В. И. Левашова “Брат мой – друг мой”
| Вид материала | Документы |
- Сам не знаю, откуда взялась эта боль, 737.82kb.
- Урок по русскому языку и литературе в 9 классе «Мой первый друг, мой друг бесценный!», 206.24kb.
- Конкурс сочинений «Мой папа защитник Родины», «Мой дедушка защитник Родины», «Мой брат, 15.1kb.
- Задачи: 1) Повторить литературоведческие термины ( с целью подготовки к егэ по русскому, 126.59kb.
- Список литературы на лето к будущему 6 классу, 8.92kb.
- Порой мне кажется, друг мой, что стоим мы с тобой, друг мой, стоим на холме, справа, 122.14kb.
- Конкурс стенгазет на тему : «язык мой друг мой» 3 день, 57.99kb.
- Марка Твена «Мой друг Том Сойер», 31.25kb.
- Урок русского языка в 11 классе Тема «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы», 58.2kb.
- Мой верный друг! Мой враг коварный, 22.94kb.
Домой я забежал лишь на короткое время, чтобы спрятать временный комсомольский билет, выданный мне в подполье. Билет я вложил в узкое пространство между механизмом и задней стенкой корпуса старинных часов. Об этом сказал только двоюродной сестре Наталье Мазаевой, проживавшей в нашей семье и попросил ее:
- Когда наши придут, отдай билет, кому следует!
Она знала о начавшихся арестах и понимала, что я должен уходить из города, поэтому спросила, не нужна ли ее помощь.
- Если бы ты достала мне регистрационную карточку биржи труда – сказал я, не веря в то, что это возможно. Но Наталья спокойно ответила:
- Достану!
Ночь я провел у Виценовских. А на следующий день Сережа проводил меня в поселок шахты № 12, где он проживал с родителями до переезда в Краснодон. Здесь по просьбе Сережи меня приютила семья Бондаренко. Это их бывшие соседи и друзья.
Прощаясь, Сережа заверил меня, что в Краснодоне задерживаться не будет и на следующий же день уйдет в город Новочеркасск, где в то время проживала его старшая сестра Женя.
В тот же день вечером Сережа возвратился в Краснодон. Но готовиться к уходу не стал. Лидия Даниловна, предчувствуя беду, первой об этом заговорила. Она настаивала на том, чтобы Сережа немедленно собирался в дорогу. Но он отмалчивался, а утром, как обычно, ушел на работу.
Через два дня ко мне в поселок пришла младшая сестра Сережи Лиина. Ей тогда шел четырнадцатый год. Она принесла мне продукты в дорогу и регистрационную карточку биржи труда, заполненную на мое имя. В то время еда, даже самая скромная, представляла большую ценность. Но регистрационная карточка для меня … Не ожидал. Этот документ не раз потом выручал меня и я не однажды с благодарностью вспоминал сестер.
Лина в тот же день ушла, а на следующий день пришла снова. Отозвав меня в отдельную комнату, тихо сказала:
- Ночью за тобой приходила полиция. Арестовали твоего папу. Сережа просил передать: Уходи немедленно!
- А как он сам? Ушел в Новочеркасск?
- Нет. Он с утра ушел на работу.
Вначале я удивился. Чего же он медлит? Но истинную причину понял позже.
Лидия Даниловна, узнав об аресте моего отца, совсем потеряла покой. Она уже не требовала, а просила, даже умоляла Сережу немедленно уйти из Краснодона:
- Сереженька, милый, умоляю тебя, уходи!
Но Сережа не уходил, и даже не обещал это сделать. Сначала он молча выслушивал просьбы, а потом с некоторым раздражением произнес:
- Не могу я уйти, мне нельзя!
На самом деле Сережа мог и должен был уйти. Он сам высказывался за такое решение, когда мы собирались у Юрия Виценовского … Но теперь он считал уход из города для себя невозможным.
А потом пришел полицейский.
- Где ваш сын Сергей? – отводя глаза в сторону, спросил у Лидии Даниловны полицейский.
Та вначале растерялась. Не сразу сообразила, что Сережу уже ищут для того, чтобы арестовать.
- Он ведь на работе – машинально ответила она.
Убедившись, что Сергея Левашова в квартире нет, полицейский удалился.
Лидия Даниловна поняла, что тот направляется сейчас в гараж дирекциона. Что делать? Надо немедленно бежать в гараж дирекциона и предупредить сына. Но тут она вспомнила, что в маленькой комнате стоит радиоприемник, с помощью которого Сережа принимал сводки Совинформбюро. Это же улики против Сережи. Куда его спрятать?
В этот момент в дом вошла моя двоюродная сестра Наталья Мазаева. С большим риском раздобыв для меня регистрационную карточку биржи труда, она скрывалась у подруг. А теперь зашла к Лидии Даниловне узнать обстановку у моих родителей.
Лидия Даниловна, схватив попавшийся на глаза платок, обернула им, радиоприемник и с мольбой в голосе обратилась к Наталье:
- Ради бога, выручай! Унеси куда-нибудь! Спрячь или выбрось!
Сунув сверток в руки Наташи, Лидия Даниловна вместе с ней вышла из дома и скорым шагом, почти бегом устремилась в гараж.
Но опередить полицейского ей уже не удалось. Когда Лидия Даниловна подходила к гаражу, оттуда уже вели Сережу. Впереди шел немецкий жандарм, сзади полицейский.
Лидия Даниловна до конца жизни не могла простить себе того, что не успела предупредить сына об опасности. А если бы успела? Изменилось бы от этого что-нибудь? Ведь все действия Сережи показывают, что он вполне сознательно не хотел уходить. Причиной этого могло быть только одно: он опасался за судьбу своих близких. Как бы на
родителей и сестер не обрушилась кара за его дела.
Что же все-таки произошло с нашим подпольем? Почему начались массовые аресты?
Когда I января 1943 года после полудня мы собрались на квартире у Виценовеких, чтобы обсудить создавшуюся обстановку, вызванную арестами наших ребят, случилось то, что невозможно было предвидеть.
Один из подпольщиков первомайской группы, Геннадий Почепцов, узнав об аресте Евгения Мошкова, Виктора Третьякевича и Ивана Земнухова, изрядно струсил. Он решил, что арестованные ребята не выдержав пыток, выдадут всех участников "Молодой гвардии". В страхе за собственную жизнь Почепцов стал искать спасения. Вместо того чтобы немедленно уйти из дома, он посвятил в дела подполья своего отчима В.Громова.
Так Почепцов совершил первый шаг к предательству.
Как позднее выяснилось, В.Громов был тайным агентом оккупантов. Услышав от пасынка робкие признания о комсомольском подполье, он насторожился. А затем, прикинувшись сочувствующим, стал выведывать у Почепцова сведения о "Молодой гвардии". Когда первые данные были получены, В.Громов сбросил маску доброжелателя и открыто предложил Почепцову предать своих товарищей.
Школьная дружба, долг комсомольца, спаянность в подпольной борьбе, партизанская клятва, верность Родине - все было забыто перетрусившим Почепцовым. И он совершил предательство - на имя изменника Родины Жукова написал заявление следующего содержания?
"Начальнику шахты № 1-бис господину Жукову.
В Краснодоне организована подпольная комсомольская организация "Молодая гвардия", в которую я вступил активным членом. Прошу в свободное время зайти ко мне на квартиру и я все подробно расскажу. Мой адрес: ул. Чкалова, № 12, ход I.
20,12.1942 г. Почепцов Геннадий".
Предательское заявление Почепцов написал I января 1943 года, а датировал его 20 декабря 1942 года. Этой копеечной хитростью Почепцов хотел показать оккупантам, что решение предать "Молодую гвардию" он принял не под страхом, а добровольно, то есть еще до ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. Заявление свое Почепцов адресовал, а затем и отнес не в полицию, а пособнику оккупантов Жукову.
Получив от Жукова записку Почепцова, фашисты переполошились. Оказывается, существует организованное подполье!
Весь аппарат карателей мгновенно пришел в движение. К тому времени он был довольно многочисленным и состоял как из специальных формирований, прибывших из Германии, так и из местных предателей.
Как только Ворошиловград был захвачен оккупантами, на территорию Ворошиловградской области из Магдебурга прибыла жандармская команда, возглавляемая членом нацистской партии кадровым жандармским офицером Ренатусом.
Управление команды располагалось в Ворошиловграде, а подчиненные ему подразделения, так называемые жандармские посты, были размещены в районных центрах. Один из постов находился в Краснодоне.
Жандармская команда была сформирована на территории Германии еще задолго до оккупации Донбасса и предназначалась для установления и поддержания так называемого "нового порядка" на захваченной фашистами территории. Установление "нового порядка" в Краснодоне началось с того, что Ренатус и комендант города Краснодона майор Гедеман создали полицию. На должность начальника Краснодонской районной полиции они назначили изменника Родины Соликовского, который в самые трудные для наших войск дни отступления летом 1942 года дезертировал из Красной Армии, остался на оккупированной территории и предложил свои услуги врагам. Его заместителем оккупанты назначили Орлова, бывшего офицера деникинской армии. В гражданскую войну Орлов воевал против Советской власти, за что был в свое время осужден. А когда оказался на свободе, был уличен в расхищении государственной собственности и снова осужден. На оккупированной территории Орлов остался специально, чтобы сотрудничать с фашистами. Он это делал с первых дней оккупации Краснодона, участвуя в расстрелах советских граждан. Орлов принимал участие в расстреле 32-х шахтеров. Оккупанты заметили его усердие и повысили в должности. Позже они назначили его начальником районной полиции в городе Ровеньки.
Вместо Орлова заместителем начальника районной полиции в Краснодоне стал Захаров. Еще задолго до Великой Отечественной войны Захаров жил в Днепродзержинске и неоднократно попадался на воровстве. Затем он, как уголовный преступник, был осужден, но сумел сбежать из мест заключения. Настоящая его фамилия - Шульга. После бегства из-под стражи он похитил документы у некоего Захарова и под его именем скрывался в Краснодоне. Вначале Захаров был начальником одного из отделов полиции. Принимал участие в расстреле 32-х шахтеров и в казни других советских патриотов. Оккупанты, отметив его старание, повысили в должности.
Вся эта фашистская нечисть и пришла в движение, когда дозналась о "Молодой гвардии". Начальник жандармского поста немедленно запросил из Ворошиловграда карательные войска. Проанализировав все имеющиеся данные о деятельности советских патриотов, жандарм многое понял. Значит, саботаж и диверсии на шахтах, поджог биржи труда, нападения на немецкие автомашины, распространение листовок, освобождение военнопленных, вывешивание красных флагов, работа в клубе имени Горького - все это было делом подпольщиков. И начальник жандармского поста приказал полиции немедленно арестовать всех коммунистов Краснодона, а своему заместителю Зонсу поручил руководить следствием по делу "Молодой гвардии".
Уже на следующий день из Ворошиловграда и других мест в Краснодон на машинах прибыли подразделения карателей. На всех перекрестках улиц стояли по несколько фашистских жандармов. Подключился к карательным действиям и комендант города Краснодона Гедеман, выделив в помощь жандармам войсковые подразделения. Местным жителям после пяти часов вечера запрещалось всякое хождение по городу.
Почепцов, предавший своих товарищей, ушел в деревню. Но пробыл там недолго и уже 4 января возвратился в Первомайку, по вызову пришел в полицию и стал давать новые сведения о "Молодой гвардии".
Начались аресты. Ночью 5 и утром б января были арестованы Лютиков Филипп Петрович, Бараков Николай Петрович и еще некоторые коммунисты-подпольщики. Утром 5 был арестован Сергей Левашов. Почти одновременно с Сергеем полиция схватила комсомольца Володю Осьмухина, работающего в электромеханических мастерских.
О Сергее Левашове и Владимире Осьмухине, а тем более о их подпольной деятельности Почепцов ничего, конечно же, не знал. Не знал он и о партийном подполье. Но, выдав сам факт существования организованного подполья в Краснодоне, Почепцов помог жандармам по-иному оценить хорошо известные им факты саботажа и диверсий на шахтах, в электромеханических мастерских, в гараже дирекциона. Они о многом теперь догадались. Жандармы поняли, что Лютиков - главная фигура всей антифашистской деятельности в Краснодоне.
На другой день после ареста Володи Осьмухина его мать понесла в полицию передачу. Там не приняли. Тогда она обратилась за помощью к бургомистру Стаценко. Тот вначале спросил:
- А где работает сын?
- В механических мастерских.
- О, мехцех - гнездо партизан, а начальник мехцеха Лютиков – главарь банды.
В ночь с 5 на 6 января жандармы и полицейские арестовали молодогвардейцев Анатолия Попова, Виктора Петрова, Бориса Главана, а в последующем и других подпольщиков первомайской группы, в том числе и Улю Громову. Этих ребят Почепцов знал лично и выдавал поименно.
Почепцова вместе с арестованными посадили в камеру. Но не для того, чтобы подвергать его пыткам. Не один день предателя держали в камерах вместе с молодогвардейцами, чтобы с его помощью узнать новые сведения о подполье. И аресты продолжались.
8 января была арестована Люба Шевцова. Ее давно разыскивали как радистку. Ведь она, работая в составе штаба "Молодой гвардии", продолжала действовать как советская разведчица. Люба собирала интересующие нашу разведку сведения, в том числе и те, которые имелись у нас в подполье, и передавала прибывшему с советской стороны разведчику.
Конечно, в то время никто из нас не знал и даже не догадывался об этой стороне деятельности Любы Шевцовой. Тайну хранить она умела.
Всех арестованных фашисты подвергали страшным пыткам. С особой жестокостью пытали коммунистов Лютикова, Баракова, Выставкина, Соколову, Дымченко и других членов партийного подполья, стараясь любой ценой сломить их упорство. Тогда, рассуждали они, будет легче и с комсомольцами. Но на первых же допросах враги убедились в стойкости коммунистов. Руководитель партийного подполья Лютиков не сказал палачам ни слова.
В бессильной злобе гитлеровцы стали избивать его чем попало. Но он молчал. Его упорство еще более разъярило фашистов. В бешенстве они сбили Лютикова с ног и, уже потерявшего сознание, продолжали топтать кованными сапогами.
В те страшные дни мой отец несколько дней содержался в камере вместе с Филиппом Петровичем, с которым был хорошо знаком по работе. Уже после войны отец рассказывал: "Лютикова ежедневно уводили на допрос. Измученного пытками, его каждый раз после допроса фашисты втаскивали в камеру и бросали на бетонный пол. Филипп Петрович не стонал, не жаловался. Только однажды он тихо сказал: - Если выйдешь на свободу, передай: наши молодцы, держатся! "
Да, коммунисты держались стойко, до конца. Евгений Мошков, избитый до полусмерти, плюнул кровью в лицо жандарму и с презрением бросил слова проклятия.
С такой же жестокостью пытали и женщин-коммунисток Соколову и Дымченко. Марию Георгиевну Дымченко, мать двоих детей, фашисты подвергли нечеловеческим пыткам, но не услышали от неё ни одного слова. После всех страшных мучений накануне дня казни Мария Георгиевна в записке сообщила:
"Дорогие сестры! Вернуться домой нет надежды. Нас должны расстрелять, жаль детей. Берегите моих детей, так как они останутся без отца и матери. Я не теряю надежды и уверена, что их воспитает Советская власть, как воспитала меня. Наши скоро вернутся. Мы будем бороться до конца. Хочется жить. Берегите себя."
14 января 1943 года.
Ничего не добившись от коммунистов, фашисты со всей жестокостью обрушились на комсомольцев. К каким только чудовищным истязаниям враги не прибегали, чтобы сломить волю Ули Громовой, Любы Шевцовой, Ивана Земнухова, Виктора Третьякевича и других молодогвардейцев. Но наши подпольщики держались стойко. И там, в фашистских застенках, они следовали примеру коммунистов.
Жестоко мучили и Сергея Левашова. Боясь отпора с его стороны, фашисты приступали к истязаниям только после того, как удавалось связать ему руки и ноги. Сергей стойко переносил все зверства фашистских палачей и не проронил ни слова.
Ежедневно к стенам полиции приходили матери, сестры арестованных. Передачу Сергею носила младшая сестра Ангелина. Она рассказывала дома, как нелегко им было стоять около стен фашистских казематов. Сердце сжималось, когда из окон слышались крики, стоны. - Кого-то пытают, - тихо скажет кто-нибудь из женщин. И каждая подумает о своем близком.
Все замирали, когда вдруг из камер доносилась мелодия песни "Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю ...” Пели девушки. Песня грустная, но в тот момент она звучала торжественно, выражая несломленность духа советских патриоток.
Не раз слышалась мелодия Интернационала. Она доносилась из мужских камер. Но палачи врывались в камеры ... и пение обрывалось.
Арестованных в полиции ничем не кормили. Они питались только тем, что приносили родственники. Поэтому, полицаи вынуждены были принимать передачи. Пользуясь этим, Сергей иногда умудрялся передавать коротенькие записки вместе с возвращаемой посудой. В этих записках Сергей успокаивал своих близких.
Но покоя не было и близким. Ежедневно в дом приходили по двое полицейских и рылись в вещах. Искали они не улики против арестованного Сергея. Эти подонки занимались мародерством. Все, что из вещей попадалось приличного, они уносили с собой. Что-то брали, что-то, как ненужное, отбрасывали в сторону. На следующий день приходили другие, и уже брали то, что предыдущим не понадобилось. Так они поступали с семьями и других арестованных.
Жандармский гауптвахмистр Зоне и начальник полиции Соликовский, узнав от Почепцова, что Третьякевич – комиссар "Молодой гвардии", решили любой ценой заставить Виктора заговорить. Тогда, считали они, легче будет с остальными. –
- Рассказывай! Все равно тебя уже выдал ваш руководитель! - можно было сказать любому арестованному.
Но Виктор, несмотря на истязания, молчал. Тогда фашисты применили наиподлейший прием, распустив среди арестованных молодогвардейцев слух, что их будто бы выдал Виктор Третьякевич.
Когда моего отца арестовали во второй раз, он содержался в той же камере, где Виктор Третьякевич. Но Виктора мой отец узнал только по голосу. Так до неузнаваемости было изуродовано пытками лицо юного подпольщика. Виктора часто вызывали на допрос в кабинет Соликовского. Там его били розгами по лицу и ладоням, спину и грудь жгли раскаленным железом, подвешивали вниз головой. Мучили до потери сознания, а затем приносили в камеру и бросали на пол. Так повторялось почти ежедневно.
Пущенный фашистами слух о том, что Виктор Третьякевич будто бы выдает своих товарищей, стал известен и моему отцу. Но уже тогда у него возник недоуменный вопрос: если Виктор выдает подпольщиков, то с какой же целью его так жестоко пытают?
В те дни на этот вопрос ответа не было. И никто из арестованных не предполагал, что предал "Молодую гвардию" Геннадий Почепцов, который был среди них и в тайне от них продолжал, уже как провокатор, свою предательскую деятельность.
Клеветнический слух о мнимом предательстве Виктора Третьякевича, предназначенный побудить арестованный подпольщиков к признанию, успеха не имел. Никто из наших подпольщиков не стал на путь предательства, нарушения клятвы, если даже и поверил ложному слуху. Но имя честного патриота Виктора Третьякевича долгие годы оставалось запятнанным. Так фашисты отомстили мужественному патриоту за то, что он не выдал своих товарищей, не стал предателем.
Уже в послевоенные годы удалось установить подлинную картину предательства. Виктор Третьякевич был полностью реабилитирован и 13 декабря 1960 года посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.
Кабинет начальника полиции Соликовского был превращен в место пыток. В нем истязали коммунистов и молодогвардейцев. В кабинете часто заводили патефон, чтобы не слышно было стонов тех, кого подвергали пыткам. На какие только ухищрения ни шли каратели, чтобы вырвать признания у подпольщиков.
На допрос вызвали Ивана Земнухова. Он вошел в кабинет и первым увидел Соликовского. Тот сидел за столом и на видном месте держал правую руку, оголенную по локоть, обагренную кровью кого-то из молодогвардейцев.
- Где знамя дирекциона? - закричал Соликовский.
Иван посмотрел на фашистского палача близорукими глазами (очки были разбиты еще во время первого допроса) и отвернул лицо.
- Я еще раз тебя спрашиваю, где знамя? - сильнее закричал Соликовский, поднялся со стула и медленно приблизился к Ивану, повертел перед лицом испачканный кровью кулак, а потом со всей силы ударил.
Это было сигналом. Подбежали двое палачей, сорвали с Ивана одежду и начали бить плетьми.
В женской камере, где находилась Уля Громова, Люба Шевцова, Майя Пегливанова несколько дней содержалась под арестом мать Валерии Борц. Она была свидетелем тех зверских пыток, которым подвергались девушки. В то же время она была свидетелем стойкости и мужества юных подпольщиц.
Жестоко мучили Любу Шевцову. Палачи требовали, чтобы она назвала всех известных ей молодогвардейцев, членов штаба и руководителей групп.
- Ничего вы от меня не узнаете! - отвечала Люба пособнику фашистов Захарову или молча стиснув зубы, переносила мучения. Ни арест, ни пытки - ничего не могло изменить характер девушки. Даже там, в фашистских застенках, Люба ободряла подруг. И тут же предлагала спеть песню. Спеть так, чтобы фашистам и пособникам стало страшно.
Жестоко пытали Улю Громову. Палачи знали со слов предателя Почепцова, что Уля - член штаба, любимица Первомайской группы. Им очень хотелось заставить ее заговорить. Они пытали ее раскаленным железом и требовали, чтобы Уля назвала всех руководителей "Молодой гвардии", рассказала о связях с коммунистами. Но Уля молчала. Она с презрением смотрела в упор на палачей и не произнесла ни слова.
Тогда с нее сорвали одежду, привязали к бревну и начали избивать розгами.
- Проси пощады, Громова! А то забьем до смерти! - кричал Соликовский.
Вот чего захотел этот фашистский холуй. Разве мог он понять, что перед ним комсомолка, для которой достоинство, преданность Родине дороже жизни.
В записной книжке Ульяны Громовой есть такие слова: "Гораздо легче видеть, как умирают герои, чем слушать вопли о пощаде какого-нибудь жалкого труса". Джек Лондон.
Не услышали палачи от Ули не признаний, ни просьб о пощаде. Она молчала. Только глаза горели ненавистью. Они понимали: им никогда не вырвать у юной подпольщицы признания. Так хотя бы унизить. Эта беспомощность перед ее мужеством приводила палачей в бешенство, и они еще сильнее ее мучили. Но тщетны были усилия палачей.
Зимней холодной ночью 15 января 1943 года первую группу молодогвардейцев увезли на расстрел. Подпольщики еще не знали, где их будут расстреливать. Но знали, что всю группу везут на казнь. О побеге никто не помышлял. Пытки и ужасные условия содержания в полиции так подорвали силы подпольщиков, что жандармы и полицейские даже не стали связывать им руки. Но, подорвав их физические силы, фашисты оказались бессильными сломить их дух, хотя были уверены, что им и это удалось. Но очень скоро убедились, что ошиблись.