Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   43
ex post facto (задним числом) несовместимо с правом лица на неприкосновенность, так как с необходимостью сопряжено с произволом. Принимая внимание вышеизложенное, нахождение лица под стражей с 13 ноября по 15 декабря 2002 г. было несовместимо с подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Владимир Соловьев против Российской Федерации", п. п. 97 - 100 Постановления от 24 мая 2007 г.).


Примечание. Рассмотренная позиция Суда, касающаяся недопустимости ретроспективного санкционирования лица под стражей, противоречит ранее изложенной позиции. Если решение суда, санкционирующее лишение свободы, будет отменено вышестоящей инстанцией, то это обстоятельство не должно свидетельствовать о нарушении права на судебное санкционирование лишения свободы. Из материалов дела "Владимир Соловьев против Российской Федерации" следует, что решение районного суда от 1 октября 2002 г. санкционировало лишение заявителя свободы с указанного времени и до 1 января 2003 г. 13 ноября 2002 г. решение от 1 октября 2002 г. было отменено, и дело направлено на новое рассмотрение. 15 декабря 2002 г. суд первой инстанции вновь санкционировал лишение свободы заявителя с 1 октября 2002 г. по 1 января 2003 г. Суд посчитал неправомерным санкционирование лишения свободы с 1 октября решением от 15 декабря 2002 г. Действительно, если бы не было первоначального решения от 1 октября, решение суда от 15 декабря должно быть неправомерным. Но следует учитывать, что 15 декабря 2002 г. судом повторно было принято решение.


При анализе уже вышеупомянутого дела "Игнатов против Российской Федерации" Суд применительно к лишению свободы заявителя с 12 июля по 27 декабря 2002 г. обратил внимание на следующие факты. Решения Московского городского суда и Верховного Суда РФ от 12 июля, 2 августа, 9 октября <1> и 28 ноября 2002 г. не содержали оснований для продления сроков нахождения под стражей. Также не было определено время лишения лица свободы. На протяжении более пяти месяцев заявитель находился в состоянии неопределенности применительно к основаниям лишения свободы с 12 июля по 27 декабря 2002 г., когда Московский городской суд продлил сроки нахождения заявителя под стражей до 28 марта 2003 г., указав определенные основания для продления избранной меры пресечения. Суд неоднократно в своей практике приходил к выводу о нарушении подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции при похожих обстоятельствах. В частности, Суд утверждал, что отсутствие каких-либо оснований, позволяющих судебным властям санкционировать лишение свободы на продолжительный период, несовместимо с принципом защиты лица от произвола, гарантируемым п. 1 ст. 5. Допущение нахождения лица под стражей без судебного решения, содержащего конкретные основания и сроки, свидетельствует о нарушении ст. 5, положения, которое допускает лишение свободы как исключение из права лица на свободу, и если это происходит в строго определенных Конвенцией ситуациях. Суд посчитал, что решения Московского городского суда и Верховного Суда РФ от 12 июля, 2 августа, 9 октября и 28 ноября 2002 г. не отвечали критериям ясности, предсказуемости и защите от произвола, представляющим собой необходимые аспекты законности лишения свободы по смыслу подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Игнатов против Российской Федерации", п. п. 78 - 81 Постановления от 24 мая 2007 г.).

--------------------------------

<1> 9 октября 2002 г. Верховный Суд РФ отменил решение Московского городского суда от 2 августа, оставив без изменения меру пресечения в отношении заявителя.


Таким образом, лицо, подозреваемое, обвиняемое в совершении правонарушения, имеет право не только на судебное санкционирование лишения свободы, но и на то, чтобы судебные акты содержали основания и сроки лишения свободы. В противном случае Суд может констатировать факт нарушения подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции. Важно обратить внимание, что в рамках подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции Суд проверяет законность применяемых мер, касающихся лишения свободы, в том числе наличие оснований для лишения свободы. В свою очередь, в рамках нижерассматриваемого п. 3 ст. 5 Судом анализируется вопрос достаточности и относимости указанных оснований в аспекте соблюдения права лица на нахождение под стражей в разумные сроки.


Примечание. За 2009 г. Суд констатировал нарушение п. 1 ст. 5 в связи с отсутствием в судебном акте (фактических) оснований для лишения лица свободы, а также неуказанием конкретного срока, на протяжении которого лицо подлежит лишению свободы по следующим делам: "Царьков против Российской Федерации", Постановление от 16 июля 2009 г.; "Авдеев и Веряев против Российской Федерации", Постановление от 9 июля 2009 г.; "Бахмутский против Российской Федерации", Постановление от 25 июня 2009 г.; "Губкин против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.


6.2.3. Подпункт "e" п. 1 ст. 5 Конвенции


Одним из примеров реализации Судом указанного конвенционного положения в отношении Российской Федерации стало дело "Ракевич против Российской Федерации" (Постановление от 28 октября 2003 г.). Термин "душевнобольное лицо", подчеркнул Суд в указанном Постановлении, не содержит четкого определения, поскольку психиатрия постоянно развивается как в медицинском, так и социальном отношениях. Однако не допускается лишение свободы лица только на том основании, что его взгляды или поведение уклоняются от устоявшихся правил. Для того чтобы обязательное психиатрическое лечение, связанное с лишением свободы, было законным по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции, должны быть соблюдены три требования:

- в отношении заинтересованного лица объективной медицинской комиссией должно быть достоверно установлено, что оно страдает реальным психическим расстройством;

- расстройство должно быть таковым, чтобы оправдывать лишение свободы;

- расстройство должно постоянно быть во время нахождения лица в местах лишения свободы (п. п. 26, 27 Постановления).

Поскольку заявительница утверждала, что не было необходимости в лишении ее свободы как душевнобольного человека, Суд вновь напомнил, что, решая вопрос о лишении свободы душевнобольного лица, национальные власти в первую очередь оценивают представленные доказательства. Суд не посчитал, что лишение свободы заявительницы было произвольным, так как решение властей основывалось на результатах психиатрической экспертизы, свидетельствующих о наличии психического заболевания (п. 30 Постановления). Далее Суд выяснял, насколько законным было лишение свободы заявительницы. Последняя утверждала, что Закон "О психиатрической помощи" сформулирован нечетко. Так, ст. 29 Закона позволяет принудительное лишение свободы, в том числе когда психическое расстройство настолько серьезное, что возникает непосредственная угроза как самому лицу, так и иным лицам. С точки зрения Суда, для законодателя нет необходимости исчерпывающим образом толковать термин "угроза", поскольку законом трудно охватить все возможные ситуации, связанные с психиатрической опасностью. Более того, Закон обязывает национальный суд исследовать все обстоятельства, обусловливающие лишение лица свободы. Это является существенной гарантией против произвола. При лишении лица свободы власти должны действовать согласно требованиям, предусмотренным в национальном праве. В первую очередь национальные власти, как уже неоднократно подчеркивал Суд, должны истолковать и применить закон. Однако, поскольку согласно п. 1 ст. 5 Конвенции несоблюдение национального права дает возможность для констатации нарушения Конвенции, из этого следует, что Суд может и должен осуществить свои полномочия в части контроля за этим соответствием. Суд обратил внимание на то, что согласно ст. 34 Закона "О психиатрической помощи" судья должен в течение пяти дней с момента обращения лечебного учреждения либо санкционировать лишение свободы, либо отказать в удовлетворении ходатайства о таком санкционировании. По настоящему делу сотрудники психиатрического учреждения обратились в суд с таким ходатайством 26 сентября 1999 г., однако данное ходатайство не рассматривалось до 5 ноября 1999 г., т.е. более 35 дней. Поэтому лишение свободы не было осуществлено согласно закону. Соответственно, было нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции ("Ракевич против Российской Федерации", п. п. 32 - 35 Постановления от 28 октября 2003 г. См. также Постановление от 11 декабря 2008 г. по делу "Шулепова против Российской Федерации" (п. п. 45 - 53)). Как видно, в ходе осуществления процесса лишения заявительницы свободы был нарушен национальный закон, что предоставило Суду возможность констатировать факт нарушения Российской Федерацией п. 1 ст. 5 Конвенции.

Толкование Судом подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции осуществилось и при рассмотрении дела "Штукатуров против Российской Федерации". В частности, Судом было отмечено, что с учетом узкого толкования оснований лишения свободы лишение свободы заявителя считается законным, если оно соответствует процессуальным и материальным требованиям, содержащимся в национальном законодательстве. Единственным условием лишения свободы заявителя (принудительная госпитализация) явилось согласие опекуна, его мамы, которая обратилась с соответствующим заявлением. Однако Суд напомнил, что понятие "законность" по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 имеет более широкое значение. Одним из аспектов данного понятия является справедливость и надлежащее осуществление процедуры, а именно любые меры, лишающие человека свободы, должны исходить и осуществляться надлежащими органами и не быть произвольными. Лишение свободы по смыслу п. 1 ст. 5 не может рассматриваться в качестве законного, если национальная процедура не предусматривает достаточных гарантий против произвола. Суд, цитируя дело "Winterwerp против Нидерландов", Постановление от 24 октября 1979 г., вновь обратил внимание на три минимальных требования, обусловливающие наличие законности лишения душевнобольного лица по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5: за исключением чрезвычайных обстоятельств, заинтересованное лицо должно реально страдать душевным заболеванием, т.е. реальные психические расстройства должны быть установлены компетентными властями на основе объективной медицинской экспертизы; психические расстройства должны достигать такого уровня, который оправдывает лишение свободы; действительность лишения свободы зависит от наличия такого заболевания - человек может быть лишен свободы до тех пор, пока имеется заболевание, оправдывающее его заключение. Возвращаясь к обстоятельствам дела, Суд установил, что лишение заявителя свободы было произвольным, так как во время помещения в медицинское учреждение не было продемонстрировано наличия психического заболевания. Власти Российской Федерации не представили каких-либо документов, опровергающих этот вывод. Так, власти Российской Федерации не объяснили, что заставило маму заявителя обратиться с требованием о госпитализации 4 ноября 2005 г. Власти Российской Федерации не представили Суду каких-либо медицинских свидетельств, касающихся психического состояния заявителя во время его поступления в госпиталь. Похоже, что решение о госпитализации основывалось только на юридическом статусе заявителя (признание недееспособным, как это было определено судом 10 месяцами ранее и, возможно, с учетом его медицинской истории). Немыслимо, что заявитель находился в госпитале без наблюдения со стороны профессиональных докторов. Поэтому, в отсутствие подтверждающих документов и объяснений властей Российской Федерации, касающихся психического состояния заявителя во время лишения свободы, Суд пришел к выводу, что психическое состояние заявителя не оправдывало его лишения свободы. С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что госпитализация заявителя 4 ноября 2005 г. и 16 мая 2006 г. не была законной по смыслу подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции ("Штукатуров против Российской Федерации", п. п. 112 - 116 Постановления от 27 марта 2008 г.).

Таким образом, применяя принудительные меры медицинского характера, связанные с лишением свободы, к лицам, страдающим психическим заболеванием, необходимо соблюдать не только национальное право Российской Федерации, но и ст. 5 Конвенции. В частности, следует установить с помощью независимой и беспристрастной комиссии наличие психического заболевания, затем психическое заболевание должно быть таковым, чтобы оправдать лишение свободы, и, в-третьих, лицо должно страдать психическим заболеванием на всем протяжении лишения его свободы. При соблюдении указанных требований лишение душевнобольного лица свободы может считаться оправданным. В противном случае речь может идти о нарушении подп. "e" п. 1 ст. 5 Конвенции.


6.2.4. Подпункт "f" п. 1 ст. 5 Конвенции


При осуществлении экстрадиции лица п. 1 ст. 5 Конвенции позволяет лишить лицо свободы. Применительно к данному случаю лишения свободы Суд выработал следующие правовые позиции.

По делу "Насруллоев против Российской Федерации" Суд отметил, что положение подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции не требует рассмотрения лишения свободы лица, в отношении которого принимаются меры по экстрадиции, в аспекте предотвращения совершения им вновь правонарушений либо в аспекте угрозы скрыться от следствия. В этом отношении подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции предусматривает иной уровень защиты, нежели подп. "c" п. 1 ст. 5: все, что требуется согласно подп. "f", - это то, что предпринимаемые действия необходимы для экстрадиции или депортации. Для целей подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции не имеет значения, оправданы ли рассматриваемые действия с точки зрения национального права или Конвенции. Суд повторил, что его задача заключается в изучении законности лишения лица свободы в аспекте подп. "f" п. 1 ст. 5, причем особое значение необходимо уделить гарантиям, предусматриваемым в национальном праве государства, где регулируется вопрос законности лишения свободы. Изучая вопрос, была ли соблюдена процедура, предписанная правом, Конвенция отсылает к национальному праву и возлагает на государство-участника обязанность соблюдать материальные и процессуальные правила поведения, содержащиеся в национальном праве, однако Конвенция в дополнение требует, чтобы лишение свободы осуществлялось с учетом целей ст. 5, которая защищает лицо от произвольных мер. Поэтому Суд должен убедиться, соответствовало ли Конвенции внутригосударственное (национальное) право. В этой связи Суд подчеркнул, когда речь идет о лишении свободы, особое значение необходимо придавать тому, был ли соблюден принцип правовой определенности. Предусматривая, что любое лишение свободы должно осуществляться "в соответствии с процедурой, установленной законом", п. 1 ст. 5 не просто отсылает к национальному праву, как и в случаях наличия формулировок "в соответствии с законом", "предусмотренное законом", закрепленных во вторых пунктах ст. ст. 8 - 11 Конвенции, ст. 5 также отсылает к качеству закона, требуя, чтобы оно соответствовало принципу господства права, принципу, пронизывающему все статьи Конвенции. "Качество закона" в этом случае подразумевает, что если национальное право допускает возможность лишения свободы, оно должно быть достаточно доступным, точным и предсказуемым в применении с целью избежания риска произвольности (п. п. 69 - 71 Постановления от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации". См. также Постановление от 12 июня 2008 г. по делу "Щебет против Российской Федерации" (п. п. 61, 62)) (см. подробнее лекцию 8).

По делу "Насруллоев против Российской Федерации" Суд обнаружил, что органы государства (Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ, Генеральная прокуратура РФ) по-разному толковали одни и те же положения национального законодательства, регулирующего вопросы нахождения лица под стражей с целью его дальнейшей экстрадиции. Положения закона были нечеткими, неясными, не отвечали требованию законности, содержащемуся в Конвенции. Национальная правовая система, подчеркнул Суд, не смогла защитить заявителя от произвольного лишения свободы, поэтому лишение свободы заявителя нельзя назвать правомерным в аспекте реализации ст. 5 Конвенции. При этих обстоятельствах Суд посчитал, что нет необходимости отдельно изучать вопрос, осуществлялись ли процедуры по экстрадиции с надлежащим прилежанием (п. 77 Постановления от 11 октября 2007 г. См. также Постановление от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (п. п. 123 - 133); Постановление от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (п. п. 129 - 141)). Суд констатировал факт нарушения подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции.

По делу "Гарабаев против Российской Федерации" Суд вновь напомнил, что любое решение, принимаемое национальными властями в аспекте ст. 5, должно соответствовать процессуальным и материальным нормам, содержащимся в существующем праве. Конвенция здесь обращается к национальному праву, однако такой арест или заключение должно осуществляться согласно целям ст. 5, а именно защищать частное лицо от произвола. По настоящему делу заявитель был заключен под стражу согласно ордеру, принятому прокурором Республики Туркменистан. В нарушение ст. 466 УПК РФ, которая требует судебной санкции на арест, если только ордер в запрашивающем государстве не был выдан судом, заключение лица не было подтверждено судебным решением. В связи с этим заключение экстрадируемого лица не осуществлялось в соответствии с законом ("Гарабаев против Российской Федерации", п. п. 87 - 88 Постановления от 7 июня 2007 г.). Рассматривая вопрос законности заключения, Суд также обратил внимание на то, что заявитель являлся гражданином Российской Федерации, экстрадиция которого запрещена Конституцией Российской Федерации. Это обстоятельство также подтвердило незаконность заключения заявителя под стражу. Аналогичная ситуация стала предметом внимания Суда по делу "Еминбейли против Российской Федерации" (п. п. 45 - 48 Постановления от 26 февраля 2009 г.).

Вопрос о применении подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции может возникнуть и при соблюдении национального законодательства. По делу "Бордовский против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что Конвенция не обязывает государство устанавливать какой-либо временной предел заключения под стражей лица, подлежащего экстрадиции. Однако, если процедура не осуществляется с должным прилежанием, заключение под стражей может быть и не оправдано по вышеупомянутому конвенционному положению. С учетом этих обстоятельств Суд может рассмотреть вопрос длительности нахождения под стражей лица, экстрадируемого в другое государство (п. 50 Постановления от 8 февраля 2005 г.).

Так, по делу "Рябикин против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что заявитель был лишен свободы с 25 февраля 2004 г. по 14 марта 2005 г., т.е. 12 месяцев и 18 дней. Власти Российской Федерации признали, что процедуры, касающиеся экстрадиции заявителя, были приостановлены на протяжении большей части указанного периода. По данному делу лишение свободы заявителя не могло оправдываться наличием процедур по экстрадиции, поскольку вплоть до последнего времени не было принято решения об экстрадиции. Ссылки властей Российской Федерации на то, что лицо не выдавалось в связи с принятием Судом обеспечительных мер в порядке ст. 39 Регламента Суда, не может являться правовым основанием для удержания человека под стражей. Суд пришел к выводу, что процедуры, связанные с лишением лица свободы, не осуществлялись с должным прилежанием. Соответственно, было нарушение подп. "f" п. 1 ст. 5 Конвенции в связи с неправомерным лишением заявителя свободы и отсутствием должного прилежания при осуществлении экстрадиционных процедур (п. п. 132, 133 Постановления от 19 июня 2008 г.). Принимая во внимание вышеуказанную правовую позицию Суда, нельзя не прийти к выводу, что в дальнейшем при рассмотрении в Суде аналогичной категории дел и наличием обеспечительных мер, во избежание нарушения ст. 5 Конвенции, Российская Федерация, видимо, должна освобождать эктрадируемых лиц из-под стражи.

Нарушение рассматриваемого конвенционного положения было констатировано Судом и по делу "Щебет против Российской Федерации". Здесь Суд обратил внимание на то, что в момент задержания заявителя, 20 февраля 2007 г., не было составлено протокола. Сотрудник милиции был уверен, что в рамках экстрадиционных процедур не требуется составление протокола. Независимо от того, была ли правомерной интерпретация национального законодательства, отсутствие протокола о задержании рассматривается как наиболее серьезное нарушение, Суд постоянно подчеркивал, что незапротоколированное задержание является полнейшим пренебрежением фундаментальных гарантий, предусмотренных ст. 5 Конвенции, и представляет самое серьезное нарушение рассматриваемых конвенционных положений. Отсутствие в протоколе даты, времени и места задержания, имени задержанного, оснований для задержания и имени лица, осуществившего задержание, должно рассматриваться несовместимым с требованием законности и целью ст. 5 Конвенции. Задержание заявителя было осуществлено на основании решения об аресте, принятое прокурором Белоруссии. Данное решение не было подтверждено судом Белоруссии. При таких обстоятельствах должен применяться п. 1 ст. 466 УПК РФ. Данное положение предусматривает, что мера пресечения должна осуществляться согласно нормам, предусмотренным Кодексом. Конституция Российской Федерации и УПК РФ устанавливают 48-часовой максимальный период, в течение которого лицо может находиться задержанным без санкции суда. Конституционный Суд РФ постоянно обращает внимание на универсальное применение данной гарантии против произвольного лишения свободы ко всем типам лишения свободы, включая арест согласно экстрадиционным процедурам, и к любому лицу, находящемуся под юрисдикцией Российской Федерации, независимо от его или ее гражданства. Как подчеркивалось выше, УПК РФ требует получения судебного решения, если человек задерживается свыше 48 часов. В случае с заявителем по настоящему делу решение суда было принято 26 марта 2007 г., т.е. через 34 дня после лишения заявителя свободы. Письмо из органов внутренних дел Минска от 27 февраля 2007 г. не может заменить судебное решение. Суд пришел к выводу, что нахождение заявителя под стражей по истечении 48 часов с момента задержания и до 26 марта 2007 г. было несовместимо с процедурой, установленной УПК РФ. Суд подчеркнул, не соглашаясь с властями Российской Федерации, что Минская конвенция о правовой помощи 1993 г. не может быть истолкована, как предусматривающая правовое основание для лишения лица свободы. Как подчеркивалось Конституционным Судом РФ, ст. 8 Конвенции предусматривает в порядке оказания правовой помощи необходимость применения национального законодательства запрашиваемой стороны, включая требование об экстрадиции. Аналогичное положение предусматривается ст. 16 Европейской конвенции о выдаче 1957 г., которая указывает, что временное задержание лица, подлежащего экстрадиции, осуществляется согласно законодательству запрашиваемого государства. Таким образом, международный договор требует прежде всего соблюдения национального законодательства, которое было нарушено. Национальные власти Российской Федерации истолковали ст. 62 Минской конвенции как оправдывающую задержание на первоначальный 40-дневный период. Суд посчитал, что такое толкование расходится с обычным значением слов, содержащихся в этом конвенционном положении. Как и п. 4 ст. 16 Европейской конвенции о выдаче, ст. 62 Минской конвенции предусматривает дополнительную гарантию против длительного применения временного задержания, ожидая получения требования об экстрадиции. Указанное конвенционное положение не предусматривает, что лицо может быть задержано на 40 дней, данная статья требует, что лицо должно быть освобождено по истечении 40 дней, если требование об экстрадиции не будет получено в пределах этого срока. Если даже национальное законодательство позволяет лишать человека свободы на время, превышающее 40 дней (к примеру, ст. 108 УПК РФ, предусматривающая первоначальный двухмесячный период лишения свободы), ст. 62 Минской конвенции обязывает национальные власти освободить любого, кто содержится под стражей свыше 40 дней, при отсутствии требования о выдаче. Таким образом, Минская конвенция не может служить правовым основанием для задержания лица. Суд пришел к выводу, что незапротоколированное задержание лица на протяжении всего периода, предшествующего принятию судебного решения, было несовместимо с гарантиями против произвольного лишения свободы и нарушало процедуру, установленную законодательством РФ. Такое задержание не было правомерным по смыслу ст. 5 Конвенции (