Алекс Баттан «Россия держится на двух китах: плохих дорогах и хороших дураках»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
- Здравствуйте, товарищи абитуриенты! – громыхнул пеший «Буденный».
- Здравствуйте… товарищ… полковник. – Недружно запели голоса. 
Дядька улыбнулся в усы, пробурчал себе под нос: «Надо бы потренировать…», откашлялся и забасил:
- Товарищи абитуриенты! Давайте знакомиться: я - командир 2-го батальона полковник Логинов, мне 54 года и, вообще, пора на пенсию! Но, по правде говоря, уходить на покой пока не собираюсь, поэтому служить нам придётся вместе четыре года до самого выпуска. А на выпуске я пожму ваши руки и уже спокойно уйду на отдых, - тут комбат обозначил паузу, наполняя легкие воздухом. После чего продолжил с новой силой. - С удовольствием поздравлю каждого из Вас с окончанием нашего КВВСКУ, но, - командир батальона повысил голос, хотя казалось, что это уже невозможно, - но сначала предстоит сдать вступительный минимум, а потом - учиться, учиться, и ещё раз - работать над собой! – закончил свою фразу полковник, перейдя к представлению стоящих рядом с ним офицеров:
- Знакомьтесь, - указал Логинов на пузатенького человечка со значком окончания партшколы на кителе. Лицо майора благоухало таким радушием, что, казалось, не будь рядом комбата, бросился бы расцеловать каждого новобранца только за то, что они есть, - мой заместитель, замполит батальона майор Матвиенко, прошу любить и жаловаться! Ибо по должности полагается товарищу Матвиенко разбираться с вашими жалобами…
Майор согласно мотнул головой и засиял еще ярче. Комбат, не теряя времени, представил второго офицера. Этот был сутул, страшно худ, долговяз и, вытянувшись по стойке «Смирно», колыхался от ветра. Под носом топорщились плюгавые колючие усики, не чета комбатским, а под глазами висели мешки – след недосыпания, а, может, любви к горячительным напиткам. Хотя, скорее, того и другого.
- Майор Григоращенко, командир 9-й роты! – рубанул шашкой комбат.
Григоращенко покосился на своих подопечных щелками глаз. Комбат, передав бразды правления непосредственным командирам, приказал развести абитуру по взводным классам.
- Смирно! В походную колонну! - Поляков с Желтяковым вытянулись во главе взводов, - Поротно… по взводным классам… шагом… марш! – и комбат, приложив руку к головному убору, пучил глаза на салаг, которые, как могли, пытались маршировать, постепенно удаляясь от него. 
. . .

Подготовка к экзаменам проходила по плану: абитуриенты после бессонной ночи дружно дрыхли на партах. Исключение из правил составляли немногие, изучавшие правила. Саша Жаров, обхватив руками большую голову, зубрил: «Сила тока прямо пропорциональна напряжению, и обратно пропорциональна сопротивлению проводника». Когда веки тяжелели и непроизвольно смыкались, Саша вздрагивал, таращил глаза, и продолжал, шевеля губами: «Сила проводника прямо пропорциональна сопротивлению напряжения и обратно пропорциональна току». 
Разбуженный кем-то Концедалов теребил Ченина:
- А это что за формула? - и тыкал пальцем в тетрадь соседа.
- Закон Джоуля Ленца.
- Ага?! – есть одна закорючка на шпаргалке.
- А это что?
- Закон Паскаля.
Следующая закорючка - иероглиф на шпоре.
- А это?
Ченин сопротивлялся и призывал к совести:
- Слушай, ну у тебя же точно такой же учебник есть. Найди в нем. 
- Да, но ты же уже все знаешь! Зачем делать двойную работу? – аргументировал свою навязчивость оппонент и штурмовал дальше. - А это что? А это?..
Со стихийно организованного лежбища доносилось сопенье и храп. Удачнее всего спалось на спине, прикрыв лицо умной книжкой. Жестче – на боку. Приятно – на животе, но после этого на лице оставались отеки и полосы, чего следовало избегать. Для пытливых умов предоставлялась возможность набросать диссертацию: «Обучение во сне при наличие стесняющих факторов». 

Мучавшиеся бессонницей шли курить или в ЧПОК. Да Марк Филиппович Нестер, усевшись на подоконник у распахнутого окна, увлеченно пускал бумажные самолетики. Закончив одну тетрадку, он выдирал листы в новой, загибал крылья, рисовал звездочки или свастику на фюзеляже, по настроению. И очень переживал, если боевые машины уходили в крутое пике. К полудню площадка перед входом в учебный корпус напоминала полковой аэродром бумажно-бюрократических войск. Марк Филиппович дошел бы и до дивизии, или до армии даже, но тут вдалеке он заметил старшего лейтенанта Желтякова, движущегося в сторону класса. Нестер задумчиво сполз с подоконника:
- Ой, кажется командир идет.
Оставшийся «за старшего» сержант Кирьянов среагировал быстро, сказывалась сноровка:
- Подъем! – Заорал он, - Хорош спать. Взводник идет. А ты, летчик, закрой окно и спрячь пустые обложки.
Сонные и помятые, абитуриенты недружно встали навстречу офицеру.
- Смирно! – нашелся Кирьянов.
- Вольно. Садись. - Желтяков покосился на закрытые окна и поинтересовался:
- Не душно? Может, хоть последнее окно приоткрыть?
- Нет, товарищ старший лейтенант, спасибо. На улице шумно. Отвлекает. 
- Ну-ну. А я боялся, не в нашем ли взводе кто-то перепутал училище и вместо того, чтобы посвятить себя небу, подался в строители.
- Да нет, что вы. У нас тут все строители. Вот ты, Марк, строитель? – Кирьянов подначил притихшего Нестера. - Сантехником мечтаешь стать?
- Не…Механиком.
- Видите, товарищ старший лейтенант, механик будущий. Покоритель БАМа…
- Преподаватель приходил?
- Приходил. Надиктовал кучу вопросов, изрисовал всю доску и ушёл.
- Хорошо.
- Чё ж хорошего, - буркнул кто-то с Камчатки, - только разбудил зря.
Желтяков притворился, что не услышал, поторчал еще немного и, постращав приближающейся математикой, испарился, оставив подопечных в покое. Подготовка к экзаменам обещала пройти незаметно.
. . .

Взвод абитуриентов притих перед классом. Гражданские преподаватели, двое мужчин и одна добродушная женщина в очках, прошли в кабинет. Желтяков, поклонившись, зашел вслед за ними.
- Кто будет шуметь - сразу два балла, - выглянул он через минуту, - первые пятеро – вперед!
Физико-математический экзамен считался по праву самым трудным. Куча примеров, задачка по физике, плюс два вопроса устно. Пятеро смелых, подавляя нервную дрожь, прошли «сдаваться». Абитуриент Ченин с фигой в левом кармане и пятаком в башмаке, отважился первый.
- Э… Мм…
- Присаживайтесь. Сорок минут на подготовку.
Скоро пятеро первых оказались заряжены, и преподаватели принялись за халявные «Боржоми». Желтяков нервничал, елозил вокруг и слонялся из класса в коридор и обратно. Через открытые окна доносилась строевая песня под аккомпанемент сотни курсантских сапог. Птички в симметричных аллеях высвистывали военные марши.
- Кыму отвычать? - Долгов, тянувший билет третьим, «созрел» раньше других. 
Дама в очках пригласила его к себе и с улыбкой стала разбирать математические каракули. Посмеиваясь над «гыпотынузами» и «катютами», экзаменаторша выслушала отвечающего, сделала несколько незначительных исправлений и нарисовала в ведомости напротив фамилии красивую пятёрку. «Пригласите следующего», - попросила она, и Долгов покинул помещение. В коридоре его обступила полпа трясущихся в ожидании. Желтяков шикнул, оборвав готовую сорваться лавину вопросов.
- Оценка? – поинтересовался он.
- Пят, конэчно! – невозмутимо ответил Долгов.
- Повезло! Счастливчик! – заголосили менее смелые товарищи.
- Молодец, - похлопал Вову по плечу командир, - а сейчас идёшь в столовую и подменяешь тех, кто сегодня в наряде…
Удар ниже пояса. Какое коварство! Его, бросившегося на амбразуру первым? В наряд! В столовую! За что? Стоило так спешить на экзамен? Долгов опустил голову. 
- Да, Вова, попал, - похлопал его по плечу Кирьянов, - инициатива в армии наказуема.
В сердцах разорвав приготовленную сигаретку, несчастный счастливчик в гордом одиночестве поплёлся по тёмному коридору.
. . .

Когда Концедалов и Ченин, разрешившись физико-математическим бременем, явились в обеденный зал 9-й роты, они обнаружили там скучающего Долгова. Вова, переодевшись в поварскую курточку, задумчиво курил и сплёвывал на пол.
- Балдеешь?
- Куру.
- Товарищи значит. По несчастью. Поспешишь - людей насмешишь. Вот и насмешили.
- Угу.
Столовую для военных отгрохали – целый комплекс. 
Главное здание комплекса - центральная столовая, дворец, да и только: два этажа, а масштаб – на все восемь. На обоих этажах дворца - обеденные залы. Коридор покруче «взлетки» ведет к раздаче и кухне, сердцу столовой. Если на первый этаж бачки с пищей доносились вручную, то для второго полагалась привилегия: грузовой лифт. Правда, при введении столовой в эксплуатацию лифт опечатали, дабы не сломался, и запускали по особому приказу лишь во время прибытия Министерских проверок. Лифт, несмотря на древность, не подводил, работал исправно, но редко.
Посуда, - ложки, кружки, алюминиевые миски и тарелки из фарфора, которые доставали при работающем лифте, хранились в намертво покрашенных металлических шкафах-сейфах нечеловеческого роста. Взять что-либо с верхней полки представлялось возможным только со стула. Взять то возможно, но спуск на землю с полным подносом кружек представлял из себя фигуру высшего пилотажа.
Единственный ключ от сейфов передавался из рук в руки из поколения в поколение. Потеряй кто-нибудь из дневальных ключ от шкафа с посудой, и не спилить, не взорвать амбарный замок на бронированных дверях. Дневальные ключ не теряли, потому что – смерть.
Кто-то когда-то, возможно, еще строители для лучшей циркуляции воздуха отворили форточки под потолком. Закрыть их теперь представлялось задачей невозможной: упереть лестницу в шестиметровые окна не рисковали, а подъемник для высотных работ не прошел в двери. Так и цыганили в залах воробьи, голуби. Их старались не трогать, иначе от страха и стресса птички начинали порхать беспокойно, и капало чаще на курсантские головы.
Рядом с дворцом центральной столовой сиротилась сестренка поменьше. Здесь и этажи были не те, и просторы, и залы, да и сама кухня размером не больше баскетбольной площадки. Но курсанты любили убогую: времени на уборку меньшей сестры уходило раза в три меньше.
Училищу принадлежала еще и третья, совсем никчемная, ресторанного типа офицерская столовая. Чтобы не позорить сестренок, «офицерскую» прислонили к забору с внешней стороны территории, так что попасть в нее, не выходя из училища, не представлялось возможным. Курсанты старших курсов, которым посещать «офицерскую» не возбранялось, врали, что видели там котлеты из настоящего мяса. Правда, сервис стоил денег, из курсантской стипендии по котлете на каждый день не выходило.
- «Десятая» уже за «первым» пошла, - очнулся после долгого перекура Ченин, - успеем?
Абитуриентам повезло размещаться в центральной столовой. Вызволив из сейфа чугунные котелки, через весь зал потащили их на раздачу, в варочный цех. Там курсант наряда по столовой бородатым черпаком плюхал в тару жидкое картофельным пюре или суп – «первое – второе». 
Абитуриент Долгов, замешкавшийся дольше своих товарищей в варочном зале, с озабоченным расставил котелки на столы и направился прямиком к выходу из столовой. На выходе он столкнулся с сержантом Кирьяновым, явившимся посмотреть, «как тут наши».
- Ты куда лыжи навострил, Вовон? – полюбопытствовал Кирьянов.
- Дэжурный па столовый попросил из роты зубный щётки нэсти для дезинфекции. У ных тут специальный раствор… Прыказ дэжурного по училищу… Чтобы абитурэнты не подхватэли курсантскую кэшечную палэчку…
- Да? Ну, иди, иди. – усмехнулся Кирьянов, - Впрочем, здесь телефон есть. Позвони в роту, дневальный сам принесёт… 
- Правильна! Паду позвону. Гдэ телефон?
Долгов принялся обходит залы в поисках телефона. Телефон действительно имелся, но располагался в варочном цехе. Впрочем, дело было не в телефоне. Кирьянов, чудивший в армии и по круче, решил выручить Долгова:
- Ты, Вова, один не справишься. Знаю я, где телефон, пойдем вместе?
И направился в варочный цех. Необъемные поварихи уже разбрелись по своим подсобкам прятать по сумкам сладкие косточки, а курсанты наряда столовой, расслабляясь после раздаточной суеты, на футбольном поле электроплиты жарили картошку. Пахло мясом. 
В столовой принято было воровать: традиция. Начальник столовой вывозил прямо со склада, гражданский персонал умыкал при закладке в котел, курсанты наряда клянчили у персонала и ныкали все, что лежит плохо. Свои крохи наряд подъедал прямо на месте, устраивая импровизированный пикник. 
При появлении абитуриентов подскочил рыжий детина в накрахмаленной курточке. Остальные колдовали над плитою, пуская слюни.
- Из какой роты? - налетел рыжий.
- Из шестой.
- Так, товарищи абитуриенты, я - дежурный по столовой сержант Иванов. Только что поступило срочное распоряжение дежурного по училищу доставить зубные щётки для дезинфекции. В училище, у курсантов 22-й роты, обнаружена кишечная палочка. Дело серьезное, летальный исход от поноса. Санчастью подготовлен специальный раствор… 
- Да мы уже в курсе, - перебил Кирьянов. - Дежурный по училищу, кстати, сейчас в обеденном зале нашей роты. Мы щётки собрали, для дезинфекции приготовили, а он недовольный, ругается. Что за дела, спрашивает? Хотели ему доложить, что это дежурный по столовой приказал, да не успели. Он в другие роты побежал, виновных ищет, обещал вернуться. Вот мы и пришли посоветоваться, что делать? 
- И что, сильно ругается «подпол»? – побледнел детина.
- Говорит, с наряда сниму. Гауптвахтой грозит. Только нам гауптвахта пофигу, присяги не принимали... А начальник ищет, кто приказал. Вроде как на надо было? На обед начальник училища обещал заявиться, а тут – выставка зубных щеток. Скандал…
Рыжие не бледнеют, на то они и рыжие. Но сержант Иванов оказался исключением: стал вдруг белее своей поварской курточки. Пойти к дежурному по училищу повиниться? Накажет, чтобы другим не повадно было. Выговор – как пить дать, а можно и лычек лишиться. Влетел! А не признаешься? Тоже накажут. Хотя…
Поваренок-курсант, ловко переворачивавший румянившийся на плите картофель, подначил ехидно: 
- Ну, что, Иванов, доприкалывался? Разжалуют тебя в рядовые. Вспомнишь тогда, как очки в сортире драить…
- Значит, так! – Иванов решил уболтать абитуру, - Доложите подполковнику, что не помните точно, кто вам приказал. Может, из своих пошутил кто. Или не так поняли. И по другим ротам скажите, уберите все щетки на фиг! Ясно? 
Кирьянов сделал тупое лицо.
- Ясно? Конечно ясно. Почему не сказать? Нам-то что – абитура, сегодня здесь, завтра за воротами. Выручить можно, - и с видом голодного Дауна обернувшись по сторонам, заметил, - Картошка! На сливочном масле, наверно. С мясом!.. А у нас на обед - пюре из порошка…
- Эй, жмоты, поделитесь с человеком. - Долговязый схватил котелок, и, не обращая внимания на возмущение подчиненных, подскочил к плите и отгреб немного.
- Закройте варежки! – прикрикнул он на недовольных, - Как «прикалываться», так вместе, а как памятник, так Пушкин…
- Малова-то что-то, - обиженно протянул Кирьянов, возвращая котелок. - Я же не один…
- Угу, - кивнул утвердительно притихший в сторонке Долгов.
Сержант добавил немножко, а потом еще немножко. И еще. Котелок наполнился с верхом.
- Ну, теперь хватит?
- Хватит, хватит! 
- Краснов развернулся и, увлекая Долгова за собой, зашагал к выходу. Когда его от Иванова отделяло приличное расстояние, он развернулся:
- Эй, сержант!
- Чего тебе? – встрепенулся детина.
- Ну, насчет дежурного, я того, - Кирьянов сделал невозможную рожу.
- Что «того»? – заволновался рыжий.
- Того… Спасибо!..
И они, довольные друг другом, расстались.
Концедалов, констатировав прибытие Кирьянова в обеденный зал с котелком жареного счастья, присвистнул:
- Какими судьбами?
- Мой папа, - принялся делить картофель на четыре тарелки Кирьянов, -порол меня как-то да приговаривал: «Сынок, - говорил он, - Играть во дворе хорошо. Вчера, например, ты спешил на улицу, не сделав школьных заданий. А сегодня, не успев прийти домой, спешишь сесть за уроки. Вывод: в дневнике двойка. Математика? Тьфу! Выучил – все забудешь. Ремня же дам для науки, чтоб знал, что спешка нужна только в 3-х случаях: при ловле блох, при поносе, и когда имеешь чужую жену».
- Ну, и? – не понял Ченин.
- Ну, и вот! Сегодня абитуриент Долгов с экзамена выскочил первым. Затем он торопился исполнить приказание одного идиота и чуть на поспешил провести дезинфекцию зубных щеток. Спешить вредно! Короче, за вредность полагается молоко, но с Вовой расплатились картошкой. Верно, Вовон?
- Вэрно, конэчно! 
- А теперь Долгов угощает, налетайте-кушайте, и никого не слушайте… 
. . .

Абитуриент Александр Кирьянов отслужил «срочную» в стройбате и демобилизовался уже старшиной. Старшина – это вам не младший сержантик, после «Учебки» строящий из себя большого начальника. В армии старшина - большой человек, доверенное лицо командира роты, владелец каптерки, бог и король в отсутствии офицеров. Привилегированный класс, буржуазная прослойка. «В абитуриентах», Кирьянов со своим багажом набитых шишек оказался на голову выше любого из желторотых школьников-сотоварищей. Гражданскую одежду он признавал лишь в первой половине дня, облачаясь в «дембельский» свой «прикид», когда вечерело. 
Офицеры 9-й роты поняли быстро, что Саша - это подарок судьбы. С ним быстро провели необходимую головомойку, после чего наделили властью и обязанностями. Теперь старшина посещал экзамены только из вежливости – не известно, как остальные, а вопрос об его поступлении был решен положительно вне зависимости от результатов. В отсутствие офицеров Кирьянов с ухмылкой на рябом лице выслушивал жалобы улынивающих от наряда, исчезающих во время самоподготовки и опаздывающих на построения. Окружающие уважали старшину, наделенного, ко всему, и богатырской статью, а кое-кто и побаивался. Кирьянов умел, на курсантский манер, проникать сквозь очередь в ЧеПКе и кричать, заметив, что дневальный зевнул прибытие ротного, «Смирно!» Но и от предложенной сигаретки не отказывался. Человеческие слабости, увы, присущи даже старшинам.
Армейская система проста: боишься перетрудиться, вали на крайнего. Командир роты перекладывает часть своих обязанностей на взводных, взводные – на старшину. А так никаких прочих командиров в абитуриентской роте пока не состоялось, Кирьянову вменили в обязанности почти все, и контроль за доставкой спального белья в прачку то же. 
Прачечный комбинат располагался за стенами училища, на хоздворе, в ста метрах от третьего КПП, служившего «черным входом». Грязное белье увязали в здоровенные узлы и уже к узлам прикрепили несчастных, получивших приказ «Донести!» Спотыкаясь и наступая друг другу на пятки, «осчастливленные» задачей салаги отчалили из точки «К» в точку «П». 
Умственное напряжение и отсутствие домашних пончиков подорвало общую работоспособность. Обессилившие носильщики каждые десять метров присаживались перекурить прямо на узлы. Великий и могучий русский язык приводил тела в тонус, но не надолго. Расстояние предстояло пройти немалое, и Кирьянов в роли пастуха гнал свое стадо так быстро, как это представлялось возможным. Проволочив узлы мимо казарм, Дома культуры и пробороздив футбольное поле, дыша через раз, умыленные носильщики прибыло к 3-м КПП. Здесь курносый курсантишко со штык-ножом на ремне и твёрдой решимостью в глазах потребовал:
- Увольнительная записка?
Абитуриенты переглянулись:
- Увольнительная? Что это значит? Не видишь, земляк, бельё в прачку несем. Старда-аем!
- Не положено.
- Что не положено?
- Без «увольнительной» территорию покидать не положено!
Кирьянов, единственный понимая, о чем, собственно речь, попытался «включить дурака»: 
- Ну, что ты? Какая записка? Мы ж - абитура, не военные!
- Вижу, что абитура. Только без увольнительной не положено! – уперся курсант.
- Да ладно, мы тихонько пройдем, никто не увидит…
- А если увидит, меня с наряда снимут. На фик мне это надо?! – предъявил свои резоны служивый.
Нечего делать. Оставалось только бежать в роту, выписывать увольнительную.
- Так, - Кирьянов обвёл «страдальцев» взглядом, оценивая обстановку, - послать бы кого, да заблудитесь. И, боюсь, увольнительную вам не доверят, сбежите еще... Ладно, ждать здесь и никуда не разбегаться. Ясно?!
Все дружно закивали головами, и старшина зашагал обратно в роту. Побросав узлы перед КПП, абитуриенты расселись на трибуне стадиона и задымили. Некурящие завалились на лавочки загорать.
Концедалов толкнул Ченина в бок:
- А не пойти ли нам в ЧПОК?
- Ты что?! Сказали же - ждать.
- Да ладно, мы быстро, туда и обратно. Никто не заметит.
- Накажут…
- Не дрейфь ты, дело решённое! - И Василий засобирался, натянул наизнанку майку, заметил промах, снял её и одел по-новой. - Сейчас, только попросим кого-нибудь наш куль захватить. Народу вон сколько, мешаем только друг другу.
Народу, и правда, собралось более, чем достаточно: человек тридцать. Но кто согласится горбатиться с чужим кулем? Впрочем, Концедалов приглядел одну кандидатуру.
Рядышком задремал, налепив на нос, чтобы не обгорел, листик, Марк Филиппович Нестер. Ему снился родной Волжский, мама, нежно зовущая его «Маркушечка», и румяные сахарные пончики. В тот самый момент, когда рот уже открылся, чтобы проглотить самый вкусный, самый сладенький пончик, грубая рука товарища вернула его к действительности:
- Марк, слышь! Марк, кефир с коржиком будешь?
Противиться такому соблазну никто бы не стал, и Нестер согласно кивнул.
- Ну, как будешь, нас позовёшь… 
Марк обиженно скукожился и опять склонился над лавкой.
- Да подожди ты! Шучу, - извинился Концедалов, - Давай сделаем так: я сейчас иду в кафе и занимаю очередь. Бельё вдвоём с Пешковым донесёте, и подходи. Все уже на столе. В очереди стоять не надо. Коржики за наш счет. Логично?
В попытке проа

нализировать ситуацию Марк Филиппович впал в глубокую задумчивость. Концедалов не стал ждать результатов его измышлений. Строгий пастух мог вернуться с минуты на минуту.
- Ну, вот и договорились, - и подтолкнул Ченина по направлению к ЧепКу, - ты приходи, Марк, скорее, мы тебя ждём!
. . .

При возвращении, Кирьянов механически пересчитал подчиненных, что тут же выявило пропажу. Нестер, согласно армейских принципов, доложил имена товарищей, заявив, что они побежали в ЧПОК покупать коржики.