М. Б. Кетенчиев синтаксис карачаево-балкарского языка лекции
| Вид материала | Лекции |
СодержаниеЖюрек жюрекни ачхычыды |
- Зоонимическая лексика карачаево-балкарского языка 10. 02. 02 языки народов Российской, 427.88kb.
- Синтаксис современного русского языка, 943.86kb.
- Эгоцентризм лингвистического дискурса (на материале русского, английского, карачаево-балкарского, 484.61kb.
- Лекции П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд, 662.61kb.
- Лекции пг щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 539.29kb.
- П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 465.15kb.
- Синтаксис английского языка синтаксис, 553.73kb.
- П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику схем смд-подхода (Введение в синтаксис, 437.13kb.
- «балкария» №1 (33), 1048.65kb.
- Художественное решение нравственно-этических проблем в современной кабардинской прозе, 275.8kb.
В данном случае основной предикативный падеж характеризует лицо, названное в основном падеже, предицируемого, по отношению к лицу в дательно-направительном падеже как отправному предмету сопоставления, с точки зрения родства или другой социальной связи (Золотова 1988:123).
Указанные синонимичные конструкции, как и другие, функционируют в сочетании с показателем отрицания тюйюл “не”: l) Сен энди манга киеу тюйюлсе (М.Т.) “Ты теперь для меня не зять”; 2) Бюгюнден ары ол тюкеннге директор тюйюлдю (К.ж.) “С сегодняшнего дня он не директор магазина”; 3) Да Аслан манга шуёх тюйюлдю энди (Ш.) “Теперь Аслан для меня не друг”. Такие построения в общераспространенном прочтении отрицают не наличие кровных и иных отношений (они составляют необходимую пресуппозицию таких высказываний), а связаны с поведенческими производными лица (Арутюнова 1999:19).
В карачаево-балкарском языке встречаются предложения, в которых позиция предиката занята именами со значением родства, дружбы, вражды во множественном числе, к которым относятся лексемы типа жууукъ “родственник”, шуёх “друг”, тенг “ровесник”, душман // жау “враг” и т.д. При этом позиция субъекта бывает занята словами во множественном числе. Примеры: 1) Биз шуёхлабыз (О.Э.) “Мы друзья”; 2) Ала жууукъладыла (К.ж.) “Они родственники”; 3) Была душманладыла (К.ж.) “Они враги”; 4) Сиз тенглесиз (М.Т.) “Вы ровесники”. Они передают значение родственных, дружественных, враждебных и иных отношений равенства, которые существуют между людьми. Состоят из субъекта и предиката отношений равенства по родству, дружбе, вражде. Субъект их можно разложить и на однородные подлежащие: Мен бла сен шуёхлабыз “Я и ты друзья”; Мен бла сен жууукълабыз “Я и ты родственники”. Для уточнения значения в подобные предложения вводится сочетание бир бирге “друг к другу”, являющееся также показателем отношения: Биз бир бирге тенгбиз “Мы равны по отношению друг к другу”. Во всех этих примерах предикаты являются симметричными.
Анализируя глагольные предложения, А.А.Холодович приходит к выводу о том, что симметричными являются “ситуации, требующие двух сопряженных партиципантов, совершающих каждый одинаковое дело” (Холодович 1978:7, 1979:163). При этом он оперирует терминами “субъект” и “косубъект”, между которыми устанавливаются симметричные отношения. К такому же выводу на материале тюркского глагола приходит и И.Х.Ахматов (Ахматов 1983:213). Солидарны с ними и другие исследователи (Маслова 1989:120-1270).
Однако симметричные отношения характерны и для неглагольных предикатов. Это убедительно доказывается рядом лингвистов, считающих, что симметричными предикатами, или, по другой терминологии, предикатами отношения, выступают имена существительные, прилагательные и наречия (см. об этом: Иомдин 1980; Категория отношения ... 1997). Материал карачаево-балкарского языка показывает, что в предложениях с подобными предикатами выражаются такие ситуации, в которых два или более лица находятся в равных дружественных, родственных, враждебных и иных отношениях между собой. Семантическая структура их состоит из трех компонентов: статичных субъекта отношения, косубъекта отношения и предиката отношения. В зависимости от лексического наполнения они квалифицируются как предикаты родства, дружбы, вражды и т.д. К ним можно отнести и некоторые фразеологизмы (антлы тенг “закадычный друг”, къанлы жау “кровный враг”, жууукъ юлюш “семья зятя и снохи (как родственники)”, эт жууукъ “близкий родственник”, къан жууукъ “кровный родственник”. Примеры: 1) Азиз мени антлы тенгимди (К.ж.) “Азиз мой закадычный друг”; 2) Эмегенле адамланы къанлы жауларыдыла (Ф.) “Эмегены кровные враги людей”; 3) Сен бизни эт жууугъубузса (Ш.) “Ты наш близкий родственник”.
Наиболее ярко значение симметричности проявляется во фразеологизмах жан бла тёммек кибик “неразлучные (как душа и тело)”, жандан жаннга тёнгекдиле “очень близкие (душа в душу)”: Ала бир бирлери бла жан бла тёммекдиле “Они неразлучны друг с другом”; Ала жандан жаннга тёнгекдиле “Они живут душа в душу”.
Таким образом, настоящая дружба неразрывна, уподобляется единству души и тела, оценивается по признаку душевных отношений, о чем свидетельствует языковой материал. Близкому человеку достается душевное расположение: Жанымдан юлюш этерме “Душу отдам”.
Как и в других тюркских языках, в карачаево-балкарском языке изафеты синонимичны по отношению друг к другу: къыралны таматасы // къырал таматасы // къырал тамата “руководитель государства”. Вместе с тем они отличаются по определенности/неопределенности своих зависимых компонентов (см. об этом подробнее: Киекбаев 1996).
Отличаются изафеты и выражением лексико-грамматических отношений. Так, например, выражение родственных, дружественных, враждебных отношений является скорее всего прерогативой изафета ΙΙΙ. Правда, имеются некоторое термины родства, употребляющиеся во 2-ом и 1-ом изафетах: ана къарындаш (=ы) “брат по матери”, ата къарындаш (=ы) “брат по отцу”. Если же зависимый компонент именного словосочетания обозначает предмет, из которого состоит другой предмет, то в большей степени мы имеем дело с изафетами ΙΙ и Ι: будай ётмеги // будай ётмек “пшеничный хлеб”. В целом же применение изафетов Ι и ΙΙ шире, чем изафета III, о чем совершенно справедливо пишет М.З.Закиев (Закиев 1995:116-122). На наш взгляд, такое положение вещей связано с грамматической природой изафетных сочетаний. Не все имена могут функцировать в оформленном родительном падеже и выражать значение определенности. Напротив, имена склонны для выражения неопределенного значения и имеют при этом больший потенциал. Это зависит также от семантики слов, входящих в изафет, и от характера их отношений между собой. В тюркологической литературе также отмечается, что -ый тип изафета значительно превосходит остальные по количеству употреблений в памятниках древнеогузского и древнеуйгурского языков. По этой же причине рассмотрение изафетов начинается обычно с морфологически неоформленного (Аракин 1976:13).
Сказуемое, выраженное 2-м изафетом, отличается тем, что в нем зависимый компонент представлен неоформленным (неопределенным) родительным падежом. Во многом совпадая с 3-м изафетом, он передает и другие значения: отношение конкретного предмета к неопределенному предмету, национальную принадлежность лица и др. Например: 1) Ол къумукъ къызыды (Ш.) “Она кумычка”; 2) Сен билген а эл мюлкюдю (М.Т.) “То, что ты знаешь, сельское хозяйство”; 3) Ол кюн къыш кюню эди (З.) “Этот день был зимним днем” и т.п.
Оба компонента 1-го изафета передаются именами в основном падеже. Значения, выражаемые такими формами, больше представлены в других типах именных конструкций, поэтому мы здесь не акцентируем свое внимание на предложениях со сказуемыми в 1-м изафете. В целом для изафетных форм характерно в большей степени выполнение других синтаксических функций, чем функции предикативной.
Предложения с дативным компонентом не всегда выражают синонимическое значение по отношению к конструкциям с изафетами. Во многих случаях наблюдается оценка лиц, предметов и событий. Приведем примеры: 1) Ахшы сёз санга илмуду (К.О.) “Хорошее слово для тебя наука”; 2) Бизни кюрешибиз санга юлгюдю (Н.К.) “Наша борьба для тебя пример”; 3) Сен жаш тёлюге махтауса (И.Г.) “Ты гордость молодежи”. В этих конструкциях дается оценка с точки зрения aвтopa и адресуется лицу, выраженному дательно-направительным падежом в виде назидания.
Ср. предложения: 1) Жюрек жюрекни ачхычыды “Сердце - ключ сердца”; 2) Лакъырда кертини келечисиди “Шутка - посланник истины”; 3) Тенгинг сени кюзгюнгдю “Твой друг - твое зеркало”; 4) Ат эрни къанатыды “Лошадь - крылья мужчины”; 5) Къатын юйню гюлюдю “Жена - цветок дома”; 6) Къалам тилни тилманчыды “Перо - переводчик языка”; 7) Тюлкюню душманы аны терисиди “Врагом для лисы является ее собственная шкура”. Они представляют собой паремии, построенные по образцу рассмотренных выше конструкций со сказуемыми-изафетами, которых очень много в языке. Однако их смысл куда глубже. Дело в том, что паремии сообщают не простую информацию об отношении или какой-либо факт, а репрезентируют опыт носителя языка, накопленный им на протяжении жизни. Они носят обобщенный характер и их содержание раскрывается в результате анализа и сопоставления жизненных реалий. Посредством умозаключения мы получаем готовые суждения и штампы, которые невозможно отвергнуть. Так, например, шкура является врагом для лисы из-за того, что ее убивают ради шкуры. Лошадь же является незаменимым помощником мужчины-воина, труженика, кормильца и т.д., поэтому ассоциируется с крыльями. Основная функция паремий заключается в воздействии на поведенческо-ментальные стереотипы носителей языка (Сидоркова 1999:30).
2.1.2. Предложения с предикатами, выраженными
именами существительными в родительном падеже
Родительный падеж в тюркских языках выражает отношение принадлежности чего-нибудь какому-либо лицу. Этим значением он противопоставляется другим падежам и “соотносится с основным падежом, отличаясь от последнего по категории определенности/неопределенности” (Грамматика современного башкирского литературного языка 1981:139). Поэтому мы можем предикаты, передаваемые этим падежом, называть предикатами принадлежности или обладания.
Родительный падеж имени в карачаево-балкарском языке функционирует в предложении как определение и как сказуемое. В определительной функции родительный падеж бывает оформленным аффиксом принадлежности и встречается также без него, т.е. может выражать значение определенности и неопределенности: тауну этеги // тау этеги “подножье горы”. В предикативной же позиции слово в родительном падеже конкретизируется, всегда обозначает определенный предмет: Бу алмала бизни мюлкнюдюле (З.) “Эти яблоки принадлежат нашему хозяйству”. Определенность предмета выражается в тюркских языках и винительным падежом. Анализ обоих падежей позволил Дж.Г.Киекбаеву прийти к выводу, что “родительный и винительный падежи отпочковались исторически от одного единого источника” (Киекбаев 1996:67). В пользу этого мнения говорит и тот факт, что в карачаево-балкарском языке не наблюдается регулярное употребление винительного падежа в предикативной позиции.
В лингвистической литературе бытует мнение, что конструкции, выражающие отношения принадлежности, являются посессивными и универсальны для языков разных типов (Журинская 1977:194; Бабина 1988). Между тем значение посессивности (обладания) pассматривается неоднозначно. Одни языковеды опираются на синтаксическую модель, выражающую это значение вне зависимости от содержания ситуации (Золотова 1973; Селиверстова 1977, 1982), а другие - на конкретную ситуацию обладания: “значение обладания возможно только в ситуации реального владения предметом” (Лухт 1977:127). Е.М. Вольф же расширяет представление о ситуации обладания как “отнесенности к лицу”, частным случаем которой является собственно “владение” (Вольф 1977:170).
Посессивные конструкции являются разновидностью общеатрибутивных конструкций, в которых значения определяющего и определяемого слова “предметны” (Камова 1980:4). В них складываются отношения между предметом владения и собственно владельцем. Они состоят из трех универсальных компонентов: предиката-посессора, объекта принадлежности и показателя принадлежности, который имеет свои особенности в каждом языке (Арефьева 1986:124). Примеры: 1) Энди сен менисе “Теперь ты мой”; 2) Акътамакъ Жабагъылыныды (Ф.) “Актамак принадлежит Жабагылы”; 3) Къой Таукъанныды (М.Т.) “Овца принадлежит Таукану”. Подобные предложения вне контекста не обладают ннформативной достаточностью, так как подлежащими выражается предмет обладания, который без определения представляется нам неизвестным. В силу этого предложение в целом становится неопределенным (Троянов 1987). Для устранения подобного недостатка приведенные предложения необходимо распространить определениями, относящимися к неопределенным подлежащим: 1) Бу батырла миниучю ат энди Айтекниди (Ф.) “Лошадь, на которой ездили храбрецы, теперь принадлежит Айтеку”; 2) Ол шаудан патчахны болгъанды (Ф.) “Этот родник принадлежал падишаху”. Такие посессивные конструкции репрезентируют также значение родственных и дружественных отношений, устанавливающихся между людьми: 1) Ол киеу патчахны болгъанды (Ф.) “Этот зять был зятем падишаха”; 2) Къызым Мариям ол жашны болгъанды (Ф.) “Моя дочь Мариям стала женой этого парня”; 3) Энди сен менисе (Ф.) “Теперь ты моя (жена)”.
Показателем принадлежности являются и аффиксы =