Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций
| Вид материала | Курс лекций |
- Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Общая часть: Курс, 5694.73kb.
- Темы лекций и семинарских заданий, 203.13kb.
- Вопросы к экзамену по дисциплине международное частное право для специальности «Международное, 27.52kb.
- А. С. Пронин гражданское право российской федерации часть 2 (Особенная) учебно-методический, 5688.42kb.
- Т. Д. Матвеева международное право курс лекций, 3315.23kb.
- Бадри Джемалович Накашидзе программа рассмотрена на заседании кафедры от сентября 2005г., 402.57kb.
- В. Т. Уголовное право. Общая часть. Курс лекций, 3067.36kb.
- Система договоров о создании результатов интеллектуальной деятельности и распоряжении, 598.99kb.
- Курс лекций подготовлен в соответствии с программой курса «Муниципальное право России», 36.97kb.
- Учебно-методический комплекс по дисциплине «Уголовная право (особенная часть)» специальность, 1732.03kb.
Анализируя необходимость осуществления позитивных обязательств по защите человеческой жизни, Суд всегда исследует вопрос, знало или должно было знать государство о вышеупомянутой угрозе, и если на этот вопрос дается положительный ответ, то тогда Суд рассматривает, какие действия были предприняты государством для обеспечения человеческой жизни.
По делу "Трубников против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что поведение Виктора Трубникова, погибшего от суицида сына заявителя, не сопровождалось серьезными действиями психического характера. Никем не высказывалась точка зрения, ни психиатром В. Трубникова, ни иными официальными лицами, наблюдавшими В. Трубникова, что у последнего имелась высокая вероятность к совершению суицида или нанесению серьезных телесных повреждений. Соответственно, не было формального признания, которое позволило бы Суду прийти к выводу о том, что власти знали о неминуемой угрозе жизни В. Трубникова. Применительно к тому, что власти должны были знать о существовании риска, Суд отметил, что на протяжении последних трех лет, когда В. Трубников находился под наблюдением, он не обнаруживал опасные симптомы, такие как постоянные суицидальные тенденции. Напротив, практика свидетельствовала, что были определенные улучшения в сравнении с предыдущими суицидальными попытками. Психическое и эмоциональное состояние В. Трубникова, явно установившееся после интенсивного лечения, которое он получил в 1995 г., оставалось неизменным на протяжении более чем трех лет. Во время этого периода не было зафиксировано каких-либо ухудшений, и состояние В. Трубникова всегда характеризовалось как стабильное. С учетом вышеуказанных обстоятельств Суд посчитал, что было бы достаточно трудно предвидеть быстрое ухудшение, которое могло бы привести к суициду В. Трубникова. С учетом обстоятельств Суд не пришел с уверенностью к выводу, что власти могли разумно предвидеть решение В. Трубникова повеситься. Отсутствует также какое-либо явное упущение со стороны властей в предоставлении медицинской помощи или контроле психического и эмоционального состояния В. Трубникова во время его лишения свободы, которое могло бы обусловить неправильное отражение ситуации. Суд не посчитал, что при обстоятельствах настоящего дела российские власти не смогли предотвратить реальный и неминуемый риск суицида или они действовали в противоречии с их обязательствами по защите жизни ("Трубников против Российской Федерации", п. п. 74 - 79 Постановления от 5 июля 2005 г.).
Примечание. Одновременно Суд выразил беспокойство тем фактом, что власти, зная о негативном влиянии алкоголя на поведение В. Трубникова, не препятствовали последнему использовать алкоголь в день смерти (п. 77 Постановления от 5 июля 2005 г.).
Без вести пропавшие лица
Суд применяет концепцию позитивных обязательств и в отношении так называемых без вести пропавших лиц, когда имеются убедительные факты, свидетельствующие о вовлеченности должностных лиц государства в процесс задержания, ареста.
Так, по делу "Байсаева против Российской Федерации" Суд отметил "с большим сожалением", что ряд ранее рассмотренных им дел дает основания предполагать - феномен "без вести пропавший" широко известен в Чечне. Суд согласился с заявительницей, что в условиях конфликта на территории Чеченской Республики, когда лицо задерживается сотрудниками правоохранительных органов без последующего признания факта задержания, это может расцениваться в качестве угрозы для жизни. Отсутствие Шахида Бусуева или каких-либо новостей от него на протяжении почти шести лет поддерживает это предположение. Более того, позиция прокуратуры и других правоохранительных органов, после того как заявительницей до их сведения была доведена информация о задержании, значительно повлияла на вывод об исчезновении Шахида Бусуева, так как в самые первые дни после задержания не были предприняты необходимые действия. Их поведение в отношении хорошо мотивированной жалобы заявительницы обусловливает существование строгой презумпции неохотного согласия со стороны государства с этим фактом и дает основания сомневаться в объективности расследования. С учетом вышеизложенного Суд посчитал установленным сверх разумных подозрений, что Шахид Бусуев презюмируется погибшим вследствие непризнанного государством задержания со стороны сотрудников правоохранительных органов. Соответственно, имеются основания говорить об ответственности государства. Принимая во внимание, что власти не предоставили каких-либо аргументов, оправдывающих применение со стороны его служащих силы, повлекшей смерть человека, следует, что за предполагаемую смерть Шахида Бусуева ответственно государство. Поэтому в отношении Шахида Бусуева было допущено нарушение ст. 2 ("Байсаева против Российской Федерации", п. п. 119 - 121 Постановления от 5 апреля 2007 г.).
5.1.3. Процессуальный аспект позитивных обязательств
государства, связанный с обеспечением права человека
на эффективное расследование
Статья 2 Конвенции имплицитно (скрыто) предусматривает право пострадавших на эффективное расследование. Суд отмечает, что обязанность защищать право на жизнь по ст. 2 Конвенции, толкуемой совместно с общей обязанностью государств по ст. 1 Конвенции - "обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции", требует проведения эффективного официального расследования, в частности, когда человек погиб вследствие применения силы (п. 144 Постановления от 21 июня 2007 г. по делу "Битиева и Х. против Российской Федерации". См. также Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Уцаева и другие против Российской Федерации" (п. п. 166 - 182); Постановление от 29 мая 2008 г. по делу "Ибрагимов и другие против Российской Федерации" (п. п. 94 - 100); Постановление от 17 января 2008 г. по делу "Хациева и другие против Российской Федерации" (п. 144); Постановление от 10 января 2008 г. по делу "Зубайраев против Российской Федерации" (п. 95); Постановление от 15 ноября 2007 г. по делу "Камила Исаева против Российской Федерации" (п. 127); Постановление от 4 октября 2007 г. по делу "Гойгова против Российской Федерации" (п. 76); Постановление от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" (п. 85); Постановление от 10 мая 2007 г. по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" (п. 95); Постановление от 5 апреля 2007 г. по делу "Бусуева против Российской Федерации" (п. 124).
Основная цель такого расследования - обеспечить полную реализацию национальных законов и в случае, если в деле фигурируют должностные лица государства, обеспечить, чтобы эти лица понесли ответственность за гибель человека (людей). Формы (методы) расследования зависят от конкретных обстоятельств дела. Однако какая бы форма ни использовалась, власти должны действовать, если соответствующий вопрос стал объектом их внимания. Власти не имеют права оставить этот вопрос без официального расследования на усмотрение родственников, так же как и формально отнестись к расследованию ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. 85 Постановления от 26 июля 2007 г.; "Камила Исаева против Российской Федерации", п. 127 Постановления от 15 ноября 2007 г.).
Необходимость в проведении эффективного расследования вызывается не только случаями, когда должностные лица непосредственно вовлечены в нарушение права человека на жизнь или физическую целостность, но и тогда, когда государство не предпринимало необходимых мер для защиты человеческой жизни от третьих лиц, природных катаклизмов и др. Одним из примеров неисполнения государством возложенных на него позитивных обязательств в процессуальном аспекте явилось вышеупомянутое дело "Будаева и другие против Российской Федерации". Суд обратил внимание на то, что если человек был лишен жизни при обстоятельствах, предполагающих ответственность государства, ст. 2 обязывает последнее гарантировать всеми находящимися в его распоряжении средствами адекватную реакцию, имеющую судебный или иной характер. Законодательные и административные меры, обеспечивающие право на жизнь, должны быть реализованы таким образом, чтобы любое нарушение указанного права преследовалось и было наказанным. Суд подчеркнул, что если нарушение права на жизнь или физической целостности было неумышленным, позитивное обязательство не требует инициирования эффективного судебного уголовного расследования, достаточно потерпевшему предоставить правовые средства защиты гражданского или административного характера. Однако если речь идет о событиях, представляющих опасность для жизни, то Суд посчитал, что проведение официального эффективного уголовного расследования необходимо, принимая во внимание, что официальные власти достаточно часто являются единственным источником, обладающим достаточной информацией для идентификации и установления явления, приведшего к несчастному случаю. Суд отметил, что если власти, полностью осознавая вероятность негативных последствий природного явления и не осуществляя предоставленные им полномочия, не принимают необходимые и достаточные меры для того, чтобы избежать риск, обусловленный опасным природным явлением, тот факт, что ответственные за это лица не были обвинены, не преследовались, может представлять собой нарушение ст. 2, независимо от того, имеются в наличии иные средства защиты, которые могли быть осуществлены частным лицом. Указанный подход, используемый Судом по делам, связанным с потерпевшими от природных явлений, в частности туристов, пострадавших от наводнения на официально разрешенной стоянке, является последовательным и применим к событиям, представляющим опасность для жизни. Соответственно, принципы, касающиеся и обусловливающие необходимость наличия судебного процесса, следуемого за событиями, представляющими собой опасные для жизни тектонические изменения, в равной мере принимаются в случаях осуществления работ по спасению. Если человек был лишен жизни вследствие событий, за которые ответственно государство в плане принятия позитивных превентивных мер, судебная система, наличие которой обусловливается ст. 2, должна предусматривать положение о независимом и беспристрастном официальном расследовании, которое удовлетворяет минимальным стандартам, касающимся эффективности и способности гарантировать, что применяемое уголовное наказание было подтверждено выводами, к которым пришло следствие. В таких случаях компетентные власти должны действовать с элементарным прилежанием, оперативностью, должны по своему собственному усмотрению инициировать следствие, способное в первую очередь установить обстоятельства, при которых имел место несчастный случай, и, во-вторых, идентифицировать должностных лиц государства, независимо от занимаемого положения, имеющих отношение к рассматриваемым событиям. Более того, требования ст. 2 выходят за пределы официального расследования, однако, если это привело к инициации судебного расследования, процедура в целом, включая судебное разбирательство, должна удовлетворять требованию позитивного обязательства защитить человеческую жизнь с помощью закона. Из ст. 2 не следует, что заявитель имеет право на то, чтобы деятельность третьих лиц была расследована и они были привлечены к ответственности, наказаны за уголовное правонарушение, или что имеется абсолютная обязанность доводить все расследования до обвинения, приговора. При рассмотрении вопроса о проведении спасательных работ Суд посчитал, что наличие адекватного расследования не будет подвергнуто сомнению тем фактом, что ни одно должностное лицо не было наказано в уголовном порядке. Поэтому задача Суда заключалась в том, чтобы выяснить, можно ли утверждать, что суды тщательно рассмотрели дело, как это требуют положения ст. 2 Конвенции, с тем, чтобы сдерживающий эффект судебной системы и ее роль в предупреждении нарушения права на жизнь не были подорваны ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 138 - 145 Постановления от 20 марта 2008 г.).
По делу "Будаева и другие против Российской Федерации" Суд отметил, что селевой сход с 19 по 25 июля 2000 г. привел к гибели восьми человек, включая мужа первой заявительницы, Владимира Будаева, и угрожал жизни неопределенному количеству жителей г. Тырныауза. В течение недели после произошедших событий прокуратура приняла решение инициировать уголовное расследование в отношении обстоятельств смерти Владимира Будаева. Однако, осуществляя расследование, прокуратура ограничилась установлением непосредственной причины его смерти, которой стало обрушение дома, и не обратила внимания на обстоятельства безопасности, обусловливающие возможную ответственность властей. Более того, непохоже, что эти обстоятельства были предметом какого-либо расследования - уголовного, административного, технического. В частности, никаких действий не было предпринято, чтобы развеять многочисленные предположения, сделанные средствами массовой информации и прозвучавшие в жалобах заявителей, которые касались ненадлежащего поддержания властями защитной инфраструктуры и неустановления системы раннего предупреждения. По мере обсуждения вопроса об ответственности государства, поднимаемого в ходе рассмотрения гражданских исков, Суд обратил внимание на то, что для получения положительного решения истица должна была доказать, в какой степени убытки связаны с предполагаемыми упущениями со стороны государства, что является неизбежным в случае стихийного бедствия. Требования заявителей были отклонены по этому основанию. Однако на данный вопрос можно ответить только с помощью комплексного расследования, включающего оценку технических и административных аспектов, так же как и получение фактической информации, доступной исключительно властям. На истцов возлагалось бремя представления фактов, которые находились в сфере компетенции государства. Соответственно, без результатов независимого уголовного расследования или экспертной оценки у жертв не было возможностей установить основания гражданской ответственности государства. Более того, национальные суды, рассматривая требования заявителей, не осуществили свои полномочия по установлению обстоятельств бедствия. В частности, они отказались заслушивать свидетелей, как официальных лиц, так и обычных граждан, не была проведена экспертиза, которая могла бы позволить им установить или исключить ответственность государства, несмотря на требования истцов. Нежелание судов осуществить свои полномочия, установить соответствующие факты не оправдывалось с точки зрения доказательств, представленных заявителями, включая официальную позицию, согласно которой сомнения заявителей разделялись некоторыми должностными лицами. Соответственно, указанные процедуры не включили судебный контроль, обязательный при наличии смертельных случаев, произошедших в результате селевого схода в г. Тырныаузе. Придя к выводу о том, что вопрос ответственности государства за инцидент, произошедший в городе Тырныаузе, никогда не исследовался властями в судебном или административном порядке, Суд посчитал, что было нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 161 - 165 Постановления от 20 марта 2008 г.).
Суд при рассмотрении целого ряда дел обратил внимание на то, что расследование будет эффективным в том случае, если лица, отвечающие за него, независимы от лиц, которые так или иначе были вовлечены в расследуемые события. Это означает отсутствие какой-либо зависимости, в том числе практической (например, дело "Михеев против Российской Федерации", п. 110 Постановления от 26 января 2006 г.). Расследование будет эффективным и в том случае, если оно способно определить, оправдано ли было применение силы в конкретных обстоятельствах, а также обнаружить и наказать лиц, ответственных за неоправданное применение силы. Но это обязанность не достигнуть определенного результата расследования, а обязанность использовать соответствующие средства и методы для достижения результата. Власти должны в полном объеме обеспечить сохранность доказательств, касающихся расследуемых обстоятельств. В том числе показания очевидцев, данные судебной медицины, результаты вскрытия трупа для более полного установления причин смерти человека. Любой недостаток следствия, не позволяющий установить истинную причину смерти либо ответственных за смерть человека лиц нарушает принцип эффективного расследования. Незамедлительность и разумная оперативность - неотъемлемые аспекты эффективного расследования. Оперативное реагирование властей на препятствия или сложности в ходе расследования случаев применения оружия, обусловившего смерть человека, рассматривается как важный фактор поддержания доверия общества к принципу господства права и предотвращения любого проявления терпимости к незаконным актам (п. п. 86, 87 Постановления от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаева и другие против Российской Федерации". Аналогичная правовая позиция была отражена Судом по делу "Салатханов против Российской Федерации" (п. 71 Постановления от 16 октября 2008 г.); "Михеев против Российской Федерации" (п. 110 Постановления от 26 января 2006 г.).
Примечание. По делу "Михеев против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что отсутствие выводов в осуществленном расследовании само по себе не свидетельствует о том, что расследование было неэффективным: обязательство расследовать не означает обязательство результата. Не каждое расследование с необходимостью должно быть успешным или приводить к выводу, удовлетворяющему заявителя, однако в принципе такое расследование должно привести к установлению фактов по делу и, если подозрения подтвердятся (в данном случае речь шла о совершении пыток в отношении заявителя. - Б.З.), идентификации и наказанию лиц, ответственных за совершение недопустимого поведения ("Михеев против Российской Федерации", п. 107 Постановления от 26 января 2006 г.).
Расследование будет эффективным, если оно осуществляется оперативно, является независимым, во время следствия совершаются все необходимые действия для обнаружения ответственных лиц, имеется общественный контроль за следствием. Нарушение одного из этих критериев позволяет Суду констатировать факт нарушения государством его позитивных обязательств в процессуальном аспекте. Ниже приводится ряд дел, где Суд обнаружил нарушение Российской Федерацией ст. 2 Конвенции в связи с отсутствием эффективного расследования.
Так, при рассмотрении дела "Мусаева и другие против Российской Федерации", Суд был "удивлен" фактом, что вслед за обнаружением 13 сентября 2000 г. тел братьев Мусаевых с насильственными признаками смерти, власти отказали в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Официальное расследование не начиналось до 18 октября 2000 г., т.е. более чем через два месяца после задержания убитых и месяца после обнаружения их останков. Суд не нашел разумных объяснений такой значительной просрочки, когда оперативность в действиях являлась существенным аспектом эффективности расследования ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. 90 Постановления от 26 июля 2007 г.).
Оперативная реакция властей на факты применения силы, повлекшей смерть человека, должна рассматриваться в качестве основополагающего требования, обеспечивающего доверие со стороны общества, реализацию принципа господства права, а также предотвращение проявления терпимости в отношении незаконных действий (п. 129 Постановления от 15 ноября 2007 г. по делу "Камила Исаева против Российской Федерации"). По этим причинам, обращает внимание Суд, должен присутствовать общественный контроль над следствием, его результатами, который обеспечивает ответственность органов государства не только в теории, но и на практике. Уровень контроля со стороны общества зависит от конкретных обстоятельств дела. Однако во всех случаях родственники жертвы должны быть вовлечены в уголовный процесс для защиты их законных интересов ("Исаева против Российской Федерации", п. п. 209 - 214 Постановления от 24 февраля 2005 г.; "Камила Исаева против Российской Федерации", п. 130 Постановления от 15 ноября 2007 г.).
При рассмотрении дела "Трубников против Российской Федерации" Суд, анализируя эффективность расследования факта смерти В. Трубникова, пришел к следующим выводам. Национальные власти предприняли целый ряд важных шагов по установлению обстоятельств смерти В. Трубникова. Были допрошены свидетели, назначены эксперты для проведения вскрытия и психиатрической экспертизы. В то же время следствие не было оперативным, отсутствовало элементарное прилежание, отсутствовал контроль со стороны властей и со стороны общества. Все это позволило Суду констатировать факт нарушения ст. 2 Конвенции в части проведения эффективного расследования ("Трубников против Российской Федерации", п. 94 Постановления от 5 июля 2005 г.). Так, как следовало из текста Постановления, на протяжении всего следствия ни заявитель, ни иные члены семьи не информировались о ходе следствия. В нарушение национального законодательства они не получили статус потерпевших. С ними не советовались в части назначения экспертизы, вызова свидетелей, они не могли принять участие в беседе с экспертами (п. п. 90 - 93 Постановления от 5 июля 2005 г.). Суд также обратил внимание, что первоначальные действия по факту предполагаемого самоубийства сына заявителя в исправительно-трудовой колонии были осуществлены оперативно, в течение нескольких дней после произошедших событий. Однако данное расследование не отвечало критерию независимости, поскольку действия по расследованию первоначально осуществлялись начальником колонии, представителем заинтересованных властей. Действия ограничивались установлением факта, произошла ли смерть вследствие повешения. Вопрос о предполагаемой ответственности администрации колонии не рассматривался. При осуществлении расследования отсутствовал публичный контроль. Не оспаривалось, что семья погибшего даже не была уведомлена об отказе в возбуждении уголовного дела. Национальные суды признали расследование неэффективным и констатировали незаконным отказ в возбуждении уголовного дела. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд посчитал, что первоначальные мероприятия не представляли собой эффективного расследования согласно его прецедентной практике ("Трубников против Российской Федерации", п. п. 90 - 93 Постановления от 5 июля 2005 г.).
По делу "Хациева и другие против Российской Федерации" Суд в обоснование своего решения об отсутствии эффективного расследования по факту убийства Халида Хациева и Казбека Акиева сослался на следующие обстоятельства. Расследование началось в день убийства, 6 августа 2000 г., немедленно были предприняты первоначальные следственные действия, такие как осмотр места происшествия, предварительный медицинский осмотр трупов, допрос свидетелей. Однако после передачи два дня спустя дела в военную прокуратуру следствие замедлилось, начались необъяснимые трудности, повлиявшие на несвоевременность осуществления необходимых действий. В частности, не была проведена баллистическая экспертиза, которая требовалась, принимая во внимание показания военных летчиков о том, что наблюдавшиеся ими люди были вооружены, а также заявление офицера о том, что во время осмотра места происшествия были обнаружены использованные гильзы. Более того, не было проведено вскрытие трупов, иные медицинские исследования, за исключением первоначального медицинского осмотра 6 августа 2000 г. Акт судебно-медицинской экспертизы от 3 сентября 2001 г. был основан на результатах первоначального медицинского осмотра. Несмотря на явные свидетельства об участии федеральных военнослужащих в инциденте 6 августа 2000 г. и убийстве двух родственников заявителей, в ходе расследования не были предприняты попытки для идентификации офицеров, которые отдали приказ об уничтожении группы людей, включая родственников заявителей, а также тех, кто осуществил этот приказ. Суд подчеркнул, что расследование приостанавливалось дважды 30 октября и 30 декабря 2000 г. в связи с невозможностью идентифицировать ответственных лиц, но Суд отметил маловероятность того, что невозможно было сразу установить этих лиц. Спустя год были установлены пилоты, осуществившие выполнение приказа, лиц, отдавших приказ, вообще не обнаружили. Согласно решению от 15 декабря 2001 г., уголовные процедуры были прекращены в отношении лиц, отдававших приказ об уничтожении автомобиля "Нива" и находившихся в ней лиц, так как приказ об уничтожении был оправданным, без дачи каких-либо объяснений. Далее Суд отметил, что несмотря на неоднократные просьбы заявителей им так и не был предоставлен статус потерпевших, который гарантирует определенный минимум прав в уголовном судопроизводстве. Как явно следовало из находившихся в распоряжении Суда материалов, заявителей информировали о ходе расследования от случая к случаю, фрагментарно, им не был обеспечен реальный доступ к материалам дела, несмотря на их неоднократные просьбы. Суд посчитал, что фактически заявители были исключены из уголовного судопроизводства и не были в состоянии поддержать свой законный интерес. Расследование осуществлялось с августа 2000 г. по апрель 2003 г., и за этот период следствие приостанавливалось и возобновлялось пять раз. В частности, в двух первых случаях расследование приостанавливалось в связи с невозможностью идентифицировать виновных лиц, в трех случаях - в связи с отсутствием доказательств преступления. Неэффективность расследования и непринятие следователями действенных шагов, направленных на раскрытие преступления, неисполнение указаний прокуратуры были признаны вышестоящими органами прокуратуры. Суд также обратил внимание на многочисленные случаи передачи дела из одного следственного органа в другой без разумного обоснования. С учетом вышеизложенного, а также аргумента властей Российской Федерации о том, что заявители согласно ст. 125 УПК РФ не обжаловали в суд действия или упущения следователей, Суд подчеркнул, что власти Российской Федерации не указали, какие конкретные действия или упущения следователей заявители могли обжаловать в суд. Далее Суд отметил, что средство правовой защиты, к которому обращаются власти Российской Федерации, стало действующим с 1 июля 2002 г. и заявители не могли использовать указанное средство до этой даты. Что касается последующего периода, то Суд посчитал, что в ситуации, когда эффективность расследования была "подорвана" с самого начала в связи с непроведением властями необходимых следственных действий, когда следствие неоднократно приостанавливается и вновь возобновляется, когда заявители не считаются потерпевшими в уголовно-процессуальном аспекте, когда заявители информировались о ходе следствия от случая к случаю, очень маловероятно, что использование средств защиты, к которому апеллируют власти Российской Федерации, могло бы иметь шансы на успех. Более того, власти Российской Федерации не продемонстрировали, что данное средство защиты способно привести к компенсации, иными словами, оно было бы способным исправить упущения в следствии и могло привести к идентификации и наказанию виновных лиц. Поэтому Суд посчитал, что с учетом обстоятельств настоящего дела определенно не установлено, что средство защиты, поддерживаемое властями Российской Федерации, могло быть эффективным по смыслу Конвенции. Суд подчеркнул, что заявители не должны были использовать указанное средство защиты. Что касается позиции властей Российской Федерации о том, что заявители не обжаловали решение от 24 апреля 2003 г. о прекращении уголовных процедур, Суд согласился с тем, что в принципе это средство может представлять существенную гарантию против произвольного использования полномочий следственными органами, учитывая возможность суда отменить решение и возобновить прекращенные уголовные процедуры, указав недостатки. Тем не менее при обычном развитии событий данное средство было бы возможным, если прокуратура решила не расследовать дело. Суд, однако, сомневается в его эффективности с учетом обстоятельств дела. Так, до решения от 24 апреля 2003 г. органы следствия дважды прекращали расследование, 15 декабря 2001 г. и 21 марта 2002 г., ссылаясь на одни и те же основания, собственно, отсутствие доказательств преступления. Эти решения впоследствии были отменены надзирающими прокурорами и дело направлялось на новое расследование. Суд не убежден, что обращение в суд в этом случае привело бы к исправлению ситуации. Суд посчитал, что такое обжалование будет лишено каких-либо целей. С учетом вышеизложенного Суд пришел к мнению, что власти не смогли осуществить тщательное и эффективное расследование обстоятельств смерти Халида Хациева и Казбека Акиева. Соответственно, было нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальной части ("Хациева и другие против Российской Федерации", п. п. 146 - 153 Постановления от 17 января 2008 г.).
По делу "Зубайраев против Российской Федерации", признавая факт отсутствия эффективного расследования в связи со смертью отца заявителя, Суд обратил внимание на следующее. Власти Российской Федерации узнали о преступлении в день его совершения, 17 сентября 2000 г., уголовное дело по факту убийства в Старых Атогах было возбуждено Грозненской районной прокуратурой в тот же день. Во время расследования следователи осмотрели место происшествия, трупы жертв и собрали важные вещественные доказательства, такие как гильзы и пули. Однако иных действий для раскрытия убийства предпринято не было. Суд отметил, что важные процессуальные действия не проводились вплоть до октября 2004 г., после информирования о деле Российскую Федерацию в порядке коммуникации жалобы заявителя. Данные действия включали допрос свидетелей, местных милиционеров и представителей органов власти, проведение баллистической экспертизы, составление описи вещественных доказательств. Очевидно, что перечисленные действия, способные привести к реальным результатам, должны были быть предприняты сразу после того, как преступление стало известно властям и как только началось расследование. Суд вновь напомнил, что в случаях смерти лица при наличии спорных вопросов необходимо оперативное рассмотрение дела. Промедление с неизбежностью негативно влияет на количество и качество, ставит под сомнение добросовестность следователей, а также усугубляет положение членов семьи убитого. Указанные просрочки, которые не оправдываются обстоятельствами настоящего дела, не только свидетельствуют о бездействии органов следствия при выполнении их полномочий, но и нарушают обязанность проявлять элементарную добросовестность и оперативность в рассмотрении таких серьезных преступлений. Ряд обязательных действий так и не был осуществлен. К примеру, вскрытие трупа или судебно-медицинское исследование, отсутствуют также какие-либо указания по совершению данных действий. Следствие, таким образом, было лишено информации о природе нанесенных повреждений и причине смерти. Суд также отметил, что родственники погибших получили статус потерпевших только в октябре 2004 г. Члены семьи, включая вдову Салаудина Зубайраева и детей, не были приглашены для участия в уголовных процедурах, несмотря на то что они не покидали Чечню до марта 2001 г. В связи с убийством отца заявителя, статус потерпевшего был предоставлен приемной дочери, являющейся дальней родственницей. Но и в этом случае лица, которым был предоставлен статус потерпевших, не имели информации о ходе следствия: приостановлении и возобновлении процедур, об иных важных шагах, т.е. следователи не обеспечили требуемый уровень публичного контроля, соблюдения прав потерпевших, интересы близких родственников. Суд подчеркнул, что следствие приостанавливалось и возобновлялось несколько раз, вышестоящие прокуроры критиковали недочеты в уголовных процедурах и приказывали совершить определенные действия, однако указанные приказы не исполнялись. С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что власти не смогли осуществить эффективное уголовное расследование по обстоятельствам смерти Салаудина Зубайраева, соответственно, было нарушение ст. 2 в ее процессуальной части ("Зубайраев против Российской Федерации", п. п. п. 97 - 102 Постановления от 10 января 2008 г.).
Следствие будет эффективным, если государство предпримет все необходимые меры, связанные с выяснением причин смерти человека, нахождением и наказанием виновных лиц. Если государство предпринимало все необходимые меры и не нашло виновное лицо, то государство не будет нести международно-правовую ответственность. Когда государство не осуществляет всех требуемых мер по расследованию событий, приведших к смерти человека, имеются основания вести речь о привлечении государства к ответственности. Важно отметить, что от государства не ждут реализации каких-либо экстраординарных мер. Государство должно осуществлять обычные и необходимые действия. Нельзя не отметить, что если в смерти лица, покушении на его жизнь ответственно должностное лицо государства, то государство обязано найти такое лицо. Ссылки в рассматриваемой ситуации на невозможность обнаружить ответственное лицо не находят поддержки в Суде.
По делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что власти сразу же узнали о задержании Шамиля Ахмадова, потому что заявители лично обратились к военнослужащим и в прокуратуру после 12 марта 2001 г. Заявители утверждали, что в связи с большим количеством задержанных прокурор Чечни и должностные лица прокуратуры находились в Аргуне и поэтому информация о задержании Шамиля Ахмадова и других лиц неизвестными сотрудниками была доведена до внимания должностных лиц. Расследование началось 23 марта 2001 г., 11 дней спустя после задержания людей, что негативно повлияло на эффективность расследования пропажи людей. В этом случае необходимые действия должны предприниматься в первые дни после расследуемых событий. Когда началось следствие, не были проведены наиболее важные действия, например, второй заявитель, который наблюдал задержание Шамиля Ахмадова, не допрашивался вплоть до окончания следствия. Место задержания не исследовалось до марта 2004 г., когда жалоба была доведена до сведения властей Российской Федерации. Соседи были допрошены только в 2004 г. Когда обнаружили тело Шамиля Ахмадова, не было предпринято попыток получить судебно-медицинское заключение, хотя останки исследовались. Подобного рода упущения подрывают эффективность расследования и негативно влияют на раскрытие преступления. Суд посчитал, что данное расследование можно рассматривать как дисфункциональное, в частности при попытке установить степень вовлеченности военнослужащих в процесс задержания Шамиля Ахмадова и последующую его смерть. К маю 2001 г. было уже установлено, что г-н Ахмадов был задержан военнослужащими и материалы дела были переданы в военную прокуратуру, которая отвечает за расследование преступлений, совершенных военнослужащими. Не определен круг действий военных прокуроров в ходе расследования преступления, так как вплоть до августа 2004 г. документы, касающиеся вовлеченности сотрудников внутренних войск операции "по зачистке" в Аргуне, собраны не были. Позже следствие пришло к выводу об отсутствии состава преступления и прекратило расследование в отношении неустановленных лиц. Следователи не допросили кого-либо из военнослужащих, участвовавших в операции в Аргуне и которые задерживали г-на Ахмадова, других лиц. Власти Российской Федерации не объяснили, почему 18 ноября 2004 г. следствие пришло к выводу об отсутствии состава преступления и прекратило расследование в отношении все еще не установленных лиц. Также власти Российской Федерации не пояснили, почему 10 мая 2004 г. военный прокурор решил проводить самостоятельное расследование по факту смерти г-на Ахмадова, независимо от расследования по факту задержания и смерти других лиц, произошедших 12 марта 2001 г. во время специальной операции в Аргуне. Непонятно, пришло ли следствие в ходе оперативных мероприятий, включая обнаружение трех тел в зоне, контролируемой военнослужащими, к каким-либо выводам, которые могли бы пролить свет на то, что произошло с Шамилем Ахмадовым. Суд обратил внимание на то, что на протяжении пяти с половиной лет расследование приостанавливалось и возобновлялось шесть раз. Дело передавалось из одной прокуратуры в другую пять раз без явных на то причин. Вторая заявительница, жена г-на Ахмадова, не получила статуса потерпевшей в уголовном процессе. Первая заявительница, несмотря на свой статус потерпевшей, не информировалась о ходе следствия. Информация, которая эпизодически доходила до нее, касалась приостановления и возобновления производства. Суд отметил с большим сожалением, что по ряду дел он столкнулся с "широко известным" явлением "без вести пропавшие лица". В докладах международных межправительственных и неправительственных организаций также обращалось на это внимание. Хотя по настоящему делу тело "пропавшего" лица было обнаружено более чем через год после его ареста, но это произошло не благодаря действиям сотрудников правоохранительных органов. Тело Шамиля Ахмадова было обнаружено местными жителями (п. 36 Постановления от 10 мая 2007 г. по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации"). Прокуратурой не предпринимались необходимые действия для прояснения ситуации. Поведение представителей следствия в отношении обоснованной жалобы заявительниц свидетельствует о презумпции согласия со сложившейся ситуацией и заставляет сомневаться в объективности расследования. Суд посчитал, что исполнительные органы государства не предпринимали необходимые эффективные шаги, не обеспечили правовую защиту "исчезнувшего лица", т.е. речь идет о ситуации, неприемлемой в демократическом обществе, основанном на принципах уважения прав человека и господства права. С учетом вышеизложенного, а также предоставленных властями Российской Федерации доказательств Суд посчитал, что власти не провели эффективного уголовного расследования по обстоятельствам, связанным с исчезновением и смертью Шамиля Ахмадова. Соответственно, Суд отклонил предварительные возражения властей Российской Федерации, касающиеся неисчерпания заявительницами эффективных средств правовой защиты в отношении уголовного следствия, и констатирует нарушение ст. 2 в рассматриваемом аспекте ("Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации", п. п. 95 - 107 Постановления от 10 мая 2007 г.).
Официальное следствие для того, чтобы считаться эффективным, должно как минимум отвечать следующим критериям (см. схему 1).
Схема 1
┌────────────────────────────────┐
│Критерии эффективного следствия │
├────────────────────────────────┘
├───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│ │оперативность в расследовании │
│ └───────────────────────────────────────────────────────────┘
├───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│ │способность собрать и сохранить доказательства │
│ └───────────────────────────────────────────────────────────┘
├───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│ │независимость и беспристрастность │
│ └───────────────────────────────────────────────────────────┘
├───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│ │наличие общественного контроля │
│ └───────────────────────────────────────────────────────────┘
├───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│ │способность совершить все необходимые следственные действия│
│ └───────────────────────────────────────────────────────────┘
└───┬───────────────────────────────────────────────────────────┐
│способность найти ответственное лицо и наказать его │
└───────────────────────────────────────────────────────────┘
Вышеприведенные примеры продемонстрировали, что несоблюдение Российской Федерацией одного из вышеперечисленных критериев позволило Суду констатировать отсутствие эффективного расследования и нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Нельзя не отметить, что эффективное расследование обязано осуществляться в случаях неисполнения или ненадлежащего исполнения государством не только его негативных, но и позитивных обязательств. Причем если речь идет о возможной ответственности государства, то при осуществлении расследования, рассмотрении гражданского дела должна презюмироваться ответственность последнего.
5.1.4. Анализ Судом предоставляемых доказательств наличия
фактов лишения человека жизни.
Концепция "сверхразумных подозрений"
Достаточно часто при анализе ст. ст. 2 и 3 Конвенции Суд при оценке имеющихся в материалах дела доказательств руководствуется концепцией "сверхразумных подозрений". Согласно указанной концепции, доказательства, подтверждающие те или иные факты, должны следовать из сосуществования достаточно весомых, четких и последовательных аргументов или неопровержимых фактических презумпций. В этой связи принимается во внимание поведение сторон в ходе предоставления доказательств. Одновременно Суд учитывает свою субсидиарную роль и признает, что он должен быть осторожен применительно к фактам, установленным национальным судом первой инстанции, если это представляется допустимым с учетом обстоятельств дела. Тем не менее, если речь идет о предполагаемом нарушении ст. ст. 2 и 3 Конвенции, Суд должен тщательно исследовать все обстоятельства, принимая во внимание поведение сторон в ходе представления доказательств, если даже национальное следствие имело место. С учетом ограниченных возможностей Суда в отношении фактических обстоятельств в связи с отсутствием документов, которые находятся исключительно под контролем государства, задача последнего заключается в том, чтобы убедительно показать, почему необходимые документы не могут подтвердить аргументы заявителей, или представить достаточное и убедительное объяснение того, как произошли рассматриваемые события. Обязанность представления доказательств возлагается на государство, и, если оно не сможет представить соответствующие доказательства, можно говорить о применимости ст. 2 и/или ст. 3 ("Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации", п. п. 84 - 86 Постановления от 10 мая 2007 г.).
По делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" заявительницы утверждали, что Шамиль Ахмадов был задержан сотрудниками правоохранительных органов во время специальной операции и затем убит. В поддержку своей версии событий они обратили внимание на ряд фактических обстоятельств, ни одно из которых власти Российской Федерации не опровергли. В частности, стороны не оспаривали, что с 11 по 14 марта 2001 г. в Аргуне была крупномасштабная специальная операция. Власти Российской Федерации не подвергали сомнению, что 12 марта 2001 г. Шамиль Ахмадов был задержан в Аргуне военнослужащими, находящимися в военных автомобилях. Власти Российской Федерации не утверждали, что лица, которые задержали родственника заявительницы, являлись участниками незаконных вооруженных формирований, у Суда также отсутствовали материалы, позволяющие прийти к такому выводу. Не оспаривалось, что некоторые лица были задержаны во время операции, однако отсутствовали протоколы задержания как в отношении Шамиля Ахмадова, так и применительно к иным задержанным. Внутригосударственное следствие также установило эти факты и продолжало определять уровень вовлеченности сотрудников правоохранительных органов в рассматриваемые события. Таким образом, Суд посчитал установленным, что г-н Ахмадов был задержан 12 марта 2001 г. в ходе специальной операции, осуществленной сотрудниками правоохранительных органов государства в Аргуне. Заявительницы указали, что тело г-на Ахмадова было обнаружено в конце апреля 2002 г. в окрестностях Аргуна со следами насильственной смерти и что 1 мая 2002 г. заявители опознали его по одежде, в которой он был в момент задержания, и похоронили его. Власти Российской Федерации выразили сомнения, что смерть г-на Ахмадова была установлена. Они ссылались на отсутствие медицинского заключения и отказ родственников произвести эксгумацию тела. Однако Суд обратил внимание на то, что в июне 2002 г. прокуратура города Аргуна сделала заявление об идентификации родственниками тела Шамиля Ахмадова. Также прокуратура установила, что смерть была насильственной в связи с серьезными повреждениями, включая пулевые ранения в череп, с учетом состояния останков смерть наступила в марте 2001 г. В августе 2002 г. органы ЗАГСа г. Аргуна выдали свидетельство, зафиксировавшее дату смерти - 22 марта 2001 г. С учетом этих документов Суд признал, что Шамиль Ахмадов был убит в марте 2001 г. и его тело было обнаружено в конце апреля 2002 г. Следующий вопрос, который должен был быть рассмотрен Судом, имелась ли связь между арестом Шамиля Ахмадова сотрудниками правоохранительных органов и его смертью. Непонятно, был ли он убит сразу же после ареста или спустя некоторое время. Однако, как показывают документы прокуратуры и свидетельство о смерти, официально его смерть наступила в марте 2001 г., спустя несколько дней после его ареста. Предположительная связь между его похищением и его смертью была установлена в ходе внутригосударственного расследования с учетом ряда обстоятельств, и Суд это принял во внимание.
Примечание. В тексте Постановления используется понятие "kidnapping" - похищение человека. Представляется, что отсутствие протокола задержания позволило Суду в сложившихся обстоятельствах использовать именно это понятие.
Тот факт, что Шамиль Ахмадов был обнаружен в той же одежде, в которой он был в момент задержания, поддерживает сделанный вывод. Власти Российской Федерации не представили иную версию событий, нежели которая была выдвинута и аргументирована заявительницами. В конце концов, что самое ужасное, не оспаривалось, что обнаружение тела Шамиля Ахмадова последовало вслед за обнаружением нескольких тел людей, которые были задержаны в Аргуне в марте 2001 г., все они содержали следы насильственной смерти. Трое из них были обнаружены в зоне, контролируемой военнослужащими, на следующий день после их задержания. Суд посчитал, что эти факты явно подтверждают наступление смерти задержанных лиц после их задержания и поддерживают предположение, что указанные лица были убиты минуя судебные механизмы. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд посчитал, что имеются доказательства, соответствующие концепции "сверхразумных подозрений", позволяющие обусловить ответственность органов государства за смерть Шамиля Ахмадова. Из отсутствия каких-либо ссылок на юридическое обоснование рассматриваемых действий следует, что было нарушение ст. 2 Конвенции ("Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации", п. п. 87 - 92 Постановления от 10 мая 2007 г.).
Представляется, что рассмотренная выше концепция оценки доказательств "сверхразумных подозрений", активно применяемая Судом, могла бы использоваться в соответствующих случаях и судами Российской Федерации.
5.2. Статья 3 Конвенции. Запрещение пыток
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".
5.2.1. Общие положения
Данное положение Конвенции защищает одну из основополагающих ценностей демократического общества. Оно абсолютно запрещает пытки, бесчеловечное или унижающее человеческое достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств и поведения жертвы ("Битяева и Х. против Российской Федерации", п. 103 Постановления от 21 июня 2007 г. См. также Постановление от 14 октября 2008 г. по делу "Бузяшкин против Российской Федерации" (п. 53); Постановление от 24 января 2008 г. по делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации" (п. 99); Постановление от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (п. 207); Постановление от 20 октября 2005 г. по делу "Романов против Российской Федерации" (п. 71).
К лицу недопустимо применять пытки, унижающее достоинство наказание, какое бы тяжкое действие с точки зрения фундаментальных основ общества оно ни совершило. В принципе аналогичная позиция полностью применима и в отношении бесчеловечного и унижающего достоинство обращения. Статья 3 не предусматривает каких-либо исключений. Также не допускается отступление от обязательств по данной статье согласно вышеупомянутой ст. 15 Конвенции (дерогация), когда имеются угрозы существования государства. Однако в отдельных случаях Конвенция позволяет применять силу к лицу, если это абсолютно необходимо и вызывается поведением такого лица. При рассмотрении дела "Белоусов против Российской Федерации" Суд отметил, что применение физического насилия в отношении лишенного свободы лица, которое не обусловливалось абсолютной необходимостью в силу поведения самого лица, в принципе нарушает права, предусмотренные ст. 3 Конвенции (п. 59 Постановления от 2 октября 2008 г. См. также Постановление от 9 октября 2008 г. по делу "Олег Никитин против Российской Федерации" (п. 46)). Изучив обстоятельства дела, Суд не нашел оснований для применения в отношении заявителя силы. Суд принял во внимание факты, установленные следователем, относительно провокационных действий заявителя в отделении милиции, использования оскорбительных выражений по отношению к сотрудникам милиции. Но Суд не может согласиться, что при этих обстоятельствах у сотрудников милиции была необходимость в применении физической силы. Похоже, что применение силы было умышленным, в ответ на поведение заявителя, связанное с унижением заявителя, чтобы заставить последнего сделать признания. В дополнение обращение, которому подвергся заявитель, вызывало у него психологические и моральные страдания. Более того, это привело к долговременному расстройству здоровья. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что в отношении заявителя было применено недопустимое обращение в виде пытки (п. 62 Постановления от 2 октября 2008 г.).
Как свидетельствует практика, недопустимое обращение (пытки, бесчеловечное обращение или наказание, унижающее человеческое достоинство обращение или наказание), как правило, осуществлялось по отношению к лицам, находящимся в местах лишения свободы. Здесь Суд следует четкой правовой позиции. Власти обязаны защищать физическую целостность лиц, лишенных свободы. Если в момент лишения свободы лицо являлось здоровым, однако при освобождении оно нездорово, обнаруживаются телесные повреждения, то на государство возлагается обязанность представить разумные объяснения причин соответствующих повреждений ("Михеев против Российской Федерации", п. 127 Постановления от 26 января 2006 г. См. также "Олег Никитин против Российской Федерации", п. 45 Постановления от 9 октября 2008 г.; "Акулини и Бабич против Российской Федерации", п. 37 Постановления от 2 октября 2008 г.; "Маслова и Налбандов против Российской Федерации", п. 99 Постановления от 24 января 2008 г.).
При анализе ст. 3 Конвенции важно иметь в виду, что "недопустимое обращение, наказание" является родовым понятием, в свою очередь, "пытки", "бесчеловечное обращение или наказание" и "унижающее человеческое достоинство обращение или наказание" являются видовыми понятиями. Иными словами, недопустимое обращение может быть в форме пытки, бесчеловечного обращения или наказания или унижающего человеческое достоинство обращения или наказания. Указанная классификация, как будет показано ниже, используется Судом в ходе толкования и применения ст. 3 Конвенции.
Минимальная степень жестокости
недопустимого обращения, наказания
Для того чтобы недопустимое обращение, наказание подпадало под запрет ст. 3, такое обращение или наказание должно предполагать наличие минимальной степени жестокости. Оценка данного "минимума" является относительной; она зависит от обстоятельств дела, таких как продолжительность обращения, физические и психологические последствия, в некоторых случаях это пол, возраст, состояние здоровья жертвы ("Майзит против Российской Федерации", п. п. 34 - 35 Постановления от 20 января 2005 г. См. также Постановление от 7 июня 2007 г. по делу "Гарабаев против Российской Федерации" (п. 75); Постановление от 25 октября 2005 г. по делу "Федотов против Российской Федерации" (п. 62); Постановление от 20 октября 2005 г. по делу "Романов против Российской Федерации" (п. 71).
Суд не всегда констатирует по делу наличие "минимальной степени жестокости", что, в свою очередь, не позволяет Суду применять ст. 3 Конвенции. Так, по делу "Линд против Российской Федерации" заявитель жаловался на то, что ему, будучи лишенному свободы во время следствия, не дали возможность проститься с умирающим в Гааге отцом. Суд подчеркнул, что отказ в свидании с больным родственником не достигает минимального уровня жестокости по смыслу ст. 3 Конвенции ("Линд против Российской Федерации", п. 88 Постановления от 6 декабря 2007 г.). Соответственно, отсутствовали основания для применения рассматриваемого конвенционного положения.
В ходе применения ст. 3 Конвенции, аналогичных положений, содержащихся в национальном законодательстве, важно помнить, что оценка наличия "минимальной степени жестокости" относительна. Если та или иная ситуация в настоящее время не охватывается данным понятием, то это не является гарантией того, что в дальнейшем Суд не констатирует наличие "минимальной степени жестокости" в схожей ситуации.
При рассмотрении целого ряда дел Суд в правовых позициях сформулировал понятия "пытки", "бесчеловечное обращение или наказание" и "унижающее человеческое достоинство обращение или наказание", представляющие собой отдельные формы недопустимого обращения по ст. 3 Конвенции.
Понятие "пытки"
При рассмотрении вопроса, может ли конкретная форма недопустимого обращения рассматриваться в качестве пытки, следует соотнести понятия "пытки" и "бесчеловечное или унижающее человеческое достоинство обращение". Конвенция намеренно уделяет особое значение умышленному бесчеловечному обращению, приводящему к серьезным и жестоким страданиям ("Белоусов против Российской Федерации", п. п. 58 - 63 Постановления от 2 октября 2008 г.; "Менешева против Российской Федерации", п. 55 Постановления от 9 марта 2006 г.).
По делу "Мусаева и другие против Российской Федерации" Суд отметил, что, принимая во внимание документы, предоставленные заявителями, которые подтверждают наличие множественных повреждений и колотых ран на теле Умара Мусаева, обращение, допущенное в отношении Умара Мусаева и причинившее очень серьезные и жестокие страдания, может быть расценено как пытка по смыслу ст. 3 Конвенции ("Мусаева и другие против Российской Федерации", п. п. 101, 102 Постановления от 26 июля 2007 г.).
По делу "Менешева против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что обжалуемые действия способствовали возникновению у заявительницы чувства страха, неопределенности, способного унизить, оскорбить ее и, возможно, нарушить физическую и моральную целостность.
Примечание. Судом по делу была установлена высокая вероятность применения физической силы в отношении заявительницы с целью получения информации об ее сожителе.
Суд указал, что в отношении лишенных свободы лиц обращение к физической силе, которая не являлась необходимой в силу собственного поведения заявителя, унижает человеческое достоинство и нарушает право, закрепленное в ст. 3 ("Менешева против Российской Федерации", п. 56 Постановления от 9 марта 2006 г.). Суд обратил внимание на то, что наличие физической боли и страданий заявительницы подтверждается медицинскими документами, показаниями заявительницы, и связывает их с недопустимым обращением с ней в отделении милиции. Последовательность событий показывает, что боль и страдания причинялись умышленно, в частности, с целью получения информации о Л., сожителе заявительницы, подозреваемом правоохранительными органами в совершении правонарушения. При оценке тяжести страданий и причиненной боли необходимо учитывать все обстоятельства дела, такие как продолжительность недопустимого обращения, физические и моральные последствия и в некоторых случаях пол, состояние здоровья жертвы. Во время происходящих событий заявительница, которой было 19 лет, "противостояла" нескольким взрослым милиционерам, что обусловливало ее нахождение в уязвимом положении. Более того, недопустимое обращение продолжалось несколько часов, во время которого ее дважды били и подвергали иным формам физического и морального воздействия. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что, принимая в целом и особо цели и тяжесть, недопустимое обращение представляло собой пытку по смыслу ст. 3 Конвенции ("Менешева против Российской Федерации", п. п. 56 - 59 Постановления от 9 марта 2006 г.).
При рассмотрении дела "Михеев против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что в отношении заявителя сотрудниками правоохранительных органов применялось недопустимое обращение с целью получения признания и информации в отношении преступления, в совершении которого он подозревался. Недопустимое обращение в отношении заявителя причинило ему серьезные физические и психологические страдания, которые обусловили попытку самоубийства заявителя, приведшую к невосстановимой потере здоровья. Согласно практике применения Конвенции и принимая во внимание критерий суровости обращения и цели такого обращения, Суд посчитал, что рассматриваемое недопустимое обращение являлось пыткой по смыслу ст. 3 Конвенции. Соответственно, было нарушение ст. 3 ("Михеев против Российской Федерации", п. п. 135, 136 Постановления от 26 января 2006 г.).
По делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации" Суд установил, что заявительница была задержана сотрудниками правоохранительных органов государства, и, будучи в изоляторе, ее неоднократно насиловали, подвергали различным формам недопустимого обращения: избиение, удушение, пропускание электрического тока. Согласно устоявшейся практике Суда, изнасилование лишенного свободы лица должностным лицом государства должно рассматриваться в качестве особо возмутительной, отвратительной формы <1> недопустимого обращения, учитывая легкость, с которой насильник может использовать уязвимость и слабое сопротивление потерпевшей. Более того, изнасилование оставляет глубокую психологическую рану у потерпевшего, которая не проходит со временем так же быстро, как иные формы физического и психологического насилия. Потерпевший испытывает физическую боль от насилия, что обусловливает унижение и физическое, и психологическое. С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что неоднократное изнасилование заявительницы, иные формы недопустимого обращения представляли собой пытку по ст. 3 Конвенции (п. п. 106 - 108 Постановления от 24 января 2008 г. по делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации").
--------------------------------
<1> Дословный перевод.