Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»
| Вид материала | Документы |
- Руководящие посты и должности, Управлять и Командовать хорошими людьми, 28595.75kb.
- Цель воспитания, по мнению, 58.06kb.
- 1. Каждый темперамент имеет свои преимущества, 73.33kb.
- Как видно из приведенных ниже требований, успешные кандидаты на вакансии кассира, 158.68kb.
- Инструкция: Ребята, сейчас Вам будет предложен опросник, который состоит из вопросов, 127.22kb.
- Новый год по Восточному календарю наступает в феврале, 442.34kb.
- Ксожалению, по поводу рисков существует множество заблуждений, связанных с непониманием, 192.5kb.
- Ука, убеждающая нас, что у человеческой натуры почти нет объективно плохих или объективно, 73.16kb.
- Наследие Дух, литература, этика На этих «китах» почти два столетия стоит традиция русского, 993.37kb.
- -, 989.79kb.
- Ага, все довольны, все улыбаются… Так бывает, если что-нибудь тяжёлое на голову падает, - паррировал Концедалов, - человек превращается из гомосапеенса в дауна…
- Даунизм – одна из возможных ветвей развития человечества. Все в рамках моей теории. Нужно объявить ненормальных нормальными, и наоборот. В принципе, что-то похожее давно происходит…
Марк Филиппович Нестер, в темноте строчивший подворотничок, неожиданно проснулся:
- Что вы несёте! У меня от ваших высказываний уши на лоб полезли!
Природа, раскинувшаяся дико, располагала к измышлениям. «Философы» набросились на оппонента:
- Эх, Маркуша, да что с тебя взять кроме мочи и кала,- съязвил Канавец, - Ты, вообще, какие-нибудь книги кроме газет читал? Да и из газет, наверное, только радио. Ты «Лолиту» читал?!
- Конечно, читал, - обиженно отозвался Нестер. - «Лолита в стране чудес».
- Да, я был прав,- Канавец постучал себя кулаком по лбу,- Сиди, сиди, я сам открою! Ведь ты - наглядный пример торжества пластилиновой теории. Экземпляр уникален. Голова большая, а мозгов – меньше наперстка. Зато все они - сплошь пластилин. Вы – позор вашей нации, Маркуня…
- Сам ты…, - обиделся Нестер.
- Вы, Мару Филиппыч, - поддержал философа Концедалов, голос Нюхтина, - чем старших перебивать, лучше подшиваться по-человечески научитесь. Смотрите, опять нитки из воротника торчат…
Во мраке за спортгородком кто-то делал финты руками и страшно пыхтел. Рассерженные излишней активностью комары атаковали агрессора, и по обрывкам матерной речи Канавец опознал Колька Сорокопудова.
- Вот погляди, Марк, к примеру, на Сорокодубова. Да, он тоже того, пластелинов и недообразован. Так ведь в умные разговоры не лезет, не тревожит свою мышечную массу…
- Это кого там – не тревожит, не понял? - отозвался из темноты Сорокопудов.
- Так, говорю, не тревожь, и не воняет…
- Кто – не воняет? – стал приближаться Сорокопудов, намереваясь вступить в дискуссию.
Канавец, вздыхая, что глубина мысли окончательно потеряна, оставил тему.
- Пойду-ка я тоже подшиваться, заявил он, - Потому как «сила есть…»
- «…а подшиваться - надо». - Закончил за него Концедалов.
- Чего это вы? – удивился Сорокопудов, - я так просто шел на турник отжиматься…
. . .
Брезентовые края палаток колыхались в такт мерному дыханию спящих. Тихое пошлёпывание губ и посвистывание носов сотен утомленных человечков сливались в богатырский храп, перекатывающийся от туалета до плаца. Над палаточным городком повисла гремучая смесь пота и хлорки, убивая все гражданское в радиусе десяти километров. Полуночные зверюшки, дурея от запаха, бежали прочь. Тени патрульных, маячки дневальных да полуночные всхлипывания дежурных завершали идиллию ночи.
Курсант Лабада, вернувшись из патруля, не мог уснуть. Он лежал, вслушиваясь в постанывания товарищей и чьи-то шаги. Да ещё Ханафин во сне принялся высвистывать замысловатые трели, когда только успел уснуть! Вместе из патруля вернулись, и вдруг - «бамс!» - упал на подушку и спит. Как будто выключил кто-то…
Поворочавшись вволю, Лабада толкнул соседа:
- Слышь, Ханафин, хорош храпеть!
Ханафин промямлил что-то невразумительное, затих на минуту, но скоро принялся за прежнее. Тогда Лабада, стараясь убавить децибелы, накрыл голову соседа гимнастёркой. Довольный собой, он успокоился и уснул, улыбаясь.
Покой длился недолго.
- Лабада, подъём, вставай в патруль! - кто-то настойчиво ворвался в сон, срывая одеяло.
Курсант привстал на деревянных полатях и машинально принялся одеваться. Командир отделения Ченин и покусанный комарами Ханафин, уже облачённые в форму, копошились во мраке. Лабада, наконец, отыскал сапоги, подошедшие по размеру, обулся и вышел на воздух. За углом заурчало. Когда он вернулся в палатку, Ченин и Ханафин ждали только его.
- Чего копаешься! - торопил Ченин. - Не проснулся ещё, что ли? Давай быстрее, тебя ждём!
- Зачем? - озадачил командира Лабада.
- Как это зачем? В патруль!
Курсант пожал плечами и опять завалился на полати:
- Какой патруль? Только что были…
- В смысле? – не понял Ченин.
- Что «в смысле?» С тобой же ходили. А по второму разу не договаривались…
Ченин посмотрел на застывшего в проходе Ханафина, затем на часы, затем, матерясь, стал раздеваться. Ханафин топтался на выходе.
- Ну, что, в патруль идем, не идем? А то пора уже, - прогнусавил он.
- Послушай, Ханафин, ты дурак, или притворяешься? Ты зачем меня разбудил?! Какой патруль?! Полчаса, как пришли! – Возмутился Ченин, и, вспоминая маму и папу Ханафина, полез на матрас досыпать…
. . .
Занятия по тактике проводились на холме километрах в трёх от курсантских палаток. Тут же располагался командный пункт и пункт выдачи боеприпасов. Грунт вокруг вспахали вручную согласно традиций боевого устава: окопы, траншеи, переходы, блиндажи. Колючая проволока в траве – курсант, не зевай. Тут же, врывшись гусеницами в землю, облезлыми стволами пугали ворон наглядные пособия: танк, БТР, БРДМ и несколько лёгких орудий. Всё вместе составляло укреп район. Невдалеке, метрах в пятистах, оборудовано полковое стрельбище.
Представив свой взвод преподавателю, Нюхтин попросил преподавателя разрешение удалиться - у него рожала жена. Через час в училище за продуктами отправлялась машина - единственная возможность сегодня попасть в город. Комбат отпустил Нюхтина всего на три дня, и он очень спешил.
- С тебя - бутылка! - благосклонно отнесся к просьбе подполковник Каплан,- Получишь на взвод холостые патроны, и свободен. У нас сегодня отработка действий в обороне…
Нюхтин пулей слетал к боераздаче и обратно, быстренько передал преподавателю несколько запечатанных пачек и замер в нетерпении, держа свой курносый нос по ветру.
Молодец, капитан. Свободен! - и уже не обращая внимания на улепётывающего офицера, подполковник продолжил занятие.
Преподаватель тактики Каплан знаменит набором дипломов всевозможных курсов и академий. От осознания собственной значимости речь его приобрела поучительные интонации, а весь образ раздался вширь и набрал массу. Злые языки поговаривали, подполковнику пора бы стал генералом и начальником какого-нибудь заведения, но подводила привычка выпить к хорошей компании. Горе же в том, что после выпитого подполковника тянуло почудить во славу Отечества согласно самым лучшим армейским традициям. Будь он человеком гражданским - посилился б давно в ЛТП. А так его только журили за верность гусарским идеалам. Тяжелым шагом ступая перед подчиненными, он проводил опрос знаний предыдущего материала.
- Итак, кто мне доложит порядок действий командира взвода при подаче боевого приказа в обороне?
Курсанты, вытянувшиеся в 2-х шереножном строю, молчали. В одного из них судьба ткнула своим перстом:
- Меркотан!
Сапёрная лопатка, пламенея на Солнце, жгла ягодницы. Автомат пыхал жаром. Спина истекала потом и противно чесалось. Самым же обидным казалось то, чесаться совершенно невозможно, строй. Обидно. Сообразив, что назвали его, курсант вернулся к действительности.
- Меркотан, вы спите?
- Вай? Я? Ныкак нэт!
- Отвечайте!
- Что отвычат?
Каплан нахмурился. Он бездельников не переносил.
- Отвечайте порядок отдачи боевого приказа в обороне…
- Парядк отдачи прыказа отвычат?
- Меркотан,- подполковник достал шариковую ручку и открыл взводный журнал, - когда мама говорит: «Сынок, пойди купи хлеба», ты её тоже переспрашиваешь: «Что, мама, хлеба купить»?
Курсант Меркотан не любил, когда с ним так разговаривали. Кровь прихлынула к его лицу, и он замолчал уже из упрямства. Взвод притих, как затихает выключенный телевизор перед грозой. Каплан покосился в журнал.
- Курсант Власов!
- Я!
- Отвечайте.
Власов с тихой ненавистью пронзил взглядом преподавателя. Фамилия «Власов» в журнале записана первой, и всегда при опросах начинали именно с нее. Власова мутило от такой безысходности, от жары, от желания хлебнуть из фляжки, закурить и послать всех на фик. Солнце с постоянством сердечного ритма било в виски. Луценко, стоявший его за спиной, пытался что-то подсказывать, но Власову решил: «Ну, и пусть!»
- Не знаю, - набычился он.
- Та-ак…
Занятие обещало закончиться грандиозным провалом. Жалея уже, что отпустил командира взвода, Каплан вспомнил о другом должностном лице.
- Замкомвзвод!
- Курсант Концедалов!
- Отвечайте.
- Есть!
В Уставе этому вопросу посвящается девять чётких пунктов. Каплан требовал дословного воспроизведения. Василий смутно представлял, что там к чему, но взвод и собственную задницу приходилось спасать.
- Получив боевой приказ к обороне, командир взвода обязан, - начал он, чутко ловя сдавленный шепот подсказчиков. Каждый старался, как мог, в результате получалась каша. С грехом пополам обозначив пунктов пятнадцать, «замок» выдохнул: «Ответ закончил!», и замер в ожидании разноса.
- Что ж, Концедалов,- преподаватель занёс авторучку над журналом, - я ставлю Вам два балла не за ваши знания, а за знания Ваших подчиненных, - и вывел в журнале три солидные двойки, - а ведь вопрос был прост, как «Маша пошла на блядки»!
Ещё немного подискутировав о Маше и медведях, подполковник Каплан приказал занять позицию взвода в обороне. На обозначенном участке предстояло окопаться.
- Окопы для стрельбы стоя роете в течение часа, а не отсюда и до обеда! - подытожил офицер и направился к командному пункту. Курсанты, кряхтя, взялись за сапёрные лопатки…
. . .
Минут через сорок подполковник появился. От него несло луком и перегаром. Расхаживая над копошащимися первогодками, он что-то дожёвывал и оценивал пригодность позиций.
- Ваша фамилия, товарищ курсант!
Новобранец выставил свою макушку из окопа:
- Курсант Канавец!
- Вы зачем, товарищ курсант, этот колодец вырыли? Воды здесь нет, уверяю Вас.
Канавец обвел погрустневшим взглядом свой «шедевр»: стрелять из такого окопа возможно лишь по «кукурузникам», зато укрыться от наезжающего танка - милое дело. Танковых атак на сегодня не предвиделось.
- Закапывайте эту яму к такой-то матери, пока Вас не завалило! Мне нужен окоп, а не братская могила! Понятно?
Константин принялся медленно и печально перелопачивать грунт обратно, попадая большей частью себе в сапоги. Каплан продолжал обход.
- Ваша фамилия, товарищ курсант!
- Нестер, товарищ полковник.
Марк Филипович, согнувшись в три погибели, скучал на камешке.
- Это у Вас что за лунка?
- Одни камни, товарищ полковник, - и в доказательство своих слов показал кровавые мозоли, - лопатку разломал, старшина убьёт!
- Курсант Власов!
- Я!
- А кто это Вам нос разбил?
Власов, не успев вовремя развернуться спиной к преподавателю, теперь уставился прямо на него:
- Да за колючую проволоку зацепился…
- Носом?
- Почему носом? Ногой.
- Чьей ногой, говорите?..
- Своей!
- Та-ак!- Каплан обвёл взглядом позицию взвода. Позиция взвода ему совершенно не нравилась, - Значит, ногой?! Концедалов, ко мне!
Василий, чертыхаясь, выбрался из ямы. Голос преподавателя не предвещал ничего хорошего.
- Ты Власова разукрасил?
- Обижаете, товарищ подполковник!
- А тебя сейчас как обижу! Это же просто, как «Маша пошла на блядки»!
Замкомвзвод покосился на преподавателя:
- Да вы посмотрите на Власова! Он больше меня на голову!
- Тогда кто!?
- Да сам я упал! – Вмешался Власов. - Говорю же, шел и за проволоку зацепился! – И упрямо уставился прямо в глаза. - Несчастный случай.
- Ладно, Калачёв, ко мне!
- Есть!
Курсант Калачёв, притушив «бычок», подбежал к преподавателю:
- Товарищ подполковник! Курсант Калачев по-вашему приказа…
- Вот здесь, Калачёв, холостые патроны. Насадки для холостой стрельбы ваш Нюхтин забыл, стрелять будете одиночными. Раздашь патроны наиболее грамотным. Набивайте «магазины», я через пять минут подойду, - и, протянув курсанту пакет, обернулся к «подозреваемым»,- а Вы оба со мной писать объяснительные!
Подхватив подмышки автоматы, Власов и Концедалов побрели за полковником. Самое интересное обещало свершиться без них.
На командном пункте оказалось прохладнее. Постращав, приказав изложить все в письменной форме, Коплан удалилися руководить стрельбой взвода. Скоро затрещали одиночные выстрелы. Василий забрался на подоконник раскрытого окна. Сверху позиция 62-го взвода была как на ладони, а так же наблюдались другие военные человечески у подножья холма, за речкой. По-видимому, другие «умирали» на «тактике». Сначала они разворачивались в атаку, а потом принялись смешно грести по-пластунски. Когда фигурки ныряли в траву, они исчезали из виду.
Власов забросил объяснительную и закурил. Взвод закончил стрельбу и разряжал оружие. Какой-то военный в выгоревшей форме, размахивая руками, форсировал речку и теперь бежал в сторону Командного пункта. Августовское светило било бегущему прямо в глаза.
. . .
Внизу, у подножия холма, располагалось другое тактическое поле. С одной стороны оно огорожено болотистой речушкой с дикими зарослями камыша. С другой – упирается в северную часть палаточного городка с видом на туалеты. На огромном, изрытом оврагами и окопами пространстве между камышами и полевым лагерем подполковник Саватеев водил в атаку 64-й взвод.
- Тащи куанты, тык-ноы приегнуть! В ааку… беом… арш!
Поле ржавело «ежами», заградительными барьерами, цеплялось за ноги колючей проволокой и пугало табличками с надписями «мины» и «мин нет». Преподаватель уверял, что мин, действительно, нет.
-Жадные прапорщики не дали закопать добро в землю. Они продали мины, - шутили курсанты.
Выпрыгнув из окопов и развернувшись цепочкой для атаки, у обозначенных минных проходов первокурсники вновь сворачивались в колонну, пробегали гуськом метров надцать, и с криком «Уря-а-а!» разворачивались и атаковали дальше. После нескольких забегов туда-обратно все соглашались, что оборонительная концепция лучше. Под конец занятий Саватеев припас несколько пачек холостых патронов с целью имитации боя. С вершины холма взвод Каплана должен встречать ответным огнем.
- Заяжай!- и курсанты трясущимися руками набивают патронами с пластмассовыми головками магазины.
- Товарищ подполковник, а если такая пулька - в упор?
Все с интересом уставились на препода.
- Куант Хаафин, дате аш оловной убор,- попросил Саватеев, и Домир обнажил свою лысую макушку. Подполковник передёрнул затвор автомата и дал несколько «одиночных» по кепке. Та покрылась кусочками нагара, но осталась цела.
- Поятто? В иицо и в спиины тоаищей не сиять!
Курсанты закивали головами, после чего преподаватель раздал насадки для автоматической стрельбы. Из-за малой величины порохового заряда без этих насадок стрельба производилась только одиночным огнём. 64-й взвод на исходном рубеже приготовился к атаке. Почти одновременно с холма раздалась беспорядочная стрельба невидимого от сюда «обороняющегося» взвода.
- Взо-од! В ааку! Впеёд!- и курсанты, пуляя направо и налево, ринулись наступать. Вспомнилась детская «войнушка» и «казаки-разбойники». Над головами вжикнули пули.
- Ё моё, мандраж - как будто и вправду «В атаку!», подумал Ченин, – Адреналин, великая сила!
Позабыв об усталости, курсанты неслись к минным полям.
- Фьють! Фи-ить-фить!- чирикали птички над головами. Окопавшиеся на вершине встречали атакующих одиночным огнём. Дистанция сокращалась.
- Фи-ють! - совсем близко пискнуло что-то, и вдруг, побагровея, Саватеев заорал во всё горло, как мог:
- Во-од, той! Ожись! Ожись, я сазал!- но курсанты, заигравшись, понеслись дальше в пылу боя. Наконец, повторённая командирами отделений, команда, наконец, оказалась услышана, и взвод залёг. Над головами притихших вояк не на шутку посвистывало. Лабада по-пластунски, оттопырив задницу, подполз поделиться чувствами к командиру отделения.
- Ни фига себе, Серёга! Что ж получается, мы - холостыми, а они в нас - по настоящему?! Больные, что ли?!
- Откуда я знаю?! - огрызнулся Ченин,- Чем без толку спрашивать, лучше попу свою к земле прижми, а то заболеешь боевым ранением в мирное время!…
- Ижать! Ни ому не ставать!- гаркнул Саватеев и бочком-бочком пополз в обход позиций противника. Атака 64-го взвода захлебнулась…
. . .
- 62-й взвод стрельбу закончил! - доложил подполковнику Каплан оставшийся за старшего Калачёв. Курсанты по его команде выбрались из окопов и выстроились в одну шеренгу.
- Оружие к осмотру!
Отсоединив магазины, все дружно лязгнули затворами, демонстрируя преподавателю пустой патронник. Проверив отсутствие патрона в патроннике, Каплан кивал головой и переходил к следующему. Неожиданно гармонию лязгающих затворов нарушил подполковник Саватеев, вынырнув откуда-то из-за бугра и бурно жестекулируя. По пояс мокрый, со следами тины тиной, Саватеев задыхался от долгого бега, и, пересиливая отдышку, сипел подсевшим голосом:
- Вау мать!.. То сарший?!.. Акой идьо?!.. Все под трибуна!..
Каплан в недоумении развернулся в направлении крика. Как офицера Саватеева он знал давно, но в таком состоянии видел впервые. «Вот на жаре-то развезло!»- нашлось объяснение случившемуся. Саватеев же, ничуть не смущаясь своего непотребного вида, спотыкаясь, на бегу подхватил с земли серую бумажку и теперь пытался тыкнуть ею полковника в нос. Пресекая пьяную агрессию, Каплан схватил нападающего за руку:
- Ты что творишь? Напился, так веди себя как человек!
- Ёб тою ать! Это ты чё торишь!- сипел Саватеев, от которого несло не перегаром, а тиной, - Азуй зенки! Патоны-то - боеые!- И вырвал свою руку из каплановской клешни, - чиать уеешь?!
Полковник Каплан покраснел и принял от Саватеева «бумажку». На поверку бумажка оказалась разодранной патронной пачкой, на уцелевшем боку которой хорошо читалась надпись: «БП - 5, 45 мм». Такого вполне достаточно, чтобы вмиг поседеть. И сидеть долго и нудно в местах менее жарких, но более отдалённых.
- Пот трибуал подёте, таищ попоковник!- брызгал слюной Саватеев и прыгал вокруг присмиревшего препода, - пот трибуал!
- Убитые-раненые есть? – поинтересовался Каплан, узнал, что нет, вспомнил о существовании взвода и бессильно махнул рукой, - Вольно! Занятие окончено… На хуй!.. - и размашисто зашагал в сторону командного пункта. Саватеев, шлёпая мокрыми ботинками через «колючку», устремился за ним…
. . .
Подполковник Саватеев оказался горяч, но отходчив. Хоть карьера военного и отнимает четыре процента ума каждый год, а служить до пенсии двадцать пять лет, но ведь остаётся в запасе житейский опыт, который не прокуришь, не пропьешь, не проебешь и не проиграешь в карты. Саватеев рассудил здраво, что люди, живущие в стеклянных домах, не должны бросать друг в друга камнями. Камень неопровержимых обвинений, грозивший вдребезги разбить уютный быт полковника Каплан, так и остался за пазухой. Бесспорно, счастливый исход инцидента способствовал тому, впрочем, Каплан осознал промах и щедро «проставился». Настолько щедро, что преподавательский гудёж сделал послабление курсантам, и кое-кто из дневальных утверждал даже, что видел как ночью измученные алкоголем седые полковники изрыгали свои души на газон перед офицерской столовой.
Впрочем, о происшествии в тот же день «настучали» комбату, который, в силу своего служебного положения, счёл виноватым командира 62 взвода. Капитан Нюхтин со следующей же продовольственной машиной был доставлен обратно в Учебно-полевой центр, где его публично «казнили» выговором. Потом Логинов долго не упускал оказии ткнуть капитана замечательным носом в дерьмо за дело и так, для острастки. В остальном полковник оказался великодушен. Он сразу облагодетельствовал взводного, заявив, что о случившемся обстреле «на первый раз» докладывать начальнику училища не станут. Комбат, по правде сказать, опасался и за свой нос.
Капитан же Нюхтин вызвал «на ковёр» замкомвзвода и командиров отделений, где и предложил им «перевернуть штаны ширинкой на задницу».
- Нет, товарищи курсанты, я с вас не худею! Я просто вместе с вами медленно-медленно превращаюсь в хуй! – Заявил он.
Тот факт, что Концедалов во время стрельбы не присутствовал, оказался причиной отягчающей, ибо:
- Вы, товарищ курсант, обязаны были присутствовать!
Нюхтин, конечно, был прав. Ибо пункт первый армейского Корана гласит: «Командир всегда прав!». Пункт второй : «Если командир не прав, смотри пункт первый»…
Впрочем, время, известно, идёт, потому всё проходит. Проходят обстрелы, наказания, обиды и естественные надобности организма. Потому как организмы тоже проходят, начиная свой путь из известной точки, и кончая его, где приспичит. В конечном итоге из праха погибших организмов нарождаются новые, которые тоже призываются в армию…
От «подъема» до «отбоя» пролетали дни. Первокурсники втянулись и скинули килограммы. Их тела приобрели военный загар: лица и руки по локоть черны, остальное же тело, прятавшееся под одеждой, бледно. Однажды утром в полевой лагерь прибыли пустые тентованные «ЗИЛы», чтобы увести роты от походных кухонь к оазису цивилизации.
Выехали в воскресенье утром, предварительно плотно позавтракав. На полпути «ЗИЛы» съехали с асфальтированной трассы и углубились в поле. Остановились. Приказали десантироваться.
- Ну, что, товарищи курсанты, - закружился перед строем комбат, - УПЦ позади. Те, кто не выдержал этого этапа обучения, покинул наши ряды, и уже сидит у мамкиной печки. Вам же до присяги осталось совсем немного: пятьдесят километров марша. Не беспокойтесь, обедом нас покормят в пути. Если прибудем в подразделение по расписанию, попадем и на ужин… Так что, товарищи курсанты, - полковник запрыгнул на подножку командирского «УАЗиКа», разрешите наш марш считать открытым. Начать движение! – и укатил вперед обследовать местность.
Курсанты погрустнели. Офицеры, для которых завершающий марш сюрпризом не оказался, легким матом привели их в чувство. Батальон засеменил по грунтовке.
Первые два часа, пока силы были свежи, шли, что называется, с выдумкой.
- Вспышка с права! – орал Мотренко, и 6-я роты бухалась в пыль, подминая под себя оружие, чтобы оно не оплавилось от «взрыва».