Песни, конечно же, лучше слушать ушами, чем читать глазами
Вид материала | Документы |
Песня про аню и диму Как полный кретин Наш учитель Песня про диабет Песня о всеобщей утрате девственности Меж «еще» и «уже» |
- «итальянские песни» (1964), 123.37kb.
- Автор: учитель начальных классов средней школы №3 Крайнова, 176.57kb.
- Планирование, 988.51kb.
- К. Г. Паустовский «Кот ворюга» Цель: знакомство с творчеством К. Г. Паустовского; развивать, 124.39kb.
- История эта случилась в Новогодние каникулы. Иказалось бы небольшое чудо для здешних, 47.4kb.
- М. В. Ломоносов: «Ода на день восшествия на престол Елисаветы Петровны 1747 года»,, 8.48kb.
- Стемы и способы производства, однако опыт показал, что современная рыночная система, 192.12kb.
- Методики обучения чтению: что лучше?, 160.91kb.
- Елена Петровна Блаватская, 449.99kb.
- Конкурсная программа Цели: -вспомнить сказки, привлечь к ним внимание детей, вызвать, 108.85kb.
Трудно сказать, сила ли искусства сыграла тут решающую роль или нам просто повезло, но вскоре после написания этой песни расположение звезд и стечение жизненных обстоятельств оказались настолько благоприятны, что нам в очень сжатые сроки и, главное, практически без капитальных вложений удалось в корне и, я надеюсь, необратимо решить пресловутый квартирный вопрос. И теперь наши жилищные условия, если, конечно, не предъявлять к ним завышенных «новорусских» требований, можно назвать вполне удовлктворительными.
К нам в страну пришла весна.
Изменений до хрена.
Но жилищная проблема
ни хрена не решена.
Хоть меня в пример возьми:
пятый год ложусь костьми,
проживая в коммуналке
с бабой и двумя детьми.
Припев:
Теснота,
духота,
суета –
носишь ложку мимо рта!
Ни поспать,
ни поесть
и ни встать,
ни сесть!
Дочка долбит на фоно,
сын зубрит «Бородино»,
а жена, уткнувшись в «ящик»,
смотрит всякое говно.
Вот бы к нам на год, на два
подселить Толстого Льва –
он здесь сразу позабыл бы
все цензурные слова.
Припев:
Как же в комнате в одной
мне при детях жить с женой?
Где нам с ней расслабить члены
в свой законный выходной?
В кухне варится обед,
в ванной парится сосед,
а в сортире с прошлой ночи
заперся соседский дед.
Вот что сделать я хочу:
а) я соседку замочу,
б) утоплю соседа в ванной,
в) дверь в сортир заколочу,
г) дочку замуж прогоню,
д) сына сдам служить в Чечню,
е) и жену в пустой квартире
я к сожительству склоню
Припев:
Красота,
чистота,
пустота –
наконец сбылась мечта!
Хошь бомжуй, хошь моржуй,
места – жопой жуй!
А пока что:
теснота,
духота,
суета –
носишь ложку мимо рта!
Ни поспать,
ни поесть
и ни встать,
ни сесть!
ПЕСНЯ ПРО АНЮ И ДИМУ
(М. Фрейдкин)
Я не хотел омрачать читателю впечатления от веселой «Песни про контрабасиста Диму» и поэтому не упомянул в предисловии к ней о том, что после нескольких лет благополучной и счастливой жизни в Израиле и работы в тель-авивском филармоническом оркестре наш Дима, этот почти двухметровый, добрый, доверчивый и великодушный здоровяк, заболел лейкемией и вскоре умер. Я навещал его в больнице примерно за год до смерти. Он верил, что выкарабкается. Надеялся на чудо и я, и даже написал ему такой дурацкий стишок:
В необозримом мире
вставал рассвет, росист.
«Отступит лейкемия!» –
сказал контрабасист.
И страшная зараза,
что косит всех подряд,
естественно, не сразу,
но все ж пошла на спад.
Камбоджа, и Айова,
и Вышний Волочок –
все ждут, когда он снова
возьмется за смычок,
когда, силен, как прежде,
и вновь здоров, как слон,
в концертной прозодежде
на сцену выйдет он
и за пюпитром встанет,
меча огонь из глаз,
и над планетой грянет
его могучий бас!
Но чуда не произошло.
А спустя еще несколько месяцев умерла Аня Давыдова, моя старая подруга еще со школьных лет.
Когда начинают умирать друзья и ровесники, хочется (может быть, только для себя самого) сказать о них хоть что-нибудь, чтобы сохранить в пространстве иллюзию их присутствия. Но даже если и находятся какие-то слова, то это все равно только слова и ничего больше.
Вот какие грустные дела:
Дима умер, Аня умерла...
Их пути теперь неисследимы.
Аня умерла и умер Дима...
С каждым днем все глуше и темней
и о нем мы помним, и о ней,
теребя руками ледяными
ворох снов, спешащих вслед за ними.
Слабый взмах намокшего весла...
Дима умер, Аня умерла...
Сладкий привкус тающего дыма...
Аня умерла и умер Дима...
В нашем доме сухо и тепло,
бьется жизнь, как муха о стекло,
бедный свет утраченного рая
в бездне лет по крохам собирая...
КАК ПОЛНЫЙ КРЕТИН
(М. Фрейдкин)
Проницательный читатель легко заметит, что композиционно эта песня очень напоминает песню Ж. Брассенса «Маринетта», и я не стану кривить душой, утверждая, что это вышло случайно. Скажу честно: я вполне сознательно решил здесь немного поиграть с заемной формой, прикинуть ее на более лирический (и – к чему скрывать то, что все равно не скроешь? – почти автобиографический) сюжет и посмотреть, что из этого получится.
Получилось, в общих чертах, примерно то, что я и хотел: вещь неопределенная по жанру, неотчетливая по стилистике, эклектичная по языку и не вполне вразумительная по пафосу. Всю эту мешанину, на мой взгляд, весьма удачно дополняет оригинальное музыкальное решение в ритме тарантеллы. Короче говоря, мне эта вещь нравится. Я вообще люблю такие неяркие, чуть притушенные песенки, хотя это, конечно, чисто субъективное...
Когда на жизненный расклад
ретроспективный бросишь взгляд,
немало в прошлом станет в ряд
достойных картин.
Но с каждым годом все пестрей
роятся в памяти моей
те дни, когда я вел себя, как полный кретин.
Тому назад уж много лет
я был с девицей тет-а-тет,
сплошной интим, неяркий свет
и мягкий диван.
Она пылала как в огне,
прильнув доверчиво ко мне,
а я всю ночь стихи читал ей вслух, как болван.
Наутро едем с ней в метро –
вдруг бес толкнул меня в ребро
и страсть пронзила все нутро
пружиной стальной.
И польщена, и смущена,
она шептала мне «не на...»,
а я при всех с руками к ней полез, как больной.
Потом она жила с другим,
а я приперся в гости к ним.
Уж первый час, а там второй
и третий пробил.
Им в койку лечь нет терпежу,
а я никак не ухожу,
сижу и, знай, чаек себе цежу, как дебил.
Она пошла стелить кровать,
мол, оставайся ночевать,
но тут я встал, сказал «плевать,
ведь мне не в напряг!».
Домой добрался где-то в семь
и, чтоб покончить с этим всем,
штук сто пилюль снотворных проглотил, как дурак.
Но, видно, жребий мой счастлив –
меня свезли на «скорой» в Склиф,
и, душу наскоро промыв,
спихнули с небес.
А я лежал и встать не мог,
и, тупо глядя в потолок,
чему-то улыбался, как последний балбес.
НАШ УЧИТЕЛЬ
(С. Костюхин, М. Фрейдкин)
Почти все адресаты и персонажи наших песен и, конечно же, их авторы, окончили в свое время 9-ю московскую английскую спецшколу. Применительно к упомянутым авторам это произошло уже почти тридцать лет назад, что само по себе говорит о многом. То есть о многом говорит не то, что авторы так давно окончили школу, и даже не то, что два человека дружат со школьных лет – такое бывает довольно часто. Гораздо реже встречается, когда со школьных и до уже весьма преклонных лет дружат и живут общей жизнью несколько десятков человек – люди разных возрастов, профессий, темпераментов и проч.
И вот в этой школе одной из самых ярких фигур был учитель литературы, Юлий Анатольевич Халфин, – человек, сделавший для всех нас так много, что об этом даже как-то неловко и вдобавок очень трудно говорить. Поневоле сбиваешься на всякие общие места, вроде «пробуждения души» и «воспитания гармонией»44. Хотя, как это ни банально звучит, он действительно пробудил наши души и воспитал в нас чувство прекрасного. Каким образом это ему удалось – для меня (да и для всех нас) остается загадкой до сих пор, но его педагогическая гениальность не подлежит ни малейшему сомнению. Жаль только, что, как и все гениальное, она плохо поддается логическому анализу и внятному описанию.
И в этой песне, сочиненной к 70-летию Юлия Анатольевича, мы попытались какими ни на есть художественными средствами выразить хотя бы малую часть того, что не можем выразить в обычных словах. А если она получилась немного фривольной, то, во-первых, это никого не должно вводить в заблуждение относительно наших подлинных чувств, а, во-вторых, это только лишний раз подтверждает его глубокую проницательность по крайней мере по отношению к моей скромной персоне – ведь еще в 1974 году он, глядя на меня, пророчески заметил: «Его щеки и бакенбарды поют на ветру песнь разврата».
Чем ученик может отблагодарить учителя? В общем-то, практически ничем, кроме признания самого факта своего ученичества. И хотя я не могу с полной уверенностью сказать, что это будет лестно Юлию Анатольевичу, но я и сейчас, когда мне уже больше лет, чем было ему в те славныее годы, когда он учил нас, считаю себя его учеником.
Наш учитель
(если хроники раскрыть)
был любитель
с чувством выпить-покурить.
Он нередко
привлекал к себе сердца
сигареткой
и бутылочкой винца.
Забыть ли наши вечера, и наши вечеринки,
и юный жар, и юный бред, и смех, и кутерьму.
И он – за дружеским столом с расстегнутой ширинкой,
и мы сидим, боясь дыхнуть, и смотрим в рот ему.
Наш учитель,
кормщик наш и Арион,
был любитель
экспрессивных идиом.
Коль в ударе
он бывал иль с бодуна,
то рыдали
все девицы как одна.
Его одесские бонмо и хамские замашки
тогда казались нам сродни чудесному стиху.
Влетит стрелой, бывало, в класс с ширинкой нараспашку
и раздраконит всех и вся, чтоб знали, ху из ху.
Наш учитель
(тех не вычеркнуть страниц)
был любитель
и любимец учениц.
Несравненный
был знаток он этих дел
и мгновенно
достигал, чего хотел.
И вспоминают до сих пор тогдашние лолитки,
как на излете сентября по школьному двору
спешил брюнет цветущих лет с незапертой калиткой
и все они слетались вмиг, как бабочки к костру.
Наш учитель
(я прощения прошу)
был любитель
вешать на уши лапшу.
Он не раз нам
о возвышенном вещал
и прекрасным
под завязку накачал.
Труды и дни свои верша в исканье непрестанном,
навек избрав себе в удел высокую нужду,
он шел по жизни напролом с раскрытым Мандельштамом,
сужденья пылкие о нем рожая на ходу.
Наш учитель,
он, создавший наш мирок,
вдохновитель,
предводитель и пророк,
знал, заметим,
в совершенстве ремесло.
Жаль, что детям
так, как нам, не повезло.
Он нам не только объяснил про Бога, мать и душу,
он нам не только указал тропинку на Парнас –
он из кромешного дерьма нас вытащил наружу,
и нам вовеки не забыть, что значит он для нас.
Наш учитель...
ПЕСНЯ ПРО ДИАБЕТ
(С. Костюхин, М. Фрейдкин)
Каждый год во второе воскресенье ноября более 100 миллионов человек на нашей планете – мужчины и женщины, дети и старики, нищие и миллионеры, жители всех континентов, люди всех профессий, классов и состояний, всех национальностей, цветов кожи и вероисповеданий – отмечают в меру сил и возможностей свой, если так можно выразиться, «профессиональный» праздник – Всемирный день диабетика.
А между тем заботы и чаянья столь внушительной части земного народонаселения еще никем и никогда не были, насколько мне известно, выражены в художественной форме. К примеру, из литературных персонажей-диабетиков можно, если очень напрячься, припомнить разве что убийцу из рассказа Конан Дойля «Тайна Боскомской долины».
И вот авторы этой песни, которые, как уже упоминалось выше, имеют удовольствие (правда, в разных формах) страдать сим почтенным и весьма популярным недугом, в старину, кстати говоря, именовавшимся прекрасным русским словом «мочеизнурение», решили восполнить этот досадный пробел в культурной жизни человечества.
И мы от души надеемся, что, ввиду обширности потенциальной аудитории, это произведение должно в самом скором времени стать международным хитом – отчасти в этих целях для него был выбран беспроигрышный жанр рок-н-ролла.
Я как-то раз с женою отдыхал в Крыму.
Что стало там со мной не пожелаю никому –
уж лучше б я, ей-богу, подцепил чуму!
От слабости мотаюсь, как сопля на весу,
пью воду, как верблюд, а после ссу, ссу, ссу!
Худею на глазах – прилип к желудку хребет.
Врачи сказали: это диабет!
Но чем же так опасен этот страшный недуг?
А тем, что можешь в одночасье врезать дуба ты, мой друг!
Забыл принять лекарство – и сыграл в сундук!
Ты должен осознать, что в силу ряда причин
он толком не изучен и неизлечим.
Ты влип, и не помогут ни Карлсбад, ни Тибет.
Короче, парень, это диабет!
И сам он не подарок, но гораздо тяжелей осложненья:
готовь вставную челюсть, стеклянный глаз
и деревянную ногу меряй прямо сейчас!
Ну, а пока блюди диету, режим не нарушай,
веди здоровый образ жизни, водку с пивом не мешай
и интенсивность фрикций плавно уменьшай!
Куда теперь ни плюнь – везде запреты одни:
и это тебе вредно, и того – ни-ни!
Кредита никакого, всюду полный дебет.
Ох, он не сахар, этот диабет!
Но если ты мужик, а не лобковая вошь,
с веселым другом-диабетом ты отлично проживешь.
Получишь инвалидность и твори что хошь!
С ним маялись всю жизнь, но знали дело олл райт
и Галич, и Раневская, и Элла Фитцжеральд.
С ним Бобби Кларк изведал вкус ледовых побед:
в гробу видал он этот диабет!
Хоть он и не подарок, но имеет целый ряд преимуществ:
не болит вставная челюсть, не косит стеклянный глаз,
а с деревянной ногою так и тянет в пляс!
Короче, всем коллегам шлем большой привет:
ребята, диабет – не худшая из бед!
Нехай неизлечим, зато отныне воспет
наш старый кореш,
наш верный спутник,
наш лучший друг, товарищ диабет!
ПЕСНЯ О ВСЕОБЩЕЙ УТРАТЕ ДЕВСТВЕННОСТИ
(С. Костюхин, М. Фрейдкин)
Вообще-то это очень старая песня. Даже еще более старая, чем «Радость бытия». Ее мелодию и первый вариант текста я написал еще в конце 70-х годов в результате карточного проигрыша. В те годы мы за неимением денег играли в карты на песни и стихи, которые проигравший должен был написать, не отходя, как говорится, от карточного стола, на темы, заказанные победителем.
Тот первый вариант текста в принципе не слишком отличался от нынешнего. Разница была лишь в названии (тогда она называлась менее радикально: «Песня о падении нравов») и в том, что там фигурировали вполне конкретные имена наших близких друзей и подруг, а также обстоятельства, мало что говорящие постороннему уху, но очень много говорящие уху не постороннему. Так много, что ввиду крайне щекотливого сюжета мы даже в своей компании не всегда могли эту песню исполнить. А между тем ее мелодия и сама идея нам очень нравились и было ужасно жалко, что песня пропадает втуне. Причем первый вариант текста так прирос в нашем сознании к мелодии, что долгие годы нам и в голову не приходило, что можно его просто переписать заново, сняв упоминания о конкретных лицах, но сохранив основную идею. Эта светлая мысль озарила нас совсем недавно, когда мы уже совсем было собрались плюнуть на все и исполнять песню как есть. И вот что из этого получилось.
Света М.
слишком много прочла поэм,
и с катушек сошел совсем
слабый девичий мозг.
В мыслях – блажь:
мол, придет к ней прекрасный паж
и невинный ее корсаж
тронет, тая, как воск.
Игорь К.
под пажа закосил слегка,
и встречала она рассвет
уж не девушкой, нет.
Клара Щ.
не читала стихов вообще,
видя женский удел в борще,
а не в деле срамном.
Сей конфуз
вне не мыслила брачных уз –
ей не в тягость был плоти груз
на пути в гастроном.
Там ее
и приметил Арончик Ё,
и она, позабыв обет,
уж не девушка, нет.
Зося Ш.
неприступной была в душе,
феминистским верна клише
на житейском пути.
Сколько раз,
ненавидя мужчин как класс,
честь девичью она клялась
до могилы блюсти.
Тофик Е.
предложил 50 у.е.,
и она, как сказал поэт,
уж не девушка, нет.
Жизнь – бардак!
Что-то, видимо, в ней не так,
Если девушки с юных лет
Уж не девушки, нет!
ПИЗМОН45
(С. Костюхин, М. Фрейдкин)
Эта песня посвящена нашему задушевному другу Олегу Белиловскому, который, как уже говорилось, в начале 90-х годов со чады и домочадцы эмигрировал в Израиль. Спроси его сейчас, зачем он это сделал, и вряд ли услышишь в ответ что-нибудь, кроме нецензурных выражений.
И вот после семи лет мытарств, неурядиц, одиночества, напряженной борьбы за существование и лишений в области культурного досуга он наконец собрался с силами и средствами нанести отчизне ностальгический визит. О том, как протекал этот визит, я в общих чертах описал в послании к его жене Полине:
«Твой муж у нас в первопрестольной
повел себя почти пристойно:
жрал хань умеренно вполне
и даже при моей жене,
столь милой и руке, и глазу,
он плотский пыл сумел сдержать
и не дерзнул ее ни разу
профилактически прижать.
Он образ жизни вел неброский
и не пытался под кремлевской
стеной у граждан на виду
отправить малую нужду.
Он, как достойный сын Синая,
блюл в поведении бонтон
и вдоль платформы «Окружная»
не бегал с дрыном за ментом.
Он говорил почти без мата,
чем всех оставил нас в долгу,
И никакого компромата
дать на него я не могу.
Компромата действительно не было. И особого гусарства тоже не было – какое уж гусарство в наши годы. Не было и многого другого, что могло бы быть. Но главное все-таки было – горечь прежней и предстоящей разлуки и ощущение неисчезнувшей и неисчезающей душевной близости.
Клятая работа и треклятая жара,
тесная квартирка и уже не за горами старость.
Не с кем раздавить, а кореша из-за бугра,
как назло, не пишут ни хера.
Что ж, коль разыгрался ностальгический гормон,
значит надо экстренно послать Израиль Натаньяху
и, пройдя на взлет в аэропорт Бен-Гурион,
с чувством спеть любимый свой пизмон:
Эх, жизнь, трын-трава!
Семь годков – один за два!
Кровь пьют, а квиют46
хрен кому дают!
Эх, раз, еще раз!
Нам на вас и вам на нас!
Еврей, пейсы брей,
хвост держи бодрей!
Не успел допеть, уже березки под крылом,
не успел сойти, уже «Агдам» по кружкам разливают.
Костя, Вэл, Страчук стоят с разинутым хайлом –
стало быть, приехали. Шолом!
Ой, шо ж здесь творится: где ни плюнь – сплошной омон,
банки, иномарки, инофирмы и на этом фоне
робко колготится озверевший гегемон
и знакомый слышится пизмон:
Эх, жизнь, трын-трава!
Где гражданские права?
Кровь пьют, дело шьют,
в душу нам плюют!
Здесь
всех нас каждый раз
в ухо, в горло, в бровь и в глаз!
Еврей, не жирей
с наших долларей!
В общем, две недели пронеслись как сладкий сон.
Только кайф словил уже пора вострить обратно лыжи.
Снова под крылом аэропорт Бен-Гурион,
так споем, Олежа, наш пизмон!
Эх, жизнь, трын-трава!
Ясно все как дважды два:
куда ни заедь –
всюду будут еть!
Так хрен ли считать
шесть концов иль только пять
у нашей звезды,
мать ее туды!
Но
все ж нам не пора
выдать дуба на-гора,
хоть злее хандра
раза в полтора!
И
пусть божья искра
в нас с утра не так шустра,
мы живы. Ура!
Пампарарура!
МЕЖ «ЕЩЕ» И «УЖЕ»
(М. Фрейдкин)
Давно известно, что когда человек молод, ему хочется быть (или казаться) старше, а когда он, скажем так, уже не очень молод, ему, напротив, хочется быть (или хотя бы казаться) моложе. Это рождает своего рода лингвистический казус, потому что в юности мы, как правило, гордо говорим: «мне уже восемнадцать» или: «мне уже двадцать пять», а когда молодость проходит, пытаемся бодриться: «мне еще сорок пять» или, допустим: «мне еще пятьдесят». Хотя по логике вещей выделенные наречия надо бы поменять местами. Что, собственно, мы и попытались сделать в этой непритязательной, но забавной песенке, употребляя их строго по назначению.