- Не курю…
- Правильно, я тоже бросил. И последний вопрос: правильно ли я делаю, что ставлю вам отличную оценку?
Жизнь на четвертом курсе пошла веселее. Курсанты своими вопросами начинали сами поджучивать преподавателя:
- Товарищ подполковник, мы тут подсчитали, один препод на лекции 73 раза сказал фразу «Товарищи курсанты». Это что, слово паразит?
- Нет, скорее «товарищи» - это слово, а «курсант» - паразит. И вообще, Родину в этой стране защищает только один человек. Потому что Родина - моя жена. А что вы тут делаете, я не знаю…
. . .