Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»

Вид материалаДокументы

Содержание


Часть iii.
Хули уши развесили? бегом!
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16



Курсанты


Алекс Баттан

«Россия держится на двух китах: 
плохих дорогах и хороших дураках»
(Из курсантских разговоров) 

К У Р С А Н Т Ы
(автобиографическая повесть)


Окончательный вариант: 13. 02. 2001 
А. Руденко, Париж.
Телефон:
06-65-00-55-45 (по Франции)
+33-6-65-00-55-45 (из России)
super_battant@mail.ru

Два слова от автора 

Я благодарен абсолютно всем, кто, так или иначе, помогал мне в написании этой книги. Людям, жившим рядом со мной, событиям, фактам. Без них все, что описано ниже, никогда б не свершилось. Повесть эта настолько документальна, что мне не скромно чувствовать себя ее автором. Скорее, я - летописец, старающийся сохранить маленький кусочек современной истории. Интереснее, чем в жизни, не придумать, так что моя роль, как летописца, сводилась лишь, по возможности, к более точному описанию. Не удивляйтесь, если местами персонажи вам покажутся смешны, а речи – странны. Такова жизнь. Образы остались оригинальными, слова - подлинными.
Посвятить же книгу хочу её главному герою - Камышинскому высшему военному командному инженерно-строительному училищу. Я не стал отступать от укоренившейся в литературе традиции в конце романа убивать главного героя. Тем более, что само Министерство Обороны Российской Федерации было на моей стороне. Приказом Министра Обороны России от 7 мая 1998 года КВВКИСУ было расформировано. 
Светлая ему память...


Часть I. Без вины виноватые.

Глава I. АБИТУРИЕНТЫ

Славные семидесятые! Великий, могучий Советской Союз! Большой брат всех народов, идущих верным курсом к светлому коммунистическому завтра. Комсомольские стройки, встречные планы и трудовые ударные вахты. Общаги, студенты, и песни по вдруг появившемуся у соседа телевизору: «То ли ещё будет, ой-ой-ой!». А вечером под гитару: «Червона рута» и официально запрещённый, но не чуждый советскому человеку «Биттлз». В то время как на Диком Западе создавался компьютерный рынок, в Москве в свободной продаже появились шариковые ручки. И то, что одна скромная русская девушка полюбила безусого инженера Долгова в далёком чужом Узбекистане, было делом молодым и обычным…
В тринадцатом веке хан Батый дошел до Москвы и спалил ее. Москва возродилась, но где же Монгольское Ханство? В начале девятнадцатого москвичи подпалили свои дома сами в пику наступавшему Наполеону. В итоге Бонапарт потерял свою Великую Армию, а лихие казаки поехали в Париж учить французов говорить «Бистро!». Маленький Фюрер любою ценою стремился к Советской столице. После этого в Берлине построили стену, отделяющую западную зону от восточной.
Американские стратеги изучали историю. И сделали выводы. Обошлась без штурма Кремля и высадки парашютно-танкового десанта под Крюковом. «Холодная война» развернулась на минном поле политической сцены. И Советская Империя пала, завалив, заодно, хрупкие домики своих меньших братьев. Общую капитуляцию обозвали термином «Перестройка», и главный инженер Долгов уехал из Узбекистана перестраивать что-то, где-то, зачем-то. И не вернулся. А мама с маленьким Вовой Долговым осталась. 
Раньше каждое лето, в отпуск, мама ездила на Волгу, в Николаевск, и сына, конечно, брала с собой погостить у бабушки. Но в этот раз (впервые в жизни) Вова поехал один. Денег все равно не хватало на два билета, да и Вова стал совсем большой мальчик, почти взрослый, школу окончил без троек. Военкомат бордовыми стенами взывал о неминуемом воинском долге. «Через две, через две весны»,- браво маршировали солдаты из кинолент «до развала». О «дедовщине» и «беспределе» учили новые «перестроечные» фильмы. Честно, служить не хотелось, но и выбора особого не было. Так ничего и не решив, Вова отправился к бабушке, в деревню, в глушь, в Николаевку
Николаевск - потерянный провинциальный городок. Вокруг центрального парка с классическими тополями чуть живые двухэтажки в окружении частных дворов. На центральной улице слабо угадывается асфальт. Пристань водного трамвайчика - все-таки – Волга. И не так далеко от окраины даже есть грузовой причал. Главной же достопримечательностью городка стало то, что на противоположном берегу реки расположился город побольше, некий Камышин. В Камышине большой речной порт, железнодорожный вокзал и настоящее Военное Училище. А не гастроли иногда, коль повезет, приезжает цирк!
Однажды бабушка повезла Вову в Камышин на базар так, за компанию. Центральный рынок расположился недалеко от военного училища, и они решили зайти туда на экскурсию. Благо, что пора выпала абитуриентская, заходи, кто хочет. 
Вова смотрел своими большими, по-детски голубыми глазами на высокий, каменный, неприступный, как стены феодального замка, забор, на зарешёченные, метровые окна огромных казарм. Бордюры сверкали известковой белизной, плац размером с футбольное поле. Только ржавые водяные разводы на водосточных трубах, там, куда не дотянулась курсантская рука, или не заметил дотошный командирский глаз, оставались такими же рыжими, как веснушки на лице у шестнадцатилетнего мальчика Вовы. С безмятежным любопытством бродил он под руку с бабушкой по территории военного городка. Вокруг сновали такие же конопатые, пестрые личности, праздные, лучезарные, ни куда не спешащие. Легко одетые, разные, прибывшие неизвестно откуда и неизвестно к кому. Другие, хмурые, марширующие строем, блестели под лучами июльского Солнца кирзовыми сапогами, пугая строгость и одинаковостью лиц. Не заметил Вова, как оказался перед дверью с надписью «Собеседование». Только тут бабушка отпустила свою цепкую ручонку и легонько подтолкнула внука внутрь.
-Документы.
Дядька в погонах почему-то смотрел строго именно на Вовочку, который ничего плохого ему не сделал. В комнате за партами, сдвинутыми в ряд, сидели и пыхтели похожие на Вову подростки.
-Не заматеришься, так заругаешься. Молчишь как рыба об лёд. Язык проглотил?
Дядька в погонах говорил зычно, твердо, вроде бы даже ругался, но как-то обычно, не зло. Какие документы и почему у него их спрашивают, Вова не знал.
- Э…Тык…Я с бабушкый.., - только и выдавил он, выдавая свое узбекское детство странным для рязанской внешности акцентом.
- Ты ещё и по-русски со словарём. Ну что ж. Будем требовать переводчика. Давай зови свою бабушку.
Старушка бочком вошла в дверь и протянула Человеку при Погонах Вовочкин новенький паспорт и аттестат об окончании школы придачу. 
 

- Рахат-лукум, говоришь? Были проездом, - дядька, пометив что-то в своей тетрадке, положил Вовочкины документы в общую стопку, - Учиться хочешь? Решил поступить в наше училище? Похвально. Офицер всегда поимеет государеву картошку со слоновьим жиром да на стакан водки. Ладно, садись за парту во-он там, на, заполняй анкеты. Писать-то умеешь? А вас, дорогая бабушка, - тут Человек при Погонах даже улыбнулся, - хочу поздравить: ваш внук сделал правильный выбор. Ступайте домой, не волнуйтесь. О результатах экзаменов мы вам сообщим. По почте.
И бабушка, кланяясь, выкатила в коридор.
В фойе у тумбочки с телефоном курсант в парадной форме стоя читал потрёпанную газетёнку. Время от времени его чтение прерывалось приступами смеха. Единственным, омрачавшим жизнь, являлись постоянные телефонные звонки, очень отвлекавшие от чтения.
- Тре-ень! Тре-ен-ень! 
- Дневальный по офицерскому общежитию курсант Забияченко!
- Товарищ курсант! Срочно найдите майора Дятлова и передайте, чтобы он подошёл к дежурному по училищу!
- Есть, товарищ подполковник!
И курсант Забияченко опять погружался в чтение. 
- Сынок, - бабушка тронула дневального за локоток, - а когда теперича маво внучка выпустят? 
- Как только провалит экзамены, так и выпустят. Или, если не повезет, то по окончанию училища через четыре года.
- Тре-ень! Тре-ень! 
- Бл!.. Дневальн по офиц общежит к-т Заби-янко!
- Товарищ курсант! Вы выполнили моё приказание?
- Выполняю, товарищ подполковник! Есть, товарищ полковник!
Солнце, летнее, ленивое, предобеденное время и копошащиеся бездельники-абитуриенты - ничто не располагало к служебному рвению. Отдав свою газетёнку подменившему его товарищу, Забияченко спокойно пошёл обедать. Старушка, вздохнув, тоже ушла.
-Тре-ень! Тре-ень! Тре-ен-ень!
-Дневальный по офицерскому общежитию курсант Кошелев, - принял вахту прибывший.
- Где майор Дятлов?
- Майор Дятлов? Не знаю…
- Я, маму вашу, телевизор, повторять? Почему Дятлов все ещё не у меня?
- Кх… я того… виноват.. не…
- Вас с наряда снять сейчас или до вечера подождать!? – орет начальник.
А в коридоре общаги седой кэп из полуштатских пытается строить разношёрстные шеренги:
- Смирно! Ровняйсь! Смирно! Ровняйсь! Что за разговорчики в строю? Ровняйсь! Вы, да, я к вам, с большой сумкой, обращаюсь! Закройте своё веселье! Отставить. Смирно!
Кое-как урезонив толпу, капитан развернулся к молодому старлею:
- Товарищ старший лейтенант! Вновь прибывшие из города Волжского в составе 23 человек построены. Помощник военкома капитан Бердичев!
- Вольно! В аудиторию…с вещами…шагом…марш!
Галдя и толкая друг друга, «абитуриенты» ввалились в класс, расселись и принялись старательно марать анкеты. 
. . .

Судьбе было угодно, чтобы именно в этой аудитории впервые собрались вместе некоторые наши герои. Вот на первой парте заскучал, ковыряя в носу, абитуриент Марк Филиппович Нестер. Нескладный, угловатый, костлявый, с глазами печальной птицы и с гнездом этой же птицы на голове. Задумчиво выколупывая вторичный продукт из мозга, глубокомысленно размазывал его на столе. Когда старший лейтенант, проводивший анкетирование, заметил его безделье и окликнул страдальца, Марк Филиппович вздрогнул, очнулся от дум и протянул безнадежно:
- Ручку… украли…
- Правую или левую?..
Старательным почерком выводит буковки Ченин. Краса и гордость провинциальной Школы искусств. Ему бы в Репины податься, а он в военное училище поступать надумал. Потому как долг каждого настоящего гражданина – любить и защищать свою Родину. А если придется, то и с оружием в руках. У военного же человека оружие всегда под рукой. А художественный талант – так он везде сгодиться. Не только хороший дневальный украшает образцовую роту, но и стенгазеты, плакаты, стенды, да ровный почерк в «Классных журналах», в конце-то концов. Ну, не утомленные же службой седые генералы будут рисовать человечков, марширующих в ногу?
Сопит и потеет за партой румяный пончик по фамилии Дорофеев. Что же ты, друг, ручку держишь не твердо, за десятый класс позабыл написание букв? Не расстраивайся, правописание позабыли почти все. Напиши даты рождения мамы, папы, и считай, что ты готов к математике по школьной программе.
Саша Жаров на вершины не претендовал, писал просто: «Сирота». Приоткрыв рот, сморщив лоб и пыхтя от усердия, переносил на бумагу свою небольшую биографию. Занятие это требовало крайнее напряжение мысли, о чем свидетельствовал вздыбившиеся короткие жидкие волосы, и сутулость плеч, и оттопырившийся колючий воротничок. Получалось коряво и нескладно, но честно. Родился. Рос. Школа-интернат. Не очень-то потолстеешь. Учился как все. Вот и выпуск. Что тут добавишь? Каким ветром занесло из Мордовии? Просто друзья по интернату учились здесь. И, по правде сказать, сегодня Жаров являлся одним из немногих, кто не вспыхнул бы как Змей-Горыныч при неосторожном обращении с огнем. Густые пары недавних проводов сразили бы наповал нежных училок этих вчерашних школьников. Старший лейтенант Желтяков лишь недовольно морщил нос. 
- Ба-а-бах! - что-то тяжелое с глухим стуком повалилось в коридоре. Мальчишки ошеломлённо встрепенулись и подняли головы. Старлей приоткрыл дверь и выглянул посмотреть, что случилось.
- Что там, товарищ лейтенант? – поинтересовались из класса.
- Ничего страшного. – успокоил собравшихся он, - Курсант 4-го курса головой на ступеньки упал...
Пристроившийся «на камчатке» долговязый Константин Канавец удивлённо присвистнул:
- Да-а, вот это голова, я понимаю!
- Ничего, и у Вас такая будет - крепкая и пустая… 
Костик округлил кошачьи глазищи от уважения и восхищения. В его родном Новом Рогачике бронебойные головы ценились, как повсюду в стране.
. . .

Вообразите себе ограниченную высоким, частично каменным, частично решетчатым забором территорию, вмещающую средних размеров городок правильной прямоугольной формы. Внутри, за забором, казармы, столовые, штабы, склады, КПП, учебные корпуса и гауптвахта с двориком для прогулок арестованных. В указанных зданиях курсанты жили, питались, учились, несли службу и отбывали наказание, а между ними ходили строем по перпендикулярно-параллельным асфальтированным улицам, украшенным наглядными пособиями по строевой подготовке. Две тысячи голов, марширующих от подъема до отбоя по единому распорядку. За тем, чтобы никто не смел отклониться на миг от поминутно расписанного ритуала, следят ротные офицеры. За расторопностью ротных наблюдают чины из штаба. Штабных контролирует начальник училища. Начальник ходит на ковер к министру обороны. Ну, а министр отчитывается перед его величеством президентом. Таким образом, Родина бдит каждый шаг своего курсанта, будущего офицера. Ну, а курсанты после вечерней, завершающей прогулки с песней и пляской сапогом по асфальту, ложатся спать. Спи, дорогой, отдыхай. Набирайся сил. Если не в наряде, конечно. И нет патруля ночного. Или тревоги какой. Ты нужен Родине. Она надеется на тебя…
А назавтра опять: «Рота, подъем! Выходим строиться на зарядку!» И так - изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц в течение нескольких лет. Прямо, по уставу. Шаг вправо-влево - отчисление из училища и, как небесная кара, посылка в войска, в стройбат. Нелегок процесс превращения молокососа в офицера. Выживают сильнейшие. С крепкими головами и твердыми знаниями «Устава караульной…» и прочей службы. Только избранным головам сносить фуражки с кокардами и гордое звание российского офицера…
И вот представьте, раз в год в симметричный мир победившего Устава вторгается хаос: Абитуриенты. Ах, если б возможно создать новобранца, который вливается четко, беззвучно в боевые ряды! Или уже в первом классе перевести все школы на казарменное положение, на подобие Суворовской и Нахимовской! Но пока сие не возможно, приходится мириться с периодом легкой смуты в государстве военных порядков.
Ежегодно КВВСКУ набирало батальон новобранцев, пять рот по сто с лишним ртов в каждую с расчетом, что треть поступивших не дотянет до финиша. Плюс какой-никакой, а конкурс. Итог – под тысячу оболтусов призывного возраста со смутным представлением об армии и дисциплине томятся на закрытой территории в ожидании экзаменов. Шальными пулями носятся они, ряженные кто во что горазд. Приклеившиеся к воротам контрольно-пропусных пунктов мамы, папы, тёти, дяди, бабушки и прочие знакомые и родственники пускают слезы. Через решетку пихают чадам провизию и одежду. Детишки хватают подкормку и, утирая сопли, с диким хохотом разбегаются по казармам. Старшина еще прячет в каптерке портянки и кирзовые сапоги. 
. . .
Стадо вновь прибывших усилиями офицеров перемещалось поротно в казармы и строилось в длинных коридорах между спальными помещениями. Назывался данный плацдарм - «взлетка» - и данный термин приживался сразу как единственно правильный, потому как иначе назвать этот проходящий от левого до правого крыла здания бесконечный межспальный проход просто невозможно. Бурлящий патлатый табун извивался по «взлетке» кишкой. Гомон не утихал. Впрочем, командир не спешил напрягать голосовые связки. Сегодня это смешно. Завтра - пока бесполезно. Чуть позже. Вот стоит только этим желторотым сдать экзамены и получить форму… А пока пусть резвятся. Салаги...
Примерно так рассуждал командир одного из взводов 9-й роты старший лейтенант Желтяков, лениво переминаясь перед строем абитуриентов. Он, не претендуя на особое внимание, доводил до вновь прибывших вещи банальные, но необходимые. Например, здесь, на третьем этаже данной казармы, располагается девятая рота, в которой вы теперь значитесь. Запомните. Рота девятая. Третий этаж. Желтая казарма у 2-го КПП. Когда вы пойдете шататься по училищу, что, в общем, пока не возбраняется, то бесполезно потом искать вашу роту на втором этаже другой казармы. Ясно? Кому не понятно, заблудится, опоздает на построение и автоматически пропустит экзамены. Теперь яснее? Дальше. Отход ко сну повзводно согласно составленных списков в спальных помещениях своих взводов. И не надо лезть на койку Иванова, если вы Петров. Ну, и что, что до этого вы привыкли спать с мамой? Не бойтесь, вы тут не одни, вас тридцать в спальном кубрике. Кровати сдвинуты по две для экономии места, а не для того, чтобы прижиматься к товарищу - вас могут неправильно понять. Или понять правильно и ответить взаимностью. Тогда получиться не казарма, а голубятня. Наличие же голубятни на территории части Уставом не предусмотрено… В курсантскую столовую питаться ходим строем, поротно. Никого не интересует, что мама вас напихала пирожками, а от перловки воротит. Тут важно не участие, а присутствие. Для особо голодных работает кафе «Витазь». Но только в свободное время, которого у вас скоро не будет. Завтра утром - медкомиссия, прощу горячительных напитков не употреблять, иначе в вашем спирте крови не обнаружат. Первый экзамен через два дня. Это время вам дается на подготовку, а не для того, чтобы во взводных классах на партах мух давить. Первый же экзамен выявит диаграмму сна. Тот, кто не сдаст экзамены, поедет домой. Остальные будет зачислены и уже окончательно распределен в свою учебную роту. А там – жизнь покажет…
Получасовую лекцию старший лейтенант закончил просьбой сдать документы и деньги в канцелярию в сейф, иначе:
- Воровать, может, никто и не будет, но что-нибудь пропадет обязательно… И я прошу обратить вас особое внимание! - Желтяков напряг голос. - Говорите своим товарищам, куда вы уходите, чтобы потом вас можно было найти…
Тут же выстроилось несколько очередей: осторожные - в канцелярию, практичные в каптерку за постельным бельем, а голодные побежали в кафе. 
О, кафе «Витязь», в простонародье «ЧПОК» – чрезвычайная помощь оголодавшему курсанту. Оазис в пустыне казарм и плацев! Драгоценное место! В период невзгод и тягостных раздумий над нелегкой курсантской судьбой, когда промелькнул короткий отпуск, а следующего не видно, когда командиры лютуют и требуют высоких отметок в боевой подготовке и учебной, ты один есть надежда и опора, приют коржиков и ватрушек, под завязку забитый ЧПОК! Вкуснее втройне кефир и пирожные, добытые с боем. За пятнадцать минут перерыва курсант добежит до ЧеПКа, отстоит в очереди, купит и съесть все то, что дадут. При этом в момент «высадки» абитуриентов задача усложнялась. Перед прилавком возникала толпа с картины «Штурм Зимнего». Впрочем, парни в линялой х/бэшке под завистливым взглядом «крайних» абитуриентов брали свою порцию кондитерского счастья, протискиваясь сквозь толпу. Или «над толпу»? «Под толпу»? Неважно. Важно, что на долю секунду они оказывались у кассы, и, протянув деньги, желали. Добродушная пухлая продавщица объясняла этот феномен особо возмущавшимся абитуриентам так: 
-Они - наши. А вы - пока еще - нет. Вот наденете форму - милости прошу без очереди.
В такие минуты «лица из абитуры» давали шесть модных рубашек за выгоревшее х/б. Наивные, не знали они, что у них, облачившихся в форму, времени на посещение ЧеПКа будет не много. 
Пока голодные подкреплялись в ЧеПКе, практичные получали в каптерке белье и стелили свои постели. На квадратных простынях чернел штамп «КВВСКУ», а на байковых одеялах – слой прошлогодней пыли. 
- Слушай, сосед. - абитуриент Концедалов, среднего роста, среднего телосложения и средней наружности, дернул товарища, кровать которого стояла вплотную к его. - Помоги вытрясти это чертово одеяло... 
На улице, в спортгородоке перед казармой, всяк, как умел, насиловал кусок байковой тряпки: одеялами колотили по брусьям, избивали ногами на турниках, свернув жгутом, пороли ни в чем не повинные спортивные снаряды. Постельное белье оказалось выдано во всех пяти ротах абитуры одновременно, на пыль все реагировали правильно, и вот несколько сот человек дедовским методом избавлялись от пыли. Облако серого тумана поползло по округе, гонимое ветром. Офицеры, ибо битва с пылью являлась традиционной и повторялась ежегодно, спрятались по каморкам. Концедалов Василий, выскочив из казармы, поперхнулся:
- Отойдем в сторонку, а то больше наглотаемся, чем выбьем.
Сергей Ченин был повыше Василия и легонько сутулил плечи – школьные годы оставили собственный след. В остальном они оказались похожи: загорелы, голубоглазы, с острыми славянскими скулами и угловатыми мальчишескими фигурами. Схватившись крепко по углам одеяла, абитуриенты сделали «оп!», окатив себя ядреной пылью. Сил не жалели, трясли, как умели. Одеяло же на поверку оказалось не прочным. На третьем или четвертом хлопке в руке у Василия остался выдранный клок.
- Ну, и старье! Того и гляди, одни лоскуты останутся… 
Совместный труд, известно, объединяет. Осознание того, что это надолго, объединяет вдвойне. Закончив упражнения с одеялом, лоботрясы двинулись бродить по училищу.
Дороги другие, говорят, ведут в Рим. Дорога в стенах КВВСКУ неминуемо привела абитуриентов в ЧПОК. За сладким коржиком разговорились. Оказалось, Василий пару месяцев назад и не мечтал о военной карьере. Жил себе тихонько в самом дальнем уголке Волгоградской области. Весна, цветы, ягодки. Восемнадцать недавно исполнилось. Неумолимо приближался призыв. Начальное образование получено, и пора бы сдаваться в армию, но… Отец заколол свинью - презент военкому. Подсуетившись, военком задним числом оформил документы для поступления в военное училище, а повестку отложил в долгий ящик. Без особых усилий папаня разъяснил сыну, что, чем два года терять в солдатах, уж лучше немного поднапрячься, и получить спокойно бесплатное высшее образование, плюс офицерские звезды.
- Время нынче такое, - убеждал Концедалов-старший притихшее чадо, - Что без высшего образования и в пастухи не возьмут.
- В пастухи возьмут, - оспорил папину цитату Ченин. – Я, знаешь, с детства мечтал ветеринаром заделаться. После «десятого» поехал поступать в Саратовский Зооветинститут. В общежитии, так случилось, встретил землячку, и первый раз в жизни нажрался до поросячьего визга. Перед экзаменом по математике. В школе квадратные уравнения устно решал, а тут стою и дважды два на доске складываю. В голове - Хиросима, во рту - Сахара. Чувствую себя ящерицей из «В мире животных». Ну, экзаменатор меня обнюхал, и говорит: «Идите, - говорит, - быкам хвосты крутить. Или в геологи, примут вас, их все равно в тайге никто не видит. А ветеринаром быть – работа ответственная, вам у всего стада потомство принимать будет нужно»… Год после провала кем только не работал. И пастухом, и на свинарнике - подменным свинарем. А еще биофизиком хотел стать… 


>