А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков
Вид материала | Документы |
- Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
- Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
- Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
- Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.
- М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф, 6853.82kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
- О. Г. Носкова Раздел работа психолога в системе образования и в социальном обслуживании, 10227.59kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
- Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
- Редколлегия: Э. П. Кругляков отв редактор, 161.35kb.
ЛИТЕРАТУРА
- Выготский Л. С. Психология развития ребенка. М., 2003.
- Холодная М. А. Психология интеллекта. М., 2002.
- Холодная М. А. Когнитивные стили: о природе индивидуального ума.
М., 2002.
Н. В. Зверева, И. Ф. Рощина
Практические задачи работы медицинского психолога с семьей в системе здравоохранения
Одной из важных практических задач клинической психологии является работа с семьей. Семейному фактору отводится существенная роль в возникновении, протекании и преодолении нервно-психических, психосоматических и соматических болезней (В. В. Николаева, Г. А. Арина, И. М. Никольская, Э. Г. Эйдемиллер, И. В. Добряков, А. Б. Холмогорова, А. Я. Варга и др.).
Опираясь на богатый опыт диагностической и исследовательской работы в различных областях клинической психологии и разделяя взгляды коллег на значение семейного фактора в клинической психологии, авторы считают необходимым выделить несколько аспектов практической работы медицинского психолога с семьей. Основными фокусами работы могут быть следующие: больной и семья, больной и лечение, семья и врач, представления о семье у больного, семья и адаптация больного, психологическая поддержка семьи, имеющей членов с ограниченными возможностями здоровья.
Все медицинские психологи хорошо знают, что появление в семье больного (при постановке медицинского диагноза), как правило, не только является стрессом для других членов семьи, но и меняет модус ее функционирования в связи с теми ограничениями, которые привносит болезнь в жизнь больного и его окружения. Эти ограничения в большой степени зависят от тех нарушений, которые вносит специфика болезни (неврологическая, психическая, психосоматическая и др.) в статус больного.
Например, постановка диагноза «деменция» одному из старших членов семьи требует от остальных организации постоянного контроля и ухода за больным, что значительно сужает возможности их собственной свободы (в том числе вынуждает к дополнительным материальным затратам). Описанная ситуация может по-разному восприниматься разными членами семьи, тем самым проявляя различные возможности личности адаптироваться к сложным, травмирующим обстоятельствам жизни. Задача психолога в подобных случаях заключается в психотерапевтической помощи членам семьи (разъяснение симптомов болезни, обучение приемам ухода за больными, когнитивного тренинга с больным). Постановка ребенку в возрасте 10 лет диагноза «шизофрения» может целиком менять линию семейного развития. Работа психолога требует информационной помощи семье в планировании и организации лечения, обучения и досуга ребенка, психологического сопровождения больного ребенка, а также осуществления психологической поддержки взрослых членов семьи и сибсов (построение и коррекция собственных жизненных планов).
Хорошо известно, что на выбор форм лечения пациентов влияют этно- и социокультурные параметры семьи. Бывают случаи, когда психическая болезнь рассматривается членами семьи как проявление «бесовства», и вместо необходимого лечения больной подвергается процедуре «изгнания бесов», что часто утяжеляет психическое состояние больного. Другим примером влияния семьи на способы лечения больного является приверженность к «натуральным» препаратам, что приводит к использованию, например, траволечения по отношению к тяжелым психическим (онкологическим, сердечно-сосудистым и др.) заболеваниям. Важным аспектом этой проблемы является отказ родственников от применения современных медикаментозных средств, форм хирургического вмешательства, лучевой и химиотерапии. Работа психолога с этими проблемами должна быть построена на разъяснении и убеждении, как родственников, так и самого больного в необходимости применения адекватных медицинских мероприятий, создании установки на лечение и использование ресурсов личности в борьбе с болезнью.
В клинической психологии существенной проблемой является стигматизация и самостигматизация больных. Чрезвычайно важно для семьи сохранение конфиденциальности сведений о болезни члена семьи. Родственники небезосновательно опасаются отрицательных социальных последствий в связи с наличием в семье больного. Опыт показывает, что многие родители с трудом соглашаются на особые формы обучения ребенка с нарушенным психическим или соматическим развитием из-за боязни негативного отношения общества к их детям и к ним самим. Другим серьезным аспектом проблемы стигматизации может быть появление у здоровых детей, чьи родители страдают серьезным заболеванием, страхов перед неотвратимостью собственной болезни или негативного отношения социального окружения. Психологи должны проводить как индивидуальную психотерапевтическую работу с членами семьи, так и создавать групповые формы работы с больными. В качестве примера можно привести создание ассоциаций родственников больных и клубов для больных, в работе которых принимают участие сами больные, их родственники, психологи.
Наличие наследственной предрасположенности и даже генетической обусловленности значительного числа заболеваний отрицать невозможно. В семье подобная информация может быть причиной конфликтов, например, между супругами при выяснении генетической «вины» одной из семейных ветвей. Задача психолога — выстроить правильное поведение членов семьи, которое бы существенно смягчало проявления болезни.
Очевидно, что жизнь больного в семье создает гораздо лучшие условия для адаптации и, в конечном счете, улучшает качество жизни больного, чем его одинокое проживание. Профессиональная задача психолога в отмеченном контексте — способствовать сохранению структуры и качества жизни семьи, включающей члена с ограниченными возможностями здоровья.
Необходимость работы психолога с семьей, в которой живет больной, не вызывает сомнений. Можно выделить несколько форм психологической, психотерапевтической и психокоррекционной работы с такими семьями: краткосрочная интенсивная помощь на этапе принятия болезни родственника, поддерживающая семейная психотерапия, индивидуальная психотерапия по отношению к членам семьи и самому пациенту, тренинг общения с больным, тренинг социальных навыков у больного, различные виды когнитивного тренинга и др. (А. Б. Холмогорова, 2006; Э. Голдберг, 2007; Н.В.Зверева, О.Ю.Казьмина, Е. Г. Каримулина, 2008; Л. М. Колпакова, 2009 и др.).
Научно-практические подходы к проблемам семьи, имеющей больного с соматической и нервно-психической и другой патологией, могут быть различными. Необходимо использовать существующие достижения и опыт психологии семьи, комплексной семейной терапии, системной семейной психотерапии, которые должны быть адаптированы и использованы по отношению к таким семьям.
ЛИТЕРАТУРА
- Вильдавская Л. М. Роль семьи в социальной адаптации больных эндогенными психическими расстройствами юношеского возраста: автореф. дис. ... канд. психол. наук. М., 1995.
- Голдберг Э. Парадоксы мудрости. М.: Поколение, 2007.
- Зверева Н. В., Казьмина О. Ю., Каримулина Е. Г. Патопсихология детского и юношеского возраста. М.: Академия, 2008.
- Колпакова Л. М. Личностно-типологические особенности матерей в ситуации трудноизлечимого ребенка. Казань, 2009.
- Никольская И. М. Клиническая психология семьи // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2005 (5), № 2.
- Михайлова И. И. Самостигматизация психически больных: автореф. дис. .. канд. мед. наук. М., 2005.
- Психосоматика: телесность и культура / Ред. В. В. Николаева. М.: Академический Проект, 2009.
- Холмогорова А. Б. Теоретические и эмпирические основания интегра-тивной психотерапии расстройств аффективного спектра: автореф. дис.. докт. психол. наук. М., 2006.
- Эйдемиллер Э. Г., Добряков И. В., Никольская И. М. Семейный диагноз и семейная психотерапия. СПб.: «Речь», 2006.
И. Н. Земзюлина
Динамика типов готовности к материнству у женщин, ожидающих первого ребенка
Исследования в области изучения материнства подчеркивают, что материнство как психосоциальный феномен рассматривается с двух основных позиций: как обеспечение условий для развития ребенка и как изменения личностной сферы женщины.
Проблеме материнства посвящено множество теоретических и при-кладныхисследований(Г. Г. Филиппова,В.И.Брутман,И.Ю.Ха-митова,С.Ю.Мещерякова,С.А.Минюрова,Е.А.Тетерлева, В. В. Абрамченко,А.А.Анохин, О. В. Баженова,Л.Л.Баз,О.А.Ко-пыл, С. Белобородов, Ч. Шмаков, В. Бергум, М. Е. Блох, О. Б. Подо-бина,И.В.Братусь,О.С.Васильева,Е.В.Могилевская,Ю.Н.Клоч-ко,Н.Ю.Ермилова,А.Ю.Клочко,Г.С.Костюк, Л. В. Кочанова, В. Е. Новожилова, Р. В. Овчарова, Е. А. Ряплова). В современной психологии личности материнство изучается в аспекте удовлетворенности женщиной своей материнской ролью, как стадия личностной и половой идентификации, а также с точки зрения личностного развития женщины, психологических и физиологических особенностей разных периодов репродуктивного цикла [1, 3].
Психологическая готовность к материнству рассматривается как специфическое личностное образование, стержневой образующей которого является субъект-объектная ориентация в отношении к еще не родившемуся ребенку, как способность матери обеспечивать адекватные условия для развития ребенка, эта способность проявляется в определенном типе отношения матери к ребенку, который соответствует готовности к материнству и связан с ценностью ребенка для матери (Г. Г. Филиппова, В. И. Брутман, И. Ю. Хамитова, С. Ю. Мещерякова, С. А. Минюрова, Е. А. Тетерлева). Исследования в этой области выявляют такие факторы формирования готовности к материнству как возраст, благополучие в браке, паттерны материнского поведения (Р. В. Овчарова) [2].
Целью исследования является выявить особенности динамики типов готовности к материнству у женщин в возрасте от 22 до 27 лет и в группе женщин в возрасте от 28 до 32 лет.
Для достижения поставленной цели мы использовали проективную методику — тест «Фигуры» Г. Г. Филипповой (2002) [3].
В результате статистической обработки данных с достоверным уровнем значимости p<0,05 были выявлены значимые различия в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом и втором триместрах беременности, по игнорирующему типу готовности к материнству, а также в группе нормородящих, находящихся на первом и третьем триместрах беременности.
В группе нормородящих, находящихся на первом триместре беременности, имеют место низкие показатели адекватного и тревожного типов готовности к материнству. У 42 % беременных женщин в возрасте 22—27 лет отмечается игнорирующий тип готовности к материнству, что характеризует данную группу неприятием данного состояния — состояния беременности, отсутствием желания создавать условия для развития будущего ребенка, а, следовательно, несформи-рованной социальной ролью матери. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на втором триместре беременности, отмечается высокий процент испытуемых (45 %) с тревожным типом готовности к материнству. На втором триместре имеет место повышение уровня тревоги, напряжения и беспокойства; первое шевеление ощущается рано, сопровождается сомнениями, тревогой, испугом по поводу здоровья будущего ребенка и своего здоровья, что усиливает болезненные ощущения, что свидетельствует о трудностях освоения новой социальной роли — роли матери. У нормородящих беременных женщин с игнорирующим типом готовности к материнству 5 % испытуемых, что подтверждает факт формирования роли матери (т. е. готовности к материнству). Группу беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на третьем триместре беременности, отличает отсутствие испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству. В данном случае мы можем говорить о динамике переживания беременности в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом, втором и третьем триместрах, которая проявляется в увеличении процентного соотношения адекватного и тревожного типов готовности к материнству и уменьшении до абсолютного отсутствия игнорирующего типа готовности к материнству, что свидетельствует о формировании новой социальной роли — роли матери к окончанию срока беременности. Данные свидетельствуют о том, что к окончанию срока беременность воспринимается положительно-эмоционально, приятно по соматическому ощущению, а тревога и беспокойство связано лишь с опасениями по поводу здоровья ребенка, своего здоровья и исхода беременности и родов. Активность беременной женщины на третьем триместре уже направлена на ребенка, на обеспечение адекватных условий для его развития, на сохранение здоровья, а также на формирование адекватного типа переживания беременности (52 %).
В результате статистической обработки данных значимых различий в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на первом, втором и третьем триместрах беременности, по типам готовности к материнству значимых различий не выявлено. При сравнении групп беременных женщин в возрасте 28—32 года по триместрам беременности была выявлена своеобразная динамика типов готовности к материнству по результатам методики «Фигуры».
Высокие показатели тревожного и адекватного типов готовности к материнству в группе женщин в возрасте 28—32 года характеризуют данную группу следующим образом: с одной стороны, хорошей выраженностью соматических ощущений, снижением эмоционального напряжения, отсутствием тревоги и беспокойства по поводу протекания беременности, способностью обеспечивать адекватные условия для развития и вынашивания ребенка, что характеризует сформированность социальной роли, но, с другой стороны, наличием тревожного состояния, связанного с тревожным эмоциональным состоянием и беспокойством по поводу благополучного течения беременности. На втором триместре беременности позднеродящие характеризуются высоким процентом женщин с адекватным типом готовности к материнству (65 %) по сравнению с группой нормородящих (50 %). Данные свидетельствуют о том, что в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на втором триместре беременности, имеет место благополучное эмоциональное состояние; первое шевеление ощущается в 16—20 недель и переживается положительно-эмоционально и приятно по соматическому ощущению, что свидетельствует о формировании роли матери и ее освоении. Позднеродящие на втором триместре беременности характеризуются абсолютным отсутствием испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству.
В группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на третьем триместре беременности, преобладает адекватный тип готовности к материнству (61 %), что характеризует понижение тревожности к окончанию срока беременности, активность ориентирована на подготовку к родовому и послеродовому периоду, шевеление ребенка дифференцировано от других телесных ощущений и характеризуется положительными соматическими и эмоциональными переживаниями, что свидетельствует о сформированной социальной роли — роли матери. У 30 % испытуемых данной группы имеет место тревожный тип готовности к материнству, что на третьем триместре беременности характеризует увеличение уровня тревоги и возникновение страхов, связанных с опасениями за исход беременности, родов и послеродовой период. С игнорирующим типом готовности к материнству в группе позднеродящих 9 % испытуемых, что характеризует активность беременных женщин, направленную на содержания, не связанные с ребенком. Данные результаты по тревожному и игнорирующему типам готовности к материнству мы связываем с возрастом беременных женщин, т. к. возраст 28—32 года является наиболее опасным для рождения ребенка, а приближение к родам усиливает уровень тревоги и беспокойства.
Таким образом, в группе беременных женщин в возрасте 28— 32 года отмечается своеобразная неравномерная, зигзагообразная динамика адекватного и игнорирующего типов готовности к материнству. При этом процентное соотношение тревожного типа готовности к материнству уменьшается в зависимости от триместра беременности.
Мы утверждаем, что динамика типов готовности к материнству связана с возрастом беременных женщин и сроком беременности.
В результате исследования процесса принятия новой социальной роли — роли матери, критерием которой является тип готовности к материнству, у беременных женщин, находящихся на разных сроках беременности и принадлежащих к разным возрастным категориям, выявлена положительная динамика формирования готовности к материнству, которая зависит от срока беременности и возраста беременной женщины. Сформированная материнская роль отмечается в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на втором триместре беременности. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом триместре беременности, имеет место наличие противоречий в принятии роли матери.
ЛИТЕРАТУРА
- Брутман В. И., Филиппова Г. Г., Хамитова И. Ю. Динамика психологического состояния женщин во время беременности и после родов // Вопросы психологии. 2002. № 1. С. 59—68.
- Овчарова Р. В. Психологическое сопровождение родительства. М.: Изд-во института психотерапии, 2003. 318 с.
- Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002. 240 с.
Проблемы профессиональной идентичности психолога, работающего в соматическом стационаре клинической больницы
Вданной статье будут затронуты вопросы о профессиональной идентичности психолога в стационаре, возможности ее формирования и сохранения в ситуации сотрудничества с врачами.
Профессиональная позиция психолога подразумевает, что он сам формирует цели и ценности своей профессиональной деятельности, сам осуществляет необходимые воздействия на обратившегося за помощью человека, сам несет ответственность за результаты своей работы. И это существенным образом меняет и его отношение к людям, которых он обслуживает, и его отношение к самому себе и участвующим в работе специалистам другого профиля, и, главное, сам стиль и тип его профессионального видения реальности.
Что же мы можем наблюдать в окружающей нас действительности? Молодой специалист, устраиваясь на работу в клиническую больницу, оказывается в особой, отчасти «чужеродной» профессиональной среде. Если врач, устраиваясь на работу в больницу, попадает в четко регламентированную обстановку, где давно сложились определенные традиции, понятен круг его полномочий и обязанностей, внятно определена вертикаль власти, то психолог зачастую совсем не знает реалий, с которыми ему придется столкнуться. Конечно, в отделе кадров ему дают список должностных обязанностей, но, к сожалению, к непосредственной практике часто этот список не имеет никакого отношения.
Общий план лечения, постановка диагноза и оценка результатов терапии, словом, все стратегические пункты деятельности принадлежат врачу. И, самое главное, в области здравоохранения, психолог лишается одной из важнейших прерогатив полноценного научного исследования — самостоятельности в выделении из реальности предметов изучения.
Если в психиатрической больнице очевидна задача психолога (проведение патопсихологического исследования, помощь в постановке диагноза), то в соматической клинике задача психолога не определена и отдана на откуп врачу, с которым психолог работает в отделении. Между тем, еще в 1920-е гг. выдающиеся врачи того времени говорили о необходимости учета психологического состояния больного, что именно оно зачастую определяет течение заболевания, самым непосредственным образом влияя на его исход — способствуя или препятствуя выздоровлению. В сознании больного отражаются его телесные изменения, возникающие вследствие заболевания, и изменившиеся физиологические и психологические возможности. При длительности заболевания у человека появляется необходимость пересмотреть свои отношения с внешним миром и с самим собой. Зачастую человеку необходимо заново адаптироваться к жизни, принять новые «условия игры», без которых невозможно говорить о полноценном выздоровлении. Именно в этом отношении очень важной и ценной может оказаться работа с психологом.
Важный вопрос, который невозможно не затронуть в связи с темой взаимосотрудничества психологов и врачей, — это специфика психологической практики в условиях стационара. В данном случае речь пойдет об индивидуальной и групповой психокоррекции.
Когда психолог ведет стационарную группу, то первое условие, с которым он сталкивается, — это что группа никогда не станет самостоятельным, независимым организмом. Ее всегда связывают сложные взаимоотношения с более крупной группой — с ее пристанищем, стационарным отделением больницы. Эффективность психо-коррекционной стационарной группы, а часто и само ее существование в значительной мере зависят от поддержки администрации отделения.
Если заведующий отделением и старшая медсестра не убеждены в необходимости и эффективности групповой психотерапии, то вряд ли они станут поддерживать соответствующую деятельность психолога: они не будут относиться к терапевтическим встречам с должным уважением; не будут на регулярной основе предоставлять пациентов отделения для ведения группы, не станут обеспечивать возможность проведения сессий в удобное время, одни и те же дни и часы.
Естественно, при таком отношении психологические группы лишаются своей эффективности. Тем самым, психолог, ведущий группу (особенно, если речь идет о молодом специалисте), быстро деморализуется и теряет квалификацию. Встречи проводятся нерегулярно и часто прерываются, когда участников вызывают на индивидуальную консультацию к другим специалистам, или на множество других больничных процедур.
Аналогичная ситуация складывается в отношении индивидуальных консультаций с психологом. Изначально, консультируя пациентов, находящихся в стационаре, психолог сталкивается с большим количеством трудностей, среди которых можно назвать и тяжесть соматического состояния пациентов, и краткосрочность воздействия, и низкий уровень мотивации у подобной категории клиентов. К сожалению, на нынешний момент уровень психологической культуры в нашем обществе таков, что обывателю зачастую неизвестно, кто такой психолог, что он может дать, как профессионал, в чем состоит специфика работы с ним, и т. д. И во многом ценность работы психолога в глазах пациента будет определяться отношением к этой работе со стороны лечащего врача. А на практике, к сожалению, часто приходится сталкиваться с целым спектром негативных реакций, начиная от вальяжной снисходительности и заканчивая явным пренебрежением. Стоит ли удивляться, что сами пациенты, видя подобное отношение со стороны лечащих врачей и медперсонала, невольно начинают задаваться вопросом: «Что для меня важнее, сходить к психологу или лучше на массаж?»
Является ли такое состояние дел внутренне присущим ситуации и неизменяемым? На наш взгляд, это не так. Скорее, мы имеем дело с внешней, определяемой отношением проблемой, причины которой уходят своими корнями в несколько факторов.
Прежде всего, она тесно связана с профессиональной квалификацией врачей и администрации отделения. Многие учебные программы для врачей и медсестер предусматривают лишь краткий и самый общий курс психологии (и практически ни одна программа не включает в себя подробного изучения особенностей личности пациентов и способов налаживания и поддержания контакта с ними). Вполне понятно, что заведующие отделениями не станут вкладывать ресурсы и энергию отделения в программу лечения, о которой они не имеют почти никакого представления и в эффективности которой не убеждены. Многие врачи воспринимают деятельность психолога как этакого массовика-затейника, который способен как-то разнообразить жизнь больного в отделении. И действительно многие больные с радостью откликаются на всевозможные психологические клинические исследования именно потому, что это хоть какое-то занятие.
Во-вторых, зачастую истинной темой дебатов о роли психолога в стационарном отделении является раздел профессиональной территории. В течение многих лет организаторами и ведущими стационарных групп (т. н. «группы релаксации», обучающие приемам аутотренинга) были медсестры отделений, а психокоррекция или индивидуальное консультирование вообще не проводились.
Врачей учат лечить болезнь, а личность пациента остается как бы «за кадром». Большинство специалистов соматических клиник до сих пор отрицают психологическую природу ряда заболеваний (например, язва 12-перстной кишки). У психолога иное видение ситуации, иной подход к причинам возникновения симптомов и, соответственно, к способам их устранения. Те методы и приемы, к которым прибегает психолог в своей работе, с точки зрения большинства врачей являются несерьезными.
Эти указанные нами особенности профессионального взаимодействия в условиях клинических больниц не относятся к разряду неизменяемых, и психолог должен делать все возможное, чтобы изменить их. Один из способов — заниматься просветительской деятельностью, например, делать обзоры исследовательской литературы, которая доказывает эффективность «психологического» подхода в лечебном процессе и доносить эти обзоры до сведения врачей, медсестер и администрации учреждения, где они работают бок о бок. Есть надежда, что нынешние междоусобные споры за обладание территорией психотерапии станут частью прошлого, уступив место коллегиальности и взаимоуважению в отношениях психологов иврачей.
Е. В. Казакова