М. Б. Кетенчиев синтаксис карачаево-балкарского языка лекции
Вид материала | Лекции |
СодержаниеМен юйге барама Бу къылыч нартлагъады Жашла чалгъыгъадыла Сен юйгесе Кёккёз да юйдеди Аслан фермадады Таматабыз жыйылыудады Асият Аликберладады |
- Зоонимическая лексика карачаево-балкарского языка 10. 02. 02 языки народов Российской, 427.88kb.
- Синтаксис современного русского языка, 943.86kb.
- Эгоцентризм лингвистического дискурса (на материале русского, английского, карачаево-балкарского, 484.61kb.
- Лекции П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд, 662.61kb.
- Лекции пг щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 539.29kb.
- П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 465.15kb.
- Синтаксис английского языка синтаксис, 553.73kb.
- П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику схем смд-подхода (Введение в синтаксис, 437.13kb.
- «балкария» №1 (33), 1048.65kb.
- Художественное решение нравственно-этических проблем в современной кабардинской прозе, 275.8kb.
Для словоформ с указанными аффиксами характерно употребление в подлежащной и предикативной функциях, причем превалирует последняя функция. Ср. примеры: 1) Сизники бизники да алайды (М.Т.) “И ваше, и наше таково”; 2) Азретники не да болсун (Ш.) “Черт с тем, что принадлежит Азрету”. В них принадлежность абстрагирована. Для того чтобы она стала конкретной, объект, выраженный притяжательным аффиксом, должен быть назван в предложении: Жерники жерди, кёкнюкю хауады (Посл.) “Принадлежность земли - земля, принадлежность неба - воздух”; Къаргъаныкъы - терек башында, къузгъуннукъу - терек тюбюнде (Посл.) “Принадлежность вороны - на дереве, принадлежность ворона - под деревом”.Такой эффект достигается и предикативным употреблением слов со значением принадлежности: 1) Бу ат Солтанныкъыды (Ф.) “Эта лошадъ принадлежит Султану”; 2) Къатын эриники ушайды да (М.Т.) “Жена ведь принадлежит своему мужу”.
2.1.3. Предложения с предикатами, выраженными именами
существительными в дательно-направительном падеже
Дательно-направительный падеж имени в тюркском языкознании обычно относят к падежам с пространственными значениями. Он обозначает направление движения и его предел. Поэтому предложения, сказуемое которых выражено именем в дательно-направительном падеже, обозначают направление движения субъекта и его предел: 1) Мени аллым Акъ къаягъады (Ф.) “Я (направляюсь) к Ак кае”; 2) Къанамат юйгеди (М.Ш.) “Канамат (идет) домой”; 3) Мен Нapcaнaгъамa (М.Ш.) “Я (иду) в Нарсану”; 4) Ийнекле фермагъадыла (К.ж.) “Коровы (направляются) на ферму”; 5) Бу машина Бештаугъады (Ш.) “Эта машина (идет) на Бештау” и т.д. Формально подобные предложения состоят из двух компонентов: подлежащего и сказуемого. Однако их семантическая структура асимметрична формальной устроенности и состоит из трех компонентов: из активного субъекта движения, выраженнoгo формой основного падежа имени, локального конкретизатора (директива) и предиката движения, совмещенных в дательно-направительном падеже. Общая семантика предложений: направление движения как признак активного субъекта.
В рассматриваемой модели позиция подлежащего занимается словами, обозначающими не только активное лицо, совершающее самостоятельное движение, но и транспортные средства и природные явления, которые осмысливаются как способные к самодвижению. Для них в семантическом синтаксисе установилась своя терминология - “агентив”, “медиатив”, “элементив” (Богданов 1977; Попко 1988).
Сказуемые выражают такую субкатегорию пространства, как директивность, репрезентируемую в лингвистической терминологии как “аллатив”, “терминатив”. Роль таких пространственных конкретизаторов в языке выполняют существительные локативной семантики, имеющие широкое значение. Это имена, входящие в тематические группы сo значением названия жилья и его частей, различных предприятий и учреждений, административных единиц, участков земной поверхности и т.п. Они выступают в качестве ядра функционально-семантической категории пространства (Абдуллина 1991:117).
Именным предложениям рассматриваемой структуры синонимичны глагольные конструкции типа Мен юйге барама “Я иду домой”. Исследователи выделяют одинаковое количество компонентов в их формально-семантической структуре. Считается, что они имеют семантическую структуру “перемещение + субъект перемещения + направление перемещения” (см.: Ахматов 1983:183-185; Ибрагимова 1994:12).
В карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, позицию сказуемого могут занимать и имена с объектным значением. Ср.: 1) Биз Желбыдыргъабыз (Ф.) “Мы (идем) к Желбыдыру”; 2) Мен къара къушхама (Ф.) “Я (иду) к черному орлу”. И.Х.Ахматов считает, что семантические компоненты указанного класса синкретичны и предлагает для их обозначения пользоваться термином “локализованный объект” (Ахматов 1983:185). В приведенных примерах сказуемое служит для выражения локализованного объекта и предиката движения.
О синкретичности членов предложения говорит и материал русского языка. Так, В.В.Бабайцева пишет, о том, что, с одной стороны, синкретизм членов предложения свидетельствует о гибкости членов предложения: они способны выразить все разнообразие явление действительности и отношений между ними. С другой стороны, все оттенки значений невозможно выразить лишь посредством типичных членов предложения, так как сами языковые значения не всегда являются однозначными (Бабайцева 1975:139, 1988).
Следует различать и предложения типа Бу къылыч нартлагъады (Ф.) “Этот меч (предназначен) для нартов” и Саугъала сабийлегедиле (М.Т.) “Подарки (предназначены) для детей”. Главное их отличие в том, что предикатные лексемы в них обозначают “лицо или предмет, для которого назначается, предназначается какой-либо предмет или действие” (Золотова 1988:40). Это предикаты “дестинатива”. В этих и им подобных конструкциях подлежащная позиция замещается словами, обозначающими неличный предмет.
Безусловно, значения, выражаемые дательно-направительным падежом, характеризуются многообразием. Несмотря на то, что данный падеж причисляется к локальным, или пространственным, некоторые авторы считают для него ядерной не семантику направления, а семантику давания, так как в “понятии давания важнейшее место занимает представление об одушевленности (адресате). Эта “одушевленность” семантики составляет отличительную особенность дательного падежа” (Козырев 1996:135).
Ср. предложения: 1) Жашла чалгъыгъадыла (З.) “Ребята (идут) на сенокос”; 2) Сабийле отуннгадыла (Н.) “Дети (идут) за дровами”; 3) Малжей ишгеди (Б.Г.) “Малжей (идет) на работу”; 4) Нартла кенгешгедиле (Ф.) “Нарты (идут) совещаться”; 5) Биз къазакъгъабыз (Ф.) “Мы (собираемся) в казаки”. В них сохраняется значение движения. Однако превалирует другое значение - семантика целеполагания. Человек направляется куда-либо с определенной целью - заготавливать дрова, сено или работать, отдыхать и т.д. Иначе говоря, для него характерна категория цели (Левонтина 1996:52). Это подтверждается как психологами, так и данными языка. Приобретение предложением указанного смысла зависит от семантики слов, занимающих позицию сказуемого, и ситуации в целом. Общая семантика приведенных выше конструкций: выражение движения субъекта куда-либо с целью совершения какого-либо действия.
По мнению известного синтаксиста-тюрколога М.З.Закиева, предложения типа Сен юйгесе “Ты (идешь) домой” образовались в результате того, что “неполные предложения (с опущенным сказуемым) стали восприниматься как полные” (Закиев 1995:168). Такое положение распространяется практически на все предложения со сказуемыми, выраженными именами в пространственных падежах. В карачаево-балкарском языке подобные сказуемые в основном являются предикативно оформленными. А это не позволяет ввести в структуру предложения глагольное сказуемое. Другое дело в сложносочиненных предложениях с противопоставлением, в которых именное сказуемое весьма часто не оформляется аффиксами предикативности. В результате этого появляется необходимость доукомплектации предложений: Мен - чалгъыгъа, сен а - отуннга “Я - на сенокос, а ты - за дровами”; Мен чалгъыгъа барама, сен а отуннга бараса “Я иду на ceнoкoc, а ты идешь за дровами”.
По А.Г.Золотовой, стремление квалифицировать безглагольные предложения как неграмматические обедняет представление о реальной грамматической системе, так же как репрезентировать их неполными, эллиптическими - соотносительно с полными двусоставными глагольными пропозициями, принимаемыми за эталон - обедняет представление о конструктивных возможностях синтаксиса. Возведение “безглагольных конструкций к глагольному образцу путем подстановки “опущенных” или “нулевых” членов помогает заполнить клетки создаваемых схем, но не способствует пониманию структурного своеобразия различных типов синтаксических построений” (Золотова 1971:11-16; также Акимова 1982). Конечно, моделям неглагольных значений грамматическое значение глагола необходимо для соотнесения своего содержания в различные временные и модальные планы. Для этого они и пользуются “пустыми” глаголами, связками, лишенными вещественного содержания, а также вспомогательными глаголами, не обозначающими действия предмета. Однако в карачаево-балкарском и других тюркских языках предложения со сказуемыми в косвенных падежах не могут передавать всю гамму значений, выражаемых глагольными конструкциями, ибо семантическая структура предложения в целом зависит от взаимоотношений глагольных и именных компонентов. Так, например, безглагольные предложения с дательным предикативным не могут передавать присущие ему значения говорения, отношения, внимания и т.д. Эти и другие значения проявляются только в сочетании слов в дательно-направительном падеже с другими управляющими лексемами. В доказательство можно привести следующие примеры: 1) Малчыла къойлагъа къарайдыла “Животноводы смотрят за овцами”; 2) Мен сизге сёлешеме (З.) “Я говорю вам”; 3) Бу киймле манга жapaйдылa (Ш.) “Эта одежда подходит для меня”. При опущении глаголов их смысл видоизменяется.
2.1.4. Предложения с предикатами, выраженными именами
существительными в местном падеже
Местный падеж в тюркских языках относится к пространственным падежам и показывает “местонахождение предмета и лица в пространстве и времени” (Мусаев 1997:259). Поэтому предложения со сказуемыми в местном падеже также обозначают местонахождение предмета и лица. Главное их отличие в выражении статической локализации.
Основной функцией местного падежа является репрезентация обстоятельства места. Однако в языке существует целая группа конструкций с семантикой местонахождения, где в функции сказуемого мы видим слова с пространственным значением в местном падеже. Правда, в ряде исследований подобные конструкции признаются предложениями, в которых мы “имеем дело лишь с элиминацией глагола-связки” (Козырев 1996:138). Однако “канонические локализаторы” (локализаторы в форме местного, дательно-направительного, исходного падежей) характеризуются богатством семантических и синтаксических функций, разнообразием сферы действия (Невская 1997:30).
1.Предложения типа Кёккёз да юйдеди (З.Т.) “Кёккёз тоже дома” есть конструкции локализации конкретных объектов, которые представляют собой ответ на вопрос где находится интересующий нас объект. Они обычно являются неотъемлемым атрибутом диалогической речи.
В позиции подлежащего предложений статической локализации обычно употребляются слова, обозначающие людей, животных, предметы: 1) Мусабий Тюртюлюдеди (О.Э.) “Мусабий (находится) в Тюртюлю”; 2) Малла таудадыла (М.Т.) “Скот (находится) в горах”; 3) Машина арбаздады (Б.Г.) “Машина (находится) во дворе”. Общая семантика подобных предложений: местонахождение как признак субъекта.
Небезынтересно то, что некоторые предложения передают и местонахождение географического объекта. При этом субъект и предикат предложения находятся в отношениях включения одного в другое, или в отношениях части и целого. Ср.: Булунгу эли Чегемдеди (З.) “Селение Булунгу в Чегеме”; Москва Россейдеди (З.) “Москва в России”. Такие конструкции состоят из слов со значением пространства. Слова в позиции подлежащего здесь обозначают объекты, которые входят в другой объект, являются частью других, более широких по значению, объектов. Свидетельством тому следующие конструкции: Булунгу Чегемни бир кесегиди “Булунгу является частью Чегема”; Москва Россейни бир кесегиди “Москва является частью России”.
Из предложений статической локализации мы узнаем местонахождение не только того или иного предмета, но и место проживания лица. Они синонимичны трехкомпонентным предложениям, включающим в свой состав субъект бытия, локальный конкретизатор и предикат бытия. Например: Ахмат элдеди // Ахмат элде жашайды “Ахмат живет в селе”. Это позволяет нам говорить о том, что ряд падежных форм выполняет в предложении не только функцию семантического конкретизатора (обстоятельства), но и функцию предиката. Поэтому вполне правомерно определять такие формы слов, выступающие в роли сказуемого, как обстоятельственно-предикативные, или обстоятельственно-сказуемостные, члены предложения.
2.Ср. с предложениями предыдущей группы высказывания типа Аслан фермадады (Ш.) “Aслан на фepмe” и Харун къошдады “Харун в кошаре”. Сказуемые их имеют пространственное значение. Но в зависимости от конситуации и “угла зрения” участников речи они обозначают как местонахождение, так и место работы, а опосредованно и род деятельности лица: Аслан работает на ферме (пасет скот, доит коров и т.д.). Многие высказывания со сказуемыми, представленными конкретными и абстрактными именами в местном падеже, передают преимущественно род деятельности лица: 1) Азнор атладады (Ш.) “Аслан - табунщик”; 2) Аскер чалгъычыладады (М.Т.) “Аскер - косарь”; 3) Малжей малладады (Б.Г.) “Малжей - скотник”. 4) Мен бригадирликдеме “Я бригадир” и др.
3.Для локативных конструкций присуща и событийность. Приведем некоторые примеры: 1) Таматабыз жыйылыудады (З.) “Наш начальник на собрании”; 2) Азиз кенгещде болур (Ш.) “Азиз наверно на совещании”; 3) Къартларыбыз бусагъатда тёредедиле (Ф.) “Наши старики сейчас на тере”. Эти и другие конструкции характеризуются тем, что обозначают причастность лица (соучастие) к какому-либо событию, мероприятию.
4.Рассмотрим предложение Асият Аликберладады. Оно может быть переведено на русский язык двояко: “Асият у Аликберовых” и “Асият замужем за кем-то из Аликберовых”. Позицию подлежащего замещают здесь слова, обозначающие лиц женского пола. В позиции же сказуемого должны быть слова, обозначающие фамилию или же лиц мужского пола. Ср.: 1)