В. Г. Арсланов Философия XX века (истоки и итоги). Учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Проблема сознания: феноменология -экзистенциализм - герменевтика
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   42

Ильенкову потому был так дорог Спиноза, что он впервые развил идею субстанциального единства мыш-ления и протяжения, проще — духа и материи. Эту же идею неотъемлемости духа от природы воспроиз-вел Ф.Энгельс в своем «Анти-Дюринге». «...У нас есть уверенность в том, — писал он, — что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необ-ходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна

будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время»'.

В чем, собственно, заключается эта необходимость,— на этот вопрос не только не смог ответить ни один «ди-аматчик», этот вопрос никем из них даже не ставился. Ильенков же уже в аспирантские годы задумывался над таким вопросом. И результатом этих размышлений яви-лась статья под названием «Космология духа. Попытка установить в общих чертах объективную роль мыслящей материи в системе мирового взаимодействия. (Философ-ско-поэтическая фантасмагория, опирающаяся на прин-ципы диалектического материализма)». Она опубликова-на в сборнике работ Ильенкова «Философия и культура», который вышелв серии «Мыслители XX века» (М., 1991).

В отличие от «диаматчиков», которые считали, что философия должна «обобщать» результаты естествозна-ния, и здесь «диамат» оказывался всего лишь разновид-ностью позитивизма, Ильенков считал, что действитель-ным предметом философии является МЫШЛЕНИЕ. За это «диаматчики» обвиняли его в «гносеологизме». Но странным образом они обвиняли его также и в том, что он не признает «специфики» законов мышления. Однако специфика мышления, как показал Ильенков, состоит только в том, что мышление движется по форме самого бытия. И в этом смысле, одно и то же есть Бытие и мысль об этом Бытии. В ряде исторических очерков Ильенков показал, что тождество мышления и бьипия есть прин-цип всей классической философии, начиная с древних и заканчивая Гегелем.

Мышление, в соответствии с этой версией, прояв-ляет себя прежде всего не в слове, т. е. в говорении, а в действии. Мы обычно считаем, что мысль в ребенке «проснулась», когда он пролепетал первые слова. Но мы не замечаем при этом того, что до этого он долго и упорно овладевал окружающим его человеческим про-странством, миром наших вещей и способами их упот-ребления в практике. Однако именно там он уже со-стоялся как человек и, соответственно, как мыслящее существо. Человек проявляет себя как мыслящее су-щество, когда он совершает осмысленные действия. Вместе с тем, бывает болтовня безо всякого смысла.

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 363.

II*

«Эксперимент»

Именно эта деятельностная методология легла в основу так называемого «загорского эксперимента», горячо поддержанного Э.В.Ильенковым. Осуществлял этот эксперимент А.И.Мещеряков — ученик и продол-жатель дела И.А.Соколянского, который впервые в нашей стране организовал целенаправленное обучение слепоглухонемых детей. Соколянский жил и работал в Харькове. Но во время войны его воспитанников эва-куировать не удалось, и нацисты их уничтожили как «неполноценных». Спасти удалось только О.И.Скоро-ходову, которая уже позже написала книгу «Как я вижу и понимаю окружающий мир». После американской писательницы Елены Келлер, тоже слепоглухонемой, до таких высот культурного развития ни один слепог-лухонемой человек не поднимался. Все они, как прави-ло, оставались инвалидами в физическом, интеллекту-альном и социальном смысле.

Как раз по методу Соколянского организовал обу-чение слепоглухонемых детей в Загорском доме-ин-тернате А.И.Мещеряков. И благодаря такому обуче-нию четверых воспитанников интерната — Наташу Корнееву, Юру Лернера, Сашу Суворова и Сергея Сироткина — удалось подготовить для поступления на психологиеский факультет МГУ, который они затем успешно закончили. А Саша Суворов впоследствии стал доктором психологических наук. Мещеряков не увидел результатов своей работы. Он умер от сердеч-ной недостаточности, и итоги эксперимента подводи-ли в 1976 году уже без него. Эти итоги красноречиво описаны в статье Ильенкова «Становление личнос-ти: к итогам научного эксперимента» («Коммунист», 1977. № 2).

Ильенкова как ученого интересовало прежде все-го то, что обучение детей с патологией помогает лучше понять формирование человеческого мышления в его обычном виде. Патология в данном случае проясняет нам суть нормы. Ведь обычный ребенок научается ос-мысленным человеческим действиям спонтанно. А ес-ли взрослые и учат его подобным действиям, то не придают этому того значения, которое они в действи-тельности имеют. Во всяком случае здесь не требуется

сознательно и целенаправленно организовывать этот процесс. Не то слепоглухонемые дети.

Спонтанно включиться в процесс человеческой жизнедеятельности и общения такие дети не могут. д если и включаются, то только случайно, как это слу-чилось с Еленой Келлер. И распространенной ошиб-кой педагогов, как правило, является стремление обу-чить слепоглухонемых детей умению говорить, а не простейшим двигательным навыкам деятельности. Такое обучение словам обычно оказывалось безуспеш-ным, потому что слово, когда соответствующий пред-мет не имеет для меня никакого смысла, есть пустой звук, «кимвал бряцающий». Ведь смыслом человечес-кие слова обладают, в конечном счете, только потому, что имеют смысл соответствующие предметы. А смысл последних заключается в той роли, которую они игра-ют в человеческой жизнедеятельности и общении.

В истоках же своих такое общение есть общение на основе общего дела. Это иллюзия, что слова сами по себе обладают смыслом. Слова — это только «деньги» духа, которые имеют цену только до тех пор, пока они выражают и представляют соответствующую ценность вещей. Но в мире развитой культуры, в мире уродли-вого разделения труда огромная масса людей имеет дело только со словами, не имея дела ни с какими вещами. Отсюда словесный фетишизм, когда словам придается сверхъестественная сила. Это вера в то, что слова живут сами по себе и что при помощи одних только слов можно изменить положение вещей.

Засилье позитивизма в философии и научной ме-тодологии с его вербальным пониманием мышления проявилось у нас в глухом неприятии идей Ильенкова и даже во врождебности к нему самому. Поэтому и при жизни, и после смерти Ильенкова была организована Целая кампания по дискредитации загорского «экспе-римента», в которую втянули и бывших воспитанников интерната. Речь шла о том, что эксперимент несосто-ятельный, поскольку у детей были остатки зрения и слуха.

Тем не менее, эксперимент подтвердил главное положение материализма, идущего от Спинозы: сфор-мировать человеческую психику — это значит сфор- дпг Пировать поведение человека. А у слепоглухонемых детей это становится возможным в процессе совмест-но-разделенной деятельности с педагогом. Знаковая и речевая деятельность возникает только на основе хотя бы элементарных навыков человеческого поведения. Хотя, раз возникнув, она приобретает самостоятельный и даже определяющий характер. С помощью одних слов человека можно научить, как и что ему делать. Но это оборачивание фило- и онтогенетически происхо-дит все-таки позже. А в начале было дело. Это по Биб-лии в начале было Слово, которое было у Бога и кото-рое было Бог. И если сознание «просыпается» только в слове, без Бога никак не обойтись.

То, что личность есть нечто благоприобретенное, доказывается и тем, что человек может потерять свое лицо. Ильенков оставался собой до самого конца. Но сегодня, когда марксизм у нас выставлен виновником всех прегрешений на свете, наследием Ильенкова интересуются больше на Западе, чем на его родине. И интересуются этим наследием прежде всего психо-логи — сторонники теории деятельности. Но если в учении есть реальное теоретическое содержание, оно всегда внушает надежду.

Литература

1. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М. 1997.

2. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М. 1984.

3. Ильенков Э.В. Философия и культура. М. 1991.

Глава 7

ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ -ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ - ГЕРМЕНЕВТИКА

Проблема сознания — самая запутанная в фило-софии XX века. И прежде всего потому, что здесь со-средоточены основные новации неклассического фи-лософствования, вызванные неприятием классического взгляда на природу сознания, философская классика, и это мы неоднократно подчеркивали, в своих высших проявлениях исходила из единства сознания и рефлек-сии, иначе говоря, из опосредованности человеческой психики осознанием самого себя. К этой традиции можно отнести и марксизм. Человек выделяет себя из природы, отмечал Маркс, а животное непосредствен-но сливается со своей жизнедеятельностью.

Но для неклассической философии в силу опреде-ленных культурно-исторических причин разум и реф-лексия превращаются в своеобразный жупел. И пото-му новое понимание сознания складывается через усиление дорефлексивных моментов в человеческой психике, через отказ от понимания сознания как объек-тивного отражения действительности. Главной темой классической философии, и в частности кантианства, было объяснение объективного, всеобщего и необхо-димого характера наших знаний. В неклассической философии все меняется с точностью до наоборот. Главная тема неклассической философии — демонст-рация того, что человеческое сознание субъективно и сугубо индивидуально, а также является чуждым какой-либо необходимости. Неклассическая философия со-знательно отказывается от прежних ориентиров: «ма-терия» и «дух», «субъект» и «объект», «истина» и «ложь». Единственной реальностью такого философ-

ствования становится непосредственное переживание субъектом своего собственного бытия. А формой вы-ражения такого переживания в конце концов станет изящная словесность.

Естественно, что всесторонняя проработка этой позиции в философии XX века оказалась сопряжена с множеством проблем и противоречий. Удивительным образом сознание, утратившее свой всеобщий и необ-ходимый характер, становилось все более зыбким и призрачным, не поддаваясь даже элементарному опре-делению, без чего, кстати, философия перестает быть сама собой. Неклассическое философствование в ходе своей эволюции в XX веке по сути привело к раство-рению сознания в телесных проявлениях, а значит к утрате самого предмета философских размышлений. Логос вновь оказывается вытеснен мифом, понятие — художественным образом, а философия — литерату-рой. По большому счету это была самодискредитация. Но у таких мощных умов, как Гуссерль, Хайдеггер, Сартр и другие, сила и слабость позиции неотделимы друг от друга, а мысль даже в преддверии тупика чре-вата новыми, интересными поворотами. И потому их поиски заслуживают подробного анализа.

И 1. Феноменология З.Гуссерля

«Феноменология» означает буквально учение о феноменах, то есть о явлениях. Но это учение не о явлениях вообще, а о вполне конкретных явлениях. - Например, гегелевская «Феноменология духа», как это следует, собственно, из названия, была работой, посвя-щенной явлению духа, конкретнее — сознания. Но Ге-гель ставил перед собой задачу рассмотреть сознание не в том виде, как оно есть, а в том виде, в каком оно является, то есть, появляется, так сказать, на свет. Двойственность значения слова «явление» заключает-ся в том, что оно означает и процесс становления, и уже ставшее, то есть результат становления. Однако отделить одно от другого можно только в абстракции. Конкретное же рассмотрение предполагает единство того и другого. В этом смысле Гегель отмечал, что «суть дела исчерпывается не своей целью, а своим осуще-

ствлением, и не результат есть действительное це-лое, а результат вместе со своим становлением».

Через такое конкретное рассмотрение проявляет себя историзм метода Гегеля. Поэтому русский геге-льянец А.И.Герцен называет феноменологию Гегеля «исторической феноменологией»2. Но как раз этот историзм совершенно не принимается неклассической философией. Не принимал его и Э.Гуссерль — осново-положник «феноменологии» как особого направления философии XX века А из этого следует, что его фено-менология — это неисторическая феноменология.

Реакция Гуссерля на историзм связана с тем, что он имел перед собой мистический историзм филосо-фии жизни, представленный непосредственно у В. Дильтея. И с историзмом у Гуссерля, как и у большин-ства его современников, прочно ассоциировался реля-лшвизм. Однако основная установка самого Гуссерля была вполне классической. У него была установка на поиск истины не относительной, а абсолютной, то есть в духе классической метафизики. И здесь коренится основное противоречие его теории как неисторичес-кой феноменологии, которое привело к прямо противо-положному результату — субъективизму Хайдеггера. Но это уже, так сказать, в конце пути

Эдмунд Гуссерль (1859—1938) родился в еврейской семье в Проснице (Моравия). Окончив гимназию, он в 1876 году поступил в Лейпцигский университет, где изучал астрономию, физику, математику. Там же он занимается психологией и философией у известного психолога Вильгельма Вундта. Затем Гуссерль продол-жил свое образование в Берлине, где изучал математи-ческие науки и философию. В Вене он окончил курс у Карла Вейерштрасса, который оказал на него огром-ное влияние. В 1883 году после защиты кандидатской диссертации Гуссерль становится у него ассистентом.

Не получив систематического философского об-разования, Гуссерль, тем не менее, втягивается в изу-чение проблематики, связанной с обоснованием ма-тематики, а она так или иначе касается проблем человеческого мышления и познания и потому по сути

Гегель Г.В ф Феноменология духа СПб. 1994 С 2. 2 Герцен А.И Сочинения в двух томах. T.I. M. 1985 С. 380.

является философской. Дело в том, что к концу XIX века математика приняла строгий и законченный вид. Это с одной стороны. А с другой стороны — обнаружилось, что самые фундаментальные и исходные понятия этой на-уки не имеют под собой достаточно прочных оснований. Кризис в математике в конце XIX века выразился в том, что в основаниях этой самой строгой науки обнаружи-лись противоречия, так называемые «парадоксы» тео-рии множеств. Это был методологический кризис, из которого невозможно выйти, не реформируя традици-онную методологию, а это дело, как правильно понял Гуссерль, всегда было делом философии.

Докторская диссертация Гуссерля была посвяще-на как раз этому вопросу. Он обсуждается в его пер-вой крупной работе под названием «Философия ариф-метики», первый том которой вышел в 1891 году. От этой проблематики Гуссерль приходит к необходимос-ти разработки нового метода, который он назовет фе-номенологическим. Вся его дальнейшая жизнь будет посвящена решению именно этой основной задачи.

Задача, которую ставит себе Гуссерль, гораздо шире, чем просто обоснование науки, тем более только лишь арифметики. Эта задача состояла в том, чтобы дать основания всей культуре. И, может быть, самое замечательное в творчестве и личности Гуссерля зак-лючается в том, что он так или иначе видит, или, по крайней мере, чувствует, связь между кризисом евро-пейской культуры и методологическим кризисом в науке. В том числе для него вполне ясно то, как этот кризис сказался на такой специальной проблеме как проблема обоснования математики, чего просто не замечали позитивисты. А потому начинать изложение философии Гуссерля надо не с начала, не с «Филосо-фии арифметики», а с его доклада «Кризис европейс-кого человечества и философия», прочитанного в Вене в 1935 году, то есть за три года до кончины, которая последовала 26 апреля 1938 года.

Кризис европейского человечества

Хотя доклад «Кризис европейского человечества и философия» — одна из самых последних работ Гуссер-ля, она вполне могла бы служить введением ко всей

его философии, потому что именно здесь, несмотря на обычное многословие автора, наиболее выпукло выс-тупают его основные идеи.

Первая из этих идей состоит в том, что европейс-кое человечество находится в глубоком кризисе и глав-ным виновником этого кризиса является европейский рационализм. Этот рационализм несет на себе двоякий «грех». Во-первых, он явился причиной дегуманизации европейской культуры, и здесь Гуссерль, так или ина-че, смыкается с «философией жизни» и экзистенциа-лизмом, ведущим свое начало от С.Кьеркегора. А во-вторых, рационализм методологически не оправдывает себя в обосновании науки, и прежде всего такой науки как математика. «Во всех науках, — замечает Гус-серль, — стала ощущаться какая-то ущербность, в ко-нечном счете это — кризис метода»l.

Следующая идея Гуссерля заключается в том, что необходимо найти метод, соответствующий двум, каза-лось бы, несовместимым требованиям: он должен стать основой самой строгой и «абстрактной» науки, и он же должен лечь в основу всей духовной культуры. Таким образом Гуссерль пытается преодолеть дуализм «наук о природе» и «наук о культуре». Но как раз замах на такой всеобъемлющий монизм совершенно не харак-терен для неклассической философии и скорее прили-чествует какому-нибудь Спинозе, чем представителю философии XX века. И именно это порождает почти непреодолимые трудности в понимании философии Гуссерля, которые усугубляются тем, что за решение столь грандиозной проблемы он берется с негодными средствами.

Прежде всего заметим, что Гуссерль — совершен-но наивный теоретик, который, как и все теоретики по преимуществу, видит корень зла в том, что люди что-то неправильно понимают. И стоит это неправильное понимание исправить, как все встанет на свои места. В этом отношении он преувеличивает значение фило-софии, которая у него венчает собой все здание чело-веческой культуры и все здание науки. Отдельные науки он в духе метафизики XVII — XVIII веков называ-ет «ответвлениями» философии. Философия у Гуссер-

Культурология. XX век. Антология. М. 1995. С. 322.

ля оказывается некоторой всеобщей наукой, наукой наук, или «царицей наук», что характерно чаще всего для представителей так называемой «конкретной на-уки». Именно они сплошь и рядом наивно исповедуют указанный метафизический взгляд на философию в силу отсутствия достаточного философского образова-ния. А такое образование позволило бы заметить, что метафизический взгляд на философию антиквирован уже к середине XIX века.

Философия — это действительно «живая душа культуры», но она, скорее, является концентрирован-ным выражением культуры, чем ее порождающим принципом. А у Гуссерля все получается наоборот. И такой наивный идеализм проявляется, к примеру, в том, что «несколько греческих чудаков», по словам Гуссерля, «смогли вызвать трансформацию челове-ческого существования и всей культурной жизни че-ловечества, сначала в своей собственной, а потом в соседних нациях»!. В результате, вместо того, чтобы искать действительный порождающий принцип для всей культуры, включая философию и науку, Гус-серль целиком и полностью замыкается в рамках чистой теории. И потому его метод как метод опреде-лений и подразделений, метод дистинкций, более близок средневековой схоластике, чем философии Нового времени.

Указанное замыкание в рамках чистой теории у Гуссерля не только вполне сознательная установка. Оно превращается в один из методологических прин-ципов его философии — принцип Epoche. Термин бе-рет свое начало от античных скептиков, у которых он означал воздержание от суждения. Мудрец, считали скептики, должен воздерживаться от категорических высказываний. Близко это понятие и картезианскому радикальному сомнению: сомневайся во всем, пока не придешь к несомненному. Все остальное должно быть вынесено за скобки. В том же направлении идет и Гус-серль, у которого теоретическая установка, как он пишет, «основывается на намеренном воздержании (Epoche) от любой естественной, включая самые высо-кие ступени, практики, служащей естественным по-

' Там же. С. 316.

требностям в рамках своей же собственной професси-ональной жизни.

В отличие от представителей классики, Гуссерль, подобно позитивистам, не видит и не понимает теоре-тического значения человеческой практики. Всякая теория у него с самого начала зарождается исключи-тельно в человеческой голове в виде так называемой «чистой» теории. А практика понимается им, выража-ясь языком Маркса, исключительно только в ее «гряз-но-иудейской форме», в форме полезности, что опять же роднит философию Гуссерля с позитивизмом. По-зитивизм только такую практику признает и принима-ет, а Гуссерль имеет в виду то же самое, но такую практику отвергает. И там, и здесь практика понима-ется только как полезность и лишается всякого теоре-тического достоинства. А в результате у Гуссерля мы находим чисто греческое презрение к практике. Вме-сте с Аристотелем он мог бы сказать, что философия — самая бесполезная наука, но именно потому она и са-мая прекрасная.

По сути перед нами основной порок рационализ-ма, которого Гуссерль не замечает, и это обрекает на поражение всю его затею с самого начала. Созерца-тельность — вот главный недостаток всего докантов-ского рационализма. Гуссерль тоже говорит о наивно-сти докантовского рационализма, которую немецкий идеализм, начиная с Канта, стремился преодолеть, хотя, как он пишет, «и не смог на деле достигнуть уровня высшей рефлективности, решающей для воз-никновения как нового образца философии, так и нового облика европейского человечества»2. Но по сути Гуссерль не понимает действительного значения немецкой классики в преодолении односторонностей рационализма и эмпиризма. Поэтому он видит только частные недостатки рационализма. В чем же они, со-гласно Гуссерлю?

Один из этих пороков можно обозначить как на-турализм, другой — как объективизм и, оба он связы-вает с позитивизмом. Первый порок проявляется, по мнению Гуссерля, в том, что реальность духа понима-

' Там же С. 310. 2 Там же С 320.

ется как «реальный придаток тела», приписывание духу «пространственно-временного бытия в природе». Но дух является духом только тогда, когда это не тело, потому он не имеет пространственно-временных оп-ределений. Дух не может быть круглым или квадрат-ным, маленьким или большим, синим или зеленым. Все это так. Но декартовский рационализм именно из это-го и исходил. А у натурализма совсем иные корни. Есть действительно наивный натурализм, характерный для естественнонаучного материализма. И совершенно другое дело — натурализм, характерный для позити-визма, который, скорее, продукт разложения европей-ского рационализма, и даже не столько рационализма, сколько эмпиризма, который всегда чреват натурализ-мом. Ведь эмпиризм не знает и не понимает специфи-ки духовного, идеального, а знает только телесное и материальное — то, что дано чувствам, ощущениям.