Ю. рабинович кино, литература и вся моя жизнь

Вид материала

Литература

Содержание Курган «периодика» Виктор Федорович ПОТАНИН. Но страсть, которая пришла к нему в пятидесятые годы Я не могу представить отца без книг и без постоянно окру­жавших его людей. И думается, что его образ надолго сох­ранится в их се Пперебиперебирая письма В годы студенческие Жизнь, война и искусство 1 Курганская партийная организация в Великой Отечественной войне. Документы и материалы. Челябинск: Южно-Уральское книжное изд-в Еще шла война... Мирные дни. Новые заботы И снова кино В учительском институте на подступах к системе В сельской школе Архив автора. Там же. Коммунист. 1987, № 16, с. 54. Там же. Между школой и вузом В сб. «Некоторые вопросы учебной и воспитательной II СИСТЕМА Истоки Готовить учителя После вуза ... Полное содержание

Подобный материал:

• Тема урока: «Вся моя жизнь роман с собственной душой», 69.87kb.
• Древние философы утверждали, что "любовь и голод правят миром", 6242.9kb.
• Мне не пришлось менять профессии в поисках дела, которое оказывалось бы больше по душе., 4922.55kb.
• Мне не пришлось менять профессии в поисках дела, которое оказалось бы больше по душе., 5220.19kb.
• Николай Герасимович Кузнецов. Накануне, 5979.15kb.
• Виссарион Григорьевич Белинский : биография 5 > Научные и литературно-критические труды, 479.76kb.
• «Красною кистью рябина зажглась», 87.1kb.
• Школа – моя жизнь!, 155.12kb.
• Как нас учат, 487.19kb.
• Лекция семья как пространство жизнедеятельности внауке слово «жизнь» используется, 212.9kb.

Ю.РАБИНОВИЧ


^КИНО,

ЛИТЕРАТУРА

И ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ

Юлий Михайлович Рабинович (1918 — 1990) кандидат педагоги­ческих наук, доцент. Один из создателей в стране системы кинообразо­вания и киновоспитания в школе и вузе. Автор ряда книг и учебных про­грамм. Его перу принадлежат сотни публикаций в центральной и местной прессе. Долгое время являлся членом Совета по кинообразованию и кино­воспитанию при Союзе кинематографистов СССР.

Награжден орденом Отечественной войны первой степени, многими медалями. Отличник народного образования СССР и РСФСР.

КУРГАН

«ПЕРИОДИКА»


1991



Рабинович Ю.М. Кино, литература и вся моя жизнь.

Курган: Периодика, 1991. 120 с.


Книга подготовлена по заказу областного производ­ственного киновидеообъединения.

Ответственный редактор:

Виктор Федорович ПОТАНИН.

ОБ ОТЦЕ

В нем меня поражало многое: энциклопедичность знаний, аналитичность ума, ассоциативность мышления, образность язы­ка. Как человек творческий, отец постоянно чем-то увлекался, причем увлекался надолго и всерьез, то это была молодая литература Польши и Чехословакии, то искусство Индии, то революционная поэзия начала XX века. Эти увлечения вы­ливались в газетные и журнальные статьи, книжные публи­кации, в лекции, которые он читал перед самыми разными аудиториями.

Но страсть, которая пришла к нему в пятидесятые годы, — КИНО — оказалась делом всей его жизни. Книжка, которую вы держите в руках, как раз и посвящена этому, в ней рас­сказывается, как мой отец шел к искусству кино и стал тем, кем он стал.

А стал он одним из основателей кинообразования и кино­воспитания в советской школе и вузе, членом Всесоюзного Совета по кинообразованию и киновоспитанию при Союзе кине­матографистов СССР, автором многих статей, книг, учебных программ по данной проблеме, активным участником всесоюз­ных совещаний, проходивших в самых разных уголках страны. Он был руководителем киноклубов, кинофакультативов, кинолек­ториев. И в конце концов создал систему, о которой идет речь во второй части книги.

Будучи уже совсем немолодым и не очень здоровым чело­веком, он с удовольствием ездил по стране и по области, охотно посещал коллективы Кургана, не отказывался практически ни от одной просьбы выступить, рассказать о кино, киновоспи­тании и кинообразовании.

Я не могу представить отца без книг и без постоянно окру­жавших его людей. И думается, что его образ надолго сох­ранится в их сердцах.

Феликс РАБИНОВИЧ


© Юлий Михайлович Рабинович ISBN 5-8282-0003-8




ППЕРЕБИПЕРЕБИРАЯ ПИСЬМА

Письма, письма... Друзья, деятели кинообразования, киноискусства, редакции газет и журналов — от них. Пи­сьма с поддержкой, с советами. Письма с отказами, под­час ничем не мотивированными, с обещаниями, позже не выполненными. За этими письмами — планы, ожидания, душевный подъем и порой опустившиеся руки. Сегодня, однако, по переписке теперь уже давних лет можно прос­ледить, какими путями я шел, где двигался вперед, а где спотыкался, как складывалась курганская модель кино­образования и киновоспитания.

После XX съезда КПСС наступил новый этап в жизни общества. Яркий, обнадеживающий. Во всех сферах жиз­ни, в том числе и в искусстве, просвещении. Я почувство­вал, что наступило время выстраивать новую систему эс­тетического воспитания школьников.

Условия для поисков, эксперимента сложились благо­приятные: работа директором большой сельской школы (1956-1961 годы). Тогда Макушинская школа (именно о ней идет речь) вышла по эстетическому воспитанию в чис­ло лучших в области. Преподавание эстетических пред­метов, лекторий по искусству, художественная самоде­ятельность — все это привлекло внимание педагогичес­кой общественности. Драмкружок ставил Островского, Корнейчука. И даже детская опера известного компози­тора М.Красева родилась в школе. Усилия педагогичес­кого коллектива, понимание происходящего со стороны учащихся — вот что определило успех. В школе проводи­лись областные семинары. Эстетическое воспитание сое­динилось с трудовым. Здесь, в Макушино, возникла на ба­зе совхоза первая в области ученическая бригада.

Практика диктовала необходимость обобщить опыт, поделиться с коллегами. Написал о своем замысле в жур­нал «Народное образование». В марте 1959 года статья была опубликована. В ней рассказывалось о работе лекто-

з

рия, художественных кружков, вечерах и т.д. Кино зани­мало тогда незначительное место, но все-таки в систему эстетического воспитания стало входить. В моей статье на этот счет говорилось: «В целях эстетического воздействия на учащихся мы в последнее время больше, чем раньше, используем кино, один из самых популярных и любимых школьниками видов искусства. Ведь это средство теперь в руках каждого сельского учителя. Весь вопрос заключа­ется в том, как его использовать. Не всегда ученики-зри­тели могут разобраться в идейном содержании фильма, его художественных достоинствах, мастерстве актеров. Помочь им в этом — задача учителя. Нельзя ограничи­ваться демонстрацией фильмов, а их восприятие «пустить на самотек». Следует устраивать обсуждение фильмов и тщательно продумывать такие обсуждения: готовить встречи, могущие вызвать споры, стимулировать само­стоятельные высказывания учащихся.

К обсуждению фильма «Тихий Дон» были намечены вопросы, которые помогли учащимся проанализировать фильм со многих сторон. Начали мы практиковать и но­вую форму: к примеру, перед демонстрацией фильма «На графских развалинах» учитель произнес вступитель­ное слово о А.П.Гайдаре, его повести «На графских раз­валинах», остановился на истории произведения и его идейном содержании. Это выступление помогло учащим­ся лучше понять фильм.

Вспоминается эта статья потому, что оперативно отозвал­ся журнал на опыт сельской школы. Позже столкнусь и с другим отношением некоторых центральных органов к учительским исканиям, к опыту, который не соответство­вал сложившимся стереотипам, залежалым инструкциям. В последние годы все, к сожалению, повторяется вновь. Переезд в Курган многое изменил в планах, научных интересах, душевных пристрастиях. Резко усилилась де­ятельность, связанная с кинематографом. Сохранились поиски в области литературы. То и другое было нацелено на школу. Но в Кургане прибавился вуз.

Письмо от критика Александра Петровича Свободина от 1 2 августа — ответ на мое письмо. Я посылал материал в «Искусство кино» и просил Александра Петровича уз­нать о его судьбе. Он написал мне: «Ваших ребят я не за­был и очень хорошо о них вспоминаю, чему свидетельст-

во 14 номер «Советского экрана», который Вы вот-вот по­лучите в Кургане».

Вскоре пришел журнал и в нем на двух страницах (по­лный разворот) статья «От открыток до открытий». Она — о кружке любителей кино в школе № 27 города Кургана, организованном мною в самом конце пятидесятых годов. К кружку я еще вернусь, но здесь хотелось бы привести лишь одну цитату из журнальной статьи: «Для ребят ког­да-то кино—это было все, в их духовной жизни оно победило книгу. Познакомившись с кино поближе, начав изучать его, они стали строже к нему, разборчивее и, что замеча­тельно, почувствовали: не единым экраном жив человек! Надо читать, надо знать литературу, искусство, тогда бу­дет интереснее заниматься кино, глубже его понимать. Может быть, кинокружки призваны лечить «кинобо­лезнь» и воспитывать кинолюбовь — сознательную и тре­бовательную... Страсть к открыткам должна перерасти в потребность открытий в искусстве.

Кинокружки — вот сила, которая переубедит зрителя, ратующего за «Черноморочку», «Неизвестную женщи­ну», за пошлость и бездумие на экране. В этом меня убе­дили тринадцать человек, изучающих кино в городе Кур­гане».

Письма, письма... Еще в школе осознал, что кинообра­зование — потребность времени. Стал писать, вносить предложения, но' встречал в разное время от разных лю­дей отписки. Примеры: из «Советской культуры». «...Ваше письмо мы направили в Управление по производству фи­льмов с просьбой учесть Ваше предложение создавать фильмы о школе и воспитании». Кому послали? Зачем? Тревогу надо было бить, что кинематограф почти равноду­шен к школе, а здесь пересылка взволнованного письма в ве­домство, где, конечно, оно легло, как говорят в таком случае, под сукно, а скорее — в корзину.

Статью в «Учительскую газету» я направил тогда, когда накопился опыт и было о чем сказать. Газета ответила: «Прошу извинить за задержку с ответом. Вашу статью «По выбору школьников» мы в ближайшее время исполь­зовать не сможем. Оставляем ее в портфеле редакции: если представится возможность, опубликуем позже». Под­писавшая письмо А. Орлеанская ничем не рисковала. Сей­час нет возможности опубликовать (почему?), а позже, если представится возможность. Последняя не появилась.


4

5

Не появилась в тот год и через двадцать лет. И даже в пере­строившейся «Учительской газете» проблема «Кино и школьник» так отражения и не нашла. И даже в то время, когда плохое кино калечило ребят, а хорошее до них не доходило.

И, наконец, еще одно письмо того же плана — из жур­нала «Литература в школе». Шел 1978 год. Теперь за пле­чами у меня многое: два школьных кружка, студенческий клуб в пединституте, спецкурсы и спецсеминары на исто­рико-филологическом факультете, много публикаций. Есть очевидные результаты, но еще больше проблем, не­отработанной методики, давления инструкций, строгих министерских предписаний. Очень серьезным я считал вопрос о фильмах-экранизациях, способных помочь про­чтению литературного произведения, но и нередко нано­сящих вред тому же произведению литературы. Я видел при постоянном общении со школьниками падение инте­реса к книге, вытеснение последней кинематографом, те­левидением, а позже — эстрадной музыкой. В установле­нии глубокой связи между литературой и кино в школь­ной практике заключались мои поиски. Они диктовались тревогой за преподавание литературы, за судьбу худо­жественной книги. Меня волновало падение культуры пи­сьменной и устной речи учащихся. Дальше я напишу о моих усилиях и усилиях моих учеников, о достигнутых ре­зультатах, о их теоретическом обосновании и практичес­кой реализации. Здесь же вернемся к письму литератур­но-методического журнала. Я написал статью, в заглавии которой выражена ее идея: «Киноискусство — союзник литературы в эстетическом воспитании школьников». Кстати, за десять лет до этого я защитил диссертацию «Взаимодействие литературы и кино в эстетическом вос­питании школьников». Своими тревогами делился в докла­дах и выступлениях на заседаниях Совета по кинообразо­ванию.

Выступая в качестве докладчика от СССР на Междуна­родной консультативной встрече («Вопросы преподава­ния основ киноискусства в средней школе и некинематог­рафических вузах») в 1975 году, я говорил: «Мне кажет­ся, учитель языка и литературы в школе должен быть и учителем кино. Именно в процессе изучения литературы ученик знакомится с природой искусства вообще, с сущ­ностью художественного образа, с художественными

6

средствами. И эти знания должны, на мой взгляд, опреде­лить их путь к познанию кино — другого смежного искус­ства. И то обстоятельство, что именно словесники в школе взялись за это дело, видимо, определяется не только ди­дактическим сходством литературы и кино, о чем здесь шла речь, не только-известной общностью этих искусств, но и тем, что урок литературы или внеклассной работы по литературе — наиболее близкий путь к познанию ки­но».*

Тема эта затронута в моих многочисленных статьях. И мне казалось, что кто-кто, а журнал должен прежде всего заинтересоваться нашим опытом. Так я думал. С такой мыслью писал статью. Опирался при этом не только на свой опыт , опыт коллег, но и на социологические иссле­дования. Вытесняется ли книга ее экранизацией? Вытесня­ется — писал я тогда. Из 500 опрошенных учеников почти все смотрели фильм «Чапаев» и только трое прочли ро­ман Дмитрия Фурманова. Из 1768 учеников — зрителей фи­льма «Два капитана» лишь 240 прочли роман В.Каверина и 31 захотели его прочесть после фильма. Разве не убеди­тельно! На полях возвращенной рукописи есть любопыт­ные редакторские пометки или знаки вопроса, свидетель­ствующие о полном незнании того, что происходит в ре­альной жизни, в реальной школе. Там, где я делюсь опы­том чтения в Курганском пединституте спецкурсов: «Рус­ская литература и кино» и «Советская литература и кино», стоит огромный знак вопроса. Дескать, зачем подобные курсы нужны. В ответе, подписанном зам.главного редак­тора, говорится: «Редакция рассмотрела Вашу статью «Киноискусство — союзник литературы в эстетическом воспитании школьников». В ней затронуто несколько се­рьезных вопросов, но ни один не раскрыт обстоятельно. Часть суждений весьма спорна или не обоснована. Пози­ция Ваша в отношении «вытеснения» литературы кино­фильмами не ясна».

Что верно, то верно: ни один вопрос не раскрыт обсто­ятельно (к слову, я понимаю несовершенство статьи и се­годня написал бы ее иначе). Да может ли один человек все решить до конца? Но, что признает редакция, я под­нял серьезные вопросы. Это могло бы быть началом раз­говора. Другие бы дополнили, согласились или возрази-

* Информационный бюллетень комиссии по международным связям. № 75. М.: СК СССР, 1975. С.72.

7

ли. Редакция не предложила мне раскрыть каждый воп­рос обстоятельней. Засомневалась редакция и в том, что книга подменяется фильмом. И не знала об этом или боя­лась признаться. Последнее вело к выводу о пробелах в методике. Вот и вся эта грустная история. Не все, разуме­ется, статьи печатаются. Не все, конечно, удачные. Но в данном случае дело не в ущемлении авторского самолю­бия. Сказалась консервативность мышления методичес­кого журнала.

К этому письму не было бы смысла возвращаться (ма­ло ли неопубликованных статей, даже чрезвычайно важ­ных), если бы что-то изменилось потом, если бы с этими же проблемами выступили другие исследователи или учителя. Нет, никто не выступил. И через 10 лет, т.е. в 1987 году, журнал возглавлял все тот же Д.Л.Устюжанин. Заместителем у него все та же Я. Нестурх. И все так же журнал делает вид, что нет кино и что сочинения пишут­ся по Л.Толстому, а не по С.Бондарчуку. И уже совсем не­давно журнал «Семья и школа» не принял моей статьи о родительском киноуниверситете. Статья не подошла по профилю журнала, который не занимается методикой работы с родителями. (Почему?). В ответе содержится толковый совет, которым вероятно, нужно воспользо­ваться. Одним словом, к «Семье и школе» у меня претен­зий нет. Так складывались мои отношения с педагогичес­кой печатью. Педагогические искания, эксперимент и опыт поддержали кинематографические органы, газета «Правда», «Известия», «Советская культура».

В годы студенческие

Я учился в Смоленске, бывшем центре Западной об­ласти, в которую входил город Клинцы — моя родина. Смоленщина—край исторический. Смоленск—один из са­мых старых русских городов, стоявших на пути «из варяг в греки». За время учебы я основательно позна­комился с выдающимися произведениями русского зод­чества, смоленской архитектурой. Смоленщина — роди­на Глинки, Тютчева, Коненкова. Здесь бывал Пушкин. Смоленщина дала народу талантливых художников, поэ­тов, а в годы Великой Отечественной войны — сотни, ты­сячи героев.

8

Поступив в институт в 1936 году, я попал в среду нео­быкновенную, в удивительную литературную атмосфе­ру. В институте существовала прекрасная традиция: приг­лашать для выступлений перед студентами видных писа­телей, деятелей искусства. На эти выступления мы ходили с радостью, с наслаждением, погружаясь в живой про­цесс творчества. Остались навсегда в памяти выступления А.Макаренко, П.Бровки, Е.Долматовского и многих дру­гих. Со Смоленщиной связаны имена поэтов, которые се­годня уже являются классикой. Здесь родились А. Твар­довский, Н. Рыленков.

Для нас, страстно влюбленных в литературу, настоящим праздником являлось посещение Дома писателей. При­сутствуя на докладах, дискуссиях, студенты постигали тайны творчества. По мере сил и возможностей мы при­общались (порой стихийно) к литературному процессу: вы­пускали литературную газету, выступали на встречах с пи­сателями, устраивали свои диспуты. Не хватало знаний, но любви к литературе, энтузиазма, привязанности к писате­лям-землякам было предостаточно.

Студенты тоже писали. И, кстати сказать, на свет появ­лялось немало хороших стихов, которые читали и рецен­зировали настоящие поэты. Стихи эти печатались в стен­ной печати, читались вслух, проникали в газеты.

Я опубликовал в нашей литературной газете статью о Пушкине. Поощрял творчество, стимулировал серьезное отношение к литературе декан факультета, известный фольклорист Павел Михайлович Соболев. До хрипоты спорили о современных поэтах и писателях, Задолго до того, как мы приступили к изучению советской литерату­ры, был прочитан роман «Железный поток». Дело в том, что в Смоленске жил и работал Ковтюк — прототип героя романа Кожуха. Нам он часто встречался на улице, когда мы шли на занятия. По всему по этому мы досконально изучили роман А.Серафимовича.

У одного молодого преподавателя, темпераментного пропагандиста литературы родилась дочь. Отец назвал ее Роменой — в честь французского писателя Ромена Роллана. Когда в адрес счастливого отца пришло письмо из Франции, от знаменитого писателя, нам казалось, что оно адресовано всем нам, что это все мы — отцы Ромены. Студенческие толпы стояли у газеты, напечатавшей пись­мо Р.Роллана. Счастливая пора, светлые воспоминания!


9


Встречи с Михаилом Васильевичем Исаковским — яв­ление особого порядка. Они оставили след в прошедшей через десятилетия моей и моих сокурсников жизни. Об Исаковском мы слышали до поступления в институт — он был уже в то время известным поэтом. До первой встре­чи о нем, как о талантливом поэте-земляке, говорили на­ши преподаватели. К встрече мы были готовы. Встречу ждали. Хорошо помню актовый зал института, набитый до отказа. В зале — истинные поклонники поэта и поэзии. Когда на рубеже 50-60-х годов в Москве шумно выс­тупила группа поэтов на площади Маяковского и в зале Политехнического музея, представлялось, что наступила какая-то новая эпоха в поэзии, в ее восприятии и оценке. Поэты пришли к читателю, стали с последним непосред­ственно общаться — как все это здорово! Забывалось при этом, что в традициях советской поэзии — общение с за­интересованными читателями. Традиции Маяковского всегда были живы, их продолжали поэты иных времен. Им внимали читатели иных периодов в жизни страны. Мы, молодые люди 30-х, с таким же упоением, восто­ргом слушали своих современников, как молодые люди 20-х годов — своих. Поэтические вечера в Смоленском педагогическом институте во второй половине 30-х го­дов — тому веское доказательство.

И все же выступления М.Исаковского отличались от многих других. Через толстые стекла очков на нас смот­рели добрейшие глаза. В нем поражала скромность. Ни грана высокомерия, заносчивости. Ведь известный поэт выступал перед зелеными юнцами. Он всегда вниматель­но слушал всех, кто выступал до него и после него. Яков Хелемский в книге «Двойная ноша Пегаса» говорит об Исаковском-переводчике, обращает внимание на требовательность поэта к своим переводам. Требовате­лен он был и к своим собственным, оригинальным стихам. Скромность была присуща его манере чтения: без крик­ливости, повышенной нервозности. Читая новые стихи, поэт не спешил нас уведомить, что написал шедевры (а они таковыми оказались впоследствии). Он как бы гово­рил: «Послушайте, оцените. Может быть, что-то удачное

я написал».

М.В.Исаковского высоко оценил М.А.Горький на са­мой ранней ступени его творчества. Горький писал: «Ми­хаил Исаковский не деревенский, а тот новый человек, ко-

торыи знает, что город и деревня — две силы, которые отдельно одна от другой существовать не могут, и знает, что для них пришла пора слиться в одну, необоримую творческую силу, — слиться так плотно, как до сей поры силы эти никогда и нигде не сливались»*. О простоте Сти­хов Исаковского уже написали литературоведы. Мне же хочется сказать, что совсем не простая по глубине прос­тота его стихов покорила на всю жизнь нас — студентов 30-х.

Не менее мудрые, но произнесенные в более позднее время слова принадлежат другу Исаковского, нашему же смольчанину А.Т. Твардовскому. А. Т. Твардовский учился в нашем институте, куда он поступил без экзаме­нов, но с обязательством сдать в первый год экзамены за среднюю школу, которую не кончил. Он выполнил зада­ние, выровнялся с однокурсниками, с третьего курса ушел и доучивался в Москве. Мы его не застали, но легендами о нем жили. Помнится, как послали преподавателю запис­ку: «Правда ли, что Вы поставили Твардовскому по древ­нерусской литературе тройку?» Мы не встретились с поэ­том, но уже хорошо знали «Страну Муравию». К велико­му сожалению, мне и позже не удалось встретить и пос­лушать великого Твардовского. Но ручаюсь, что прочел все, написанное им. Так вот что писал Александр Трифо­нович о своем земляке: «М.Исаковскому, земляку, впос­ледствии другу, я очень обязан в своем развитии. Он еди­нственный из советских поэтов, чье непосредственное влияние я всегда признаю и считаю, что оно было благот­ворным для меня. В стихах своего земляка, уже известно­го в наших краях поэта, я увидел, что предметом поэзии может и должна быть окружающая меня жизнь советской деревни, наша непритязательная смоленская природа, собственный мой мир впечатлений, чувств, душевных привязанностей. Пример его поэзии обратил меня в моих юношеских опытах к существенной объективной теме, к стремлению рассказать и говорить в стихах о чем-то инте­ресном не только для меня, но и для тех простых, не иску­шенных в литературном отношении людей, среди кото­рых я продолжаю жить»**.

* Горький М. Соб. соч. Т 24. М.: ШХЛ, 1953. С. 312.

** Твардовский А.. Стихотворения и поэмы. Т. 2. M.: ШХЛ, 1954. С. 89.


10

11

Стихи и песни М.Исаковского прошли через грозные испытания, через всю войну. Могли ли мы тогда в скром­ном актовом зале нашего института даже как-либо пред­видеть, что «Катюша» нашего любимого поэта будет зву­чать на всех континентах, приобретет мировую славу. Тысячи фронтовиков не смогут без слез слушать на кон­цертах, демонстрациях, в домашнем застолье песню «В лесу прифронтовом», песню «Враги сожгли родную ха­ту». Сотни раз я повторял строки этих песен, и чем даль­ше отодвигаются от нас годы войны и тяжких испытаний, тем больше я плачу — плачу вместе с солдатом Исаков­ского. Недавно я вычитал любопытный факт: когда рим­ский папа принял итальянских партизан, а среди них были и русские, они вошли в Ватикан с пением таких песен, как «Катюша», «Враги сожгли родную хату», «Летят перелет­ные птицы», «Осенний вальс».

Общение с Михаилом Васильевичем Исаковским — плодотворнейший этап в нашей жизни — жизни учителей-словесников, исследователей и просто любителей и цени­телей подлинной литературы.

Тогда же, в счастливую пору студенчества в мою жизнь неожиданно и сильно вошел Николай Иванович Рыленков. Сейчас о нем написаны интересные книги, изданы сборники воспоминаний. Но тогда... Он не был таким из­вестным поэтом. Ыы не ставили его рядом с его знаме­нитыми земляками: М.Исаковским и А.Твардовским. В большинстве воспоминаний перед нами встает уже более поздний Рыленков (Отечественная война, послевоенный период).

Многое мог сказать и сказал критик Андриан Македонов. Они были однолетками и друзьями, вместе работали до августа 1937 года ( очевидно, месяц назван Македоновым не случайно: в это время он был незаконно репрессиро­ван). Я помню Македонова, помню и его выступления. Его воспоминания о Н.Рыленкове представляют, конечно, ис­ключительную ценность. В статьях и книгах о Николае Рыленкове встает перед читателем не только яркий своеоб­разный поэт, но и на редкость образованный человек, знаток мировой поэзии, наставник молодежи, мудрый редактор. Со всех этих сторон мы — студенты — Рыленкова тогда еще не знали и не могли знать. И, может быть, в его жизни не наступила пора высшей поэтической зре­лости и многообразия таланта.

Я поступил в институт через три года после того, как Николай Иванович его окончил. Старше он был меня на девять лет. И казался поэтому для нас — первокурсни­ков — если не стариком, то «сильно старшим» товари­щем. Я не оговорился: товарищем. Мы часто провожали его, гуляли вместе по улицам города. И он читал, читал нам свои и чужие стихи. Не берусь сегодня привести наз­вания читаных стихов. Может быть, среди них были и эти: «Не спрашивай про юность...», «Август», «Тюнино», «Иду тропинкой полевой». А, быть может, и другие. В па­мять вошли его любовь к природе, дар ее описывать. Он и войдет в советскую поэзию как мастер пейзажной лири­ки. Николай Иванович приглашал нас, любителей литера­туры, в Дом писателей (к слову, и тогда не все студенты литфака страстно почитали литературу и свою будущую специальность, хотя тогда таких студентов было меньше, чем сейчас). Рыленков ввел нас в огромное царство поэ­зии. В Смоленском педагогическом институте Н.Рылен­ков с упоением слушал лекции по древней русской лите­ратуре, которые читал вышеупомянутый профессор П.М.Соболев, влюбленный в культуру русского средневе­ковья и умевший своей безграничной влюбленностью заразить слушателей. Мир устных сказаний и древнерус­ских памятников становился близким, твоим. В годы моей учебы Павел Михайлович возглавлял факультет. Как де­кана его боялись страшно. Как преподавателя — страшно любили. Помню как-то раз, по выходе из института Павел Михайлович подошел ко мне и сказал: «Проводи меня до дома!» Неповторимая и радостная прогулка!

Профессор не поучал меня, что надо хорошо учиться. Он говорил о своем боге — литературе. Сколько лет прош­ло — помню. Отличные оценки, поставленные мне Соболе­вым по фольклору и древней русской литературе, — са­мые ценные. Больше того, совершенно определенно мо­гу сказать, что курсы Соболева я перед выпуском из инс­титута знал лучше, чем русскую литературу XIX века и да­же советскую. Так он учил. Нечему поэтому удивляться, что Н. И. Рыленков получил от профессора заряд, привед­ший его к «Слову о полку Игореве». А они оба повлияли на меня, как и на многих других. Их жизнь в литературе стала частицей нашей жизни. Любили мы «зарубежника» Леонтия Герасимовича Сагарева. Именно он привил мне желание заниматься наукой. К еще - к одному своему вузов-


12

13

скому преподавателю, доценту кафедры методики лите­ратуры Василию Ивановичу Сорокину я вернусь позже. Моя дружба с ним возникла после войны, когда он, буду­чи профессором, возглавлял кафедру литературы в Ки­ровском педагогическом институте.

На четвертом курсе, не дав закончить институт, груп­пу студентов отправили в освобожденные области Запад­ной Белоруссии, в город Пинск. Началась очень краткая по времени страница моей биографии. Нам предстояло обучать русскому языку студентов учительского инсти­тута и педучилища — белорусов и поляков. По окончании нескольких месяцев мы съездили в Смоленск, сдали го­сударственные экзамены, не очень к ним подготовив­шись, и возвратились к своим необыкновенным ученикам. Мы мало умели, совершали ошибки, но чувствовали себя полпредами советского учительства, страны в новой , вна­чале по мировоззрению чуждой нам среде. И самое важ­ное — мы принесли к другим людям знание литературы. В Пинске я женился на своей сокурснице. С ней прошагал десятилетия до самой ее преждевременной и, по сущес­тву, трагической смерти.

22 июня 1941 года началась война. Началась она в тот же день и для меня. Я почти никогда не рассказываю о сражениях, в которых участвовал. Подвига не совершил, делал то, что и другие: трудился. Честно. Как повелевал долг. Как требовала страна. Что вытекало из довоенного воспитания.

17 февраля 1942 года для меня война закончилась. После тяжелого ранения — госпитали, возвращение в тыл. Шесть лет на костылях. Седьмая или восьмая опера­ция. Точно не помню. Тяжко. Но еще шла война и на нее теперь уже нужно было работать в тылу.

Жизнь, война и искусство

В своих публикациях о кинообразовании, о своем опы­те началом своей деятельности считал кружок по кино в школе № 27. Юридически, так сказать, это правильно. Фактически же все гораздо сложнее и интереснее. На войну мы пришли с фильмами 30-х годов. Кино — после ли­тературы в школе и вузе занимало прочно второе место. Конкурентов у него не было. В студенческие годы филь-

14

мов почти не пропускали. Об изучении экранного искус­ства речи не* шло. Не припоминаю, чтобы читал какие-ли­бо журналы по кино в ту пору. Но теперь, через десяти­летия, могу твердо сказать: кино воспитывало, патриоти­чески заряжало. Много раз пересмотренный «Чапаев» вступил с нами в грозный сорок первый год. На улицах го­рода Орла в том же мучительно тяжелом году мы пели песни из «Трактористов».

О фильмах военных лет написаны книги, статьи, глу­бокие исследования. А о зрителе того времени? Вот о нем, т,е. о себе, своих товарищах, о влиянии на нас кине­матографа я и ,хочу рассказать.

Не знаю, имело ли кино такого благодарного зрителя потом, после войны. Зрители жадно внимали экрану. Все человечество, представленное героями фильмов, дели­лось на «наших» и «немцев». Другие герои попросту от­сутствовали. Не смущало, что в некоторых фильмах враги утрированы, слишком глупы. Верили, что «наши» легко одолевают врагов («Секретарь райкома»). По истечении десятилетий думается, что такие фильмы в такое, как первый период войны, время, являлись велением време­ни. Книги нужно писать о фронтовом и тыловом зрителе. Я видел и того и другого.

Роль киноискусства высоко оценивалась партией. На­род его принимал, как самое насущное. Сражающийся экран вел к победе сражающийся народ. В книге «Курган­ская партийная организация в Великой Отечественной войне», изданной в 1975 году, т.е. к 30-летию Победы, со­держится документ, который произвел на меня исклю­чительное воздействие и на который я часто теперь ссылаюсь. Курганская область, как известно, образовалась Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 февра­ля 1943 года. 4 января 1944 года бюро обкома ВКП(б) вновь образованной области принимает среди других ре­шений решение, прямо касающееся нашей темы: «О сос­тоянии кинообслуживания сельского населения». За сухи­ми формулировками — идеологическая, если можно так выразиться, мудрость. Не имею права не процитировать это необыкновенное постановление. Беру лишь отдель­ные выдержки:

«I. Обязать начальника областного управления кино­фикации тов. Славникова: а) не позднее 15 февраля с.г. восстановить и пустить в работу звуковые стационарные