Ю. рабинович кино, литература и вся моя жизнь

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

31

вальский» и др.). Не забудем, что их авторы — известные мастера кино.

Изучение жизни замечательных людей в образовательном и воспитательном значении — благо. Привлекая такие фильмы, мы открывали неведомые студентам страницы истории, науки, искусства. Многострадальный «Мичурин» Александра Довженко — событие в искусстве, классика. Говорить о нем, привлекать к нему внимание наших воспитанников являлось нашим долгом. Мы возвращали на экран картины второй половины 40-х годов и они представали перед студентами как новые. Вслед за новыми фильмами шли обсуждения.

Неожиданно появилось на советском экране индийское кино поселится надолго в нашей стране, приобрели у зрителей индийские фильмы приобрели необыкновенный. Требовались объяснения, элементарные толкования. Кто же их мог дать? Если у меня самого отсутствовали самые примитивные сведения об индийском кинематографе. Засел за книги об Индии, ее культуре, чтобы в контексте последней рассмотреть и разъяснить просто содержание индийских фильмов. Вскоре я немало уже знал не только о литературе огромной страны, ее легендах, религии, но и о зодчестве. Кто знал тогда, что индийское кино поселиться надолго в нашей стране, приобретет чрезвычайную популярность и своей коммерческой направленностью вытеснит значительные экранные произведения. Таким образом, киноискусство превратилось в заметный элемент той системы, с помощью которой мы стремились сформировать эстетическую платформу будущих словесников. Истины ради, однако, нужно сказать еще и еще раз, что внутренней связи между тем, что мы делали по литературе, изобразительному искусству не существовало. Связь такая напрашивалась, но ни теоретически, ни практически она не возникала. Сумели связать литературу с музыкой, живописью, театром.

Смежные искусства углубляли знания по литературе. Устанавливались прочные межпредметные связи. Киноискусство осталось вне их. Оно у нас утверждалось автономно. У меня уже имелся опыт «рассказывания» фильмов, даже обсуждения их, на уровне более эмоциональном, нежели эстетическом. Я мог растолковать проблемы, тему фильма. Но не поэтику. Для этого не хватало главного — знания кино.

В яранский период произошла встреча с человеком, которую в моей жизни трудно переоценить. Речь идет о крупном советском методисте* Василии Ивановиче Сорокине. В Смоленском институте он вел курсы методики литературы, русской литературы XIX века, руководил педагогической практикой. Я слушал у него методику и под его непосредственным руководством проходил школьную практику по литературе. Жена Василия Ивановича Анна Андреевна Федорова являлась преподавателем методики русского языка. Мои уроки по литературе оценил Василий Иванович на «хорошо». Я же, будучи отличником, надеялся на высший балл. Однако все было справедливо. Много дал нам Василий Иванович, что оценено было гораздо позже. Потом война, Шадринск. И вдруг встреча в Кирове, изменившая ход моих дел, поломавшая замыслы. Доцент В. И. Сорокин, заведовавший кафедрой литературы, имел аспирантуру по методике. В ней я стал сдавать кандидатские экзамены. Кроме философии, по всем экзаменам получил отличные оценки.

Василий Иванович — передо мною его биография — сын крестьянина из слободы Смоленской губернии, благодаря неустанному труду пробился в интеллигенцию. Порой казалось, что он по образованности, тактичности, уважительности, проявлявшейся в общении со студентами, коллегами, прямой потомок представителей русской интеллигенции.

Хочу привести один из ряда вон выходящий факт. После объявления мне оценки за кандидатский экзамен по литературе Василий Иванович в присутствии комиссии пожал мне руку. И здесь я узнал, что он при отличном ответе так поступал всегда. Что это такое? Интеллигентность. Теперь четко обозначалась сфера моих интересов: школа, методика, эстетическое воспитание. Василий Иванович Сорокин — крупнейший методист. Не случайно ему присвоили звание профессора без защиты диссертации. В 1955 году в Яранск прислал он мне свою книгу «Анализ литературного произведения в средней школе», в 1960— «Теорию литературы» — пособие для учителя. Листаю сейчас эти книги и думаю: до чего же мы забывчивы, беспамятны. Без конца изобретаем велосипеды. Справедливо пишем об опыте учителей-новаторов, а методичес-

32

33

ким наследием не пользуемся. Вся наука — в рекомендациях журнала «Литература в школе». Почему исчезли из библиотеки учителя книги крупных методистов? Нет оправдания. Тончайшим образом В.И.Сорокин учит анализировать не только образ-персонаж, но и образ-пейзаж, образ-вещь, образ-символ. Не видел я в наше время на уроках литературы подобного анализа.

С той кировской встречи, сдачи экзаменов началась дружба с Василием Ивановичем, которой горжусь и которой обязан многим из того, что имею в себе. Даже исследованиями по кинообразованию, которыми мой учитель совершенно не занимался. В яранский период мы встречались и переписывались. Позже — только переписывались. Хотел Василий Иванович взять меня на кафедру. Не получилось. Но до самой смерти Учителя я получал его письма. Получал и храню. Храню до сих пор. Письма Василия Ивановича в Яранск. О чем они? О своих и моих делах. Всегда обстоятельные и благожелательные. Мудрые, ненавязчивые советы. Педагогические раздумья. На одном из предметов переписки остановлюсь чуть поподробнее. Речь идет о моей диссертации. Аспирантура по методике — то и диссертация по методике. Чего желать лучшего, если рядом такой научный руководитель, заметнейшая фигура в методическом мире. Защита обеспечена. Оппонентов искать не нужно. Крупнейшие методисты отозвались на просьбу Василия Ивановича. Оставалась «мелочь» — написать хорошую диссертацию. Тему нашел сам. Не помню только как. В черновом варианте она имела такое название «Методические взгляды В. Г. Белинского».

В письмах к Василию Ивановичу и при встречах с ним я изложил смысл работы. Помню свой замысел и сейчас. Речь шла не только о педагогическо-методических высказываниях Белинского, изложенных и в известных статьях, и в маленьких рецензиях, что само по себе интересно и важно. Я полагал, что советская методика должна, рекомендуя те или иные приемы анализа литературного произведения, обратиться к тем принципам великого критика, которые лежат в основе гениального разбора Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Мечталось написать диссертацию, где можно было бы показать, как умел целостно подойти к произведению Белинский, как, к примеру, читая «Евгения Онегина», он всесторонне освещал идеи,

34

проблемы, поставленные Пушкиным, и, доходя до каждой строчки, открывал читателю великое поэтическое мастерство основоположника русской литературы. Белинский не расщеплял роман или повесть на «черты» героев и художественные особенности. Все в единстве. Все с глубокими нравственными и эстетическими выводами. Когда я окунулся в Белинского, перечитывая том за томом, я понял, что учителю середины XX столетия есть чему учиться у Белинского, впрочем, как и у Чернышевского, Добролюбова. Василий Иванович задумался над предложенной темой. Ведь ему предстояло ею руководить. О ней шел разговор в нашей переписке. 10 июня 1955 года я получил письмо от Сорокина,, где он писал: «Тема, конечно, сложная, но я уверен, что Вы с нею справитесь: у Вас есть и необходимая эрудиция в области литературоведения, и методический опыт, и творческий подход к делу».

В смысле изучения работ Белинского все двигалось сначала довольно быстро. Росло количество выписок. В голове роились идеи, выстраивались пути их реализации. Однако постепенно дело замедлялось, потому что поползли слухи о ликвидации учительских институтов. Предстояло искать работу. Василий Иванович писал мне 18 ноября 1955 года: «Вас я ругаю. Почему Вы молчите, почему не тормошите меня вопросами, не сообщаете, как идет дело?» И далее: «Мне чертовски хочется, чтобы Вы «выжали» из Белинского все то, что содержится там ценного для советской методики литературы, и мне кажется, — там очень много ценного».

Молчание затянулось. Институт ликвидировали. И я с семьей возвращался в Курганскую область, где жили родители, где трудился сам. Что меня ждало, не знал. Во все описанные мною годы верным помощником являлась жена Дора Ильинична Баевская. Учительница литературы, завуч одной из яранских школ, она тоже прониклась Белинским. И как практик давала ценные советы. Жена — моя первая и последняя любовь. В мою жизнь войдет кино. Будет им заниматься и Дора Ильинична. Честно скажу: не будь ее — не защитил бы я кандидатскую диссертацию. Проживи она дольше — могла быть и докторская степень. Хотя и не в ней смысл. Степень ради степени — удручающее явление наших дней. С уходом вечно любимой жены — ушла жизнь. Произойдет это в 1971 году. Чуть позже, один за другим, уйдут родители — удиви-

тельные люди. Об отце я напишу в 1975 году статью, статью не просто об отце, а о мудреце, чьих способностей схватывать любое жизненное событие в сцеплении с другими, в перспективе, я сам так и не достиг. Меня ждала школа, практическая работа. От Белинского я ушел. Белинский — моя боль и ошибка. Не знаю, может кто-нибудь и написал то, что не написал я. Я не встречал. Но знаю одно: методические взгляды Белинского так в методику, а, следовательно, в преподавание литературы и не вошли. Они и сегодня чрезвычайно актуальны. К сожалению, не мне суждено донести их до учителя.

В сельской школе

В газете «Правда» от 22 ноября 1987 г. прочел: «Непростое это занятие — перебирать свою жизнь». Не только непростое — тяжкое. Но нужно. Чтобы твои ошибки, срывы не повторяли твои дети, внуки, ученики. Чтобы из твоего опыта взяли крупицу доброго, полезного, потом добытого.

В Курганском пединституте вакансий не оказалось. Посоветовали до получения ставки поработать годик-два в сельской школе. Сосватали на должность директора Макушинской средней школы. Пребывание в школе затянулось. О чем не только не жалею, но благословляю судьбу за такой подарок.

Макушино — в те времена —- рабочий поселок, ныне — город. Точнее же — большое село. Маленький ремонтный заводик — вся промышленность. Расположённый в восточной части области, с солончаковыми почвами, Макушино при первом хорошем дожде становилось труднопроходимым. Учителя и ученики в школу ходили только в сапогах. Переодевались в школе. Вечером темнота, как в горьковской слободке. Дом культуры —- крошечный. Правда_/станция Макушино считалась узловой. Здесь менялись бригады, подолгу стояли поезда дальнего следования. К ним ходили за продуктами. Свои магазины ничего предложить не могли. На станции и в совхозе функционировали клубы. Танцы — то, что составляло главное содержание «бурной» деятельности этих клубов. Завсегдатаи клубов — старшеклассники.

Прямо скажем, тоскливо жила школа. А между тем в ней трудились неплохие учителя. Моя предшественница

которую я не застал, принадлежала к числу хороших организаторов. И все же школа жила трудно, неинтересно. Коллектив погряз в склоках. Живительный ветер, принесенный в общество XX съездом КПСС в школу, в которой предстояло работать, в Макушино не дошел. Напрашивались странные литературные ассоциации: какой-то Оку-ров середины XX века. К тому же школа была неблагоустроенная. Одно здание — деревянное, теплое, другое — каменное — холодное. Отопление печное. Заготовка и распиловка дров — проблема. Найти деньги, чтобы обеспечить детей, по бедности не имевших обуви, одежды, — другая проблема. Завтраки — третья. В школьном интернате — 50 ребят из деревни. Их нужно кормить. С понедельника до субботы. На питание отпускались гроши.

Завели свиней, а для этого нужно обеспечить подсобное Хозяйство кормом. По школьным зданиям развозили воду на лошадях. Лошади — школьные. И им подавай корм. Частокол проблем! Все это напрямую не связано с учебным процессом. А у нового директора опыта хозяйственника абсолютно никакого. Исчезли, как туман, на первых порах мысли о диссертации. Рушились планы. Крепко залегли в папки заготовки статей. Каким-то далеким прошлым казались пролетарская поэзия, Белинский. Накормить, одеть детей, обогреть школу — только это занимало время. С такими делами вставал — с такими ложился. Весь день в школе.

Первыми сдвинулись хозяйственные дела. Позже их стало решать легче. Появился опыт. Обрелись местные связи. Избрание в члены райкома партии тоже основательно помогло. Райкомовская трибуна (пленум) позволяла кричать о нуждах школы, стучаться в двери хозяйственников, производить немыслимые комбинации с банком. В школе учились дети руководителей района — действовал и через них. Старался дать району то, что имел сам — знания. Для населения читал много лекций, а отсюда — поддержка райкома. Себя не щадил. Время, здоровье отдавал ребятам. Откуда хозяйственность проросла, не знаю до сих пор. Вначале думалось, что дрова, свиньи, олифа засосут надолго. Нет. Включение в дела учебные и воспитательные произошло очень быстро. Время, жизнь подсказали пути к решению глобальных задач. Решались же они нередко стихийно и не всегда правильно.

36

37

Происходили бесконечные осечки. В бурное школьное море я двинулся дерзко, безоглядно. И, может быть, потому, что многого не умел. Не знал тонкостей развития послевоенной школы, школы на важном рубеже в жизни страны — до и после XX съезда. Нередко решение подсказывал не разум, а сердце. Интуиция диктовала какие-то шаги. Победы одерживались там, где их не ждал. Так же, как и поражения. Жаль, что не вел дневник. Он мог бы быть отражением не только моих исканий. Искали же! Перестали искать и заходили в тупик в 70-х, начале 80-х годов.

Почувствовал, что первый шаг надо сделать к ученикам, а не к учителям. Склоки, битвы среди последних ликвидировали довольно быстро. А вот ребята? Прежде всего — старшеклассники. Только десятых классов в школе было пять. Около двухсот человек. Целый мир. В своем противостоянии учителям — монолитный, шумный, сильный и непознанный. Лодырей полно. При этом это не главная беда. Трудные или многодетные семьи дали ребят, мягко выражаясь, непростых и даже связанных с преступным миром. В школе работали хорошие историки, словесники, физики, химики. При всяких проверках высоко оценивались уроки. Но являлись ли специалисты по обучению мудрыми воспитателями? Понимали ли они все, что необходимо совершить коренной перелом именно в области воспитания?

Другие идеи витали в воздухе. Другая жизнь наступала. Большая часть учителей пойдет за мной, некоторых не сумел, не успел переломить. И все же необходимо было найти каким-то способом понимание старшеклассников. Есть понятие «педагогическое раздумье». Я бы ввел еще понятие — «педагогические страдания». Именно они точно отражают мое тогдашнее состояние. Хочется думать, что мой рассказ о том, как возникли контакты с ребятами поучителен. Они — далеко не страница моей личной биографии. Я что-то сознательно нашел, что-то угадал. А все вместе лежало в русле поисков других учителей, других директоров и педагогической науки, которая позже придет к застою. Все началось с искусства и спорта. Скорее даже со спорта.

Происходило это так. Я легко обнаружил, что среди неформальных (термин более поздний) лидеров — старшеклассников — почетное место занимают спортсмены.

38

В большинстве своем — двоечники и нарушители дисциплины. В их спорте ведущее положение, естественно, занимают игровые виды: футбол, волейбол, баскетбол. С них все и началось. Еду к заведующему облоно и прошу денег на «взрослую» футбольную форму. Заведующий вызывает бухгалтера, который заявляет: не положено. Футбол не входит в школьный спорт. После уговоров соглашаются. Покупаем форму для футболистов, для волейболистов и баскетболистов — юношей и девушек. Когда привезли все это, смотреть сбежалась вся школа. Праздник. На первомайской демонстрации в школьной колонне впереди шли спортсмены — в новенькой форме. Руководители района, трудящиеся, т. е. родители, с восторгом смотрели на ребят. Такого не было. Разговоры шли долго.

Создали команды. Они заседали у меня в кабинете и, естественно, с моим участием. Футбольная команда сплошь состояла из «отпетых». С ними и возился больше всего. Перед футболистами изложил такую программу: вы сами решаете чисто спортивные дела — выбираете капитана, разрабатываете тактику, но выполняете одно мое условие: на игру никто не выходит с двойкой. В тот момент я не думал, что в моей акции педагогично, а что нет. Так придумалось. Результат получился поразительным: у футболистов исчезли двойки. Они «полюбили» предмет и учителя, слезно просили вызвать к доске для исправления отрицательной отметки. Иллюзий я тогда не строил: жажда знаний в юных спортсменах не проснулась. Они хотели играть. И все же произошло нечто полезное. Укрепилась дисциплина. Резко уменьшились всякого рода нарушения школьного устава. Не уходили ребята в подозрительные компании. Параллельно массовость обрели волейбольные, баскетбольные команды. Сражались классы между собой на первенство школы и района. Болельщики, а их число росло, превращались в спортсменов. Спорт захватывал, укреплял здоровье и нравственные устои. Футболисты побеждали в своем районе взрослые команды, вызывали сверстников из соседних районов, обменивались визитами.

На первом этапе со спортивными командами разъезжал и я. Пройдет немного времени, и я куплю футбольную форму для учеников 5-6-х классов. Не нужно дока-

39

зывать, какой подарок получили дети и как ему радовались.

Школе отдали запущенный участок, именуемый стадионом (три скамейки, коровы на поле). Основательно потрудились и получили свое спортивное сооружение. На очередной областной спартакиаде школьников наша школа заняла первое место, обойдя и школы областного центра. Кстати, из школьников времени нашего спортивного «ренессанса» немало поступили на факультет физического воспитания пединститута. Учителей и тренеров дала Макушинская средняя школа. Стоит вспомнить еще о реакции в первое время на мои спортивные увлечения со стороны учителей. Говорилось много, за спиной, конечно. Разговоры гасились иногда лишь потому, что в учительской присутствовала жена-учительница. Вот суждения: «Директору нечем что ли заниматься?», «Что он возится с разгильдяями?», «Кабинет физики не отвечает требованиям, а он разъезжает с футболистами, которых нужно заставить учиться» и т.д. и т. п. Сказать, что учителей-скептиков по части директорских деяний было немало, значит сказать не всю правду. Скептицизм сидел почти в каждом члене коллектива. Жена, из того, что слышала, не все даже рассказывала.

Скептицизм или, в лучшем случае, ироническое отношение встретятся и в других начинаниях, собственно, во всех. Все пройдет. Вырастет количество единомышленников. Без них ничего бы не продвинулось, в том числе и в спорте. Мне тогда казалось, что я одержал крупную педагогическую победу: нашел путь ребят ко мне, директору, и свой путь к себе. Возникали незримые контакты, уважительное, не побоюсь выглядеть нескромным, любовное отношение к директору. Сегодня при хорошем знании школы, психологии подростков повторить себя, тогдашнего, я не в состоянии.

Еще один результат получился нечаянно. Через тех же самых ребят возникла неформальная связь с родителями. Наслышавшись от своих детей о каком-то движении в школе, читая о том, как нас чем-то награждали, родители пришли на помощь школе. Опять-таки неформально, от души, от благодарного родительского чувства. Думается, что сегодня сердечности во взаимоотношениях семьи и школы нет. Исчезла. Хотя и сегодня родители ради детей готовы многое отдать школе. Они и сегодня

пойдут в трудные семьи, будут красить парты и белить потолок. Родители-руководители — и нынче что-то выбивают для школы. Но душевности, теплоты нет и в помине. Да и не рассказывают нынешние ребята о своем директоре, даже хорошем (они с ним сталкиваются крайне редко). Не выношу обвинительного вердикта: другое время. Другие родители. Другие учителя. Застой в школе — отражение застоя в обществе. К проблемам сегодняшнего дня я буду неоднократно возвращаться. Здесь же скажу: строя новую школу, вернем в нее достигнутое в 50-х, 60-х годах. И в нем — ценности особого порядка: уважение —- внутреннее, глубокое — ученика к учителю, учителя — к ученику, тех и других — к родителям.

В учебный процесс вошел не сразу, но и не отодвинул на задний план. Ведущие дисциплины вели опытные учителя. Большую роль в ломке некоторых форм обучения сыграли завучи. В Макушинской школе они всегда были сильными. Оставалось соединить их знания, требовательность с опытом учителей и сдвигами в сознании учителей. По этому пути я и пошел. Медленно, но основательно изменялись методы преподавания, оборудовались кабинеты. Выпускники школы поступали в самые престижные вузы. Процентомания еще не превратилась в бедствие, хотя и начинала проникать во все поры школьной жизни. Может прозвучать как нечто неправдоподобное то, что меня щадили за общешкольную успеваемость, выраженную в 89% и хвалили за 94%. Сегодня органы народного образования недовольны 98%. Сколько лет занимаемся приписками! Какой урон нанесли не одному поколению выпускников общеобразовательной школы. И прежде всего, нравственный. Без знаний уходят из школы, без них же поступают в педагогический институт. Со скудным запасом возвращаются в школу, и это на протяжении почти полутора десятков лет. Приписки в высшей педагогической школе — норма, особенно на заочном отделении. Сколько дипломов выдано незаслуженно! Не счесть. Говорю об этом как активный участник всех подобных дел. В роли и декана и заведующего кафедрой. И тогда не безоблачным было небо, и все же честнее гораздо. Честность возвращается в жизнь. Вернется она и в школу.

Стратегическая задача, которую поставил перед собой в Макушино, заключалась в создании системы эстетического и трудового воспитания, а также соедине-

40

Blog

Ю. рабинович кино, литература и вся моя жизнь