В. Г. Арсланов Философия XX века (истоки и итоги). Учебное пособие
Вид материала | Учебное пособие |
- А. Г. Войтов философия учебное пособие, 5408.43kb.
- Пособие для поступающих в вузы, 11593.32kb.
- Литература 28, 22.11kb.
- Учебное пособие Книга первая философия древнего мира таганрог 2010, 1863.59kb.
- Учебное пособие Электронный вариант (без рисунков, картин и портретов) москва 2005, 1572.08kb.
- Н. Г. Чернышевского Л. Н. Чернова повседневная и частная жизнь горожан в XIV-XVI веках, 1605.19kb.
- Ю. К. Мельвиль Западная философия XX века Московский Государственный университет им., 5457.14kb.
- Ю. К. Мельвиль Западная философия XX века Московский Государственный университет им., 5455.29kb.
- Планы семинарских занятий по курсу «философия», 302.23kb.
- Н. Г. Баранец Философская пропедевтика Учебное пособие, 8432.24kb.
Для Витгенштейна, так же, как и для Рассела, мыс-лимый факт и названный факт — одно и то же. Поэто-му та концепция языка, которую развивает Витгенш-тейн, одновременно является определенной картиной мира, или онтологией. Характерна литературная фор-ма, в какой написан «Логико-философский трактат».
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М- 1958 С 31.
Он состоит из коротких пронумерованных афоризмов. То есть по большому счету это форма, совершенно не соответствующая назначению аналитической филосо-фии, которая призвана уточнить язык науки.
Вся «философия» Витгенштейна колеблется меж-ду двумя крайностями, которые обнаружились в по-нимании природы логики вообще. Во-первых, это чисто формалистическое толкование логики как не-которой свободной игры, законы и правила которой не выражают никакой реальности. Во-вторых, это логический эмпиризм, который прежде всего и выра-жает именно Витгенштейн. Мы пока оставляем тре-тью позицию, согласно которой логика, — та, которую имеют в виду Рассел и Витгенштейн, — представляет собой совершенно особую реальность, а именно фор-мальные условия мыслительной человеческой дея-тельности.
Логический эмпиризм Витгенштейна проявляется в том, что логика у него есть отражение мира. Эле-ментарные высказывания, по его мнению, являются «логическими атомами», которые отражают элементар-ные факты. Из простейших логических высказываний при помощи логических союзов, «и», «или», «если..., то...» и отрицания, строятся более сложные высказы-вания, которым опять-таки соответствуют определен-ные комбинации в мире фактов. В общем, как-будто бы получается то, что Декарт и Спиноза называли: ordo et connectio idearum et ordo et connectio rerum idem est. В переводе это означает, что порядок и связь идей тот же самый, что и порядок и связь вещей.
Но как быть, допустим, с законом, «запрещающим» мыслить противоречие? Если противоречие в реаль-ном мире ничего не отражает, то откуда пришла в го-лову мысль его «запрещать»? Ведь в мире нет очень многого. И если бы логика знала, что на свете есть и чего нет, то она была бы единственной наукой. А если противоречие в мире есть, то почему логика должна его «запрещать»? А если оно ничего не «отражает», то что «отражает» его запрет?
Все эти сложности в учении Витгенштейна возни-кают потому, что на самом деле логика отражает не мир, как он нам непосредственно дан, а те условия, при ,— которых мы его мыслим. По сути логика производна от l3u
мира культуры, который обеспечивает объективные условия субъективной человеческой деятельности. Но в философии, и на это есть свои причины, указанная ситуация, как правило, мистифицируется. Так у К.Поп-пера эти условия обозначены как некий «третий мир». А в учении Канта они выступают под именем транс-цендентальных предпосылок. Сложность в том, что логика, как и весь мир культуры, носит особый субъек-тивно-объективный характер. Поэтому ее и не удает-ся интерпретировать ни с эмпирической, ни с формаль-ной точки зрения.
Но вернемся к Витгенштейну. который утверждает, что всякое логическое предложение есть либо тавто-логия, либо противоречие. Тавтологии ничего в действи-тельности не отражают. Например, что отражает поло-жение «А = А»? Очевидно, ничего предметного. Но именно поэтому тавтология нам не говорит ничего. И ес-ли помимо тавтологий, которые все сводятся к «А = А», есть еще противоречие, то, видимо, только оно может нам сказать что-то конкретное о мире.
Обыкновенный человеческий язык как историчес-ки сформировавшийся феномен культуры гораздо муд-рее любого «языка науки». Он обладает всеми вырази-тельными средствами не только для выражения фактов науки, но и для самых тонких оттенков мысли и чувства. Об этом свидетельствуют и фольклор, и народный юмор, и вся художественная литература. Если же попытаться загнать этот язык в прокрустово ложе «языка науки», то огромный массив культуры окажется «невыразимым», или «бессмысленным». Именно к этому результату и приходит Витгенштейн. Но то, о чем невозможно гово-рить, оказывается самым важным для человека с мо-рально-практической точки зрения. И хотя сам Витген-штейн именно этику считал смысловым ядром своего «Трактата», наука и мораль, как и у всех позитивистов, у него диаметрально расходятся. И расходятся гораздо дальше, чем практический и теоретический «разумы» у , Канта. Получается, что у человека два «разума». Но это и есть нонсенс.
Именно софистическое отождествление языка и мышления, а также языка и картины мира, и привело лпп «позднего» Витгенштейна, который написал труд «Философские исследования», к логическому релятивизму.
Эта книга была опубликована в 1953 году уже после смерти автора, последовавшей в 1951-м. Витгенштейн добровольно ушел из жизни. Он не смог примирить совесть ученого со своей человеческой совестью. Это, в общем-то, человеческая трагедия, хотя и очень похо-жая на фарс. По сути Витгенштейн — поборник «бес-смысленности» философии. Витгенштейн говорит уже не о бессмысленности метафизики, а о бессмыслен-ности философии, отвергая тем самым по существу всякую теорию.
Литература
1. Витгенштет Л. Избранные философские произведе-ния. М.1992.
3. «Критический рационализм» К.Поипера
Карла Поппера обычно не относят к позитивизму. И это можно объяснить тем, что он отрицал идею «лингвистической философии» как уход от важных проблем философии к примитивной схоластике. Но его философия ближе всего именно к этому направлению, хотя она и содержит попытки выйти за его пределы. Сам Поппер называет свою философию «критическим рационализмом», потому что он считает, что каждый ученый должен быть готов представить свои идеи на суд критики. Это должно иметь силу не только для науки, но и для всей социально-политической жизни. И это есть критерий того, что Поппер называет «откры-тое общество».
Карл Раймунд Поппер (1902-1994) родился в Вене в семье состоятельного адвоката. Родители Поппера, будучи евреями, крестились в протестантской церкви. В молодости Поппер испытал на себе довольно силь-ное влияние социалистической мысли и некоторое время считал себя марксистом. Образование он полу-чил в Венском университете. Кроме философии и на-уки, Поппер интересовался еще психологией и музы-кой. В 1928 году он защитил диссертацию на тему «К вопросу о методе психологии мышления» под руководством психолога Карла Бюлера.
6 Мареев С Н и др
В течение нескольких лет Поппер преподавал ма-тематику и физику в начальной и средней школе. И именно к этому времени относится его известная статья по проблеме аксиоматики в геометрии. Одно время он состоял в Венском кружке неопозитивистов, но с самого начала критически относился к его глав-ным идеям, что нашло свое отражение в его первой известной работе «Логика научного исследования», вышедшей в 1934 году.
В 1937 году Поппер вместе с женой уезжает в Новую Зеландию. Здесь были написаны работы «Ни-щета историцизма» и «Открытое общество и его вра- i ги» в двух томах, направленная против «тоталитариз-ма». Обе работы были опубликованы в 1945 году. В условиях послевоенной Европы эти работы были, так сказать, обречены на успех. С 1946 году Поппер жил в Великобритании, работал в Лондонской школе эко-номики. Умер Карл Поппер в 1994 году.
В своей «Логике научного исследования» Поппер опровергает эмпиризм и индуктивизм позитивистов, но, так сказать, с обратной стороны. Если прежние критики индуктивизма доказывали, что путем индукции не может быть получено всеобщее и необходимое знание («все ле-беди белы»), то Поппер показывает, что всеобщее не может быть верифицировано, то есть подтверждено эмпири-ческими фактами и наблюдениями. Взамен верификации Поппер выдвигает принцип фальсификации, то есть оп-ровержения: научное знание должно быть принципиаль-но опровержимым. Этому и посвящена его работа, вышед-шая в 1963 году, которая так и называется «Предположения и опровержения. Рост научного знания».
Таким образом, эмпиризм Поппером не отбрасыва-ется, а только трансформируется. Ведь если утвержде-ние «Все люди смертны» в принципе фальсифицируе-мо, то это означает, что может найтись такой человек, который бессмертен. Но тогда это означало бы или, что это утверждение является только эмпирическим, а не теоретическим, или, что тот самый бессмертный — не человек. Ведь человек по определению смертей. И имен-но так его и называли древние, в противоположность бессмертным богам. Поэтому «демаркация» между на-укой и «метафизикой», которую хочет провести здесь Поппер, не получается.
В работе «Объективное знание. Эволюционный подход», вышедшей в 1972 году, Поппер пытается пред-ставить развитие науки по типу эволюционной теории с ее естественным отбором сильных и выбраковкой слабых. Думается, что это слишком далеко идущая аналогия. Ведь наука все-таки развивается историчес-ки, а не эволюционно. Но именно историзма как выра-жения специфически исторического развития Поппер не признает. Именно в этой работе Поппер вводит понятие «третьего мира». В отличие от «первого мира», т. е. физических вещей, и «второго мира» — человечес-кой субъективности, по мнению Поппера, есть незави-симый мир философского и научного знания как мир «проблем, теорий и критических рассуждений». Такая позиция, как уже говорилось, очень похожа на класси-ческий трансцендентализм Канта — Фихте — Шеллин-га, но без той диалектики субъективного и объектив-ного, которая была для него характерна.
Тем не менее, указанные идеи не помогают Поппе-ру решить самую главную и фундаментальную пробле-му — проблему идеального, в которой он пытается ра-зобраться в работе «Я и его мозг», написанной вместе с известным английским физиологом мозга Дж.Экклзом в 1977 году. Поппер предпринимает попытку связать идеальное непосредственно с мозгом, вместо того, что-бы выводить его из «третьего мира», т. е. культуры. Проблема идеального сводится в этой книге практичес-ки к психофизической проблеме в духе Декарта. До по-становки этой проблемы у Спинозы авторы не доходят.
Специальную статью Поппер посвятил критике ди-алектики. Здесь он имеет в виду диалектику Гегеля и Маркса. Но фактически Поппер критикует не диалек-тику, а антитетику, а именно то, что было в прошлом у Шеллинга, а в XX веке в так называемом «диамате». Диалектика, со времен Платона и Сократа и кончая Ге-гелем и Марксом, была все-таки логикой, а не метафи-зикой. Тем не менее, совершенно невозможное слово-сочетание — диалектическая метафизика — нашло свое воплощение именно в «диамате». Все это делает критику диалектики Поппером неинтересной, посколь-ку он не то имеет в виду.
В классической немецкой философии метафизика снимается в диалектике. Уже Кант считал, что его
трансцендентальная логика является очерком метафи-зики. В позитивизме она отбрасывается, а вместе с ней отбрасывается и теоретическое мышление. Но она возвращается везде, где возникает потребность в мыслящем рассмотрении вещей.
Критика К.Поппером «историцизма»
В работе «Нищета историцизма» Поппер отрицает специфику исторического метода и считает, что в со-циальной науке должен применяться тот же метод, что и в естественной науке. «Историцизм», согласно Поп-перу, это и есть признание специфики социально-ис-торического метода. Вообще, термин «историцизм», если это можно назвать термином, есть нечто неопре-деленное. Из общего контекста работы Поппера сле-дует только одно, а именно то, что «историцизм» — это все, что не вмещается в доктрину либерализма. Пози-ция Поппера по сути есть антиисторизм. И антиисто-ризм Поппера, как и всей неклассической философии, имеет в конечном счете охранительный характер. Как и Конт, Поппер противопоставляет подлинному исто-ризму рациональную социальную технологию.
В полемике с историзмом Поппер отрицает детер-минизм в истории. «Бетховен, — пишет он, — в опре-деленной степени безусловно является продуктом музыкального воспитания и традиции, и многое, что представляет в нем интерес, отразилось благодаря этому аспекту его творчества. Однако важнее то, что он является также творцом музыки и тем самым музы-кальной традиции и воспитания. Я не желаю спорить с метафизическими детерминистами, которые утверж-дают, что каждый такт, который написал Бетховен, определен комбинацией влияний прошлых поколений и окружающего мира»1. По сути Поппер не допускает совпадения двух векторов исторической детермина-ции: определение личности обстоятельствами и опре-деление обстоятельств личностью. Поэтому он прини-мает только одну сторону: сам индивид творит всеобщее и общезначимое. И это склоняет его к волюнтаристс-
кому взгляду на характер исторического процесса, который он противопоставляет монистической («закры-той») точке зрения Маркса и Ленина.
Поппер, таким образом, видит только одну «поло-винку» исторической действительности, которая совер-шенно недействительна без другой. Между тем истин-ное творчество, а историческое творчество по своей общей логике ничем не отличается от художественно-го творчества, возможно только там, где имеет место «химическое» или «органическое» соединение инди-видуальности воображения со всеобщей нормой, при котором новая, всеобщая норма рождается только как индивидуальное отклонение, а индивидуальная игра воображения прямо и непосредственно рождает все-общий продукт, сразу находящий отклик у каждого»!.
Рождение всеобщей нормы и традиции в музыке, литературе, философии, экономике, т. е. в обществен-ной жизни вообще — это всегда индивидуальное от-клонение, но такое, которое выражает всеобщий зап-рос, который уже смутно бродит в глубине общества и просится на поверхность. Однако прорывается он на-ружу только в индивидуальной, неповторимой форме. И такое положение вещей оказывается наиболее труд-ным для понимания. «Если каждый из обоих этих ря-дов причинного объяснения, — отмечал в связи с этим В.Ф.Асмус, — рассматриваемый сам по себе, совершен-но понятен в своей необходимости, то, напротив, со-вершенно загадочным и непонятным становится их совпадение в реальном процессе исторического раз-вития. До тех пор, пока ход развития рассматривается лишь как объект познания, остается непостижимым, каким образом активность социального действия чело-века, с одной стороны, и всемогущая определяющая сила обстоятельств, с другой стороны, могут друг дру-гу соответствовать, складываться в единый конкретный процесс социально-исторического движения»2.
Поппер, так же, как и Риккерт, не знает другого метода обобщения, помимо «естественнонаучного», а
' Ильенков Э. Об эстетической природе фантазии // Вопросы эстетики. М. 1964. вып. 6. С. 68.
2 Асмус В.Ф. Избр. филос. труды. В двух томах. М. 1971. Т.2. С.295.
по существу формального. Он не понимает того, что в истории сам факт, совершенно конкретный и уникаль-ный факт, обобщает. Разве поражение Наполеона в битве при Ватерлоо не изменило общий ход европей-ской, да и всей мировой истории? В результате у Поп-пера понимание методологии исторического исследо-вания даже беднее, чем у неокантианцев, не говоря уже о методологии «идеальных типов» Макса Вебера.
Но «историцизм» для Поппера — это не просто исторический метод. В глазах Поппера это целая иде-ология, а именно идеология тоталитарного, или, как называет его Поппер, «закрытого» общества. Критике этой идеологии и посвящена работа Поппера «Откры-тое общество и его враги».
К. Поппер о врагах «открытого общества»
В указанной работе либеральная идея «открытого» общества противопоставляется идеологии «закрытого» общества. Апологию «закрытого» общества Поппер видит именно в «историцизме». Под «закрытым» об-ществом Поппер имеет в виду режим Гитлера и совет-ское общество времен СССР. Вся работа, как пишет сам Поппер в предисловии к ее русскому изданию, «была направлена против нацизма и коммунизма, против Гитлера и Сталина, которых пакт 1939 года сделал на время союзниками»!. Тем не менее, истоки самой то-талитарной идеи Поппер усматривает уже у Платона в его «идеальном государстве». И главными «врагами» «открытого» общества у него оказываются такие мыс-лители, как Платон, Гегель и Маркс, хотя самым пер-вым «врагом» этого общества он считает Гераклита Темного из Эфеса. В результате первый том «Откры-того общества» почти целиком посвящен Платону, и на-зывается он «Чары Платона».
Задача, которую ставит перед собой Поппер, кри-тикуя Платона и Гераклита, как, впрочем, и Гегеля, которому, вместе с Марксом, посвящен второй том, состоит вовсе не в том, чтобы показать действитель-ный смысл идеализма и диалектики Платона, а в том,
чтобы разоблачить Платона как мистификатора и вра-га афинской демократии. То же самое относится к Гераклиту, глава о котором заканчивается очень стран-ным суждением. «Вряд ли можно считать простым совпадением тот факт, — пишет Поппер, — что Гегель, воспринявший так много идей Гераклита и передав-ший их всем современным направлениям историцис-тов, выражал позиции противников Французской ре-волюции»'.
В ответ на это можно было бы заметить, что Сталин в свое время охарактеризовал философию Гегеля как «аристократическую реакцию на Великую Французс-кую революцию», закрыв тем самым на долгие годы диалектику Гегеля для советского марксизма. Диалек-тику стали изучать не по Гегелю. И можно было бы сказать, что Поппер недаром оказывается в одной ком-пании с тов. Сталиным. Но мы не скажем этого, пото-му что не можем пользоваться теми же методами, которыми пользуется Поппер. А мы скажем только то, что оба неправы. Гегель никогда не был противником Французской революции, он осуждал только ее мето-ды, а именно террор. Что же касается самой Француз-ской революции, то Гегель ее приветствовал как «Ве-ликолепный восход Солнца» и каждый год 14 июля, в день взятия Бастилии, в честь этого выпивал бокал любимого белого вина.
Весь текст Поппера о Платоне носит аналогичны» характер. И Поппер не скрывает, как принято сейчас говорить, своей ангажированности. «Анализ платонов-ской социологии, — пишет Поппер, — и того, как он применял в этой области свой методологический эс-сенциализм, я хотел бы предварить замечанием, что моя интерпретация учения Платона ограничивается рассмотрением только его историцизма и теории «наи-лучшего государства». Поэтому я хочу предупредить читателя, чтобы он не ждал здесь полной реконструк-ции платоновской философии, т. е. того, что может быть названо «справедливой и непредвзятой» интерпрета-цией платонизма. Признаюсь честно, что к историциз-му я отношусь враждебно и считаю его в лучшем слу-чае бесплодным... Мой анализ и моя критика будут
' Там же. С. 48.
направлены против тоталитаристских тенденций поли-тической философии Платона»'.
Этого, собственно, достаточно для того, чтобы не читать Поппера дальше. Дальше интересно только тому, кто разделяет его взгляды и его неприязнь к Платону. Кого интересует действительный историчес-кий Платон, не сможет почерпнуть из чтения Поппера ничего любопытного.
Поппер не замечает того, что «тоталитаризм» Пла-тона рождается из противоречий афинской демокра-тии. Он не замечает того, что против этой демократии выступал не только аристократ Платон, но и демократ по рождению и положению Сократ. И именно афинс-кая демократия осудила Сократа на смерть, и осудила за инакомыслие, которое, как считает Поппер, при де-мократии позволительно. Он видит в этом даже специ-фику «открытого» общества, в противоположность об-ществу «закрытому». И именно иудейская демократия кричала Понтию Пилату: «распни его», когда «тотали-тарный» Пилат сказал, что он не видит вины на этом человеке. В демократических Соединенных Штатах до 60-х годов XIX века существовало рабство негров, а после их освобождения долгое время была расовая сегрегация. Иначе говоря, Поппер не чувствует, не понимает драматизма истории, у него отсутствует историческое чувство. И отсюда его наивное морали-заторство. Ведь осуждать сейчас Платона за его «тота-литаризм» так же смешно, как осуждать за непомер-ную жестокость Атиллу или Тамерлана. Это так же смешно, как махать кулаками после драки.
Второй том «Открытого общества», как было уже сказано, посвящен Гегелю и Марксу. Метод работы с этими авторами у Поппера тот же самый, что и в слу-чае с Платоном. И здесь Поппер делает такие отчаян-ные заявления, после которых хочется закрыть эту книгу и отложить ее в сторону, причем навсегда. На-пример, приведем такое его заявление: «Я утверждаю, что гегелевская диалектика в основном была создана с целью исказить идеи 1789 г. Гегель полностью осозна-вал, что диалектический метод может быть использо-ван для превращения («выверта») некоторой идеи в ее
i Там же. С. 66.
противоположность»1. Поппер здесь не видит, и не хочет видеть, разницу между диалектикой и софисти-кой. Этой разницы, впрочем, не видят и более благона-меренные люди. Но когда Гегелю приписывается со-знательное намерение «исказить идеи 1789 г.», то после этого уже не остается никаких причин относиться к заверениям автора серьезно.
По большому счету у Гегеля Поппер видит прежде всего мертвое и в упор не хочет замечать жизнеспо-собное. Он старательно отмечает все известные благо-глупости гегелевской «Философии природы» и совер-шенно не касается «Науки логики», сразу переходя к «философии права», где Гегель выступает как идеолог прусского государства. Но ведь и в последнем случае надо учитывать, что «политическое государство» у Гегеля выступает в качестве противовеса эгоизму ин-дивидов «гражданского общества». И если Гегель— официальный прусский философ, то почему именно прусское правительство пригласило в Берлинский университет Шеллинга как критика гегелевской фило-софии, который, вопреки надеждам правительства, не смог вышибить из студенчества и демократической общественности революционный дух гегелевской фи-лософии?
Материалистическое понимание истории Маркса Поппер истолковывает в лучшем случае как «истори-ческий материализм», а в худшем как просто «матери-ализм». Он утверждает, к примеру, что «Маркс заме-нил гегелевский «дух» материей»2, хотя Маркс вообще нигде не говорит о «материи», а говорит о «материаль-ном общественном бытии». Иначе говоря, Поппер не понимает, что материалистическое понимание исто-рии — это только мелюудля понимания исторических фактов, а не доктрина, согласно которой история пред-ставляет собой железную поступь следующих друг за другом общественных формаций. Реальный ход исто-рии, неоднократно подчеркивал Маркс, — это дело конкретного исторического исследования. Поэтому Маркс и считал себя историком, а не философом, ко-торый, наподобие Гегеля, конструирует исторический