Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   43
"Белевитский против Российской Федерации"; "Мамедова против Российской Федерации"; "Худоюров против Российской Федерации"; "Худобин против Российской Федерации"; "Долгова против Российской Федерации"; "Рохлина против Российской Федерации"; "Панченко против Российской Федерации"; "Смирнова против Российской Федерации".

Разрешая вопрос о том, следует ли лицо освободить или держать под стражей, власти согласно п. 3 ст. 5 обязаны рассмотреть иные меры, обеспечивающие явку лица в суд. По делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что ни на одной из стадий судебного разбирательства не обсуждался вопрос о применении альтернативных мер пресечения, не связанных с лишением свободы, хотя к этому обязывает новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ (п. 1 ст. 108) (п. 117 Постановления от 24 мая 2007 г. См. также Постановление от 6 декабря 2007 г. по делу "Линд против Российской Федерации" (п. 82); Постановление от 24 мая 2007 г. по делу "Игнатов против Российской Федерации" (п. 103); Постановление от 24 мая 2007 г. по делу "Пшевечерский против Российской Федерации" (п. 69)).

На протяжении всего анализируемого периода, отметил Суд по делу "Шухардин против Российской Федерации", власти не рассмотрели возможность обеспечения явки заявителя использованием иных мер пресечения, таких как подписка или залог, которые непосредственно предусматриваются российским законодательством для обеспечения надлежащего осуществления уголовных процедур. В этой связи Суд отметил, что заявитель с целью своего освобождения предлагал поручительство двух широко известных лиц. Суд особо обратил внимание, что заявитель содержался под стражей с 8 сентября 2000 г. по 8 марта 2001 г. с единственной целью - изучение материалов дела. Ни областной суд, ни Верховный Суд РФ, оценивающие законность лишения свободы заявителя в этот период, не рассматривали возможность применения альтернативных мер пресечения и не попытались бы в своих решениях объяснить, почему такие меры не смогут обеспечить надлежащее осуществление правосудия. Суд подчеркнул, что решения национальных властей не основывались на всех этих обстоятельствах. Они не принимали во внимание аргументы в пользу освобождения заявителя во время предварительного следствия. Особо обеспокоило Суд то обстоятельство, что российские власти постоянно использовали стереотипную формулу <1>, оправдывающую продление нахождения заявителя под стражей; прокурор использовал указанную формулу во всех своих решениях (когда органы прокуратуры имели право санкционировать арест). Суд также обратил внимание, что национальные власти, используя ту же самую формулу, одновременно продлевали сроки нахождения под стражей заявителю и его соучастникам. По мнению Суда, такой подход несовместим с гарантиями, содержащимися в п. 3 ст. 5 Конвенции, хотя статья разрешает продолжающееся лишение свободы группы людей без индивидуальной оценки оснований для лишения свободы или соответствия требованию о разумных сроках в отношении каждого члена такой группы.

--------------------------------

<1> Речь идет о фактических основаниях лишения заявителя свободы.


Примечание. Данная правовая позиция противоречит ранее изложенной, согласно которой при санкционировании лишения свободы группы лиц суд должен рассмотреть основания лишения свободы применительно к каждому лицу (см. дело "Линд против Российской Федерации", п. 80 Постановления от 6 декабря 2007 г.).


С учетом вышеизложенного Суд посчитал, что необращением к конкретным относящимся к делу фактам или нерассмотрением альтернативных мер пресечения, основываясь только на тяжести предъявленных обвинений, власти продлевали сроки лишения заявителя свободы по основаниям, которые не могут рассматриваться в качестве достаточных. Поэтому власти не смогли оправдать продолжительное нахождение заявителя под стражей на протяжении четырех лет и почти двух месяцев (п. п. 113, 114 Постановления от 28 июня 2007 г. по делу "Шухардин против Российской Федерации").

Необходимость учитывать более мягкие меры пресечения вытекает не только из ст. 5 Конвенции, но и УПК РФ (п. 1 ст. 108). Органы государства, ходатайствующие об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, обязаны обосновать невозможность обращения к иным мерам пресечения. Отсутствие в судебном акте, санкционирующем лишение свободы, обоснования невозможности применения более мягких мер пресечения свидетельствует о нарушении национального законодательства Российской Федерации в ходе лишения лица свободы и, как следствие, о нарушении ст. 5 Конвенции.


Примечание. За 2009 г. Суд констатировал нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции в аспекте несоблюдения права заявителя на разумные сроки в связи с отсутствием достаточных и относимых оснований, оправдывающих длительное нахождение лица под стражей до вынесения приговора по делу, по следующим делам: "Макаренко против Российской Федерации", Постановление от 22 декабря 2009 г.; "Назаров против Российской Федерации", Постановление от 26 ноября 2009 г.; "Алехин против Российской Федерации", Постановление от 30 октября 2009 г.; "Ананян против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Ламащук против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Сергей Медведев против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Сорокин против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Царьков против Российской Федерации", Постановление от 16 июля 2009 г.; "Авдеев и Веряев против Российской Федерации", Постановление от 9 июля 2009 г.; "Кононович против Российской Федерации", Постановление от 9 июля 2009 г.; "Бахмутский против Российской Федерации", Постановление от 25 июня 2009 г.; "Штейн против Российской Федерации", Постановление от 18 июня 2009 г.; "Кокошкина против Российской Федерации", Постановление от 28 мая 2009 г.; "Губкин против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.; "Московец против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.; "Попов и Воробьев против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.; "Кондратьев против Российской Федерации", Постановление от 9 апреля 2009 г.; "Елизаров против Российской Федерации", Постановление от 26 марта 2009 г.; "Шкилев против Российской Федерации", Постановление от 19 марта 2009 г.; "Александр Макаров против Российской Федерации", Постановление от 12 марта 2009 г.


6.4.4. Оказание юридической помощи при рассмотрении

дела о санкционировании ареста лица


Процедуры, связанные с рассмотрением вопросов лишения лица свободы, требуют особой оперативности, и ст. 5 не содержит явного упоминания права на юридическую помощь. Различие в целях объясняет, почему ст. 5 содержит меньше процедурных гарантий, нежели ст. 6, и одновременно более строго относится к критерию оперативности. Поэтому, как правило, судья может не дожидаться момента, когда заключаемое под стражу лицо воспользуется юридической защитой, и власти не обязаны обеспечивать такое лицо бесплатной юридической помощью в ходе реализации рассматриваемых судебных процедур.

По делу "Лебедев против Российской Федерации" имелись обстоятельства, позволившие Суду отойти от этого общего правила. Прежде всего Суд обратил внимание на то, что судебные процедуры, связанные с санкционированием ареста, осуществлялись в день задержания заявителя и в тот же самый день, когда заявителю было предъявлено обвинение, т.е. в момент, когда он менее всего был подготовлен для возражений по аргументам прокуратуры, касающимся оснований его лишения свободы. Далее заявитель был доставлен в суд практически из больницы, где он находился в связи с лечением хронических болезней. Даже если бы заявитель лично, без помощи адвокатов, участвовал в судебном заседании, то он не находился в нормальном состоянии здоровья, поэтому участие адвокатов в этом деле было бы желательным, принимая во внимание, что в судебном заседании участвовали представители прокуратуры. В конце концов, по настоящему делу заявитель уже пригласил адвокатов, которые были уведомлены следователем о судебном заседании и которые готовились принять в нем участие. Более того, суд готов был выслушать адвокатов и ожидал их некоторое время. Но судья Басманного районного суда запретил адвокатам участвовать в судебном заседании в связи с тем, что "заседание уже началось и оно закрыто для тех, кто в нем не участвует" <1>.

--------------------------------

<1> Как следует из Постановления Суда, адвокаты опоздали на судебное заседание.


Однако отсутствие открытого судебного заседания не исключает возможности участия адвокатов. Если недопуск адвокатов основывается на закрытости суда, то решение национального судьи является неразумным. Суд не смог обнаружить какой-либо причины, почему присутствие адвокатов противоречило бы интересам правосудия. Суд учел, что адвокаты могли бы появиться с опозданием и что допустимо начать заседание, их не дожидаясь. Однако Суд не увидел причин, позволивших запретить им участие в суде, когда они появились. Даже если бы их запоздалое появление обусловило бы увеличение продолжительности судебного заседания, ничто не свидетельствовало о срочности санкционирования ареста человека, который уже находился под стражей. В заключение Суд пришел к выводу, что при существующих обстоятельствах национальный судья проявил чрезмерную строгость, не позволив адвокатам заявителя принять участие в судебном заседании. Присутствие адвокатов при рассмотрении дела в кассационном порядке не устраняет тех упущений, которые были допущены судом первой инстанции ("Лебедев против Российской Федерации", п. п. 84 - 91 Постановления от 25 октября 2007 г.). С учетом вышеизложенного Суд констатировал факт нарушения п. 3 ст. 5 Конвенции в связи с недопуском адвокатов в судебное заседание.


6.5. Пункт 4 ст. 5 Конвенции


Этот пункт, предусматривающий право безотлагательного рассмотрения правомерности ареста, представляет специальный закон (lex speciales) по отношению к ст. 13 Конвенции ("Бордовский против Российской Федерации", п. 63 Постановления от 8 февраля 2005 г.).


Примечание. Статья 13 Конвенции: "Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".


Пункт 4 ст. 5 гарантирует лицам, лишенным свободы, право на судебный контроль в отношении законности мер, которым они были подвергнуты. (См. также Постановление от 1 июня 2006 г. по делу "Беднов против Российской Федерации" (п. 29); Постановление от 30 ноября 2004 г. по делу "Кляхин против Российской Федерации" (п. 72); Постановление от 28 октября 2003 г. по делу "Ракевич против Российской Федерации" (п. 43).) Речь идет о судебном контроле за всеми случаями лишения свободы, предусматриваемыми п. 1 ст. 5 Конвенции, за исключением, как будет отмечено ниже, подп. "а" п. 1 ст. 5 (законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом).

По делу "Насруллоев против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что средство защиты должно быть доступным во время всего срока нахождения лица под стражей, позволяющее лицу оперативно рассмотреть вопрос о лишении его свободы, способное привести в необходимых случаях к его освобождению. Существование таких средств, требуемых п. 4 ст. 5, должно быть достаточно определенным не только в теоретическом, но и практическом аспектах, без чего не будет доступности и эффективности, требуемых рассматриваемым положением. Доступность средств правовой защиты подразумевает, что условия обращения должны быть таковыми, чтобы позволить заявителям иметь реалистическую возможность в использовании указанного средства (п. 86 Постановления от 11 октября 2007 г. См. также Постановление от 24 мая 2007 г. по делу "Игнатов против Российской Федерации" (п. 111)).

Применительно к соотношению п. 4 ст. 5 Конвенции и подп. "а" п. 1 ст. 5 Суд придерживается следующей позиции, что гарантии п. 4 в принципе излишни в отношении лишения свободы по подп. "а" п. 1 ст. 5, поскольку судебный контроль над лишением свободы уже присутствует в решении об осуждении и назначении наказания. Обращаясь к материалам дела "Менешева против Российской Федерации", Суд отметил, что лишение свободы заявительницы на пять дней основывалось только на решении судьи, в связи с этим п. 4 ст. 5 не требует отдельного судебного контроля в отношении указанного решения (п. 103 Постановления от 9 марта 2006 г.).


6.5.1. Право лишенного свободы лица на инициацию

судебных процедур, касающихся законности и обосновании

лишения свободы


По делу "Насруллоев против Российской Федерации" было обращено внимание на то, что задача Суда не заключается в том, применялась или должна была бы применяться ст. 109 УПК РФ по рассматриваемому делу. Вопрос, который должен быть разрешен согласно п. 4 ст. 5 Конвенции, обусловлен следующим: наделяет ли ст. 109 правом заявителя на инициацию процедур с целью определения законности его лишения свободы? В этом отношении Суд подчеркнул, что применение мер, связанных с заключением под стражу, регулируется как ст. 108, так и ст. 109. Если ст. 108 регулирует вопросы первоначального помещения лица под стражу, то ст. 109 регулирует вопросы временных ограничений, в течение которых прокурор должен обращаться в суд за продлением лишения лица свободы. Продлевая сроки, суд должен решить, является нахождение лица под стражей законным и обоснованным, и если нет, то должен освободить человека. Соответственно, лишенное свободы лицо имеет право принимать участие в этих процедурах, делать пояснения суду и просить об освобождении. Однако ничто в формулировках рассматриваемых статей не указывает, что заключенный может сам инициировать процедуры, учитывая, что только обращение прокуратуры с целью продления сроков является необходимой предпосылкой для начала таких процедур. По настоящему делу выяснилось, что процедуры по ст. 109 были инициированы прокурором однажды в течение трех лет нахождения лица под стражей. При этих обстоятельствах Суд не посчитал, что ст. 109, даже допуская ее применение, обеспечивает право заявителя на инициацию процедур, благодаря которым суд может исследовать вопрос законности лишения лица свободы. Далее Суд обратил внимание на то, что Уголовно-процессуальный кодекс РФ предусматривает в принципе судебное рассмотрение жалоб, касающихся предполагаемого нарушения прав и свобод, которые могут включать и конституционные права и свободы. Однако указанные положения наделяют такой возможностью подозреваемых, обвиняемых, защитников (ст. 119) или сторон в уголовном процессе (ст. 125).


Примечание. В тексте Постановления (п. 89) используется термин "suspects", который переводится как "подозреваемый". Об "обвиняемом" текст судебного акта умалчивает. Для эффективного уяснения соответствующей позиции Суд посчитал целесообразным добавить термин "обвиняемый", который согласно ст. 109 УПК РФ также имеет право обращаться с жалобами.


Согласно российскому уголовному процессуальному праву, заявитель не являлся ни подозреваемым, ни обвиняемым, поскольку в Российской Федерации в отношении его отсутствовало какое-либо уголовное дело. Более того, российские власти постоянно отказывались признать за заявителем статус стороны уголовного процесса в связи с тем, что против него в России не имеется какого-либо уголовного разбирательства. Указанный подход явно подрывал возможность заявителя требовать судебного рассмотрения законности его задержания. Отсюда следовало, что на протяжении всего срока лишения свободы у заявителя отсутствовала какая-либо процедура, используя которую можно было бы рассмотреть судом вопрос законности его лишения свободы ("Насруллоев против Российской Федерации", п. п. 88 - 90 Постановления от 11 октября 2007 г. См. также Постановление от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (п. п. 134 - 141)). С учетом вышеизложенного Суд констатировал факт нарушения Российской Федерацией п. 4 ст. 5 Конвенции. Заявителю была присуждена справедливая компенсация, включающая возмещение морального вреда в размере 40000 евро.

При рассмотрении дела "Гарабаев против Российской Федерации" Суд отметил, что цель рассматриваемого положения заключается в том, чтобы гарантировать любому лицу, арестованному, заключенному под стражу, лишенному свободы по иным основаниям, право на судебный контроль в отношении законности мер, которым это лицо подверглось. Соответствующий контроль должен быть доступен лицу во время его лишения свободы, принимая во внимание то, что если судом оперативно принимается решение применительно к законности его заключения, такое решение, при наличии оснований, должно привести к освобождению такого лица. Доступность судебного контроля косвенно подразумевает, что предусматриваемые национальными властями условия обращения к такому контролю должны позволить заявителям реальную возможность использования соответствующего средства контроля. Как следовало из Постановления по делу "Гарабаев против Российской Федерации", заявитель был заключен под стражу в Российской Федерации в соответствии с ордером на арест, изданным Генеральной прокуратурой Туркменистана. В нарушение УПК РФ заключение заявителя под стражу не было санкционировано судом. Московский городской суд отказался рассматривать жалобу, касающуюся законности заключения, из-за отсутствия компетенции, однако суд не указал, какой районный суд мог бы рассмотреть соответствующую жалобу. Московский городской суд в итоге рассмотрел вопрос законности заключения в аспекте процедуры экстрадиции, но только после того, как лицо было экстрадировано. Таким образом, правомерность заключения лица по стражу во время его нахождения на территории России не была проверена судом, несмотря на наличие соответствующих просьб со стороны заявителя и его адвоката. Суд также обратил внимание на то, что даже если и предположить присутствие в национальном законодательстве доступных средств судебного контроля, заявитель не смог использовать с пользой для себя эти средства (п. п. 94 - 97 Постановления от 7 июня 2007 г. См. также Постановление от 11 декабря 2008 г. по делу "Муминов против Российской Федерации" (п. п. 112 - 116); Постановление от 12 июня 2008 г. по делу "Щебет против Российской Федерации" (п. п. 71 - 79); Постановление от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (п. п. 142 - 152)). Суд констатировал нарушение Российской Федерацией п. 4 ст. 5 Конвенции.

При рассмотрении дела "Ракевич против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что в нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции национальное законодательство не предоставляло право лишенному свободы душевнобольному лицу лично обратиться в суд в отношении проверки законности лишения его свободы. Таким правом пользовались исключительно медицинские учреждения. Причем Суд указал, что согласно национальному законодательству при решении вопроса о законности лишения свободы душевнобольного лица последнее обязательно доставляется в суд. Но, по мнению Суда, указанная гарантия не освобождает от необходимости предоставления личной возможности обратиться в суд. Суд отметил, что в связи с тем, что заявительница не имела возможности инициирования процедуры контроля за законностью ее лишения свободы, как предусматривается п. 4 ст. 5 Конвенции, соответственно, было нарушение указанного положения ("Ракевич против Российской Федерации", п. п. 44 - 46 Постановления от 28 октября 2003 г.).

При рассмотрении дела "Штукатуров против Российской Федерации" Суд вновь подчеркнул, что в силу п. 4 ст. 5 душевнобольное лицо, подвергшееся принудительному лишению свободы на протяжении неопределенно длительного периода, наделяется возможностью инициировать процедуры в разумные временные интервалы с целью определения конвенционной "законности" <1> его лишения свободы, если отсутствует автоматический, периодический контроль со стороны суда. Так должно обстоять дело, когда речь идет о первоначальном санкционировании лишения свободы судом, это верно также и для случаев, как и по настоящему делу, когда лишение свободы было инициировано не судом, а частным лицом, собственно, опекуном заявителя. Суд согласился, что формы судебного контроля могут различаться от вида лишения свободы. Какая система контроля является наиболее подходящей, этот вопрос находится вне компетенции Суда. Однако по настоящему делу суды не участвовали в какой-либо форме при решении вопроса о лишении заявителя свободы. Российское законодательство не предусматривает автоматический судебный контроль за лишением свободы лиц, помещенных в психиатрические учреждения, как это произошло с заявителем.

--------------------------------

<1> Речь идет о соблюдении законности по смыслу Конвенции.


Примечание. Суд обращает внимание именно на наличие последующего контроля за соблюдением законности лишения свободы со стороны судебной власти. Как следует из текста Постановления по рассматриваемому делу, первоначальное лишение свободы было санкционировано национальным судом.


Контроль не может быть инициирован заинтересованным лицом, если такое лицо признано недееспособным. Такое толкование российского законодательства следует из аргументов, представленных властями Российской Федерации. Таким образом, заявитель был лишен права на независимое правовое средство защиты судебного характера для оспаривания своего продолжительного лишения свободы. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог инициировать процедуру через свою маму. Однако данное средство защиты не было непосредственно доступно ему: заявитель полностью зависел от своей мамы, которая и поместила его в госпиталь и возражала против его освобождения. Что касается расследования, осуществленного прокуратурой, непонятно, касалось ли оно законности лишения заявителя свободы. В любом случае прокурорское расследование не может рассматриваться как судебный контроль, удовлетворяющий требованиям п. 4 ст. 5 Конвенции. Суд вновь обратил внимание, что госпитализация заявителя не являлась добровольной. Последний раз суд оценивал психическое состояние заявителя за 10 месяцев до его помещения в госпиталь. Процедура, связанная с признанием заявителя недееспособным, сопровождалась серьезными упущениями (см. подробнее лекцию 8), и в любом случае суд никогда не оценивал необходимость принудительных мер медицинского характера, связанных со стационаром. Также этот вопрос не оценивался в момент помещения его в госпиталь. При таких обстоятельствах невозможность заявителя получить судебный контроль за его лишением свободы обусловливает нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции ("Штукатуров против Российской Федерации", п. п. 121 - 125 Постановления от 27 марта 2008 г.).

Если лицо инициирует процедуры, связанные с проверкой законности и обоснованности лишения свободы, однако во время этих процедур судом выносится обвинительный приговор, наличие такого приговора не освобождает государство от обязанности рассмотреть дело о законности предварительного заключения. При рассмотрении дела "Беднов против Российской Федерации" Суд обратил внимание на следующее. Тот факт, что заявитель был признан виновным в совершении уголовного правонарушения и сроки предварительного заключения были учтены при определении сроков лишения свободы, не может оправдать нерассмотрение жалобы заявителя применительно к законности предварительного заключения. Из этого следует, что заявитель был лишен права на судебное решение, касающееся законности предварительного лишения свободы. Соответственно, было нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции ("Беднов против Российской Федерации", п. п. 33, 34 Постановления от 1 июня 2006 г.).


Понятие "суд"


Исследуемое конвенционное положение упоминает судебный контроль за правомерностью лишения лица свободы. В этой связи следует определиться, что же понимается под судом, каким критериям должен отвечать данный орган государства.

Термин "суд" по смыслу п. 4 ст. 5 подразумевает, что органы государства, призванные разрешить соответствующий вопрос, должны обладать судебными полномочиями, т.е. быть независимыми как от исполнительной власти, так и сторон, и в любом случае следовать установленной процедуре ("Лебедев против Российской Федерации", п. 70 Постановления от 25 октября 2007 г.). Однако, далее продолжил Суд, Конвенция является "действующим договором, который должен толковаться с учетом сегодняшнего дня". На протяжении последнего времени Суд толковал п. 4 ст. 5 как положение, предусматривающее определенные процессуальные гарантии лишенного свободы лица, похожие на те, которые содержатся в п. 1 ст. 6 Конвенции. Поэтому процедура, осуществляемая согласно п. 4 ст. 5 Конвенции, должна в принципе отвечать, насколько это возможно с учетом проводимого расследования, основным требованиям справедливого судебного разбирательства (п. 71 Постановления).

По делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" Суд, продолжая исследование вопроса о критериях разбирательства, связанного с процедурой контроля за лишением свободы, отмечал, что реализация п. 4 ст. 5 не всегда должна сопровождаться аналогичными гарантиями, которые содержатся в п. 1 ст. 6 Конвенции применительно к уголовному и гражданскому разбирательствам, однако такая процедура должна носить судебный характер и предусматривать соответствующие гарантии при рассмотрении вопросов лишения свободы. Процедура должна быть состязательной и гарантировать равенство сторон. Если речь идет о лишении свободы, охватываемом подп. "c" п. 1 ст. 5, то всегда требуется проведение слушаний. Возможность задерживаемого лица быть услышанным лично либо через представителей является одним из аспектов фундаментальных гарантий процедур, осуществляемых при лишении лица свободы (п. 126 Постановления от 24 мая 2007 г.). По делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что 1 июля 2002 г. при продлении сроков лишения свободы заявитель не присутствовал в суде, хотя необходимость его присутствия предусматривалась национальным законодательством. Решение основывалось на доказательствах, собранных прокурором, и заявителю не представилась возможность оспорить собранные доказательства, послужившие обоснованием продления сроков предварительного заключения. Жалоба заявителя и его адвоката на судебный акт от 1 июля 2002 г. так и не была рассмотрена. Указанные обстоятельства позволили утверждать Суду о нарушении п. 4 ст. 5 Конвенции применительно к проверке законности лишения лица свободы с 1 июля 2002 г. по 1 октября 2002 г. (п. п. 131 - 133 Постановления от 24 мая 2007 г.). Что касается рассмотрения вопроса законности лишения свободы с 1 октября 2002 г. по 1 января 2003 г., то Суд подчеркнул, что законность лишения заявителя свободы в анализируемый период времени рассматривалась дважды районным и областным судами 1 октября 2002 г. Ни заявитель, ни его адвокат не имели возможность присутствовать лично. Суд обратил внимание на позицию властей Российской Федерации, согласно которой областной суд 13 ноября 2002 г. констатировал факт незаконного лишения свободы. В этой связи Суд указал, что 13 ноября 2002 г., т.е. почти полтора месяца после продления 1 октября 2002 г. сроков лишения свободы, областной суд отменил указанный судебный акт, ссылаясь на нарушение процессуальных прав заявителя. Однако областной суд, не рассматривая дело по существу и не обращая внимания на доводы адвоката заявителя, касающиеся незаконности продления сроков нахождения под стражей, просто констатировал, что "мера пресечения остается без изменений". При таких обстоятельствах Суд не смог констатировать судебный характер процедуры областного суда, рассматривавшего в кассационном порядке законность лишения лица свободы. Суд далее отметил, что процедура повторного рассмотрения районным судом вопроса о продлении сроков лишения свободы 15 декабря 2002 г. была осуществлена в присутствии заявителя и его адвоката. Однако указанная процедура осуществилась за 15 дней до истечения сроков лишения свободы, т.е. 1 января 2003 г. Здесь Суд вновь напомнил, что Конвенция гарантирует не теоретические и иллюзорные, а эффективные и практичные права. Просрочка в рассмотрении вопроса, отсутствие заявителя и его адвоката (8 января 2003 г.), рассмотрение дела областным судом на судебное санкционирование ареста (15 декабря 2002 г.) и невозможность представить защите аргументы в свою пользу в присутствии прокурора не позволяют Суду говорить о соблюдении применительно к рассматриваемому периоду положений п. 4 ст. 5 Конвенции ("Владимир Соловьев против Российской Федерации", п. п. 136 - 139 Постановления от 24 мая 2007 г.).

Когда речь идет об исследовании вопроса законности нахождения лица под стражей во время предварительного или судебного следствий, обычно требуются слушания. Процедуры, вновь подчеркнул Суд по делу "Лебедев против Российской Федерации", должны быть состязательными и должны всегда гарантировать равенство сторон - прокурора и лишенного свободы лица. Это, в частности, означает, что заключаемое под стражу лицо имеет право знакомиться с документами, которые являются значимыми при оценке законности его лишения свободы. Заключаемое под стражу лицо также имеет право комментировать доказательства, представленные прокурором. Необходимо обеспечить юридическую помощь, особенно когда лицо неспособно самостоятельно защищать надлежащим образом свои интересы или в других особых случаях (п. 77 Постановления от 25 октября 2007 г.).

Конвенция не обязывает государства устанавливать кассационную инстанцию в отношении дел, связанных с рассмотрением законности лишения лица свободы. Однако если такая инстанция существует, то процессуальные гарантии, имевшие место при рассмотрении дела в первой инстанции, должны присутствовать и в кассационной инстанции ("Лебедев против Российской Федерации", п. 73 Постановления от 25 октября 2007 г. См. также вышерассмотренное Постановление от 24 мая 2007 г. по делу "Владимир Соловьев против Российской Федерации" (п. 129)). Пункт 4 ст. 5, продолжает Суд, рассматривая дело "Лебедев против Российской Федерации", применяется как при продлении сроков нахождения лица под стражей, так и при обжаловании соответствующих судебных актов в кассационной инстанции (п. 73 Постановления).

Пункты 3 и 4 ст. 5, несмотря на различное изложение, подразумевают судебный характер процедур. По делу "Schiesser v. Switzerland" (Постановление от 4 декабря 1979 г.) Суд указал, что "согласно п. 3 ст. 5 существуют как процессуальные, так и материальные гарантии к осуществляемым процедурам. Процессуальная гарантия обязывает "компетентное лицо" лично выслушать доставленное к нему лицо. В деле "Brannigan v. the United Kingdom" Суд подчеркнул, что "участие "судьи или иного должностного лица, наделенного согласно закону судебной властью" в процессе продления сроков нахождения под стражей само по себе не поднимает вопрос о соответствии п. 3 ст. 5. Пункт 3, как и п. 4 ст. 5, должен толковаться как требующий соблюдения процедуры судебного характера, хотя такая процедура необязательно должна быть похожей на процедуру, где участвует судья ("Лебедев против Российской Федерации", п. 75 Постановления от 25 октября 2007 г.).

Суд не считает, что необходимо разделять процедуры, связанные с санкционированием лица под стражу, продлением сроков нахождения под стражей либо контролем за законностью таких мер со стороны вышестоящих инстанций. Все такие процедуры должны обеспечить минимальные процессуальные гарантии, и прецедентная практика по п. 4 ст. 5 Конвенции, как правило, имеет отношение к процедурам, осуществляемым в рамках п. 3 ст. 5. Хотя принципы, лежащие в основе процедур, связанных с лишением лица свободы, по п. п. 3 и 4 ст. 5 схожие, уровень тех или иных гарантий может варьироваться и в любом случае не может быть тем же, что и по ст. 6 Конвенции ("Лебедев против Российской Федерации", п. 76 Постановления от 25 октября 2007 г.).

При рассмотрении дела "Белевитский против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что согласно п. 4 ст. 5 любое арестованное или задержанное лицо имеет право на инициацию процедур с целью анализа судом процессуальных и материальных оснований, гарантирующих законность лишения свободы по смыслу п. 1 ст. 5. Это означает, что компетентный суд должен проанализировать не только соответствие действий, связанных с лишением свободы, процессуальным требованиям, содержащимся в национальном законодательстве, но также и разумность подозрений, обусловливающих арест и законность целей, преследуемых арестом и лишением свободы (п. 108 Постановления от 1 марта 2007 г. по делу "Белевитский против Российской Федерации"). По указанному делу Суд пришел к заключению, что с 13 декабря 2000 г. по 11 января 2001 г. отсутствовал какой-либо процессуальный документ, санкционирующий лишение лица свободы.


Примечание. Как следовало из материалов дела, санкционированный срок лишения заявителя свободы истекал 12 декабря 2000 г. До 11 января 2001 г. заявитель находился под стражей в связи с тем, что материалы дела были переданы в суд. В связи с этим Суд указал, что практика удержания заключенного под стражей исключительно в силу факта передачи материалов дела со стадии предварительного на стадию судебного следствия является несовместимой с п. 1 ст. 5 Конвенции.


Соответственно, заявитель не имел возможности инициировать судебный процесс, касающийся анализа законности лишения свободы, потому что российское законодательство допускало возможность обжалования только процессуальных документов, оформивших лишение свободы. Что касается решения районного суда от 11 января 2001 г., продлившего лишение свободы заявителя, то Суд вновь напомнил, что процедуры, касающиеся рассмотрения вопросов, связанных с лишением свободы, должны быть состязательными и всегда гарантировать равенство сторон. Возможность лишенного свободы лица быть услышанным лично или через какие-либо формы представительства являют собой фундаментальные гарантии процедуры, применяемой при лишении лица свободы. Сторонами не оспаривалось, что решение от 11 января 2001 г. было принято в отсутствие заявителя и его адвоката, которым не дали возможности высказать суду свои аргументы. Суд обратил внимание, что решение о санкционировании заявителя свободы было выполнено по шаблону, суд впечатал в свободные графы имя заявителя и дело. Иными словами, использовав стереотипные формулировки в отсутствие заявителя и его адвоката, суд не смог осуществить судебный контроль в отношении лишения свободы заявителя. Соответственно, было нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции (п. п. 110 - 112 Постановления от 1 марта 2007 г. по делу "Белевитский против Российской Федерации").

Присутствие заключаемого под стражу лица всегда необходимо, когда суд оценивает его личность, риск скрыться либо вновь совершать преступления, когда суд изменяет основания для заключения под стражу или когда продлевается срок заключения под стражу человека, уже находящегося под стражей длительный период. По делу "Лебедев против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что решение от 8 июня 2004 г. не предусматривало каких-либо аргументов в пользу продолжающегося нахождения заявителя под стражей. При этих обстоятельствах Суд посчитал, что обсуждаемые на судебном заседании от 8 июня 2004 г. вопросы требовали присутствия не только адвокатов заявителя, но и его личное присутствие. Суд отметил, что адвокаты присутствовали на заседании в суде кассационной инстанции 29 июля 2004 г. В принципе, продолжил рассуждать Суд, допускается присутствие в кассационном порядке только адвокатов арестованного лица. Однако это обоснованно в том случае, когда суд первой инстанции обеспечил соблюдение процессуальных гарантий в полном объеме. По настоящему делу заявитель отсутствовал как в суде первой, так и кассационной инстанций, его адвокаты присутствовали только в суде кассационной инстанции. Более того, жалоба рассматривалась спустя 50 дней после 8 июня 2004 г. При этих обстоятельствах Суд посчитал, что присутствие адвокатов в кассации не исправило обжалуемую ситуацию (п. п. 113, 114 Постановления от 25 октября 2007 г.). Суд констатировал нарушение Российской Федерацией п. 4 ст. 5 Конвенции.

Рассматривая процессуальные гарантии в ходе санкционирования заключения человека под стражу, продления таких сроков или рассмотрения вышестоящей инстанцией законности и обоснованности решений нижестоящих инстанций, нельзя не отметить, что ст. 5 не предусматривает обязательства государства рассматривать соответствующие вопросы в открытом судебном заведении, публично. Поэтому аргументы заявителя о том, что судебное заседание, связанное с санкционированием его ареста, было закрыто, не является свидетельством нарушения как п. 3, так и п. 4 ст. 5 ("Лебедев против Российской Федерации", п. 82 Постановления от 25 октября 2007 г.).


6.5.2. Право на оперативное рассмотрение дела


Пункт 4 ст. 5 Конвенции, гарантируя арестованным, задержанным лицам право на инициацию судебных процедур с целью определения законности заключения их под стражу, также предусматривает право этих лиц, после начала этих процедур, на оперативное разрешение дела, касающегося законности их заключения под стражу ("Нахманович против Российской Федерации", п. 83 Постановления от 2 марта 2006 г. См. также Постановление от 9 декабря 2008 г. по делу "Матяш против Российской Федерации" (п. п. 102, 103); Постановление от 9 октября 2008 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (п. 160); Постановление от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (п. п. 78, 95); Постановление от 19 июля 2007 г. по делу "Рожков против Российской Федерации" (п. 119); Постановление от 1 июня 2006 г. по делу "Беднов против Российской Федерации" (п. 29); Постановление от 8 февраля 2005 г. по делу "Бордовский против Российской Федерации" (п. 64)).

Существуют два аспекта требования оперативности: первый охватывает возможность контроля за законностью сразу после того, как лицо было лишено свободы, либо через разумный интервал времени. Второй - собственно процедуры должны осуществляться оперативно ("Лебедев против Российской Федерации", п. 78 Постановления от 25 октября 2007 г.).

Как отмечалось выше, Конвенция не обязывает государства устанавливать кассационную инстанцию применительно к судебным решениям, санкционирующим арест, но если такая инстанция существует, то она должна предоставлять задержанному (заключенному под стражу) те же гарантии, что и в первой инстанции. Требование о том, что решение должно быть принято безотлагательно, является одной из таких гарантий; хотя один год для инстанции может быть нормальным, указал Суд по делу "Рохлина против Российской Федерации", с точки зрения п. 1 ст. 6, п. 4 ст. 5, решение, касающееся вопросов свободы, требует особой оперативность. Существует особая потребность в оперативном принятии решений, касающихся законности заключения под стражу, так как обвиняемое лицо должно в полном объеме использовать выгоды, следующие из принципа презумпции невиновности (п. 74 Постановления от 7 апреля 2005 г. Данная правовая позиция также нашла отражение в Постановлении от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (п. 96); в Постановлении от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (п. 117)).

Критерий оперативности менее значим, когда дело рассматривается в кассационном порядке. В этом отношении Суд напомнил, что право на судебный контроль, гарантируемое п. 4 ст. 5, прежде всего направлено на избежание произвольного лишения человека свободы. Однако если лишение свободы было уже подтверждено судом, оно должно рассматриваться как законное и непроизвольное, даже если присутствует возможность обжалования такого решения в кассационном порядке. Последующие процедуры менее касаются вопросов произвольности, однако содержат дополнительные гарантии, направленные на оценку продолжающегося лишения свободы. В связи с этим Суд меньше обеспокоен тем, как скоро рассматривается дело в кассационном порядке, если санкция на лишение человека свободы была дана судом, при условии что процедуры, осуществленные судом, имели судебный характер и обеспечивали заключаемое под стражу лицо процессуальными гарантиями ("Лебедев против Российской Федерации, п. 96 Постановления от 25 октября 2007 г.). При рассмотрении дела "Лебедев против Российской Федерации" Суд обратил внимание на следующие обстоятельства. Предварительная жалоба в отношении решения от 26 декабря 2003 г., санкционировавшего продление сроков нахождения заявителя под стражей, была подана 29 декабря 2003 г. <1>. Однако жалоба не содержала развернутых аргументов, так как защите не стал доступным протокол судебного заседания по делу. 23 января 2004 г., после того как был принят протокол судебного заседания, защита предоставила полный вариант жалобы. Московский городской суд рассмотрел ее 9 февраля 2004 г., 17 дней спустя. Суд вновь напомнил, что более низкий уровень процессуальных гарантий при разрешении вопросов о лишении свободы (в сравнении со справедливостью, гарантируемой п. 1 ст. 6) должен быть сбалансирован более быстрым рассмотрением дела. Суд посчитал, что за период с 23 января по 9 февраля 2004 г. ответственно государство. Заявитель утверждал, что он был лишен возможности подать жалобу до 22 января 2004 г., когда суд отклонил замечания на протокол судебного заседания. Обоснованно, что без получения протокола судебного заседания защита не смогла окончательно оформить свою жалобу. Суд обратил внимание, что хотя протокол судебного заседания был подписан 5 января 2004 г., непонятно, когда протокол стал доступным защите. В любом случае согласно ст. 259 УПК РФ протокол должен быть изготовлен в течение трех дней; по настоящему делу суд не смог соблюсти указанный срок. Последующее несоблюдение срока было вызвано праздниками. Однако наличие праздников не может оправдать просрочку в рассмотрении жалобы, касающейся освобождения лица. Суд подчеркнул, что по крайней мере за 10 дней за период с 26 декабря 2003 г. по 22 января 2004 г. ответственно государство. Таким образом, в общей сложности государство ответственно за 27 дней из общего срока обжалования в кассационном порядке. Суд пришел к выводу, что было нарушение принципа оперативности, закрепленного в п. 4 ст. 5 Конвенции (п. п. 99 - 102 Постановления от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации") <2>.

--------------------------------

<1> В Постановлении Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" имеется опечатка, так как в реальности речь шла о 29 декабря 2003 г., а не 2006 г., как отмечено в Постановлении.

<2> По указанному делу Судом были также констатированы нарушения п. 4 ст. 5 Конвенции в связи с длительным рассмотрением в Московском городском суде (с 22 апреля по 9 июня 2004 г.).


Как свидетельствовали материалы дела "Моисеев против Российской Федерации", жалобы заявителя на законность и обоснованность судебных актов, санкционирующих его лишение свободы, рассматривались вышестоящей инстанцией от 50 до 71 дня. Суд констатировал нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции в исследуемом аспекте (п. 164 Постановления от 9 октября 2008 г.).

При рассмотрении дела "Рожков против Российской Федерации" Суд установил, что 21 апреля 2000 г. заместитель Генерального прокурора РФ санкционировал продление срока следствия и заключение заявителя до 28 мая 2000 г. Четыре дня спустя, 25 апреля 2000 г., заявитель оспорил в суд законность продления нахождения его под стражей и ходатайствовал о его освобождении. Жалоба поступила в районный суд 26 апреля 2000 г. и не рассматривалась до 26 мая 2000 г. Принимая во внимание оцениваемую продолжительность времени, а также факт, что рассмотрение жалобы заявителя не охватывало анализа особенно сложных вопросов, принимая во внимание иные обстоятельства, Суд посчитал, что ходатайство заявителя об освобождении не было рассмотрено оперативно, как того требует п. 4 ст. 5. Что касается второго аргумента властей Российской Федерации, Суд отметил, что соответствие действий властей, включая суд, национальному праву может относиться к оценке вопроса об оперативности, требуемой в силу п. 4 ст. 5 Конвенции. Однако национальное законодательство определяет трехдневный период, отсчитываемый с даты получения материалов дела. В свою очередь, Суд для оценки соблюдения требования оперативности обращает внимание на момент подачи жалобы, поэтому ссылка на соблюдение судом национального права является недостаточной для оправдания допущенной задержки. Соответственно, имелось нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции ("Рожков против Российской Федерации", п. п. 120 - 125 Постановления от 19 июля 2007 г.).


Примечание. Власти Российской Федерации утверждали, что нарушения сроков не было, так как в силу ст. 220.2 УПК РСФСР судья должен рассмотреть жалобу о законности ареста в течение трех дней с момента поступления к нему материалов дела. Как усматривается из документов, материалы поступили в суд 25 мая 2000 г. и на следующий день, т.е. 26 мая 2000 г., жалоба заявителя была рассмотрена. Применительно к первому аргументу, согласно которому материалы дела находились в прокуратуре до 25 мая 2000 г., Суд указал, что ссылка на тот факт, что дело не было доступно суду, явно недостаточна для оправдания такой длительной просрочки. Если существуют особые обстоятельства, которые способны перевесить необходимость уважения права заявителя на скорейшее рассмотрение вопроса о законности заключения под стражу и обязывают национальные власти отложить на один месяц рассмотрение жалобы, датированной 25 апреля 2000 г., они должны были быть продемонстрированы властями Российской Федерации.


Примечание. За 2009 г. Суд констатировал нарушение п. 4 ст. 5 Конвенции в аспекте неоперативного рассмотрения жалобы заявителя на законность и обоснованность заключения лица под стражу на стадиях предварительного и судебного следствий, а также необеспечения принципа равенства сторон в ходе осуществления процедур, связанных с лишением лица свободы по следующим делам: "Бутусов против Российской Федерации", Постановление от 22 декабря 2009 г.; "Макаренко против Российской Федерации", Постановление от 22 декабря 2009 г.; "Назаров против Российской Федерации", Постановление от 26 ноября 2009 г.; "Исаев против Российской Федерации", Постановление от 22 октября 2009 г.; "Алехин против Российской Федерации", Постановление от 30 октября 2009 г.; "Ламащук против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Ананян против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Бахмутский против Российской Федерации", Постановление от 25 июня 2009 г. (речь шла о прекращении рассмотрения жалобы на законность и обоснованность лишения лица свободы); "Штейн против Российской Федерации", Постановление от 18 июня 2009 г.; "Губкин против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г.; "Попов и Воробьев против Российской Федерации", Постановление от 23 апреля 2009 г. (отсутствие судебного решения применительно неоднократно подаваемых жалоб, касающихся законности и обоснованности лишения свободы заявителей); "Эминбейли против Российской Федерации", Постановление от 26 февраля 2009 г.; "Юдаев против Российской Федерации", Постановление от 15 января 2009 г.; "Худякова против Российской Федерации", Постановление от 8 января 2009 г.


Осуществляя контроль за правомерностью лишения лица свободы, важно иметь в виду, что такой контроль должен осуществляться судом. Соответственно, в аспекте п. 4 ст. 5 Конвенции должны соблюдаться как минимум следующие основные критерии судебного разбирательства: состязательность, присутствие в ходе разбирательства лишенного свободы лица, обеспечение эффективной юридической защиты интересов такого лица, компетентность суда, независимость и беспристрастность, возможность суда освободить лишенного свободы человека. Необходимо иметь в виду, что, принимая фундаментальный характер права человека на свободу, осуществляемый контроль должен быть оперативен. Лишенное свободы лицо не должно находиться в неопределенном состоянии какой-либо период.


6.6. Пункт 5 ст. 5 Конвенции


По делу "Федотов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что п. 5 ст. 5 Конвенции будет соблюден, если национальная правовая система позволяет лицу, лишенному свободы в нарушение п. п. 1 - 4 ст. 5 Конвенции, обратиться за компенсацией. Право на компенсацию, предусматриваемое в п. 5, предполагает, что нарушение одного из предыдущих пунктов установлено либо национальным органами, либо Европейским судом по правам человека (п. 83 Постановления от 25 октября 2005 г. См. также Постановление от 16 октября 2008 г. по делу "Лобанов против Российской Федерации" (п. п. 54 - 59); Постановление от 25 октября 2007 г. по делу "Говорошко против Российской Федерации" (п. 57)). По делу "Федотов против Российской Федерации" Суд, констатировав факт нарушения Российской Федерацией п. 5 ст. 5 Конвенции, указал, что Басманный районный суд пренебрег требованиями заявителя о компенсации вреда, вызванного незаконным задержанием. Басманный районный суд произвольно интерпретировал факты дела, заявив в своем решении, что заявитель "фактически не был лишен свободы", несмотря на явные доказательства обратного ("Федотов против Российской Федерации", п. 86 Постановления от 25 октября 2005 г.).


Примечание. Согласно Постановлению Суда от 25 октября 2005 г., в связи с незаконным задержанием заявителя и несвоевременным исполнением судебного решения о взыскании 3000 рублей, в связи с незаконным привлечением заявителя к уголовной ответственности последний в порядке компенсации морального вреда получил 7400 евро.


По делу "Махмудов против Российской Федерации" Судом был констатирован факт нарушения в отношении заявителя п. 1 ст. 5 в связи с тем, что лишение свободы не было основано на "разумном подозрении" в совершении им правонарушения. Суд посчитал, что необходимо установить, обладал ли заявитель правом на компенсацию за нарушение ст. 5. Оценивая требование заявителя о компенсации, национальный суд ограничил разбирательство изучением вопроса о соответствии действий органов милиции процессуальным нормам, применимым в деле, связанном с осуществлением административного ареста, не касаясь вопроса о разумности подозрений, послуживших основанием для лишения заявителя свободы. Указывая, что административные меры в отношении заявителя прекратились в связи с истечением положенного периода, а не в связи с невиновностью заявителя, национальный суд отметил, что лишение свободы заявителя являлось соответствующим национальному праву. Суд обратил внимание, что российское законодательство ограничивает ответственность органов государства, осуществивших лишение свободы, в том числе при реализации уголовно-процессуальных процедур, привлечении к административной ответственности в виде административного ареста, однако исключает ответственность за осуществление административного задержания (ст. ст. 27.3, 27.5 КоАП РФ в ред. от 30 декабря 2001 г.). В связи с тем что заявитель был подвергнут административному задержанию, только признание факта незаконности указанной меры лишения свободы не является достаточным для присуждения компенсации; заявитель должен доказать наличие вины должностных лиц (ст. 1069 ГК РФ). Более того, если лишение свободы являлось законным в соответствии с национальным законодательством, но противоречило п. 1 ст. 5 Конвенции, указанное нарушение не позволяет обратиться к органам государства за получением компенсации в национальные суды.


Примечание. В настоящее время положения Конвенции о защите прав и свобод человека являются неотъемлемой частью правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ). Поэтому разделение Судом применительно к правовой системе России национального права и конвенционных положений с точки зрения юридической техники представляется некорректным. Невозможно говорить о законности лишения свободы согласно национальному праву и одновременно о нарушении Конвенции. Если власти допускают нарушение Конвенции, то тем самым не соблюдается национальное право. Более того, как известно, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях включил международные договоры РФ в сферу регулируемых Кодексом отношений (п. 2 ст. 1.1).


Отсюда следует, что заявитель не имел возможности обратиться за компенсацией в связи с административным задержанием, осуществленным в нарушение п. 1 ст. 5 Конвенции ("Махмудов против Российской Федерации", п. п. 101 - 104 Постановления от 26 июля 2007 г.).

При рассмотрении дела "Говорошко против Российской Федерации" Суд указал, что согласно Гражданскому кодексу РФ возмещение материального и/или морального вреда с государства возможно, если лишение свободы национальными властями будет признано незаконным. По настоящему делу кассационные инстанции постоянно подтверждали законность лишения свободы и его продления, и поэтому заявитель не имел оснований для компенсации. Более того, государство не предоставило аргументов в том, что национальное право позволяет требовать компенсацию, если лишение свободы не основывалось на относимых и достаточных обстоятельствах или такое лишение превышало разумные сроки. Российское право исключает какую-любую юридическую возможность требовать со стороны заявителя компенсации вследствие нарушения п. 3 ст. 5 Конвенции ("Говорошко против Российской Федерации", п. п. 59, 60 Постановления от 25 октября 2007 г.).


Примечание. За 2009 г. Суд констатировал нарушение п. 5 ст. 5 Конвенции в связи с отсутствием в правовой системе Российской Федерации эффективных средств правовой защиты, обеспечивающих право лица на компенсацию в случае нарушения разумных сроков нахождения лица под стражей, а также неоперативного рассмотрения жалобы лица, касающейся обоснованности и законности лишения свободы, иных случаев нарушения ст. 5 Конвенции, по следующим делам: "Алехин против Российской Федерации", Постановление от 30 июля 2009 г.; "Нолан и К. против Российской Федерации", Постановление от 12 февраля 2009 г.


Как свидетельствует практика судов общей юрисдикции, имеются дела, когда суды признавали незаконным лишение лица свободы и компенсировали причиненный вред. Это было связано, как правило, с явными нарушениями закона. Думается, что в настоящее время было бы также желательно сориентировать суды общей юрисдикции и на рассмотрение дел, связанных с нарушением права лица, обвиняемого в совершении правонарушений, на разумные сроки нахождения под стражей и присуждением соответствующей компенсации (подп. "c" п. 1 и п. 3 ст. 5 Конвенции). Можно предположить, что это сможет способствовать уменьшению количества дел, рассматриваемых Судом по ст. 5 Конвенции.


Практика судов общей юрисдикции Российской Федерации

по реализации ст. 5 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод <*>


--------------------------------

<*> Представлена на компакт-диске. Не приводится.