Странная книга. Совмещает очень многое. Проницательность. Острый юмор. Искренность. Флёр романтичности. Грусть от происходящего в современном мире. Ностальгию по былым законам чести

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36

XII

- Вот что, братья пеликаны. Вы должны эту вещь исполнять рыдая, понятно? – Кеша одарил недобрым взглядом присутствующих и сделал глоток из бутылки виски.

- Никаких подтанцовок не будет. Танцевать будете вы сами. Все. А ты, - Трушин ткнул пальцем в Юльку, - должна рыдать. И всё будет нештяк. Погнали по новой. Раз, два, три!

Пашка за время репетиций превратился в настоящего человека-оркестра. Он тупо заработал медиатором, извлекая из басовой струны убойную какофонию, и их квартет пришёл в движение.

Кеша нашёл ещё три бедовых парня, которые должны были подыгрывать Пашке. Один бил палочками по барабану, а два – били по струнам. Вследствие этих перемен Юлька потеряла прежнюю раскованность. Она стала закрепощённой в движениях, а уж о слёзах на лице и речи не могло быть. Такая перемена Кешу бесила. Он желал драматизма. Драматизма во всём. Ведь жизнь – это такая поганая штука...

«Ты даже представить не можешь, крошка, насколько всё плохо», - выдавливал он свой разъедающий яд Юльке в лицо. Юлька едва подавляла в себе рвотное состояние. Ей уже давно хотелось всё бросить к чертям собачьим и уехать в родной хутор, разносить почту и пасти овец. И петь песни без всякой тупой и непонятной озлобленности на весь мир. Но всё же что-то её ещё удерживало. Что-то её заставляло кривляться и петь. Словно впереди её ждала развязка, которая и стала бы главным поворотом в её судьбе.

Как имиджмейкеры и стилисты не бились над живым воплощением легенд современного рока, у них ничего не выходило. Пока, наконец, кто-то не крикнул: «Какого чёрта! Они же готовые пираты! Нужно просто усилить то, что у них и так на лбах написано. Сделать шрамы, спутать паклы, одному - повязку на глаз, а над ударником поднять Чёрного Роджера». Ну, в общем, так и сделали.

XIII

На следующий день в итальянском ресторане «Рикко» было умеренное количество посетителей. Играла лёгкая музыка - что-то из итальянской эстрады семидесятых, - а в воздухе парили запахи запеченной морской рыбы, томатной пасты и непонятных специй.

Напротив Пичугина сидел тот самый Тима, упитанный, самодовольный джентльмен лет тридцати пяти с игривыми глазками и пухлыми розовыми губками, которые Тима время от времени облизывал без всякой на то причины. Короче, Костику Тима не понравился. Но разве эта встреча была устроена для того, чтобы сверять по счётчику свои симпатии и антипатии?

Рита перекидывалась с Тимой любезностями, которые были похожи скорее на лёгкие уколы в область самолюбия, из чего Костик сделал вывод, что Рита не стала бы встречаться с Тимой, даже если бы ей и выпала такая шальная возможность и, что она устроила эти посиделки только исключительно ради него, Костика.

- Лангусты у них превосходные, - аппетитно причмокивая, делился своими вкусовыми впечатлениями Тима.

- Что я должен сделать для того, чтобы Юля с Пашей выиграли конкурс? – сменил резко тему Костя.

- Вначале выслушать моё мнение, - всё также самодовольно причмокивая, говорил Тима.

- Я весь во внимании.

- Эти два деревенских маргинала хотели покорить наш слуховой аппарат пошлым, я бы сказал, неумело сляпанным авангардом в стиле «ляпи абы чё». Естественно, как ответственный за проект, я не могу допустить даже мысли, чтобы такая лажа пропёрла на суд наших зрителей. Это одна сторона вопроса. А другая сторона вопроса упирается в цену этого самого вопроса. Ты же современный человек, Константин, и понимаешь, что всё давно проплачено заинтересованными людьми. А в этих двоих, кроме тебя никто не заинтересован. В связи со сказанным я бы хотел услышать твои предложения.

- Ты хочешь, чтобы я написал на записке цифру и передал тебе?

- Может, я что-то не понимаю. Может, ты мне хочешь сделать кроме выставления цифр какие-то заманчивые предложения на перспективу? – Тима скосил глазами на Риту.

«Уж не голубой ли этот Тима, - подумал Костик. – Да-а-а, попал я в переплёт».

- У этих двоих большое будущее. Они могут пойти далеко. Нужно им только помочь. И тот, кто это сделает – не прогадает.

- Ну что же, просто и лаконично. Какие гарантии ты мне можешь предоставить?

- Гарантией будет моя книга. Я готов весь гонорар от её продажи передать в фонд помощи тому, кто реально окажет поддержку этому дуэту. – Костик смотрел на Тиму спокойно и уверенно, будто он знал наперёд, что всё будет именно так, как он и задумал.

Тима некоторое время внимательно рассматривал отблески на стекле опорожнённого им бокала, который он сосредоточенно крутил в руке. Казалось, он специально тянул паузу, чтобы придать значимость дальнейшим его словам.

- Возникает другой вопрос. Какая гарантия того, что твоя книга станет бестселлером? – не отрывая глаз от стекла, сказал Тима.

- А какая гарантия того, что Кеша не провернёт с этими молодыми людьми очередную скандальную авантюру и не заполучит их в качестве звёзд сомнительной репутации?

Тима упорно продолжал крутить в руке пустой бокал и что-то в нём разглядывать.

- Он уже около недели с ними работает. Очевидно, он на что-то рассчитывает, - вмешалась в разговор Рита.

- Я могу, принимая во внимание твои предложения, в порядке исключения сделать шесть призовых мест вместо предусмотренных пяти. Но с одним условием. Ваша Юля будет петь мой шлягер. Если мы её и будем раскручивать, то только на основе моей попсы. Как вы будете этот вопрос утресать с Кешей и с его спонсорами, меня не колышет.

- А у тебя бульдожья хватка, Тимочка, - с наигранным восхищением сказала Рита.

- А у твоего приятеля – бульдожий нюх, - усмехнулся тот в ответ.

- Так выпьем же за гармонию восприятий, которая лежит в основе настоящего искусства! – поднял наполненный фужер Костик и, не чокаясь, выдул его залпом.

Несколько дней ушло на то, чтобы встретиться с человеком, которому посоветовали вложить нажитый кровью капитал в современный шоу-бизнес. Им оказался беспардонный толстяк с щелками вместо глаз, из которых сочилась подозрительность и вседозволенность. И хотя добиться аудиенции у него оказалось довольно-таки не простым делом, - пришлось преодолевать целые кордоны секъюрити, - толстяк принял их без лишней агрессивности и даже предложил какой-то сногсшибательный напиток типа абсента.

- Я в шоу-бизнесе новичок. Есть бабло. Есть интересные предложения. Почему бы и нет? А этот Кеша пообещал мне беспроигрышный вариант. Я ему доверяю. Этот парень – наш человек. Я знаю, как он работает. Да пусть вытворяет с ними, что хочет. Жёлтая пресса у меня под контролем, если что…. Вы-то чего хотите?

- Иннокентий Петрович, мы хотим то же, что и вы. Как это ни странным вам может показаться, но мы хотим, чтобы вы на этих двоих уникальных рок-певцах заработали кучу денег, громкую славу и почёт в мире поп-музыки.

Иннокентий Петрович расширил свои щелки до размеров амбразур.

- Мы хотим предложить вам повлиять на Кешу. Всё, что требуется для того, чтобы эти двое выиграли в финале – это сменить их вызывающий и скандальный стиль на удобоваримый, и спеть песни Тимы Таровского. Вы получаете гонорары от их выступлений, Тима от исполнения его песен, а Кеша – за свою продюсерскую работу.

- Но ведь Кеша знает, что делает, - неуверенно высказался Иннокентий. – Он мне обещал….

- Иннокентий Петрович, дело в том, что мы - в теме. У нас свои, чисто схоластические интересы, которые ни коим образом не затрагивают ваших кровных, а наоборот, способствуют их преумножению. Поэтому позвольте я буду с вами предельно откровенным. В силу сложившейся расстановке сил шансов у дуэта завоевать призовое место – ноль целых и пять десятых.

Я это говорю вам со знанием дела и как заинтересованное лицо. Однако есть схема, при которой выигрывают все. Я вам уже о ней сказал. Константин неотрывно смотрел на бизнесмена.

- Блин! Не думал, что этот ваш шоу-бизнес такой замороченный! Похоже, и вправду он стоит того, чтобы вложить в него пару лямов! – восторженно крикнул Иннокентий Петрович и опрокинул бокал с дорогим напитком себе в рот. – Вы люди из богемы. Ты начинающий писатель, а ты, сударыня, ведущая на радио. Это о чём-то говорит. Я уважаю знаменитостей, по крайней мере, их легко достать. А достаю я тех, кто мне вредит, из самой преисподнии. У меня руки длинней, чем у ЦРУ и ФСБ вместе взятых. Вернее, у меня и там есть свои руки, - грозил Иннокентий Петрович, поддавшись лёгкому воздействию алкоголя. - Так что, если ваша схема даст сбой, заработает моя схема. Не думаю, что вы от неё придёте в восторг, тем не менее, кое с чем вам придётся столкнуться. Это мои условия. У вас есть, что к этому дополнить?

- Это гениальная схема, Иннокентий Петрович. Она обостряет чувство ответственности за принимаемые обязательства и повышает выброс адреналина в кровь. За удачу! – Костя поднял предложенный ему бокал крепкого напитка. Рита с испугом на него посмотрела. По её тревожному взгляду было видно, что лимит её природного авантюризма себя исчерпал. Она начинала нервничать. Почему в этой дурацкой схеме вдруг оказалась впутанной она? Какая к чёрту ответственность! И что этот воротила способен с ней сделать в случае неудачи? Отдать на растерзание охранникам? Этим ужасным гориллам? Ради чего, позвольте спросить? Она и так уже вся издержалась, а об её доле пока не идёт и речи….

После того, как Рита с Костиком оказались на воле, она резонно спросила, что всё это значит и что, собственно говоря, она будет иметь со всего этого мероприятия.

- Моё к тебе расположение.

- Хам.

- Гонорар со второй книги, которую я непременно напишу.

- Душка.

- Рита, ты даже не представляешь, насколько ты мне помогла. И я действительно искренне хочу отблагодарить тебя, чем только смогу.

- Ты хочешь сказать, что эту ночь ты проведёшь со мной?

- Я бы страстно желал этого, - соврал Костик, - но схема налагает беспрецедентную ответственность и мне надо кое о чём хорошенько побеспокоиться. Ты же не против, чтобы твой малыш остался со всеми пальцами на руках и был трудоспособен в постели? Или ты хочешь, чтобы твоему малышу поставили на живот раскалённый утюг? А может даже сняли скальп….

- Фу, какой ты!

- Вот видишь, как это неприятно. А потом ты же сама говорила, что тебе срочно нужно подготовить новые развлекательные программы. А для этого нужно уединиться хотя бы на день, на два, посидеть, подумать….

Рита повернула ключ зажигания, и мотор «мицубиси кольт» отозвался преданным урчанием во славу хозяйки.

В Рите было всё, чтобы при желании не подпускать кавалеров на пушечный выстрел: дурацкая причёска, неуравновешенный макияж, вызывающий стиль одежды, притворно-навязчивые манеры. В этом она преуспела. Это была её игра, в которую она в своё время решила поиграть и, незаметно для себя, заигралась. Слишком вошла в роль. Имидж вольнодоступной радиоведущей несколько сгладил ситуацию и у Риты стали появляться короли бензоколонок и молодые люди с подпорченной ориентацией, которых она отбраковывала из-за недостатка экстравагантности поведения. Ей был важен эпатаж, который сулил всеобщее внимание к её, по правде сказать, не очень-то привлекательной внешности. Костик был, на её взгляд, оригинальным во всём. Он её восхищал своими артистическими скрытыми талантами свободного художника и присутствием неких психоделических начал его вольнонаёмной натуры. И потом он был не лишён эксцентричности. Экзотика его ласк усилила её потребность в стратегическом партнёрстве и плодотворном сотрудничестве. «И ей больше не хотелось ехать в Израиль за шоколадными наградами. Потому что у командиров всегда должны быть золотые погоны». Такими спорадическими всплесками мысли она забавляла себя в преддверье своего выступления на «Голубой волне».

«Когда женщина идёт на цыпочках, она выглядит невероятно изящно. Это не образ мысли, это всего лишь хиты шестидесятых. Звучит «Роллинг стоунз» с мастером поцелуев во главе - Микки Джаггером.

Народ прётся по изделиям из натуральной кожи. Но почему-то содрогается при мысли, что в нацистской Германии шли нарасхват сумочки и перчатки из такой же натуральной, изящно выделанной кожи. Потому что эта кожа была человеческой. А в чём собственно разница, господа? Звучит песня Гребенщикова «Поцелуй меня в чакру». На «Голубой волне» с 20.00 по самое дальше уж некуда Lovely Rita со своей программой «Слабею от одиночества».

У Кешы с Иннокентием произошло что-то навроде стычки. Они не поняли друг друга. Иннокентий не мог вразумительно донести до Кешиных обдолбанных мозгов, что он по настоящему хотел. Кеша, в свою очередь, также потерпел неудачу, когда попытался объяснить умозрительно то, какой аншлаг он надеялся заполучить, если сделать всё пучком. Они повздорили. Иннокентий Кеше пригрозил виселицей, а Кеша Иннокентия послал в Баден-Баден. В конце концов, с Пашкой и Юлькой встретился сам Тима и торжественно вручил им тексты песен и записи «его хитов», которые они должны были исполнить под фанеру. «Вам надо лишь потренироваться синхронно открывать рты там, где это требует акустика, всё остальное сделают за вас динамики». Этими словами Тима окончательно выбил Пашу из колеи, а Кеша затаил обиду и задумал недоброе.

XIV

Необозримым скопищем звёзд застыла наша вселенная в пространстве и времени. Небольшое подобие туманно-молочной турбулентности принято считать нашей Галактикой. Где-то на расстоянии световых лет друг от друга находятся Солнце, Земля, Созвездие Ориона и Бетельгейзе. Голубая планета с именем Земля на самом деле среди представителей Космической Конфедерации имеет совсем другое название. Жизнь на Землю была привнесена из соседней с нами Галактики – Андромеды. Но хозяева землян утратили над ними власть, подобно тому, как утратила власть Великобритания над своим собственным народом, заселившим Новый свет.

Со спутника, облетающего нашу планету, можно видеть не только материки и водные пространства океанов, но и города, дома, людей и даже спичечный коробок, лежащей на перилле балкона московской квартиры пятиэтажного дома, выходящего окнами на Москву-реку.

В этой квартире выключен свет. Однако блики освещённых улиц проникают в комнату, в которой можно различить зеркала, горящую свечу и человека, сидящего в кресле в окружении зеркал. Его взгляд устремлён на самого себя.

А также на обнажённую сталь клинка, что покоится на небольшом столике и теряется в своих бесчисленных отражениях.

Двойное, тройное, пятикратное отражение фигуры человека, погружённого в глубокую медитацию, создаёт эффект потери пространственности. Духовное существо, теряя точки опоры в материальном мире, а значит и пространственность, с лёгкостью покидает тело и выходит в те сферы бытия, на которые оно направляет своё внимание.

Вслед за потерей пространственной ориентации неминуемо происходит временной коллапс.

Время теряет всякий смысл, потому что настоящее, прошедшее и будущее превращаются лишь в точку зрения того, кто эту точку имеет.

Таким образом, иллюзия превращается в реальность, а реальность в иллюзию.

Пётр посредством очень древней медитативной практики решил соединить разорванные связи времён и разгадать тайну холодного оружия – старинной казачьей шашки. Он уже около часа сидел неподвижно и, игнорируя хаотичное течение мысли, концентрировал своё внимание на металлическом холодном блеске клинка, проникал в его покатые долы, впитывал его струящиеся флюиды, стремясь уйти из мира реальности как можно дальше в мир бесследно исчезнувших героических событий прошлого.

Постепенно его ум успокаивался. Волны превращались в тихую рябь, рябь в безмятежный штиль, а он, в свою очередь, плавно переходил в невозмутимую поверхность озера, в зеркальном отражении которого, не было ничего кроме тишины и пустоты сознания.

Ум Петра стал засыпать. Или ему показалось, что он стал засыпать? Неожиданно он ощутил, как проваливается в пропасть. Яркая картина с трёхмерым изображением предстала перед его взором.

Не осталось ничего от той личности, которая полчаса назад сидела в кресле. Осталось смутное осознание присутствия в качестве самого себя, но… в теле другого человека.

Этого человека звали также Петром. Он был облачён в офицерский мундир, имел косую сажень в плечах и железные сухожилия, позволяющие делать очень резкие, неожиданные и не всегда оправданные движения.

Однако где-то глубоко внутри прослеживалась некоторая притуплённость ощущений, отсутствие остроты переживаний, будто что-то главное в этом человеке было от него отстранено.

И этим главным было «я-сознание», которое решило ещё раз сыграть в игру под названием «Жизнь Петра Авдеева в момент небывалых потрясений, случившихся с ним в августе 1919 года близ хутора Шайкин».

Ординарец достал кисет и, сбив фуражку набекрень, начал слюнявить козью ножку.

- Вон он, ангел, залез, твою мать, на свою бронебочку и брызжет слюньми, вроде как доказать хочет, бытто без энтой машины мы войну навряд выиграем. Я его насквозь, курву, вижу. А и то, ежли разобраться, кто с кем и за что нынче воюет… – с горечью вдруг вздохнул ординарец. - Мне большевички здорово насолили, я спроть них имею большое злорадство. Но вот как зачнёшь в них палить, глядь, а там - наши из соседнего хутора! И такая тоска душу загложет, что охота плюнуть на всё и бечь куды глаза глядят. Я ваше благородие, вам как на духу говорю. Мы зараз перестали перед вами папахи ломать и в струну вытягиваться, но видать опять нас судьба спутала. Энтот ваш кадет, вроде аглицкому языку обучен, а толку-то? Вот и лошадок вам резвых подыскали, а будет ли добро? Оне там решили всю область мужикам отдать, а нас, стало быть, по боку. Так энто что же получается? А, ваш бродь?

- Ты уж, братец, коли не признаёшь чины, так и не зови меня «ваш бродь». Зови просто – капитан Авдеев.

- Ну, уж ладно, капитан, так капитан. А всё равно под сердцем жуёт - нету в жизни радости! Хлеб толком не убрали, траву не скосили.…Эх!

Авдеев всё больше склонялся к мысли, что вся эта война с большевиками уже давно проиграна. Люди, которые призваны отстаивать свою кровинушку, свою родную землицу, мучаются в раздумьях - стрелять или не стрелять. А те, которые её, может быть, толком и никогда не имели, идут в штыковую с криком «за революцию!» Жгут, стреляют всех подряд и радуются, как дети, когда над домом атамана поднимают красный флаг – символ равенства всех со всем. Ведь вот как действительно хорошо, когда некому завидовать, некого со света сживать! Никакого своего добра нет, значит и не надо нести никакой ответственности: заботиться, не спать по ночам, складывать в уме, как это так половчей сделать, чтобы и на чёрный день хватило, и чтобы и самим вдосталь пожить, с рюмочкой кутить и горя не знать. Одни люди не хотят защищать своё кровное, а другие вгрызаются, как волки в чужое, и не отнимают его, нет! Уничтожают со злостью! Велик водораздел между нациями и народностями. Большая неприязнь мужика к казаку. Как и кто умудрился выпестовать за десятилетия столько вражды и ненависти у людей? – задавал риторический вопрос Авдеев, будто не знал на него ответа.

Они опять втроём встали на постой всё у того же Михалыча.

- Ну, ребяты, - говорил Михалыч, разливая самогонку, - видать вас мне сам Бог послал. Одначе, дюже не расслабляйте удила, бо краснюки энто дело так не оставют. Сделают передышку, проведут агитацию, а потом как ахнут артиллерией!– я их замашки изучил досконально.

Ни Петру, ни Константину пить самогонку не хотелось. Что было не сказать о Хоггарде. Он, не задумываясь, осушил одну рюмашку за другой, а уж потом заметил, что его союзники по антибольшевитской коалиции напрочь воздерживаются.

Михалыч, напротив, расстарался – выставил на стол заначенный ради особого случая солёный арбуз, пошинковал выкопанную редьку, надрал лука и беспризорного укропа и вывалил из чугунка варёную молодую картошку.

- Вы, ребяты, не гнушайтесь харчей и не серчайте на деда. Дед, не ровён час, сложит свою буйную голову где-нибудь под плетнём, его, старого хрыча, и закопать-то будет некому. Вон союзник, того и гляди, песни зашумит. Ликует сердце у басурмана! Хорошо он топчет казачьи плодородные земли, да помогает изводить православных христиан! «Давайте, - говорит он, - давайте, дураки, истребляйте друг дружку – нам не жалко. Мы вам в энтом деле как раз поможем. Чем больше вас убудет, тем меньше нам хлопот!» Я, басурман, правильно гутарю? – обратился он к англичанину, дотягиваясь своей рюмкой до его. «Yeh, yeh», - отвечал Хоггард.

- О! Видал? Должно, хочет затянуть по-нашему, по-казачьи.

- Что ты к нему привязался? – грустно заметил Пичугин. – Ему, как и нам всем, жить-то осталось сегодня да завтра…. Если, конечно, обещанное наступление захлебнётся где-нибудь на подходе к Дону. Красные, казаки говорят, уже в нескольких местах форсировали Дон.

- Не мудрое дело. Казаки, почитай, с четырнадцатого года с коней не слезают. То турок, то японец, то немец с австрияком, то теперь коммуняки с комиссарами, а когда ж детишек-то рожать? Баб потискать лишь успевают, да в поле – к наделам. Когда ж тут с обстановкой разбираться? Они пришли, наобещали в три короба, а мы уши и развесили. Притупилась, стала быть, бдительность в энтих беспрерывных походах. Рази когда мужик нам добро делал? Как только берут мужики засилье, так сразу кругом пьянка и поножовщина! Они ведь несподручны к земле-то, не чуют её любушку! Она семя просит, а они её копытами трамбуют! Ты гляди, как они на лошадях-то сидят! Как увальни! Разве так надоть намётом идтить? Одно слово – мужики! А тут ещё атаманцы подвели…. Никак меж собой не могут договориться какой стратегии придерживаться. Краснов к немцам норовит прильнуть, Деникин к посулам Антанты прислухался, а у нас, тем временем, верховых казаков красные обротали. Надломили волю казакам, смутили их, заразили праздной бесшабашной жизинью энти нехристи, наобещали свободу, а куды ишо её нам, куды энту свободу девать? Энтак дело и до великого беспредельства и сумасбродства дойтить могёт! Во жизня пошла! – Михалыч выкатил страшно глаза, а потом с досадой закатил их обратно, угрюмо повесив голову.

- Да не досадуй ты, дед, всё образумится, - безразлично бросил Авдеев, рассматривая стопку газетёнок из столицы казачьего края – Новочеркасска. – Скоро придёт донская армия, объединится с повстанческой и попрёт красных аж до самой Москвы! – Это уж он перегнул. Михалыч высветил на него из-под бровей недружелюбный взгляд.

- Не-е-ет, - раньше казаки не так-то жили. Степенно жили, ладно. А сейчас старики плюются! Единственно, кто мог бы ещё призвать молодёжь к уму разуму - это старики. А их тут же и зачили выбивать, как куропаток. В сердце казачьих устоев вдарили! Во как! Стариков испужались! Вред революции, стало быть, от наших стариков небывалый почуяли! Я так разумею, дюже умные у энтих большевиков вожди. Даром, что ль, жидовскими звёздами оклеймились?

Настроение у Авдеева было хуже некуда. Он встал из-за стола.

- Спасибо дед за хлеб за соль. Пойду по хутору, присмотрюсь к позициям.

- И я с тобой, - встрепенулся поручик.

Так они оказались на извилистой тропинке, ведущей между покосившимися хлевами и исклёванными пулями белыми стенами куреней.

Солнце перевалило за бугры и то и дело пряталось за лениво плывущими лоскутками облаков. Собаки, виновато опускали головы и, поджав хвосты, молча уступали дорогу. Под чакановыми крышами чулюкали воробьи. Где-то слышались всхрапы лошадей и ленивая ругань служивых людей.

Лето этого года выдалось жарким. Солнце, как только освобождалось от облачной наволоки, моментально выжаривало и растрескивало землю. Быстро пожухла, набравшая было терпкую сочность, степная трава. На буграх лишь серебрился ковыль, да шапками деревенел перекати поле. Вперемешку с кустами бодяка и успевшего истлеть донника, он был единственным растением, которое, как и бессмертник, не нуждался в покровительстве проливных дождей. Травы на лугах давно отзернились и зачахли, отдав всю свою живительную силу палящим лучам да знойным ветрам.

Шли молча. Думал каждый о своём. Через плетни на них выглядывали глаза старух, молодух и ребятишек. А дальше, на подступах к хутору, подростки, женщины и девки орудовали лопатами – рыли окопы. Казаки готовились к бою: пересчитывали патроны, смазывали стволы, подтачивали шашки. Боевой дух несколько укрепился с появлением в их краях английского танка. «Это первая ласточка, - подбадривали они друг друга. – Скоро и аэропланы в небе пойдут лавой, и артиллерия подгребёт с армией. Нам бы только продержаться до подмоги…. А не будет подмоги, тогда что ж? Гибнуть по чём зря? Ну, уж нет. Пойдём в отступ, соберёмся в кулак и грянем по краснюкам всей мощью! А нет, тогда и чёрт с ними со всеми! Провались всё пропадом! Поразбредёмся по Дону как в старые времена и будем в займищах партизанить», - так промеж собой говаривали казаки….

И Пётр, и Константин бродили бесцельно от двора ко двору, перекидывались с казаками крепким словцом и шутками, а сами то и делали, что высматривали каждый своих ночных подруг, подарков судьбы...

Пётр добрёл до куреня, который был штабом.

- Полковник у себя? – задал он вопрос казаку, который праздно стоял на крыльце и, видимо, охранял подступы в сени.

- А где ж ему ишо быть?

- Доложи. Хочу с ним потолковать кое о чём.

Казак недоверчиво окинул капитана и вошёл внутрь. Через минуту высунул чубатую голову и скомандовал: «Заходи!»

«Ну и субординация», - раздражительно подумал Авдеев.

- Заходите, капитан, заходите, - сказал полковник и вышел из-за стола, на котором среди окурков была разложена карта местности. На Авдеева смотрели грустные глаза постаревшего раньше времени человека. На помятом лице появилась усталая, но приветливая улыбка. – Разобрались с танком и с патронами? Лошадей получили?

- Да-да. Эти вопросы улажены, благодарю. С вашего позволения я бы хотел задать другой вопрос. Как у вас дела обстоят с разведкой?

- Разведывательный отряд, как это и положено, несёт дежурство в нескольких километрах от хутора. Пока всё тихо. Да вы садитесь, капитан. Не хотите ли чаю?

- Нет, спасибо. Я прошёл по позициям и обратил внимание на местность, где ендовы. По оврагам к ендовам можно подобраться незаметно и со стороны противника ударить по хутору. Я бы хотел с отрядом в десять человек организовать там круглосуточный дозор.

- Про ендовы я осведомлён. Периодически наш разъезд контролирует эту местность. Но вы правы, капитан. При желании можно развить оттуда мощную атаку при огневой поддержке из-за бугра. Так что не смею возражать. Возьмите пять казаков и действуйте, организуйте там постоянное посменное дежурство.

- Я этого и хотел, полковник. Ещё раз благодарю за приглашение, и разрешите удалиться.

- Да, как ваш подопечный? Говорят, он сильно набрался?

- Ему сейчас уже гораздо лучше. Его танк заправлен отличнейшим перваком в смеси с очищенным керосином, а пулемёты заправлены лентами, в которых каждый третий патрон с самодельной пулей. Если бы не союзники, где бы мы сейчас с вами были, полковник?

«…То же сделает Господь, Бог твой, со всеми народами, которых ты боишься; и шершней нашлёт Господь, Бог твой, на них, доколе не погибнут оставшиеся и скрывшиеся от лица твоего; не страшись их, ибо Господь, Бог твой, среди тебя, Бог великий и страшный». (Библия, Второзаконие, Стих 10)

Blog