М. Б. Кетенчиев синтаксис карачаево-балкарского языка лекции
| Вид материала | Лекции |
СодержаниеБу жигитле бюгюн Минги тауну тёппесинедиле Ала Кийикчини ортасынадыла |
- Зоонимическая лексика карачаево-балкарского языка 10. 02. 02 языки народов Российской, 427.88kb.
- Синтаксис современного русского языка, 943.86kb.
- Эгоцентризм лингвистического дискурса (на материале русского, английского, карачаево-балкарского, 484.61kb.
- Лекции П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд, 662.61kb.
- Лекции пг щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 539.29kb.
- П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 465.15kb.
- Синтаксис английского языка синтаксис, 553.73kb.
- П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику схем смд-подхода (Введение в синтаксис, 437.13kb.
- «балкария» №1 (33), 1048.65kb.
- Художественное решение нравственно-этических проблем в современной кабардинской прозе, 275.8kb.
2.1.6. Предложения с предикатами, выpaженными
послеложно-именными сочетаниями
Как известно, роль послеложных сочетаний в структуре предложений карачаево-балкарского языка значительна. Они передают множество семантических его компонентов. На это не раз обращалось внимание в специальной лингвистической литературе. Вместе с тем на их сказуемостную, или предикативную, функцию в языке не уделено еще должного внимания, чем и объясняется обращение к данной проблеме.
В карачаево-балкарском языке, хоть и редко, наблюдается явление взаимной заменяемости падежей. Имеет место и явление замены некоторых падежных форм сочетанием имени с послелогом или послеложным именем. Однако, по справедливому замечанию И.Х.Ахматова, если даже они взаимозаменяемы, “падежные формы и послеложные сочетания отличаются друг от друга определенными оттенками значений” (Ахматов 1983:228). Это характерно и для других тюркских языков (см.: Гарифуллин 1990). Так, А.Н.Кононов на материале турецкого языка приходит к выводу о том, что послелоги функционально сближаются с падежами, выражая при этом отношения между дополнением и обстоятельственными словами и сказуемыми. К тому же они уточняют и дополняют значения падежей (Кононов 1997:401). На такие особенности послеложных сочетаний указывают и другие языковеды-тюркологи (Хаджилаев 1962; Донидзе 1975:253; Максютова 1981:323; Мураталиева 1987:344; Ибрагимов 1993:305). Отмеченное находит свое отражение и в семантике синтаксических построений.
1.В карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, значительное количество имен с нулевым аффиксом употребляется в сочетании с послелогами и послеложными словами жапылы, кибик, къарамлы, къылыкълы, маталлы, шекелли, сыфатлы, тюрсюнлю, чакълы, тенгли, бетли, сыман. Все они выражают значение уподобления чему-нибудь или сравнения с кем-, чем-либо. Отношение к таким формам слов в тюркологии неоднозначно. Во всех грамматиках они традиционно квалифицируются как послелоги и послеложные слова. Однако встречаются и другие мнения. Так, например, по мнению Ф.А.Ганиева, сочетания имен с указанными лексемами представляют собой аналитический уподобительно-сравнительный падеж. Это объясняется тем, что послелоги функционально близки к падежам - они присоединяют одно слово к другому. А то, что в тюркских языках не выделены аналитические падежи, объясняется механическим переносом на аналитические тюркские языки определения категории падежа, принятого для языков синтетического типа (Ганиев 1987:126-132). Он выделяет и другие аналитические падежи: социатив (орудийно-совместный), дестинатив (причинно-целевой или предназначительный), изъяснительный, местный, исходный, направительный, причинный. Следует отметить, что такой подход не лишен логики.
Предложения со сказуемыми, выраженными так называемым “уподобительно-сравнительным падежом”, входят в большую группу сравнительно-отождествляющих предложений. В них при сравнении предметов или явлений действительности мы устанавливаем тождество этих предметов и явлений по определенному общему признаку (Христова 1979:78).
Указанный класс слов служит для выражения уподобления предметов по различным признакам: внешнему виду, форме, облику, поведению, цвету и т.д. Каждый послелог при этом имеет свою специфику. Примеры: 1) Масхут кийик къылыкълыды (Ш.) “Масхут дикого нрава”; 2) Бёрю ит маталлыды (С.Ш.) “Волк похож на собаку”; 3) Ол бир огъурсуз жапылы эди (Ф.) “Он был свирепого вида”; 4) Жыйрыгъынг кюмюш бетлиди (К.С.) “Твое платье цвета серебра”; 5) Ол аман халлыды (М.Б.) “Он плохого поведения”; 6) Бу картофла кертме шекеллидиле (Л.б.) “Эти картофелины грушевидные”. Эти построения по сути являются сравнениями качественного типа (Черемисина, Шамина 1996:72).
В языке функционируют и сравнения количественного типа. В них показателем уподобления становятся послелоги тенгли “равный”, чакълы “около”. В предложениях с тенгли сравнение проводится по признаку возраста, размера: Ол мени тенгли болур “Он равен мне по возрасту (росту)”. Чакълы способствует в основном сравнению по квантитативному признаку: Атлыла жюз чакълыдыла (Х.А.) “Конных около ста”.
Особняком стоит послелог ушаш “как, подобный, вроде”, который “управляет дательным падежом, выражает компаративные отношения, указывая на лицо или предмет, с которым сравнивается другое лицо или предмет” (Хаджилаев 1976:287): 1) Жаякъларынг айгъа ушашдыла (С.Ш.) “Твои щеки подобны луне”; 2) Бёрю итге ушашды (С.Ш.) “Волк похож на собаку”. Особенности данного послелога обусловлены мотивированностью его глаголом уша “уподобляться”. Конструкции с этими словами часто синонимичны друг другу и являются идеальными сравнительно-уподобительными построениями: Бёрю итге ушайды “Волк похож на собаку”. Это тот случай, когда “один единственный глагол может служить в языке для построения самостоятельной структурно-семантической модели” (Ахматов 1983:193). Но в позициях сравниваемых субъекта и объекта встречаются слова самой различной семантики.
Для того чтобы предложения с послелогом ушаш воспринимались полными, законченными, необходимо его сказуемостное оформление. В противном случае целесообразно включить в предложение и другую лексику, которая действительно актуализирует признак сравнения: 1) Тишлеринг инжиге ушаш // Тишлеринг инжиге ушашдыла “Твои зубы похожи на жемчуг”; 2) Тишлеринг инжиге ушаш акъдыла “Твои зубы белые как жемчуг”; 3) Сен манга ушаш терк жюрюйсе (Л.б.) “Ты, как и я, ходишь быстро”.
Отмеченное характерно и для послелога кибик, хотя последний находится в более выгодном положении. Он в большинстве случаев предикативно оформлен. На наш взгляд, именно поэтому составители “Карачаево-балкарско-русского словаря” послелог кибикди снабдили пометой “сказуемое” (КБРС 1989:346).
Данный послелог в языке обладает большим функционально-когнитивным потенциалом, чем остальные послелоги с этим же значением. Это связано не только с наличием у него грамматических категорий имени, но и с сочетаемостными потенциями. Он сочетается с именами и причастиями различной семантики, что способствует выражению сравнения предметов по различным признакам, явлениям и действиям. Примеры: 1) Бу къызынг мёлек кибикди (И.Б.) “Эта ваша дочь подобна ангелу”; 2) Марзият эгечинг кибикди (О.Э.) “Марзият как твоя сестра”; 3) Черекни тауушу бешик жыр кибикди (Х.Кац.) “Шум реки подобен колыбельной песне”; 4) Сени тилинг жютю бичакъ кибикди (Х.Кац.) “Твой язык подобен острому ножу”; 5) Ол къылычны ауурлугъу доммай кибикди (Ф.) “Тяжесть этого меча подобна зубру”; 6) Тиширыусуз юй иесиз мал кибикди (Посл.) “Дом без женщины, что скотина без хозяина”; 7) Сабийсиз тиширыу кёгетсиз терек кибикди (Посл.) “Женщина без детей подобна бесплодному дереву”; 8) Окъугъан ийне бла кёр къазгъан кибикди (Посл.) “Учиться равносильно тому, чтобы копать яму иголкой”; 9) Болмагъан бла туумагъан бир кибикди (Посл.) “Небытие и не родиться – это одно и то же”.
Компаративные конструкции со значением уподобления образуются и на базе предложений со сказуемыми, оформленными аффиксами =лай/лей, =ча (см.: Коныров 1985; Хакимова 1997:7). Указанные морфемы карачаевский лингвист М.А.Хабичев считает формообразующими аффиксами сравнения (=ча) и уподобления (=лай/=лей) (Хабичев 1989:182-184). Некоторые же исследователи включают их в число падежных аффиксов (Закиев 1964:207-219; Зарипов 1971).
В отличие от них аффикс =ча Ф.А.Ганиевым рассматривается как словообразовательный аффикс, при помощи которого образуются наречия (Ганиев 1987:126). С этим вряд ли можно безоговорочно согласиться. Конечно, эта морфема имеет значительный словообразовательный потенциал. Однако во многих случаях аффикс =ча остается словоизменительным, выражая при этом уподобление или сравнение. Такой бифуркативностью обладают и аффиксы =лай/=лей. Ср.: 1) Бу алмала саулай сенидиле (Ф.) “Эти яблоки целиком твои”; 2) Ала ингилизча ариу сёлешедиле (З.) “Они чисто говорят по-английски”. В словах саулай и ингилизча из этих предложений рассматриваемые аффиксы выполняют словообразовательную функцию. Но имеет место и словоизменительная функция, что можно увидеть в следующих предложениях: 1) Эр бла къатын боюнса бла чомачачадыла (Посл.) “Муж и жена подобны ярму и штырю (части ярма)”; 2) Ныгъыш бал чибин уячады (О.Э.) “Завалинка подобна пчелиному улью”; 3) Ол сизни жалчы Асланчама мен да (О.Э.) “Я точно такой, как и ваш холоп Аслан”; 4) Адамны кёлю тенгизчады (М.Гул.) “Душа человека подобна морю”; 5) Кирпиклеринг къара жибек халылайдыла (С.Ш.) “Твои ресницы похожи на черную шелковую нить”; 6) Аны кёзлери танг жулдузунлайдыла (Ф.) “Ее глаза похожи на утреннюю звезду”. Все эти построения входят в поле сравнения.
2.Послелоги и послеложные имена в сочетании другими словами передают множество значений. При этом они могут вступать между собой в синонимические отношения (Хаджилаев 1962). Основным значением для послелога бла “с” является значение комитативности, или совместности. Поэтому предложения с предикатами, выраженными послеложными сочетаниями с бла репрезентируют ситуацию совместности: 1) Бизни насыбыбыз халкъ блады (К.ж.) “Наше счастье вместе с народом”; 2) Къонакъ тюнене къойла бла эди (И.Г.) “Конак вчера был с овцами (пас овец)”; 3) Сиз да ала бласыз (И.Г.) “Вы тоже с ними”; 4) Мен да халкъым блама (Х.К.) “Я тоже со своим народом”. Семантическая структура этих предложений состоит из субъекта комитатива и предиката комитатива.
Сближаются с ними в определенной мере и предложения с послелогом къатыш “с, вместе с”: Была мында халкъ къатышдыла (К.ж.) “Они здесь вперемешку с народом”. При определенных условиях послелог къатыш функционирует и как прилагательное: Мында халкъ къатышды “Здесь народ смешанный”.
Для послелога бла существенно выражение и других значений: инструментального, временного, пространственного. Но они чаще реализуются в функции дополнения и обстоятельства. Предикативное употребление сочетаний с послелогом бла встречает сопротивление самой структуры языка. Легче сказать Азиз Асхат бла ойнайды “Азиз играет с Асхатом”, нежели Азизни ойнауу Асхат блады букв.: “Игра Азиза с Асхатом”.
3.Рассмотрим предложения: 1) Аллах бизни жанлыды (Б.Гул.) “Аллах на нашей стороне”; 2) Закон да, дин да Байкъасым жанлыдыла (О.Э.) “И закон, и религия на стороне Байкасыма”; 3) Мен да колхоз жанлыма (О.Э.) “Я тоже за колхоз”; 4) Инал Жантемир жанлыды (Ж.З.) “Инал на стороне Жантемира”. Сказуемое в них выражено сочетанием имен с послелогом жанлы “за, на стороне”, который не фиксируется словарями карачаево-балкарского языка в этом значении. Приведенные конструкции образуют самостоятельную формально-семантическую модель предложения, так как имеют отличную от других предложений семантику и обозначают, во-первых, цель и содержание речемыслительного действия как убеждение, позицию личного субъекта, во-вторых, оценку объективной ситуации при неличном субъекте (Золотова 1988:184).
4.Отдельная формально-семантическая модель предложения выражается конструкциями, содержащими в своем составе сочетания имен с послелогом юсюнден “о ком-, чем-либо”. Примеры: 1) Сёз Зауурну юсюнденди (О.Э.) “Речь (идет) о Зауре”; 2) Ушакъ Сюйдюмню юсюнденди (Х.Кац.) “Разговор (идет) о Сюйдюме”; 3) Сёз аны хакъыны юсюнденди (О.Э.) “Речь (идет) о его плате”; 4) Былайда хапар Солтан-Хамитни юсюнденди (С.Ш.) “Здесь беседа (идет) о Солтан-Хамите”.
Грамматическая структура таких предложений не соответствует их семантическому членению. Подлежащее выражено словами, передающими процесс речи, в сказуемом совмещены значение делиберативного объекта и предиката (опосредованно).
5.В карачаево-балкарском языке послелоги къыллы, амалтын, себепли, ючюн можно объединить в одну группу. Они выражают отношения причинной обусловленности явлений “из-за”. Отвечают на вопрос “Почему так произошло?”. К ним примыкают и все формы послеложных слов хайырындан, хатасындан. Обычно сочетания с такими словами в предложении являются выразителями обстоятельств причины: Сени ючюн // сени хайырынгдан // сени хатангдан // сени амалтын // сени къыллы биз дерсге кечикдик “Из-за тебя мы опоздали на урок”. Хоть и редко, наблюдается и другой порядок строения подобных предложений: Бизни дерсге кеч къалгъаныбыз сени ючюндю “Мы опоздали на урок из-за тебя”. В таких построениях послеложные сочетания становятся сказуемыми. По этой причине в работе мы рассматриваем и их.
6.Самостоятельную модель предложения образуют конструкции со сказуемыми, выраженными сочетаниями имен с послелогом кёре “судя по, сообразно с, по”, который управляет дательно-направительным падежом. “При нем предмет, названный в дательном падеже, является источником для сопоставления или суждения, источником информации о другом предмете или основанием, согласно которому совершается действие” (Хаджилаев 1976:290). Это накладывает свой отпечаток на семантику предложения в целом. Примеры: 1) Тирлик урлукъгъа кёреди (Посл.) “По семенам и урожай”; 2) Тепсеу къарсха кёре болады (Посл.) “Танец бывает по хлопкам”; 3) Ашагъанынгы кёбю, азы ашха кёреди (Посл.) “Аппетит зависит от еды”; 4) Къатын эрине кёре болады (Посл.) “Жена соответствует мужу”; 5) Къыз юйюне кёре болады (Посл.) “О девушке судят по дому”.
7.Самую большую группу по количеству и выражаемым оттенкам значений составляют послелоги и послеложные имена с пространственной семантикой. Это должно быть понятно, если учесть то, что пространство является основным атрибутом материи, основной формой бытия. Человек с самого рождения имеет дело с пространством, воспринимает и дифференцирует его, ориентируется в нем. Считается, что эта категория легче воспринимается человеком. По образному выражению В.Г.Гака, “для того, чтобы постичь пространство, достаточно открыть глаза, повернуть голову, протянуть руки и т.п.” (Гак 1998:670).
Номинация пространства находит свое выражение в результате зрительного восприятия. Так, горизонт обозначается дескрипциями кёз кёрген “то, что видит глаз”, кёз жетген “то, куда доходит взгляд”. Восток и запад обозначаются в связи с движением солнца - кюнчыгъыш “место, откуда восходит солнце”, кюнбатыш “место, куда заходит солнце”. Расстояние и местоположение определяются в связи с действиями и движениями человека: къычырым “расстояние, куда доходит крик человека”, эки кюнлюк жол “дорога в два дня ходьбы (езды)”.
Выражение пространственных отношений обусловлено зачастую эгоцентричностью человека. “Он видит в себе центр вселенной и отображает мир по своему подобию” (Гак 1998:702). Так, например, названия верхних частей предметов восходят к понятиям баш “голова”, тёппе “макушка, темя”, нижних - к понятию аякъ “нога”, средних частей - бел “пояс”. Географические особенности мест проживания носителей языка способствуют возникновению номинации ущелья посредством слова аууз “рот”. Активно участвуют в наименованиях пространства и названия других частей человеческого тела - эрин “губа”, боюн “шея”, жюз “лицо” и др. Каждый из них соотносится с определенной частью пространства и имеет свою специфику. Так, боюн “шея” ассоциируется с берегом водных объектов - суу бойну//черекни бойну “берег реки”. Жух букв.: “рыло, морда” имеется обычно у скалы - къаяны жуху “выступ скалы”. Лицевую сторону имеют водное пространство, земля, гора, холм и т.д.: тауну бети “склон горы”, сыртны бети “склон холма”, сууну бети “поверхность воды”, жерни бети “поверхность земли”, жер жюзю “земная поверхность”. Край скалы, оврага или кручи передается посредством слова эрин “губа”: къаяны эрини “край скалы”, жарны эрини “край оврага”. Къулакъ “ухо” в карачаево-балкарском языке переносится на ущелье, овраг, балку, а также на периферийные части используемой человеком местности в хозяйственных целях. Словом тамакъ “горло” обозначаются глухие, укромные места. В основе подобных номинаций лежит метафора (см.: Скляревская 1993).
Отмеченное не оставляют без внимания и языковеды-тюркологи. “Названия частей тела человека со временем в силу материальной конгерентности мышления древнего человека в порядке расширения значения слова по ассоциации сходства и смежности переносились на ближайшие предметы, окружающие людей, т.е. люди стали говорить, например, о “боке”, “переде”, “спине”, “животе” дома” (Петров 1963:9). Далее сфера переноса расширяется. Как пишет А.М.Щербак, “части тела и органы человека в качестве отправных пунктов пространственной ориентации последовательно дополнялись одеждой, основными моментами и особенностями его деятельности” (Щербак 1987:59). Так, слово жагъа “воротник” используется в языке для обозначения берега водного пространства: кёлню жагъасы “берег озера”, черекни жагъасы “берег реки”, тенгиз жагъасы “побережье моря” и т.п. Лексема этек “подол”, наряду с другими своими значениями, в сочетании со словом жер “земля” отображает максимальное пространство, о котором может мыслить человек: жер этеги “край света”.
Для более полного представления принципов номинации пространственных объектов следует привлечь богатый материал, содержащийся в исследованиях, которые посвящены гидронимике, топонимике. Целесообразность указанного объясняется тем, что гидронимические и топонимические названия изобилуют в своем составе наименованиями частей тела, одежды человека (см.: Коков, Шахмурзаев 1970; Молчанова 1979; Конкобаев 1980; Мусукаев 1981; Хабичев 1982; Шакуров 1986, 1998; Гарипова 1991, 1998; Усманова 1994 и др.).
В тюркологии принято считать, что служебные (послеложные) имена отличаются от собственно послелогов способностью присоединять аффиксы принадлежности и падежные аффиксы. Они сформировались как отдельная лексико-семантическая категория. Так как основная масса послеложных имен выступает выразителями пространственных уточнителей, конкретизаторов значений локативных падежей, предлагается констатировать наличие у них особого экстралокативного значения, являющегося семантической приметой служебных имен (Поцелуевский 1987:13-15). Еще Б.А.Серебренников сделал предположение, что “в уральском праязыке существовал особый местный падеж экстралокатив. Он обозначал местоположение, находящееся за пределами данного предмета: над, под, около, вблизи предмета или даже довольно далеко от него” (Серебренников 1986:30).
В именных предложениях карачаево-балкарского языка место сказуемого могут занимать указанные послелоги и послеложные имена в сочетании с другими именами. Такие предложения делятся на две большие группы: динамические локативные конструкции и статические локативные конструкции. В построениях первого типа локализаторы, как правило, снабжены аффиксами дательно-направительного и исходного падежей (исключение составляет послелог дери “вплоть до, до”, который обычно функционирует в нулевой форме). Предложения со сказуемыми-послеложными сочетаниями, которые оформлены аффиксами дательно-направительного падежа, как и предложения со сказуемыми-именами в том же падеже, обозначают одно типовое значение - направление движения субъекта. Однако предложения с послеложными сочетаниями расширяют семантику предложений. Так, построения с послелогом таба передают ситуацию, обозначающую ориентир, в направлении к которому совершается или предполагается движение субъекта: Малла суу табадыла (К.ж.) “Скот идет в направлении к воде”. Предложения с послелогом дери - ситуацию, обозначающую пространственный предел как конечную точку движения субъекта: Аслан Тырныауузгъа дериди (М.Т.) “Аслан (идет) до Тырныауза”.
Построения с послеложными именами также репрезентируют целый ряд значений:
а) указывают на ситуацию движения в направлении к вершине, верхней части, поверхности чего-либо: 1) Бу жигитле бюгюн Минги тауну тёппесинедиле “Эти джигиты сегодня (направляются) на вершину Эльбруса”; 2) Харун къошу бла бирге Туз-Къуюучуну башынады (З.) “Харун вместе со своей кошарой (направляется) в верхнюю часть Туз-Куюучу”; 3) Мен Бедик башынама “Я (иду) в верхнюю часть Бедыка”;
б) указывают на ситуацию движения в направлении к середине объекта: 1) Ала Кийикчини ортасынадыла (Ш.) “Они (направляются) к середине Кийикчи”; 2)