Geum.ru

Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   16
- А во время войны - горел! – Закончил логическую цепочку он. - Так что спрячь штык-нож, ненароком поломаешь, и драй полы мылом - ототрется. 
- Да я уже пробовал, - возразил дневальный, - не получается.
- Ну, тогда неси мыло и тряпку! Если я ототру, тебе - пять нарядов. А если нет… Но пока идешь, думай, хорошенько думай! - И Мотор удовлетворенно зажурчал в писсуар. 
Через минуту Ханафин явился с полным набором: в правой руке щедрый кусок хозяйственного мыла, а в левой - жёсткая щётка и ведро с водой. 
- Ну, как, товарищ курсант, подумали? Ототрётся? - Поинтересовался Мотренко.
- Да уже и не знаю… Может, и ототрется…
- То-то же! - И командир роты с чувством исполненного долга полетел дальше.
. . .

Военную историю в 62-м взводе преподавал шустрый старикашка в гражданке, полковник в отставке и начальник кафедры военной истории. Ввиду своего пенсионного возраста Ерёменко Евгений Ильич позволял себе побалагурить с курсантами, пошутить, повеселить взвод, но спрашивал строго. Зайдя во взводный класс и приняв рапорт дежурного, он начинал так:
- А сейчас, товарищи курсанты, мы напишем ма-а-аленькую летучку. Попрошу раздать листки.
Пока курсанты в предстартовом мандраже ждут первого вопроса, Евгений Ильич лыбится своим морщинистым личиком и копается в ветхой, потрёпанной папочке:
- Вы, молодые люди, сейчас такие книжки читаете - «без целеры» называются. Я же в свое время читал с целью получения образования. И потому пришел Вас кое-чему научить. Что ж, приступим…
Задав вопросы с вариантами ответов, Ерёменко стопочкой складывал полученные бумажки с курсантскими каракулями на стол и продолжал:
- Кто подскажет тему семинарского занятия?
- Александр Невский. Ледовое побоище.
- Молодец, Концедалов, только не нужно с места кричать. Подними руку, встань, и получишь пятёрку за правильный ответ. А пока что получаешь замечание…
Евгений Ильич, заложив руки за спину, сделал кружок перед притихшей аудиторией, после чего взял в руки классный журнал:
- Ну-с, желающие ответить?
Курсанты притихли, из последних сил вчитываясь в свои конспекты.
- Знаете ли Вы, почему погибла красавица Зоя Космодемьянская? Полное отсутствие знаний привело к героической гибели…
Двадцать три возможные жертвы, уткнувшись носами в расплывающийся текст, из-под лобья следили траекторией преподавательской ручки по журналу. Двадцать четвёртый наблюдал фигуры высшего пилотажа мухи обыкновенной домашней. Сделав дополнительный заход, жирная черная муха, дрожа крыльями, шла на посадку. Марк Филиппович Нестер залюбовался мастерством её манёвра. Муха повторила «на бис» взлет-посадку на парте благодарного зрителя.
- Что ж, будем спрашивать только добровольцев. Есть добровольцы? Вижу, что есть… Кто тут у нас самый умный, самый шустрый. Шу… Шу… Ты, Шухарев?
- Нет, не я!
- Отвечать хочешь?
- Да нет, как-то, - честно признался курсант.
- Нет, значит, желания? Ладно, пока ставлю точку. В конце занятия точка станет двойкой. Двойку исправлять будешь?
- Да.
- И отвечать хочешь?
Тяжело вздохнув, Шухарев поплелся к доске.
- Ну-с, с этого и надо было начинать! Первый вопрос…
Шухарев, глазами морзируя «SOS!», взывал о помощи и мямлил что-то невразумительное.
- Вас, молодой человек, не слышно. Случай, как у князя Игоря - в туалет бы сходить, да кругом половцы. Вы не смущайтесь, на карте покажите…
С грехом пополам ответчик обнаружил прикреплённую на доске карту, на ней - Ладожское озеро, разобрался в обозначениях войск и прочитал помеченные тут же даты. Курсанты, в пол уха внимая страданиям товарища, зубрили следующий вопрос.
- Ну-с, желающие дополнить?
Кто-то поднял руку.
- Слушаю Вас. – Поощрил преподаватель.
- Курсант Жаров!
- Да, Жаров, что вы имеете дополнить?
- Эта.. значиться…теперича… на Ладейном озере маневр армий… в зимнее время… плюс героизм русских солдат…супротив превосходящего противника…
Преподаватель потупил глаза. 
- Спасибо, Жаров, садитесь. Кто ешё дополнит?
Рука Жарова оказалась единственной. Зато тянулась она так, как будто ещё немного, и курсант броситься на преподавателя, как Александр Невский бросился на литовских рыцарей. Преподаватель подумал, не вспомнил ли Жаров что-то важное, и пригласил его снова.
- Курсант Жаров!
- Отвечайте.
- Эта… значиться… маневр на льду… чёбы заманить ихнего превосходящего противника… значиться… коварно использующего «свинью»… применён впервые… плюс героизм…зимнее время…
- Спасибо, Жаров, садитесь! - попытка уловить смысл речей дополняющего повергла Еременко в состояние легкой контузии,- скажите, как правильно назывались войска Александра Невского?
- Курсант Жаров!
- Да, Жаров, я вас и спрашиваю…
- Ну, значиться…
- Нет, «Ну» они не назывались. А назывались они…
- Ну…
- «Дружина». Правильно, Жаров, садитесь. Садитесь, сидите и повторяйте… 
Еременко обратил свой взор к страдальцу Шухареву:
- Ну-с, красно девица, что ж ты голову повесил? Будем считать, что вы исправили свою ма-аленькую точечку на ма-аленькую троечку. И пусть по всем предметам Вам ставят такие вот ма-алюсенькие троечки. А на выпуске Вы получите такие ма-алюсинькие звёздочки, ма-алюсенький дипломчик и ма-алюсенькую должность. И платить Вам будут ма-алюссенькую зарплату…
Курсант Шухарев, вспотевший от переживаний, но довольный, что дешево отделался, поспешил на место. Евгений Ильич продолжил:
- Пока курсант Шухарев развлекал нас своим ответом, я проверил Ваши летучки… Шамин, руку от головы уберите и сядьте правильно, не на танцах… Зачитать результаты, или двоечники сами изъявят желание отвечать?.. Вижу, курсант Канавец тянет руку…
- Можно выйти? – Приподнялся над партой Канавец.
-Недержание?
- Угу…
- Ну, иди к доске.
- Да я в туалет…
Ерёменко хитро прищурился и раскрыл журнал:
- Молодой человек, поход в туалет надо ещё заслужить. Тем более, что мимо доски вам всё равно не пройти. Для начала ставлю точку. Точка неизбежно превратиться в двойку. А двоечники по туалетам не ходят, им времени нельзя терять, нужно скорее исправлять двойку. Двойку исправлять будешь?
- Да.
- И отвечать хочешь?..
. . .

Так, от занятий к занятиям, побежали близнецы-сутки, принеся на своих плечах студеную волжскую зиму. Теперь на лекции передвигались бегом: маршеровать в х\б на морозе не очень-то приятно. Начиная с минус двадцати дежурный по училищу разрешал одевать шинели. Вместе с зимой к новобранцам подкрался и первый караул.
«Несением караульной службы является выполнением боевых обязанностей по охране и обороне…» гласит «Устав»-сын.
Для первого караула выбрали лучших из лучших со всей 6-й роты. У кого не получалось из лучших, выбирали лучших из худших. «Счастливчики» день и ночь зубрили псалом - «Устав караульной службы», от первых строчек которого начинает трещать голова и надолго пропадает эрекция. Будущие часовые, караульные, «выводные» и «разводящие» ежедневно отчитываясь перед взводными в своих успехах. В конце концов, за четыре часа перед заступлением в наряд кураул 6-й роты вместе со своими командирами направился в «тренировочный» караульный городок, расположенный за стадионом впритык к 3 КПП. «Тренировочный» городок, как голубец мясом, был нафарширован возможными вариантами постов, макетов охраняемых объектов, местами заряжания-разряжания и чучелами «нарушителей». Автоматные ремни врезались в погоны, штык-ножи захлопали между ног. Два взвода, 62-й и 64-й, назначены первыми «караульщиками».
- Разь, два-а, три! И-и… раз, два-а, три!- «дал счет» Нюхтин. Капитан Мищенко, чему-то улыбаясь, широченными шагами следовал рядом.
- Разь, два-а, три! И-и… раз, два-а, три! Взяли ногу! Шамин, не зевайте по сторонам!
В караульном городке всех поджидал Мотренко. Руки его весело болтались в карманах, воробьиная головка вертелась на триста шестьдесят градусов, а от тарахтящего за спиной моторчика подергивало и оттопыривало. При приближении взводов он сосредоточился и, выпятив грудь, чирикнул:
- Здравствуйте, товарищи курсанты! 
- Виделись уже,- буркнул Калачев, а колонна, перейдя на строевой шаг, каркнула:
- Здра… жила…, таищ… майор!
Свернув шеи в «Равнении на право» и дождавшись милостивого «Вольно», курсанты остановились и перестроились согласно постовой ведомости. 
- Товарищи курсанты! – начал ротный, - Родина оказала Вам честь. Сегодня вы впервые заступаете на ответственный пост с боевым оружием в руках! А в стране, скажу я вам, не спокойно! Только что пришла кодограмма: на Дальнем Востоке весь караул расстрелян заживо! - Мотренко с испугу схватил себя за штаны.
- Гончаров, почему у Вас на глазах улыбка? Я говорю о вещах серьёзных - плакать надо, а не улыбаться. Вот так! – пожурил он и продолжил:
- Требую от всех строгих действий согласно Устава. И коль, не дай бог, что, - стреляйте, думайте. Прокурор разберется, кто прав, кто виноват. Главное, чтобы после караула все остались живы. И здоровы… А теперь - командирам взводов приказываю приступить к тренировке!
Взводные разбили курсантов по группам для отрабатки практических действий часового на посту. «Нарушители» тупо не отвечали на подаваемые команды и получали законную, пока что условную, пулю в лоб. Часовые звонили в караульное помещение, дабы запросить разрешение добить мерзавца, и скорую помощь для себя после перенесённого стресса. На соломенных макетах отрабатывали приёмы рукопашного боя с оружием. Прикрепив штык-ножи, тыкали соломенных противников в грудь и добавляли прикладом. У деревянных стендов шла тренировка разряжания-зряжания оружия. Несло мылом и оружейным маслом. Командир роты порхал от одной группы к другой, силясь контролировать ход занятий.
- Курсант Шухарев, у Вас не правильно получается! Дайте автомат, я покажу Вам, как нужно! – Требовал он.
Курсант Шухарев, самый маленький в роте, росточка ещё более низкого, чем Мотренко, беспрекословно протянул командиру оружие. Ротный с довольным видом вытащил руки из брюк и взял автомат.
- А что в «Уставе» по этому поводу сказано?- принялся клевать его Мотренко, - Часовой никому не передаёт оружие! Понятно, Шухарев? Никому! Даже мне! Вот так!
И, вернув обескураженному курсанту автомат, перепорхнул к следующему.
- Ну-ка, Калачёв, доложите-ка обязанности часового у вскрытого водохранилища?
- У какого хранилища?
- У вскрытого, Калачёв!
- Так я же не часовой? Я помощником начальника караула заступаю!
- Тем более, чтобы строже требовать с подчинённых, вы должны знать их обязанности лучше ваших!
Наконец, к всеобщему облегчению, Мищенко показал на часы, напоминая ротному, что пора бы и закругляться. Нужно еще успеть представиться коменданту. Мотренко дал «добро» и весело забежал во главу строя.
- Шагом… арш! Разь, два-а, три! И-и… раз, два-а, три! Не растягиваться! Шире ногу!
Детство заканчивается, когда начинаются караулы…
. . .

Курсант Дорофеев сиял как свежевымытая «взлетка».
- Вовик, что случилось? – Поинтересовался дежурный по 3 КПП курсант Концедалов.
-Мне сам генерал только что руку пожал. Неделю мыть не буду…
-Да ну?! С чего бы это?
-Понимаешь, жду я тебя из столовой. Спать охота! Глаза открываю - кто-то барабанит в дверь. Думаю, ты вернулся. Открываю. Некто в гражданке, в спортивной шапочке. Старичок такой. Заходит уверенно. Что ему нужно? Блин, так это ж Хоменко! Не растерялся: «Здравия желаю, товарищ генерал-майор!», говорю.
-А он?
-А он говорит: «Ну, здравствуй, соня». И руку мне пожал. Представляешь?!
-Представляю, Вовик. И долго он в дверь барабанил?
- Да нет, не долго. 
- Ты, конечно, дежурному по училищу доложил?
- Что?
- Да уж не то, что генерал тебе руку пожал! Ты инструкцию-то читал?
- Ну…
- Снимут нас с наряда, ой, снимут. О прибытии генерала нужно дежурному по училищу немедленно докладывать; Дежурный генерала у штаба встречает. Ох, влетит нам если не за «соню», то за доклад уж точно...
Концедалов обречённо махнул рукой. Настроение испортилось. В это время, не догадываясь о моральном состоянии наряда, из недр училища к воротами КПП приблизился тентованный ЗИЛ. Водитель, ещё не успев остановиться, надавил на клаксон. Концедалов чертыхнулся и отправился проверить у нетерпеливого документы. Сидевший на правом сиденье пузатый прапорщик засуетился:
- Открывай ворота, служивый. Спешу я!
- Извините, документы, путевой лист, накладную на вывозимое имущество…
- Да какую тебе накладную! Я - начальник склада!
- Да? А я - курсант Концедалов… 
- Вы что, товарищ курсант, обалдели?! Как вы разговариваете?!
- Извините, товарищ прапорщик, служба. Только без накладной будем разворачивать машину, а то вы мне проезд закрываете…
Прапор, возмущенно бурча, порылся в сальных бумажонках, после чего предъявил какую-то записульку. Концедалов, не спеша, обошел грузовик и заглянул в кузов. 
- Вы знаете, в кузове имеется ящик, который в накладной не указан. Будем задерживать машину и звонить дежурному по училищу?
- Слышь, курсант, ну, что ты мозги-то ебешь? Ну, ящик как ящик, пустой наверное…
- А это мы сейчас проверим…
И Концедалов полез на борт. Принципиальная вредность. Служба так служба. Выпрыгнув из кузова, он принялся переписывать номера машины, номер путевого листка и фамилию водителя и прапорщика в журнал. Прапор засуетился:
- Ну, что, едем, не едем?! Меня люди ждут!
- Эй, дневальный! – крикнул Концедалов Дорофееву, уже полностью игнорируя прапорщика, - Давай, звони дежурному по училищу. Скажи, машину задержали, не оприходованное масло из столовой вывозит. - И добавил тише лично для Вовика, ну, что, нужно «прогибаться» за твоего генерала…
Плохо окрашенный «ЗИЛ-130» с матерящимся прапорщиком еще долго не выезжал с территории КВВСКУ…
. . .

В первую субботу после общего наряда Мотренко приказал курсантам рассаживаться перед канцелярией для разбора полётов - подведения итогов службы. Высказаться первым предложено командирам взводов. Начинал Нюхтин:
- Хочу отметить неплохое для первого раза знание «Устава караульной службы», особенно отличились Кириллов и Лобозев. Для остальных же курсантов 62 взвода даже не намекаю, а немёкиваю: «Устав караульной службы» в ближайшее время выучить придётся. Всем. Потому как не бывает, что тебе - сахар, а мне - сладкий, одни тянут караулы, а другие прохлаждаются в патрулях. Исключение, может быть, составит курсант Нестер – наш хронический ниппель.
- Почему? – Обиженно мяукнул с места Марк Филиппыч.
- А потому, что вы живёте по принципу менингита. Для тех кто не знает, напомню, менингит - это такая болезнь мозга, от которой либо умирают, либо становятся дураками. Подполковник Титаренко, имевший счастье заступить вместе с вами начальником патруля, очень сожалел, что вы выжили. Ибо знакомство с вами обёрнулось для него, по меньшей мере, поносом и нервным расстройством. Знаете, почему?
- Нет.
- Даже не догадываетесь?
- Нет...
- А не вы ли использовали в комендатуре вместо кипятильника хитрую конструкцию из 2-х лезвий?
Принцип кипятильника достаточно прост: на концах электрического провода прикрепляются два опасных бритвенных лезвия. Между ними устраивается спичка-распорочка. Лезвия опускают в стакан с водой, а другой конец можно смело втыкать в сеть. Чего не рекомендуются делать, если нет распорки и воды. К данному способу подогрева воды приходилось прибегать в нарядах.
Уходя из комендатуры, Нестер забыл выключить свой «кипятильничек». Вода потихоньку выкипела, распорочка от вибрации вылетела. В результате - короткое замыкание. Если в центральной комендатуре со всеми ее временно задержанными и арестованными ночью отрубается свет – это не хорошо. Когда подполковник Титаренко обнаружил хитрую «конструкцию», в помещении уже дважды выбивало пробки. И выбило бы и в третий раз, не зайти он случайно в комнату отдыха патруля. Потом Титаренко ещё долго матерился: «Диверсия! Диверсия!», насилу успокоили. А ведь мог и караул «в ружье» поднять, вот был бы праздник…
Затем слово взял капитан Мищенко. Отметив лучших и пожурив нерадивых, Алексей Станиславович сделал одно замечание:
- Ничего себе! На караул курсанты скинулись по четыре тысячи на харчи, а у меня банку кофе выпили, которую я за двадцать купил! Это как называется?
64-й взвод торжественно пообещал восполнить запасы кофе, после чего Мищенко передал слово Тупикову.
Тупиков нёс службу дежурным по батальону и решил отметить ротный наряд. Но так разволновался, что долго не мог выговорить фамилию дежурного. Он произносил то Шиуцман, то Шуцман, то Шицуман, то, извинившись, шипел что-то нечленораздельное на «Ш». Рота, встретившая первую ошибку ухмылками, откровенно ржала. Мотренко призвал к спокойствию. Сам виновник, решив, что хватит издеваться над фамилией, выкрикнул с места: «Да Шиуцан я!», после чего лейтенант, комкая слова, по быстрому закруглил своё выступление.
Последним, потрогав себя за штаны, на трибуной вспорхнул Мотренко. Покачавшись на одной ноге и выбрав позу поудобнее, он погрузился в свои записки и произнёс:
- В целом рота пронесла службу удовлетворительно. Есть положительные стороны. Но имеются и претензии к отдельным нарядам. Я, например, несколько раз делал замечание дежурному по столовой, чтобы не забывали ступеньки от снега чистить, а то они все в жиру. И парадный вход в первую столовую весь был изгажен нечеловеческими естественными надобностями. Вам же самим неприятно пищу принимать в антисанитарных условиях, да, Меркотан?
В комендатуре Нестер отличился с электробытовыми приборами, за что будет примерно наказан… А в восьмой роте один такой, вообще, выстрелил при разряжении оружия. Хорошо, в пулеуловитель, а ведь мог и товарищу в лоб. Вот бы обрадовалась его мама!
Курсанту Ноговицыну я объявил выговор за выражение нецензурным матом. А то, видите ли, спотыкнулся он! Большой уже мальчик, а ведёт себя - как ребёнок! 
Концедалов тоже отличился: задержал на КПП начальника продовольственного склада. Прапорщик, видите ли, масло без накладной вывозил! Это же не кто-нибудь, это начальник склада, понимать надо! Он сам себе накладные выписывает. Если захочет, весь склад вывезет. Пришлось перед прапорщиком извиняться…
Но, правильно сказал капитан Нюхтин, для первого раза не плохо… 
. . .
- Товарищ курсант!
Аудитория недоумённо подняла глаза на преподавателя. «Товарищ курсант» относилось ко многим, точнее, ко всем, находящимся в аудитории, за исключением самого преподавателя. Но подполковник поймал взгляд нарушителя и уточнил:
- Да, вы правильно на меня смотрите. Встаньте.
Влад Коноплин, здоровый прыщавый коал в человеческом обличье, с проворством черепахи привстал. На его лице отпечатались следы нездорового сна. Тяжелое забытье после бессонного наряда. Мучитель же, посмевший потревожить безобидно спящее существо, продолжал шуметь, горячась.
- У Вас, товарищ курсант, уже пролежни от спячки!
- Да разве это - сон, - подумало про себя существо, - одни мучения…
Преподаватель же не желал успокаиваться, зудел и махал руками:
- Смотрю я на Вас, смотрю, а Вам всё до фени. Вы бы мне рассказали секрет Вашей медитации, чтобы я тоже мог принять такое состояние…
Голос мучителя колоколом звучал под потолком и гулом отдавался в голове. Влад Коноплин прикрыл глаза. Колокол не пропадал. Подполковник оказался шумным и навязчивым видением.
- Разрешите сесть? – Попросил Коноплин, пытаясь прекратить пытку. Но подпол, войдя в фазу поэтического красноречия, не услышал. Пришлось повторить:
- Разрешите сесть, товарищ подполковник?
- Вы же, товарищ курсант, меня не слышали, когда я вас просил лекцию слушать и записывать. Тетрадь вашу даже проверять не хочу: уверен, там - диаграмма сна. И вот теперь я вас не слышу!.. Ладно, садитесь!
Курсанту Коноплину было всегда неприятно, когда с ним разговаривали подобным образом. Зачем обижать, он же ничего плохого не сделал… Злой человек, этот препод…
- Садитесь, товарищ курсант!
Вот и сейчас он снова повышает голос. Не хорошо…
- Садитесь!
Пробиться к затухающему сознанию на получалось. Занятие обещало закончиться жирными записями в тетрадь замечаний, вызовом ротного и последующими долгими разборками с наказанием виновных-виноватых. Некоторые преподы лишь данным способом пробуждали уснувший интерес к своим лекциям. Подполковник исключением не был.
- Что, товарищ курсант, теперь вы меня опять не слышите? Что ж, попрошу Вас удалиться досыпать в роту и появляться на моих занятиях только с этим вашим, как его, Мотренко! Всего хорошего!..
Коноплин, не торопясь, собрался и вышел. Подполковник, терпеливо дождавшись убытия курсанта, продолжил занятия…
. . .

Капитан Нюхтин представил 62-й взвод полковнику Марату Флюровичу Бабаян, начальнику кафедры общественных наук. Полковник преподавал философию. 
Чёрные глазки-маслины Марата Флюровича лихорадочно блестели, по торчащим из ноздрей жестким волосинам текло. Преподаватель шмыгал носом и утирался маленьким платочком.
- Еслы завтра нэ прыду...
- Считайте меня коммунистом! – пошутил Нюхтин, на что Бабаян тут же возмущённо отреагировал:
- Что?! Я и есть настоящий коммунист! В то время, как вы страну развалили, я тридцать лет на острие ножа...
Нюхтин предпочёл так и не узнать, что же делал Марат Флюрович на острие и какого ножа, и потихоньку ретировался из взводного класса. Препод же долго не мог успокоиться, бил себя в грудь, повторяя «Ми, русскые люды!...» и «Ельцин - враг народа!...»
Начальник кафедры общественных наук являлся марксистом-ленинцем до корней седых волос. Всё существо его протестовало против новой государственной политики, но ничего изменить в ходе событий он оказался не в силах. И ему было стыдно. Стыдно за нерадивых курсантов, которые из-под палки конспектировали труды вождей. Стыдно за коллег-преподавателей, которые продались империалистам, перестали платить партийные взносы и голосовали теперь то за Лебедя, то за Жириновского. Ему было стыдно за всех, кто считал, что грядущая демократия – благо. И если какой-то из курсантов вдруг по глупости или по неосторожности на занятии посмел высказать вслух свои либеральные мысли!... Лучшего способа сорвать семинар и не придумать. Марат Флюрович выплёскивал на окружающих весь свой стыд, всю свою ненависть, в течении двух часов рвал и метал. Он в сотый раз репетировал Октябрьский переворот на территории отдельно взятого взвода. И когда, наконец, переходил к Мировой революции, время занятия заканчивалось. Полковник просил слушателей на самоподготовке в двух словах на четырёх листах написать, что они думают по этому поводу, и, хлопнув дверью, стремительно уходил митинговать дальше. А у курсантов ещё долго гудел в голове его революционный набат. После такой мозговой клизмы кто-нибудь, обыкновенно, вздыхал и вспоминал, что говорили в данном случае классики: «Эх, тройка - Русь! Куда несёшься ты? Нет ответа...» Только ноги нам кирза сдавила...»