Цви Цамерет

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

6.3. Государственная комиссия по проверке системы образования в лагерях репатриантов (Комиссия Фрумкина)

В конце декабря 1949 года депутат Кнессета Давид Цви Панкес^{^*}, один из лидеров партии Мизрахи, обратился с запросом к главе правительству Давиду Бен-Гуриону. Этот запрос, формулировка которого была намеренно жесткой, послужил катализатором в общественной и политической борьбе, которая велась в первые годы существования государства между религиозными и светскими евреями. Помимо прочего, депутат Кнессета Д. Ц. Панкес в своем запросе писал:

«Деятельность, проводимую в поселках репатриантов, по самой умеренной оценке, можно назвать насилием над совестью и инквизицией против религии. Проводится разрушительная деятельность против иудаизма. Я утверждаю, что еще не было такого принуждения и использования беспомощного положения жителей этих поселков: их пытаются отвратить от религии и от их убеждений. Позавчера в Кнессете обсуждалась декларация против геноцида. Я заявляю с полной ответственностью, что деятельность господина Нахума Левина и его помощников – это культурный и религиозный геноцид, и если он не прекратится уже сегодня, распадется коалиция, называемая Государством Израиль. Я представляю в данный момент весь блок религиозных партий и говорю, что мы выйдем на кровопролитную гражданскую войну, если это не прекратится немедленно. Я требую от министра образования и культуры немедленно отдать распоряжение прекратить деятельность этого аппарата… Разве кто-то дал министру образования право передать воспитание десятков тысяч детей в руки человека, занятого истреблением религии Израиля, обрезанием пейсов, экономическим давлением, угрозами лишения работы и жилищным неустройством? Я предлагаю создать комиссию по расследованию всего происходящего в этой сфере… Мы не смолчим, мы обратимся к общественному мнению – как в самом Израиле, так и в еврейских общинах стран диаспоры»^²⁷.

Почему, на Ваш взгляд, депутат Кнессета Д. Ц. Панкес использовал столь резкие выражения и угрозы?

Поначалу Д. Бен-Гурион совершенно игнорировал требования Д. Ц. Панкеса и одновременно пытался снизить зависимость своего правительства от религиозных партий. Однако когда этого достичь не удалось и когда в стране и за ее пределами усилились голоса протеста против происходящего в лагерях репатриантов, Д. Бен-Гурион частично согласился с этими требованиями и рекомендовал правительству сформировать Государственную комиссию по проверке положения в области образования в лагерях репатриантов. В состав этой комиссии были включены пять человек: судья Гад Фрумкин^{^*}, светский человек, в годы мандата – член Верховного суда Палестины (председатель Комиссии), и четыре члена Кнессета, среди которых двое не были религиозными (будущий президент Израиля Ицхак Бен-Цви^{^*} от Рабочей партии и Авраам Эльмалиах^{^*} от фракции сефардов), а двое других (рав Авраам Хаим Шааг^{^*} от партии Мизрахи и рав доктор Калман Кахана^{^*} от Поалей Агудат Исраэль) соблюдали еврейские традиции. Первое заседание комиссии состоялось 25 января 1950 года, а уже 9 мая 1950 года она представила свои выводы правительству.

На своих первых заседаниях Комиссия заслушала нескольких членов правительства, изложивших свои мнения по рассматриваемым вопросам; впоследствии тексты их выступлений вошли в итоговый отчет Комиссии.

Министр образования и культуры Залман Шазар, представлявший Рабочую партию, говорил: «Пришел депутат Панкес, выступил в Комиссии по образованию и утверждал, что [в системе образования детей и взрослых в лагерях репатриантов] свирепствуют инквизиция, геноцид, принуждение отказаться от религии, духовное насилие и более того – уничтожение культуры народа. Он сказал, что работающие [в этих лагерях] педагоги уничтожают культуру Израиля… Я вижу основное назначение комиссии в том, чтобы она положила конец таким безосновательным нападкам»^²⁸.

Министр внутренних дел Моше Шапира^{^*}, представлявший религиозно-сионистское движение Ха-поэль ха-мизрахи, придерживался иного мнения: «По-моему, все произошедшее не было случайностью, это был продуманный способ отвратить эту молодежь от религиозного иудаизма. Были совершены действия, которые, если вы о них узнаете, квалифицируете в точности, как и я, – как недостойные, которым нет места в нормальном государстве и среди приличных людей. Я не принадлежу к тем, кто выискивает грехи; я принадлежу к тем, кто хочет, чтобы согрешивший был наказан, ибо если этого не будет, я не знаю, как мы будем жить дальше в этом государстве»^²⁹.

Министр социального обеспечения Меир Левин от ортодоксальной религиозной партии Агудат Исраэль говорил: «Я верю, что придет день, когда нас поблагодарят и нерелигиозные евреи за то, что мы стоим на страже и бережем религию в Государстве Израиль. Весь мир смотрит на нас, как на молодое возрожденное государство. Мы должны быть весьма осторожны и позаботиться о том, чтобы в нашей стране обеспечивалась полная свобода вероисповедания. Если сюда прибывают йемениты, которые ждали избавления две тысячи лет, они имеют право жить, как считают нужным»^³⁰.

Как эти три министра понимали задачу, возложенную на Комиссию Фрумкина?

В ходе своей работы комиссия посетила три лагеря репатриантов и заслушала десятки свидетельств как жителей лагерей, так и различных лиц, связанных с системой образования в них. Ниже приведена часть свидетельств, выслушанных комиссией, в том виде, в каком они были опубликованы в ее заключительном отчете.

[И л л ю с т р а ц и я 7]

На занятиях в школе в мошаве Яхини, май 1954 года.

Представитель движения «Религиозный рабочий», доктор Иешаяху Лейбович: «Я беседовал с новыми репатриантами в нескольких новых рабочих поселках. Я был в поселениях вокруг Иерусалима, в Лифте, в Малхе, а также в поселениях Северного Шарона и в Эйн-Аяла. Как и другие товарищи, я обнаружил, что местные руководители используют угрозы по отношению к новым поселенцам, большинство которых – выходцы из восточных общин, и склоняют их к выбору определенного направления в образовании. … Имеют место как нарушения и «деликатные» формы искажения и сокрытия фактов, так и грубые, брутальные средства – угрозы и меры принуждения. Необходимо повсеместно бороться с этим»^³¹.

Главный раввин Тель-Авива рав Исер Йехуда Унтерман^{^*} свидетельствовал: «…Мы были в лагере репатриантов из Йемена Эйн-Шемер Алеф и слышали, что там не только нет религиозной школы, но и есть жалобы на то, что детей тянут в кино, берут мальчиков и девочек на танцы, и они восстают против своих родителей. … Есть замужние и скромные женщины – и вдруг у них на глазах девушки и юноши пляшут полураздетыми, это пробуждает большие сомнения в их сердцах»^³².

Руководитель Отдела культуры Нахум Левин призывал: «Необходимо со всей тщательностью сохранять единство детских центров [другое название нерелигиозных единых государственных школ] в лагерях репатриантов по следующим причинам:

1. Этих людей, находящихся в ужасных условиях в лагерях, нельзя распределять в существующую систему образования по направлениям, так как они не подготовлены к этому, они ее не понимают, они раздражены, там ужасные бытовые условия и туда нельзя привносить войну культур; мы считаем, что они еще успеют поучить Тору, когда обретут нормальное постоянное жилье.

2. В лагерях нет постоянного контингента учащихся, все новые и новые семьи прибывают в них, в то время как другие переселяются в более достойное жилье. Поэтому наладить работу системы образования и воспитания в лагерях репатриантов трудно вдвойне.

3. Недостаток помещений для занятий с учащимися, равно как и недостаток бюджета, очень и очень ограничивает возможности развития образовательных учреждений.

4. С простой педагогической точки зрения, позволительно спросить: что можно дать этим детям за три часа, которые учителя занимаются с ними бесплатно, если не немного ивритской лексики и грамматики, немного знаний по истории и географии этой страны, немного прогулок и немного ивритских песен?!

…Вопрос стоит так: что является мостом, по которому мы придем к репатриантам из Йемена и они придут к нам? Зная эти вещи изнутри, я говорю, что этот мост –волшебство нашего государства… Я прихожу к ним с именем государства на устах. И тогда я не чувствую никаких перегородок между собой и ими. Я говорю: государство – это единственный мост, мост, который не подведет и посредством которого йемениты могут превратиться в полноправных граждан нашего общества»^³³.

Репатриант из Йемена рав Ицхак Леви, живший в лагере Эйн Шемер, свидетельствовал: «Спустя три недели после того как прибыл Эльдама – уполномоченный, направленный Отделом культуры, пришли ко мне наши йеменские учителя и рассказали, что Эльдама отстранил их от преподавания и сказал им: уходите, вы не можете учить как следует. Мы были потрясены. Эльдама выбрал девять учителей, а остальных пятерых выгнал, но и тем девяти, которых он оставил, он постоянно мешал, и они ушли сами, и в лагере не осталось ни одного йеменского учителя»^³⁴.

Представитель Агудат Исраэль рав Авраам Ицхак Винкельштейн рассказывал: «Я был в поселении Амака около Нагарии. Там было собрано шестьдесят четыре подписи родителей, и мы получили от Агудат Исраэль разрешение на открытие школы. Мы нашли учителя из Хайфы, но директор (Йосеф Луков из Кфар-Виткин, педагог, назначенный движением мошавов) не разрешил ему преподавать. Мы думали, что это случилось по ошибке. Спустя несколько дней туда прибыл я с тремя учителями. Назавтра пришел директор Луков и объявил, что он не разрешит им преподавать. Я спросил, в чем дело?! Ведь было получено разрешение от правительства, и родители детей репатриантов из Йемена просят об этом, так почему же он мешает? Я просил его, умолял его, а он мне ответил, что если я не перестану, то я кончу, как де Хаан^{^*}. Он сказал это при свидетелях. … Назавтра, когда йемениты послали своих детей в религиозную школу, туда ворвались директор Йосеф Луков и чиновник из магазина и силой выгнали детей на улицу. …Я просил, чтобы они перестали, но в ответ они хотели избить меня… Вечером мы начали учиться с тридцатью детьми, и в это время снаружи послышались выстрелы. Выяснилось, что они просто хотели напугать нас, чтобы прекратить изучение Торы»^³⁵.

Молодой репатриант из Йемена Саадья Шараби жаловался: «Педагог из отдела культуры Ципора Захави сказала: в Израиле не нужно молиться. Ципора не давала нам прочесть молитву после еды и тогда мы молились: «Да уберет от нас Всевышний Ципору». … Не устраивали молитвы утром, и во время дневной молитвы нам тоже мешали»^³⁶.

Молодой репатриант из Йемена Саадья Иехуда Авраам также жаловался на Ципору Захави: «Ципора привела парикмахера из второго лагеря и сказала: «Все, кто хочет пойти на экскурсию, должны срезать пейсы». Пятьдесят ребят срезали. Мне Ципора сказала: «Если не срежешь, я удалю тебя из класса»^³⁷.

Постарайтесь распределить приведенные выше свидетельства в соответствии с мировоззрением говорящих. Каким образом их взгляды проявлялись в отношении к различным видам деятельности, организуемой в лагерях репатриантов?

Приведенные выше свидетельства – это лишь небольшая выборка из множества выступлений и свидетельских показаний, заслушанных Комиссией. В конце концов, все пять членов Комиссии пришли к выводу, что в лагерях репатриантов происходило серьезное антирелигиозное принуждение с намерением как можно быстрее приучить репатриантов к «новому израильскому сознанию». Так, например, Комиссия установила, что «обрезание пейсов было системой, а не единичным случаем» и что наблюдалось повсеместное «препятствование изучению Торы». Комиссия также добавила, что в лагерях репатриантов не соблюдали Субботу и точность молитв, и были даже случаи, когда репатрианты не могли помолиться согласно своему желанию и традиции^³⁸.

Вместе с тем Комиссия подчеркнула преданность педагогов делу абсорбции репатриантов и с похвалой отозвалась об их работе в чрезвычайно тяжелых условиях. Члены Комиссии считали, что нет никаких причин обвинять педагогов в «инквизиторстве» и в «культурном геноциде». Комиссия подчеркнула также, что партийные склоки нанесли ущерб созданию системы образования в лагерях репатриантов, и что религиозное сообщество также участвовало в этих дрязгах.

В конце своего отчета Комиссия порекомендовала правительству принять ряд практических мер: во-первых, прекратить проведение политики «плавильного котла», поддержать культурный плюрализм и не навязывать репатриантам из восточных стран чуждые им европейские нормы поведения; во-вторых, значительно сократить полномочия Отдела культуры и закрыть «единые» школы; в-третьих, отстранить с занимаемых должностей Нахума Левина, руководителя Отдела культуры, и двоих его сотрудников, Ципору Захави и Йехиэля Аарона Эльдама.

После получения отчета Комиссии Фрумкина, в мае 1950 года, глава правительства Давид Бен-Гурион объявил, что «правительство полностью приняло ее рекомендации». Важно подчеркнуть, что в отчете, поданном правительству, Комиссия сняла ответственность за происходящее с тогдашнего министра образования и культуры Залмана Шазара, постановив: «Невозможно возложить ответственность на З. Шазара, который в течение длительного времени в тот период, когда развивались эти события, был болен, и у него не было возможности заняться этим делом лично и тщательно»^³⁹. Однако глава правительства не принял этого вывода. Спустя несколько месяцев после того как был подан отчет Комиссии Фрумкина, в октябре 1950 года, Д. Бен-Гурион решил сместить З. Шазара с поста министра образования и культуры. С трибуны Кнессета Д. Бен-Гурион сказал, что причиной отставки якобы является «особая миссия, которую правительство возложило на З. Шазара, но детали которой не могут пока быть обнародованы»^⁴⁰. Выводы правительственной комиссии ускорили решение Д. Бен-Гуриона уволить З. Шазара и назначить на его место Давида Ремеза, который стал вторым министром образования и культуры Государства Израиль.

Документ. Выводы Комиссии Фрумкина

Первый параграф распоряжения о полномочиях Комиссии гласит: «Проверить все обвинения о религиозном принуждении в лагерях репатриантов». В отношении этого вопроса Комиссия пришла к следующим выводам:

1. Со стороны правительства не было никакого намерения осуществлять религиозное [или же антирелигиозное] принуждение.

2. Было фатальной ошибкой передать образование детей в лагерях вообще и выходцев из восточных общин в частности, в особенности выходцев из Йемена, Ливии и Марокко, Отделу обучения языку и усвоения культуры среди репатриантов. Данный вывод основывается на следующих соображениях:

а) Структура аппарата этого Отдела, изначально созданного для образования взрослых, не предназначена для воспитания детей. Некоторые из координаторов по культуре, директоров школ и учителей в лагерях репатриантов не имеют подходящей педагогической подготовки и опыта воспитательной деятельности. Комиссия констатирует тот поразительный факт, что Отдел культуры и Отдел образования одного и того же Министерства практически не взаимодействовали между собой.

б) Структура аппарата Отдела не соответствовала нуждам репатриантов, в большинстве своем – религиозных, для которых нарушение как строгой, так и малой заповеди может привести к душевному потрясению и бунту. В этом вопросе Комиссия отмечает отсутствие контакта между Отделом культуры и Отделом религиозного обучения в Министерстве образования и культуры.

3. То же самое можно сказать о нормах поведения в обществе, в которых нет нарушения религиозных норм, но есть серьезная опасность, что если эти нормы в одночасье объявляются обязательными для всех, то это может расшатать основы общепринятого общественного порядка.

4. Отсюда – из несоответствия аппарата как в отношении воспитания, так и в отношении обычаев и уклада жизни репатриантов – проистекает поверхностное отношение к религиозным проблемам репатриантов и их детей. Аппарат Отдела видел свою основную функцию в том, чтобы приспособить ребенка к повседневной жизни в Израиле, к окружающему его обществу. Основной ошибкой было то, что сотрудники Отдела мерили детей репатриантов по своей мерке или же по мерке, с которой они подходили к репатриантам из европейских стран. Вместе с тем следует отметить, что на плечи сотрудников Отдела легла тяжелая работа в достаточно трудных условиях, и они показали большую преданность делу в исполнении возложенных на них функций.

5. По поводу конкретных обвинений, выдвинутых заслушанными Комиссией свидетелями, установлено:

а) Насильственное срезание пейсов детям репатриантов было достаточно распространенной практикой, а не единичным случаем, и следует с прискорбием отметить, что министр образования и культуры был введен в заблуждение сообщением, что было всего двенадцать случаев срезания пейсов и все они стали следствием инициативы одного сотрудника;

б) Препятствование изучению Торы детьми репатриантов также было достаточно распространенной практикой. Недостаток религиозных учителей не может оправдать подобное явление, так как в любом случае большинство преподавателей и сотрудников, работавших в лагерях репатриантов, не имели педагогической подготовки;

в) В лагерях репатриантов не соблюдалась святость Субботы и не проходили молитвы в часы, предписанные религиозной традицией. Более того, бывали случаи осознанного препятствования проведению молитв.

6. Все вышеперечисленное не носило характера сознательной войны с религией, не являлось самоцелью, а было как бы продуктом процесса желаемой адаптации. Нет никакого оправдания беспочвенным обвинениям против сотрудников государственных учреждений в лагерях репатриантов в «инквизиторстве» и в «культурном геноциде».

7. Борьба за настоящее и будущее системы образования в лагерях репатриантов не была свободна от партийных соображений. С одной стороны, было желание подготовить репатриантов и их молодежь к вступлению в Гистадрут, а не в религиозные партии. С другой стороны, хотя возмущение в религиозных кругах было искренним и явно направленным на укрепление религиозного самосознания репатриантов, и тут присутствовало стремление укрепить религиозные партии и ослабить влияние других политических организаций среди репатриантов.

8. Комиссия считает, что основной причиной ошибок, связанных с пренебрежением вопросами религиозного воспитания в лагерях репатриантов, является тот факт, что вопросы образования в этих лагерях были отданы исключительно в руки Отделу обучения языку и усвоения культуры среди репатриантов.

9. Комиссия не считает, что ответственность за это лежит на руководителе этого Отдела, хотя он и требовал передачи вопросов образования в лагерях репатриантов в свое ведение и всегда был готов вместе со всем своим аппаратом к активной работе на этом направлении.

Не следует обвинять в происходившем и лично г-на Нахума Левина, который в определенный момент сообщил министру образования, что руководимый им Отдел затрудняется выполнять все возложенные на него функции и просил передать вопросы, касающиеся образования репатриантов, в ведение Отдела образования.

Трудно также возложить ответственность на административный аппарат Министерства образования и культуры, ибо это Министерство в то время находилось в процессе становления, не имело четкой структуры, сложившихся традиций и опыта работы.

Остается, таким образом, только сам министр образования и культуры, несущий общую ответственность за все дела своего Министерства. Однако невозможно возложить персональную ответственность на г-на Залмана Шазара, который в течение длительного времени был болен и не имел возможности заняться этим делом лично и с надлежащей тщательностью. Поэтому следует напомнить, что все правительство несет коллективную ответственность за все государственные дела, в том числе и за образование репатриантов.

10. При этом прямая ответственность за серьезные нарушения в религиозном воспитании в лагерях репатриантов лежит на руководителе Отдела обучения языку и усвоения культуры среди репатриантов Нахуме Левине. Хотя Комиссия и освобождает его от общих и необоснованных обвинений в «инквизиторстве», «культурном геноциде» и так далее и не считает его виновным в самом факте того, что вопросы образования в лагерях репатриантов были переданы и находились в его ведении, однако до тех пор, пока руководимый им Отдел был ответственным за этот участок работы, он несет ответственность за свои действия и действия аппарата Отдела, находящегося под его контролем. Работники аппарата Отдела и сотрудники, работавшие в лагерях репатриантов, разделяют с ним эту ответственность, в особенности, если они перешли за грань той линии, которую он для них определил, или же проводили в жизнь эту линию излишне ретиво. Комиссия осуждает методы работы координатора по вопросам культуры в лагере репатриантов Эйн-Шемер г-на Йехиэля Аарона Эльдама и г-жи Ципоры Захави, педагога в молодежном лагере в Бейт-Лид.

2. Обвинения в прессе

Второй параграф распоряжения о полномочиях Комиссии гласит: «Проверить, верны ли обвинения в прессе и кто за них ответственен». В отношении этого вопроса Комиссия пришла к следующим выводам:

11. Ответ на первую часть второго параграфа – «верны ли обвинения в прессе» –можно найти в выводах, к которым пришла Комиссия в отношении принципиального вопроса о религиозном принуждении в лагерях репатриантов, сформулированных выше.

12. Ответственность за публикации в местной прессе лежит, как обычно, на газетах и их авторах, а в той мере, в которой газета является рупором определенной партии, – и на этой партии.

3. Источники пропаганды за рубежом

Третий параграф распоряжения о полномочиях Комиссии гласит: «Выявить источники пропаганды за рубежом, связанные с серьезными обвинениями [в отношении религиозного принуждения в лагерях репатриантов]». В отношении этого вопроса Комиссия пришла к следующим выводам:

13. Источник пропаганды за рубежом, относящейся к обвинениям в религиозном принуждении в лагерях, следует искать в религиозных кругах в стране и в израильской прессе. Сигналом в этом отношении стал запрос, поданный в Комиссию Кнессета по образованию и культуре, после чего последовали просьбы о моральной поддержке со стороны раввинов и международного руководства движения Мизрахи, которое и решило вовлечь в это дело прессу.

14. Во всех этих обращениях не следует видеть намерение действовать против Государства Израиль. Также Комиссия не усмотрела такого намерения в действиях религиозных организаций, базирующихся в Нью-Йорке, и в их телеграмме, направленной членам правительства.

15. Митинг в Манхеттен-Центре не был организован из Израиля, хотя его и можно опосредованно связать со сведениями о положении в лагерях репатриантов, распространяемыми различными израильскими организациями.

16. По своей форме этот митинг представляется членам Комиссии некорректным, хотя в его решениях нельзя найти никаких изъянов.

17. Комиссия считает, что еврейство диаспоры вправе проявлять интерес к тому, что происходит в Государстве Израиль, в том числе к тому, что касается всего еврейского народа, и в той мере, в которой это не является вмешательством во внутренние дела государства; оно вправе обращаться к правительству Израиля с соответствующими предложениями и требованиями.

Иерусалим, вторник, 22 ияра 5710 (9 мая 1950)

Председатель Комиссии: Гад Фрумкин

Члены Комиссии: Авраам Эльмалиах

Ицхак Бен-Цви

Рав Калман Каана

Рав А. Х. Шааг

Blog

Цви Цамерет