А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   ...   58

ЛИТЕРАТУРА
  1. Выготский Л. С. Психология развития ребенка. М., 2003.
  2. Холодная М. А. Психология интеллекта. М., 2002.
  3. Холодная М. А. Когнитивные стили: о природе индивидуального ума.

М., 2002.

Н. В. Зверева, И. Ф. Рощина


Практические задачи работы медицинского психолога с семьей в системе здравоохранения

Одной из важных практических задач клинической психологии является работа с семьей. Семейному фактору отводится сущест­венная роль в возникновении, протекании и преодолении нервно-психических, психосоматических и соматических болезней (В. В. Ни­колаева, Г. А. Арина, И. М. Никольская, Э. Г. Эйдемиллер, И. В. Доб­ряков, А. Б. Холмогорова, А. Я. Варга и др.).

Опираясь на богатый опыт диагностической и исследовательской работы в различных областях клинической психологии и разделяя взгляды коллег на значение семейного фактора в клинической психо­логии, авторы считают необходимым выделить несколько аспектов практической работы медицинского психолога с семьей. Основными фокусами работы могут быть следующие: больной и семья, больной и лечение, семья и врач, представления о семье у больного, семья и адаптация больного, психологическая поддержка семьи, имеющей чле­нов с ограниченными возможностями здоровья.

Все медицинские психологи хорошо знают, что появление в семье больного (при постановке медицинского диагноза), как прави­ло, не только является стрессом для других членов семьи, но и меня­ет модус ее функционирования в связи с теми ограничениями, кото­рые привносит болезнь в жизнь больного и его окружения. Эти огра­ничения в большой степени зависят от тех нарушений, которые вносит специфика болезни (неврологическая, психическая, психосо­матическая и др.) в статус больного.

Например, постановка диагноза «деменция» одному из старших чле­нов семьи требует от остальных организации постоянного контроля и ухода за больным, что значительно сужает возможности их собственной свободы (в том числе вынуждает к дополнительным материальным затра­там). Описанная ситуация может по-разному восприниматься разными членами семьи, тем самым проявляя различные возможности личности адаптироваться к сложным, травмирующим обстоятельствам жизни. За­дача психолога в подобных случаях заключается в психотерапевтической помощи членам семьи (разъяснение симптомов болезни, обучение прие­мам ухода за больными, когнитивного тренинга с больным). Постановка ребенку в возрасте 10 лет диагноза «шизофрения» может целиком менять линию семейного развития. Работа психолога требует информационной помощи семье в планировании и организации лечения, обучения и досу­га ребенка, психологического сопровождения больного ребенка, а также осуществления психологической поддержки взрослых членов семьи и сибсов (построение и коррекция собственных жизненных планов).

Хорошо известно, что на выбор форм лечения пациентов влияют этно- и социокультурные параметры семьи. Бывают случаи, когда психическая болезнь рассматривается членами семьи как проявление «бесовства», и вместо необходимого лечения больной подвергается процедуре «изгнания бесов», что часто утяжеляет психическое состоя­ние больного. Другим примером влияния семьи на способы лечения больного является приверженность к «натуральным» препаратам, что приводит к использованию, например, траволечения по отношению к тяжелым психическим (онкологическим, сердечно-сосудистым и др.) заболеваниям. Важным аспектом этой проблемы является отказ род­ственников от применения современных медикаментозных средств, форм хирургического вмешательства, лучевой и химиотерапии. Работа психолога с этими проблемами должна быть построена на разъясне­нии и убеждении, как родственников, так и самого больного в необходимости применения адекватных медицинских мероприятий, создании установки на лечение и использование ресурсов личности в борьбе с болезнью.

В клинической психологии существенной проблемой является стигматизация и самостигматизация больных. Чрезвычайно важно для семьи сохранение конфиденциальности сведений о болезни чле­на семьи. Родственники небезосновательно опасаются отрицатель­ных социальных последствий в связи с наличием в семье больного. Опыт показывает, что многие родители с трудом соглашаются на особые формы обучения ребенка с нарушенным психическим или соматическим развитием из-за боязни негативного отношения об­щества к их детям и к ним самим. Другим серьезным аспектом про­блемы стигматизации может быть появление у здоровых детей, чьи родители страдают серьезным заболеванием, страхов перед неотвра­тимостью собственной болезни или негативного отношения соци­ального окружения. Психологи должны проводить как индивидуаль­ную психотерапевтическую работу с членами семьи, так и создавать групповые формы работы с больными. В качестве примера можно привести создание ассоциаций родственников больных и клубов для больных, в работе которых принимают участие сами больные, их родственники, психологи.

Наличие наследственной предрасположенности и даже генетичес­кой обусловленности значительного числа заболеваний отрицать не­возможно. В семье подобная информация может быть причиной кон­фликтов, например, между супругами при выяснении генетической «вины» одной из семейных ветвей. Задача психолога — выстроить правильное поведение членов семьи, которое бы существенно смягча­ло проявления болезни.

Очевидно, что жизнь больного в семье создает гораздо лучшие условия для адаптации и, в конечном счете, улучшает качество жизни больного, чем его одинокое проживание. Профессиональная задача психолога в отмеченном контексте — способствовать сохранению структуры и качества жизни семьи, включающей члена с ограничен­ными возможностями здоровья.

Необходимость работы психолога с семьей, в которой живет больной, не вызывает сомнений. Можно выделить несколько форм психологической, психотерапевтической и психокоррекционной рабо­ты с такими семьями: краткосрочная интенсивная помощь на этапе принятия болезни родственника, поддерживающая семейная психоте­рапия, индивидуальная психотерапия по отношению к членам семьи и самому пациенту, тренинг общения с больным, тренинг социальных навыков у больного, различные виды когнитивного тренинга и др. (А. Б. Холмогорова, 2006; Э. Голдберг, 2007; Н.В.Зверева, О.Ю.Казь­мина, Е. Г. Каримулина, 2008; Л. М. Колпакова, 2009 и др.).

Научно-практические подходы к проблемам семьи, имеющей больного с соматической и нервно-психической и другой патологией, могут быть различными. Необходимо использовать существующие достижения и опыт психологии семьи, комплексной семейной тера­пии, системной семейной психотерапии, которые должны быть адап­тированы и использованы по отношению к таким семьям.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Вильдавская Л. М. Роль семьи в социальной адаптации больных эн­догенными психическими расстройствами юношеского возраста: автореф. дис. ... канд. психол. наук. М., 1995.
  2. Голдберг Э. Парадоксы мудрости. М.: Поколение, 2007.
  3. Зверева Н. В., Казьмина О. Ю., Каримулина Е. Г. Патопсихология детского и юношеского возраста. М.: Академия, 2008.
  4. Колпакова Л. М. Личностно-типологические особенности матерей в ситуации трудноизлечимого ребенка. Казань, 2009.
  5. Никольская И. М. Клиническая психология семьи // Вопросы психи­ческого здоровья детей и подростков. 2005 (5), № 2.
  6. Михайлова И. И. Самостигматизация психически больных: автореф. дис. .. канд. мед. наук. М., 2005.
  7. Психосоматика: телесность и культура / Ред. В. В. Николаева. М.: Академический Проект, 2009.
  8. Холмогорова А. Б. Теоретические и эмпирические основания интегра-тивной психотерапии расстройств аффективного спектра: автореф. дис.. докт. психол. наук. М., 2006.
  9. Эйдемиллер Э. Г., Добряков И. В., Никольская И. М. Семейный ди­агноз и семейная психотерапия. СПб.: «Речь», 2006.

И. Н. Земзюлина


Динамика типов готовности к материнству у женщин, ожидающих первого ребенка

Исследования в области изучения материнства подчеркивают, что материнство как психосоциальный феномен рассматривается с двух основных позиций: как обеспечение условий для развития ре­бенка и как изменения личностной сферы женщины.

Проблеме материнства посвящено множество теоретических и при-кладныхисследований(Г. Г. Филиппова,В.И.Брутман,И.Ю.Ха-митова,С.Ю.Мещерякова,С.А.Минюрова,Е.А.Тетерлева, В. В. Абрамченко,А.А.Анохин, О. В. Баженова,Л.Л.Баз,О.А.Ко-пыл, С. Белобородов, Ч. Шмаков, В. Бергум, М. Е. Блох, О. Б. Подо-бина,И.В.Братусь,О.С.Васильева,Е.В.Могилевская,Ю.Н.Клоч-ко,Н.Ю.Ермилова,А.Ю.Клочко,Г.С.Костюк, Л. В. Кочанова, В. Е. Новожилова, Р. В. Овчарова, Е. А. Ряплова). В современной пси­хологии личности материнство изучается в аспекте удовлетворенности женщиной своей материнской ролью, как стадия личностной и половой идентификации, а также с точки зрения личностного развития женщи­ны, психологических и физиологических особенностей разных периодов репродуктивного цикла [1, 3].

Психологическая готовность к материнству рассматривается как спе­цифическое личностное образование, стержневой образующей которого является субъект-объектная ориентация в отношении к еще не родивше­муся ребенку, как способность матери обеспечивать адекватные условия для развития ребенка, эта способность проявляется в определенном типе отношения матери к ребенку, который соответствует готовности к мате­ринству и связан с ценностью ребенка для матери (Г. Г. Филиппова, В. И. Брутман, И. Ю. Хамитова, С. Ю. Мещерякова, С. А. Минюрова, Е. А. Тетерлева). Исследования в этой области выявляют такие факторы формирования готовности к материнству как возраст, благополучие в браке, паттерны материнского поведения (Р. В. Овчарова) [2].

Целью исследования является выявить особенности динамики ти­пов готовности к материнству у женщин в возрасте от 22 до 27 лет и в группе женщин в возрасте от 28 до 32 лет.

Для достижения поставленной цели мы использовали проектив­ную методику — тест «Фигуры» Г. Г. Филипповой (2002) [3].

В результате статистической обработки данных с достоверным уровнем значимости p<0,05 были выявлены значимые различия в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом и втором триместрах беременности, по игнорирующему типу готовности к материнству, а также в группе нормородящих, находя­щихся на первом и третьем триместрах беременности.

В группе нормородящих, находящихся на первом триместре бере­менности, имеют место низкие показатели адекватного и тревожного типов готовности к материнству. У 42 % беременных женщин в возрасте 22—27 лет отмечается игнорирующий тип готовности к мате­ринству, что характеризует данную группу неприятием данного состо­яния — состояния беременности, отсутствием желания создавать условия для развития будущего ребенка, а, следовательно, несформи-рованной социальной ролью матери. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на втором триместре беременности, отмечается высокий процент испытуемых (45 %) с тревожным типом готовности к материнству. На втором триместре имеет место повы­шение уровня тревоги, напряжения и беспокойства; первое шевеле­ние ощущается рано, сопровождается сомнениями, тревогой, испугом по поводу здоровья будущего ребенка и своего здоровья, что усилива­ет болезненные ощущения, что свидетельствует о трудностях освое­ния новой социальной роли — роли матери. У нормородящих бере­менных женщин с игнорирующим типом готовности к материнству 5 % испытуемых, что подтверждает факт формирования роли матери (т. е. готовности к материнству). Группу беременных женщин в воз­расте 22—27 лет, находящихся на третьем триместре беременности, отличает отсутствие испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству. В данном случае мы можем говорить о динамике пе­реживания беременности в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом, втором и третьем триместрах, ко­торая проявляется в увеличении процентного соотношения адекват­ного и тревожного типов готовности к материнству и уменьшении до абсолютного отсутствия игнорирующего типа готовности к матери­нству, что свидетельствует о формировании новой социальной роли — роли матери к окончанию срока беременности. Данные свидетель­ствуют о том, что к окончанию срока беременность воспринимается положительно-эмоционально, приятно по соматическому ощущению, а тревога и беспокойство связано лишь с опасениями по поводу здоровья ребенка, своего здоровья и исхода беременности и родов. Активность беременной женщины на третьем триместре уже направ­лена на ребенка, на обеспечение адекватных условий для его разви­тия, на сохранение здоровья, а также на формирование адекватного типа переживания беременности (52 %).

В результате статистической обработки данных значимых разли­чий в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящих­ся на первом, втором и третьем триместрах беременности, по типам готовности к материнству значимых различий не выявлено. При сравнении групп беременных женщин в возрасте 28—32 года по три­местрам беременности была выявлена своеобразная динамика типов готовности к материнству по результатам методики «Фигуры».

Высокие показатели тревожного и адекватного типов готовности к материнству в группе женщин в возрасте 28—32 года характеризуют данную группу следующим образом: с одной стороны, хорошей выра­женностью соматических ощущений, снижением эмоционального на­пряжения, отсутствием тревоги и беспокойства по поводу протекания беременности, способностью обеспечивать адекватные условия для раз­вития и вынашивания ребенка, что характеризует сформированность социальной роли, но, с другой стороны, наличием тревожного состо­яния, связанного с тревожным эмоциональным состоянием и беспо­койством по поводу благополучного течения беременности. На втором триместре беременности позднеродящие характеризуются высоким процентом женщин с адекватным типом готовности к материнству (65 %) по сравнению с группой нормородящих (50 %). Данные сви­детельствуют о том, что в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на втором триместре беременности, имеет место благополучное эмоциональное состояние; первое шевеление ощущается в 16—20 недель и переживается положительно-эмоцио­нально и приятно по соматическому ощущению, что свидетельствует о формировании роли матери и ее освоении. Позднеродящие на вто­ром триместре беременности характеризуются абсолютным отсутстви­ем испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству.

В группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящих­ся на третьем триместре беременности, преобладает адекватный тип готовности к материнству (61 %), что характеризует понижение тре­вожности к окончанию срока беременности, активность ориентирова­на на подготовку к родовому и послеродовому периоду, шевеление ребенка дифференцировано от других телесных ощущений и характе­ризуется положительными соматическими и эмоциональными пере­живаниями, что свидетельствует о сформированной социальной роли — роли матери. У 30 % испытуемых данной группы имеет место тревожный тип готовности к материнству, что на третьем триместре беременности характеризует увеличение уровня тревоги и возникно­вение страхов, связанных с опасениями за исход беременности, родов и послеродовой период. С игнорирующим типом готовности к мате­ринству в группе позднеродящих 9 % испытуемых, что характеризует активность беременных женщин, направленную на содержания, не связанные с ребенком. Данные результаты по тревожному и игнори­рующему типам готовности к материнству мы связываем с возрастом беременных женщин, т. к. возраст 28—32 года является наиболее опас­ным для рождения ребенка, а приближение к родам усиливает уро­вень тревоги и беспокойства.

Таким образом, в группе беременных женщин в возрасте 28— 32 года отмечается своеобразная неравномерная, зигзагообразная ди­намика адекватного и игнорирующего типов готовности к материнст­ву. При этом процентное соотношение тревожного типа готовности к материнству уменьшается в зависимости от триместра беременности.

Мы утверждаем, что динамика типов готовности к материнству связана с возрастом беременных женщин и сроком беременности.

В результате исследования процесса принятия новой социальной роли — роли матери, критерием которой является тип готовности к материнству, у беременных женщин, находящихся на разных сроках беременности и принадлежащих к разным возрастным категориям, выявлена положительная динамика формирования готовности к мате­ринству, которая зависит от срока беременности и возраста беремен­ной женщины. Сформированная материнская роль отмечается в груп­пе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на вто­ром триместре беременности. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом триместре беременности, имеет место наличие противоречий в принятии роли матери.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Брутман В. И., Филиппова Г. Г., Хамитова И. Ю. Динамика психоло­гического состояния женщин во время беременности и после родов // Воп­росы психологии. 2002. № 1. С. 59—68.
  2. Овчарова Р. В. Психологическое сопровождение родительства. М.: Изд-во института психотерапии, 2003. 318 с.
  3. Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института пси­хотерапии, 2002. 240 с.

Проблемы профессиональной идентичности психолога, работающего в соматическом стационаре клинической больницы

Вданной статье будут затронуты вопросы о профессиональной идентичности психолога в стационаре, возможности ее формиро­вания и сохранения в ситуации сотрудничества с врачами.

Профессиональная позиция психолога подразумевает, что он сам формирует цели и ценности своей профессиональной деятельности, сам осуществляет необходимые воздействия на обратившегося за по­мощью человека, сам несет ответственность за результаты своей работы. И это существенным образом меняет и его отношение к людям, которых он обслуживает, и его отношение к самому себе и участвующим в работе специалистам другого профиля, и, главное, сам стиль и тип его профессионального видения реальности.

Что же мы можем наблюдать в окружающей нас действительности? Молодой специалист, устраиваясь на работу в клиническую больницу, оказывается в особой, отчасти «чужеродной» профессиональной среде. Если врач, устраиваясь на работу в больницу, попадает в четко регла­ментированную обстановку, где давно сложились определенные тради­ции, понятен круг его полномочий и обязанностей, внятно определена вертикаль власти, то психолог зачастую совсем не знает реалий, с кото­рыми ему придется столкнуться. Конечно, в отделе кадров ему дают список должностных обязанностей, но, к сожалению, к непосредствен­ной практике часто этот список не имеет никакого отношения.

Общий план лечения, постановка диагноза и оценка результатов терапии, словом, все стратегические пункты деятельности принадле­жат врачу. И, самое главное, в области здравоохранения, психолог лишается одной из важнейших прерогатив полноценного научного исследования — самостоятельности в выделении из реальности пред­метов изучения.

Если в психиатрической больнице очевидна задача психолога (проведение патопсихологического исследования, помощь в постанов­ке диагноза), то в соматической клинике задача психолога не опреде­лена и отдана на откуп врачу, с которым психолог работает в отде­лении. Между тем, еще в 1920-е гг. выдающиеся врачи того времени говорили о необходимости учета психологического состояния больно­го, что именно оно зачастую определяет течение заболевания, самым непосредственным образом влияя на его исход — способствуя или препятствуя выздоровлению. В сознании больного отражаются его телесные изменения, возникающие вследствие заболевания, и изме­нившиеся физиологические и психологические возможности. При длительности заболевания у человека появляется необходимость пере­смотреть свои отношения с внешним миром и с самим собой. Зачас­тую человеку необходимо заново адаптироваться к жизни, принять новые «условия игры», без которых невозможно говорить о полно­ценном выздоровлении. Именно в этом отношении очень важной и ценной может оказаться работа с психологом.

Важный вопрос, который невозможно не затронуть в связи с те­мой взаимосотрудничества психологов и врачей, — это специфика психологической практики в условиях стационара. В данном случае речь пойдет об индивидуальной и групповой психокоррекции.

Когда психолог ведет стационарную группу, то первое условие, с которым он сталкивается, — это что группа никогда не станет са­мостоятельным, независимым организмом. Ее всегда связывают сложные взаимоотношения с более крупной группой — с ее приста­нищем, стационарным отделением больницы. Эффективность психо-коррекционной стационарной группы, а часто и само ее существо­вание в значительной мере зависят от поддержки администрации отделения.

Если заведующий отделением и старшая медсестра не убеждены в необходимости и эффективности групповой психотерапии, то вряд ли они станут поддерживать соответствующую деятельность психо­лога: они не будут относиться к терапевтическим встречам с долж­ным уважением; не будут на регулярной основе предоставлять па­циентов отделения для ведения группы, не станут обеспечивать возможность проведения сессий в удобное время, одни и те же дни и часы.

Естественно, при таком отношении психологические группы ли­шаются своей эффективности. Тем самым, психолог, ведущий группу (особенно, если речь идет о молодом специалисте), быстро деморали­зуется и теряет квалификацию. Встречи проводятся нерегулярно и часто прерываются, когда участников вызывают на индивидуальную консультацию к другим специалистам, или на множество других больничных процедур.

Аналогичная ситуация складывается в отношении индивидуаль­ных консультаций с психологом. Изначально, консультируя пациен­тов, находящихся в стационаре, психолог сталкивается с большим количеством трудностей, среди которых можно назвать и тяжесть со­матического состояния пациентов, и краткосрочность воздействия, и низкий уровень мотивации у подобной категории клиентов. К со­жалению, на нынешний момент уровень психологической культуры в нашем обществе таков, что обывателю зачастую неизвестно, кто такой психолог, что он может дать, как профессионал, в чем состоит специфика работы с ним, и т. д. И во многом ценность работы пси­холога в глазах пациента будет определяться отношением к этой ра­боте со стороны лечащего врача. А на практике, к сожалению, часто приходится сталкиваться с целым спектром негативных реакций, на­чиная от вальяжной снисходительности и заканчивая явным пренеб­режением. Стоит ли удивляться, что сами пациенты, видя подобное отношение со стороны лечащих врачей и медперсонала, невольно начинают задаваться вопросом: «Что для меня важнее, сходить к психологу или лучше на массаж?»

Является ли такое состояние дел внутренне присущим ситуации и неизменяемым? На наш взгляд, это не так. Скорее, мы имеем дело с внешней, определяемой отношением проблемой, причины которой уходят своими корнями в несколько факторов.

Прежде всего, она тесно связана с профессиональной квалифи­кацией врачей и администрации отделения. Многие учебные про­граммы для врачей и медсестер предусматривают лишь краткий и самый общий курс психологии (и практически ни одна программа не включает в себя подробного изучения особенностей личности па­циентов и способов налаживания и поддержания контакта с ними). Вполне понятно, что заведующие отделениями не станут вкладывать ресурсы и энергию отделения в программу лечения, о которой они не имеют почти никакого представления и в эффективности кото­рой не убеждены. Многие врачи воспринимают деятельность психо­лога как этакого массовика-затейника, который способен как-то разнообразить жизнь больного в отделении. И действительно многие больные с радостью откликаются на всевозможные психологические клинические исследования именно потому, что это хоть какое-то за­нятие.

Во-вторых, зачастую истинной темой дебатов о роли психолога в стационарном отделении является раздел профессиональной террито­рии. В течение многих лет организаторами и ведущими стационар­ных групп (т. н. «группы релаксации», обучающие приемам аутотре­нинга) были медсестры отделений, а психокоррекция или индивиду­альное консультирование вообще не проводились.

Врачей учат лечить болезнь, а личность пациента остается как бы «за кадром». Большинство специалистов соматических клиник до сих пор отрицают психологическую природу ряда заболеваний (например, язва 12-перстной кишки). У психолога иное видение ситуации, иной подход к причинам возникновения симптомов и, соответственно, к способам их устранения. Те методы и приемы, к которым прибегает психолог в своей работе, с точки зрения большинства врачей являют­ся несерьезными.

Эти указанные нами особенности профессионального взаимо­действия в условиях клинических больниц не относятся к разряду неизменяемых, и психолог должен делать все возможное, чтобы из­менить их. Один из способов — заниматься просветительской дея­тельностью, например, делать обзоры исследовательской литерату­ры, которая доказывает эффективность «психологического» подхода в лечебном процессе и доносить эти обзоры до сведения врачей, медсестер и администрации учреждения, где они работают бок о бок. Есть надежда, что нынешние междоусобные споры за облада­ние территорией психотерапии станут частью прошлого, уступив место коллегиальности и взаимоуважению в отношениях психологов иврачей.

Е. В. Казакова