Уральская академия государственной службы

Вид материала

Документы

Содержание Таблица 1 Социально-экономическая дифференциация стран мира Отсталые страны Устойчивое разногласие Обратимся к принципам, заложенным в концепции устойчивого развития Раздел iii. роль региональной политики в обеспечении национальной безопасности: мировой опыт и проблемы россии

Подобный материал:

• Уральская академия государственной службы, 16.51kb.
• Уральская академия государственной службы, 752.23kb.
• Информационное письмо, 26.43kb.
• Фгоу впо «уральская академия государственной службы», 36.47kb.
• Уральская академия государственной службы кафедра экономики и управления, 4620.38kb.
• Программа вступительного экзамена в аспирантуру по специальности 08. 00. 05 «экономика, 286.24kb.
• Уральская академия государственной службы, 639.53kb.
• Государственное управление системой высшего военного образования в современной россии, 417.84kb.
• Уральская академия государственной службы Кафедра государственного и муниципального, 476.85kb.
• Институт государственной гражданской службы: структурные компоненты и императивы, 671.94kb.

Таблица 1

Социально-экономическая дифференциация стран мира¹

	Отсталые страны	Развивающиеся страны	Страны «золотого миллиарда»
Валовой национальный продукт на душу населения (долл. США)	350-370	2 300-2 500	Свыше 20 000
Доля стран (%): - по численности населения - в мировом валовом продукте	58,6 5,1	26,2 16,2	15,2 78,7

Как видим, в настоящее время около 60% населения Земли оби­тает в отсталых странах в состоянии абсолютной бедности. Несколько лучше ситуация в развивающихся странах. В этих двух группах стран проживает около 85% населения планеты.

Особняком, со значительным отрывом от этих стран стоят раз­витые, так называемые страны «золотого миллиарда» во главе с США. Среднедушевой доход в этих странах в 8 раз выше, чем в развиваю­щихся, и в 55 раз выше, чем в отсталых странах мира, а населения в этой группе стран в 7 раз меньше, чем в двух других группах стран вместе взятых.

В результате на долю 15% населения стран «золотого миллиар­да» приходится около 80% мирового продукта, а на долю 85% насе­ления Земли в других странах приходится лишь около 20% мирового продукта.

Мировая экономическая система превратилась в глобальный спе­кулятивный механизм, действующий не в интересах развития нацио­нальных экономик, роста производства и уровня жизни людей на Зем­ле, а в интересах укрепления позиций стран «золотого миллиарда».

В настоящее время в связи с этим в условиях глобализации стра­ны, не входящие в группу «золотого миллиарда», обречены остаться отсталыми и даже теоретически никогда не смогут приблизиться по уровню благосостояния к развитым странам.

Учитывая быстрое истощение мировых ресурсов, развитые стра­ны с целью сохранения достигнутого в них уровня жизни на длительную перспективу более десяти лет назад под флагом ООН выработали так называемую «концепцию устойчивого развития». Фор­мально под устойчивым развитием понимается развитие, сбалансированное между экономическими и социальными потреб­ностями людей и способностью природных ресурсов и экосистем удовлетворять нужды нынешнего и будущих поколений. Фактически же эта концепция призвана в завуалированной форме законсервиро­вать сложившиеся сейчас в процессе глобализации результаты мирового развития в пользу развитых стран.

В «Повестке дня на XXI век», принятой Конференцией ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 г., утверждалось, что устойчивое развитие позволяет удовлетворять потребности нынешнего поколения без ущерба потребностям будущих поколений. Подобными тезисами идея устойчивого развития получила как бы объективное обоснование, связанное с гуманными соображениями справедливости между разными поколениями людей.

Звучит превосходно, но вот только не указано, о потребностях поколений людей каких стран идет речь. Из-за этого скромного умолчания вся компания вокруг устойчивого развития выглядит хитроумной уловкой для сохранения существующего сейчас дикого дисбаланса в уровне потребления между бедными и богатыми странами в пользу последних и на будущие времена.

Авторы «Повестки дня на XXI век» и других международных программ под вывеской ООН и МВФ упорно не хотят видеть гро­мадного разрыва между уровнями жизни, уровнями доходов богатых и бедных стран.

Вот уже более 50 лет разрыв между уровнями жизни, уровнями доходов богатых и бедных, «золотого» и остальных миллиардов населения планеты не только не сокращается, а растет чуть ли не по экспоненте. К настоящему времени этот разрыв увеличился до 74:1,по сравнению с 13:1 в 1960 году.

Тем не менее, нет ни одной международной программы, прямо направленной на устранение подобного дисбаланса в развитии, кро­ме громких фраз о том, что человеческое развитие должно обеспе­чить каждому использование своих максимальных способностей во всех областях жизни.

Более того, в течение 1990-х годов объем официальной помощи развитию этих стран со стороны стран «золотого миллиарда» со­кратился с 58,3 млрд. долл. США в 1992 г. до 53,1 млрд. долл. в 2000 г., а доля этой помощи в ВВП развитых стран снизилась с 0,35% в 1992 г. до 0,22% в 2000 г. Объем этой официальной помощи боль­шинству отсталых стран сократился как минимум на 25%, а семи африканским странам даже более чем на 50%.

При этом никто не вспоминает, что еще при зарождении кон­цепции устойчивого развития особо подчеркивалось, что «существен­ное изменение структуры мирового распределения доходов, произ­водства и потребления может быть одним из основных предвари­тельных условий разработки и реализации любой жизнеспособной программы устойчивого человеческого развития». Сейчас, естествен­но, ни о каком перераспределении доходов Запад не вспоминает, но настойчиво продвигает по всему миру свой подход к устойчивому развитию указанное выше неприятное предварительное условие умело подменяется идеей «универсальности жизненных потребностей», ко­торая «...защищает равенство возможностей, а не равенство дохо­дов, хотя в цивилизованном обществе каждому должен быть гаран­тирован элементарный минимальный доход». Подобная универсаль­ность жизненных потребностей объявлена даже реальной базой развития человека.

Ну, а чтобы окончательно закрыть вопрос социальной справед­ливости, его ловко перенесли на далекое будущее: «...устойчивость в очень широком смысле представляет собой вопрос справедливого распределения - распределения возможностей развития между ны­нешним и будущим поколениями».

Характерно, что в «Повестке дня на XXI век» совершенно обой­дена главная идея основного доклада на Конференции в Рио-де-Жанейро ее Генерального секретаря М. Стронга о том, что виновни­ком угрожающей существованию человечества экологической ситуа­ции в мире является расточительный и разрушительный образ жиз­ни немногочисленной его части - «общества потребления», хищни­ческие законы рынка и что человечество имеет шанс на выживание только в том случае, если в своем развитии откажется от гибельного пути развития по западной модели роста потребления.

Вместо этого в Концепцию устойчивого развития включен вар­варский тезис о том, что «оно (устойчивое развитие) означа­ет соответствие количества людей возможностям общества и приро­ды». На основании этого утверждается, что уже сейчас для целей устойчивого развития необходимо сократить население Земли не менее чем в 10 раз, в частности путем планирования семьи и перехо­да к однодетным семьям с тем, чтобы вернуть человечество в «при­родное» состояние.

Таким образом, существующая концепция устойчивого разви­тия предполагает формирование квот не только на выбросы в ат­мосферу Земли отработанных газов, но и демографических квот. Такие взгляды во всю пропагандируются и в нашей стране, приучая обще­ство к безысходности и неизбежному сокращению через 25-30 лет населения России до 40-50 млн. человек. Только в этом случае Рос­сия, по мнению авторов Концепции устойчивого развития, будет ей соответствовать.

Подобные «перлы» проталкиваются в официальные документы, научные издания и даже в учебные пособия, как, например, пособие «Экологические проблемы. Что происходит, кто виноват и что де­лать?», изданное в 1997 году под руководством тогдашнего предсе­дателя Госкомэкологии России Данилова- Данильяна. Этот коми­тет вскоре был ликвидирован и хотелось бы верить, что это было сделано за столь явный «подыгрыш» Западу в области так называемо­го «устойчивого развития».

Активно пропагандируется, что «депопуляция должна стать осознанной всем человечеством проблемой, восприниматься как им­ператив выживания и происходить при оптимальном регулирова­нии». Применительно к России при этом с удовлетворением отме­чается, что «проблема депопуляции в России в силу экологических причин не стоит, она идет стихийно, как в развитых странах, и в этом одна из особенностей перехода Российской Федерации к устой­чивому развитию».

Вот ведь как. Оказывается, наш народ вымирает вполне есте­ственно в процессе перехода к устойчивому развитию. Вот только возникают вопросы: почему вымирает народ в силу экологических причин, когда сейчас экологическая ситуация в стране значительно лучше, чем в советские времена?

Промышленность, «лежа на боку», уже десять лет не отравляет окружающую среду. Представляется, что все-таки депопуляция в России идет в силу социально-экономических причин?

Отечественные апологеты концепции «устойчивого развития» уже определили и магистральный путь развития нашего сельского хо­зяйства.

«Переход Российской Федерации, и в особенности ее агропро­мышленного комплекса, к устойчивому развитию возможен в пол­ной мере при реализации глобально-биосферных императивов, т.е. устойчивое обеспечение населения Земли продовольствием потребу­ет, как отмечалось выше, его существенного сокращения (депопуля­ции)».

Прозападные пропагандисты в нашей стране настойчиво стре­мятся внедрить в сознание населения и власти идею о том, что гло­бализация является единственно возможным направлением современ­ного мирового развития и, если Россия немедленно не подключится к этому процессу, то она вновь окажется на обочине развития чело­веческого общества.

Но это - ложный и вредный тезис как всякая абсолютизация. Альтернатива этому варианту развития есть. Своим путем идет, к примеру, Китай, стабильно развивающийся с рекордными темпами и масштабами. В то же время влияние на него США и конъюнктуры мировой экономики с ее регулярными кризисами то одних, то других мировых рынков до сих пор остается ничтожно малым. Именно та­кой, альтернативный глобализации вариант развития США рассмат­ривают как стратегическую угрозу своему доминированию в мире.

России необходимо также разработать собственную модель раз­вития, не поддаваясь нажиму апологетов глобализации, сущность которой и заключается в ограничении возможностей других стран, кроме США и ее союзников, сознательно выбирать свой путь разви­тия. И это вполне объяснимо, поскольку международный бизнес в своем дальнейшем развитии ориентируется, как отмечалось выше, только на триаду развития стран: США, Западную Европу и Япо­нию. Именно на эти страны приходится уже сейчас 73% прямых ино­странных инвестиций, 76% международной торговли, около 83% новых патентов в мире, более 30% пользователей сетью Интернет.

В своем докладе на Всемирной встрече на высшем уровне по ус­тойчивому развитию в Йоханнесбурге в августе 2002 г. Генеральный Секретарь ООН Кофи А. Аннан вынужден был признать, что за после­дние 10 лет прогресс в сокращении масштабов нищеты в мире край­не ограничен и большинство населения мира не получили преиму­ществ от глобализации. Темпы роста экономики в отсталых и разви­вающихся странах в 1990-х годах снижались в среднем на 2,5% в год, тогда как в 1980-е годы они увеличивались ежегодно на 1,8%.

Хотя Генеральный Секретарь ООН фактически признал край­нюю неэффективность и провал концепции «устойчивого развития» в ее нынешнем виде, он по-прежнему старается доказать ее жизнеспо­собность и прямо призывает «поставить процесс глобализации на службу устойчивому развитию».

Дальнейшая активизация процесса глобализации порождает но­вые угрозы безопасности в мире и ведет к превращению потенциаль­ной в реальную угрозу жесткого, непримиримого противостояния стран по линии «Север-Юг» в результате углубляющегося социаль­но-экономического расслоения мира.

Поэтому не случайно, что идеологи «богатого» Запада в после­дние годы старательно стремятся увязать проблемы безопасности с глобализацией. «Я твердо убежден в том, что процветающие рынки и безопасность человека взаимосвязаны», - утверждает Кофи А. Аннан.

С этой же целью активно пропагандируются и навязываются общественному мнению различные новые концепции обеспечения безопасности, взгляды о замене прежней системы международной безопасности «глобальной системой безопасности XXI века», о «культуре безопасности, как культуре глобализации».


Грачева Т.

УСТОЙЧИВОЕ РАЗНОГЛАСИЕ

(иллюзия безопасности, создающая большую опасность)¹

Расскажем кратко, в чем суть концепции устойчивого ра­звития и какова ее история. Официально она была приня­та в июне 1992 г. на 1-й конференции ООН по окружаю­щей среде и развитию в г. Рио-де-Жанейро, проводившей­ся на уровне глав государств и правительств. Ныне ее считают гло­бальной моделью будущего мировой цивилизации.

В основу концепции были положены научные доклады Римско­го клуба и в частности доклад «Пределы роста» (1972 г.), содержа­щий требования перехода человечества к «новому мировому эко­номическому порядку», который строится на «глобальном дина­мическом равновесии». Пределы роста авторы находили в гло­бальных экологических угрозах, которым можно противостоять в том случае, если страны третьего мира не будут индустриализиро­ваться, так как с экологической точки зрения это несет опасность жизни на Земле.

Если называть веши своими именами, то в содержательном от­ношении теория исходит из двух ключевых идей: деиндустриализации развивающихся, то есть бедных стран, под предлогом борьбы за экологию и планирования семьи, под предлогом решения демо­графических проблем, которое по сути своей является программой контроля и ограничения рождаемости в этих бедных странах.

В качестве иллюстрации первой идеи можно привести много до­казательств. Но ограничимся лишь фактами, которые связаны с оценкой последствий для России ратификации Киотского прото­кола. Эксперты убеждены, что налагаемые на Россию ограниче­ния эмиссии парниковых газов будут тормозить развитие нашей экономики.

В мае 2004 года, то есть примерно за полгода до ратификации протокола президент В. В. Путин в одном из своих заявлений ска­зал, что Россия не может ратифицировать договор в его ныне­шнем виде, поскольку он вводит ограничения на бизнес, противо­речащие интересам страны.

Газета «The Guardian» is своей статье «Киотский договор - Ос­венцим для России», опубликованной в мае 2004 года, приводит слова советника Путина - Илларионова, который на не грече с журналистами в Петербурге заявил, что Киотский протокол «имеет много нега­тивных последствий» и является «удуше­нием экономического роста».

Он сравнил ограничение необходи­мых экономических свобод, устанавли­ваемых протоколом, с «межгосудар­ственным ГУЛагом». При этом Илла­рионов отметил, что «в ГУЛare все-таки каждый день давали примерно ту же са­мую пайку и она не уменьшалась день ото дня, а согласно Киотскму протоко­лу пайку с каждым днем предлагается уменьшать. Киотский протокол - это договор смерти, как бы это ни показа­лось странным, поскольку его главной целью является удушение экономиче­ского роста и экономической активно­сти в странах, которые принимают на себя обязательства этого протокола. Если на каждого из нас установить кво­ты, в соответствии с которыми мы дол­жны будем сократить эмиссию углеки­слого газа на 58% через определенное время, то мы должны будем превратить­ся либо в карликов, либо в младенцев для того, чтобы удовлетворить требова­ния Киотского протокола либо пере­стать (дышать) с вполне предсказуемы­ми последствиями для нашего организ­ма», — заявил он.

В другой своей статье «Ученые воору­жили Путина против Киотского прото­кола», также появившейся в мае 2004 го­да «The Guardian» пишет, что, по мнению российских ученых, протокол является дискриминационным по отношению к России, пагубен для российской эконо­мики и не поможет значительно по­влиять на глобальное потепление.

Эксперты РАН подготовили и предо­ставили президенту доклад с оценкой по­следствий для России подписания про­токола, где, в частности, говорится, что в итоге наша страна может достичь не­большого снижения концентрации угле­кислого газа в атмосфере в течение деся­ти последующих лет. Но при этом сум­марная стоимость мер по снижению вы­бросов составила бы «десятки триллио­нов долларов за сто лет».

В докладе сообщалось: «При условии ратификации Киотского протокола Рос­сия будет вынуждена либо ограничивать темпы экономического роста, либо поку­пать дополнительные квоты на выброс парниковых газов». Эксперты особо подчеркнули тот факт, что протокол не учитывает особых климатических условий России.

Как уже отмечалось выше, второй клю­чевой составляющей концепции устойчивого развития является планирование семьи, к главным направлениям которого относятся искусственное прерывание беременности (то есть аборты), контра­цепция, стерилизация и половое воспи­тание школьников.

Основоположником идей планирова­ния семьи была Маргарет Зангер, орга­низовавшая в начале XX века Лигу кон­троля над рождаемостью, превратив­шуюся затем в процветающую ныне Международную федерацию планирова­ния семьи. Кстати, эта организация име­ет свой филиал в России, который назы­вается РАПС (Российская ассоциация планирования семьи).

Несколько слов об идеологии планиро­вания семьи. Подчеркнем, что Маргарет Зангер была активной поклонницей идеи Мальтуса. Гитлер заложил ее идеи в фун­дамент нацистской политики Третьего Рейха и стратегию демографической войны против славянских народов Джордж Грант, автор книги «Ангел смер­ти», посвященной биографии Зангер, пишет: «Она действительно была глубо­ко убеждена в то, что «отсталые народы» тормозят развитие человеческой цивили­зации, являясь «плевелами» среди пше­ницы человечества». В своей книге «Женщина и новая раса» (Нью-Йорк 1928) Зангер написала, что «наибольшее благодеяние, какое только может оказать многодетная семьи новорожденному, это убить его».

Грант пишет, что «половое воспитание было одной из важнейших ее социаль­ных программ. Ныне Международная ас­социация планирования семьи в легаль­но издаваемой литературе и через офи­циально принимаемые программы поло­вого воспитания в школе учит детей ма­стурбации, рекламирует радости добрач­ного блуда, теоретически обосновывает «правомочность» гомосексуализма, при­зывает к сексуальным экспериментам».

К этому добавим, что анкета «Что ты знаешь о сексе?», разработанная в рам­ках проекта «Половое воспитание рос­сийских школьников» и распространен­ная в ряде московских школ, была запре­щена Генпрокуратурой РФ.

Реализация концепции устойчивого развития осуществляется через междуна­родные организации, контролируемые силами глобализации (устойчивое разви­тие называют формой глобализации), в том числе через МВФ и Всемирный банк. Одним из инструментов осущест­вления этой политики стали связанные кредиты, выдаваемые под продиктован­ную этими структурами идеологию. В ка­честве примера приведем кредит, выде­ленный на реформу здравоохранения в Тверской и Калужской областях. Он был утвержден постановлением правительства РФ в 1996 году. В разделе, посвящен­ном планированию семьи, предусматри­валось выделение средств кредита на следующие мероприятия: раздача девоч­кам от 15 лет и женщинам с низким дохо­дом бесплатных контрацептивов, закуп­ка оборудования для стерилизации насе­ления, сокращение количества родиль­ных домов, проведение эксперимента по лечению больных заболеваниями, пере­дающимися половым путем в женских консультациях (то есть там, где наблюда­ются здоровые беременные женщины). Это при том, что демографы относили Тверскую и Калужскую области на мо­мент подписания кредита к районам де­мографического бедствия. Относительно вышеупомянутого «эксперимента» в женских консультациях, а заодно и поло­вого воспитания добавим, что за десять послеперестроечных лет врожденный сифилис в РФ вырос в 150 раз.

Все эти вышеперечисленные меры со­ответствуют теории устойчивого разви­тии, согласно которой сокращение чи­сленности населения стран третьего ми­ра, к которым Запад относит и Россию, является благом для мира в целом. Рим­ский клуб в своем докладе в ООН предус­мотрел даже квоту для населения России, равную к 2050 году 50 млн. человек. Пользуясь терминологией устойчивого развития, это наши «пределы роста».

По данным ООН, к 2050 году населе­ние США вырастет на 45% и составит 422 млн. человек. Это их «пределы роста».

Последние, можно сказать, в прямом и в переносном смысле для нашей страны идеи Всемирного банка высказал в «Die Welt» от 24.06.04 его главный экономист К. Рюль: «Для того чтобы провести пре­образования в экономике России, необходимо разрушить монополии». Если говорить о государственных моно­полиях, то преимущественно за счет по­лучаемых от них средств идет финанси­рование социальной сферы, то есть обес­печение жизнедеятельности нашего на­селения.

По рецептам Всемирного банка была проведена приватизация, о которой А. Чубайс в 1995 году сказал: «Они крадут абсолютно все и остановить их невоз­можно. Ну и пусть крадут и присваивают собственность. Тогда они станут владель­цами и разумными администраторами этой собственности». Эту цитату привела в номере от 7.06.04 «The Financial Times», отметив, что «процесс, который описал г-н Чубайс, достиг своего апогея в про­грамме «Акции в обмен на займы», кото­рая передала главные природные ресур­сы и промышленные предприятия Рос­сии олигархам вроде г-на Ходорковского и обеспечила Борису Ельцину переиз­брание на второй президентский срок».

Теперь, пишет газета, «западные нефтя­ные компании, например, хотят получить доступ к огромным энергоресурсам Рос­сии». Подчеркнем, что именно от продажи этих ресурсов формируется наш бю­джет, живут народ и государство, обеспе­чиваются наша безопасность и оборонос­пособность, финансируются наши Во­оруженные силы. Будут ли в этом заинте­ресованы западные собственники наших энергоресурсов? Надо полагать, это во­прос риторический. Такой же, как и дру­гой вопрос, который хотелось бы задать. Как получилось так, что 50% горючего и ГСМ для наших силовых структур поста­вляла, а может, и сейчас еще поставляет компания ЮКОС, которую так хотелось заполучить американским гигантам Chevron Texaco и Exxon Mobile?

По мнению стратегов нового мирового порядка, российский народ должен на­ходиться на периферии, а Россия должна служить «резервацией» для обеспечения нужд «золотого миллиарда».

Схематично устойчивое развитие пред­ставляется как мироустройство, где те 80%, кто находится на грани выживания, обеспечивают процветание 20% избран­ных. В этом, в сущности, заключаются и пресловутая устойчивость, и «глобальное динамическое равновесие».

Обратимся к принципам, заложенным в концепции устойчивого развития. Апо­логеты этой теории считают, что одним из главных принципов является переход от антропоцентризма к эксцентризму (природоцентризму). Необходимость этого обусловлена тем, что якобы антропосистема приходит в противоречие с экосистемой.

Попросту говоря, мы должны перейти к мировому порядку, где человек перестает быть ценностью. Объектом абсолютного поклонения является среда, где прожива­ет «золотой миллиард», безопасность ко­торого нужно защищать за счет жизни тех, кто относится к периферии. То есть их слишком много, они отравляют атмо­сферу и не нужны в таком количестве. Идеи Мальтуса и Зангер - в действии.

В соответствии с этим принципом нужно сосредоточиться на природе, а не на человеке, так как экосистема выше антропосистемы. Как это ни парадок­сально звучит, но ведь это девальвация человеческой жизни, отход от нее.

Есть два пути борьбы за экологию и чистоту окружающей среды. Первый путь предлагают сторонники устойчиво­го развития. Это сокращение численно­сти человечества. Это путь борьбы про­тив человеческой жизни, перехода от ан­тропоцентризма к экоцентризму.

Но есть и другой путь, и другой прин­цип, о котором в концепции не говорит­ся ни слова по вполне очевидным причи­нам. Это принцип теоцентризма. Ведь проблемы внешней среды - это пробле­мы внутреннего состояния человека и человечества. Проблемы чистоты его ду­ши. Говоря словами героя Достоевского: «Бога нет и все дозволено». Говорят, если мира нет в тебе, его нет нигде. Так вот и чистота. Если ее нет внутри, ее нет и снаружи.

Но если Бог и жизнь человеческая не стали принципами устойчивого разви­тия, то, следовательно, там заложены прямо противоположные идеи небытия и смерти.

В принципе экоцентризма и отходе от антропоцентризма извращается идея без­опасности. В эксцентрической модели главным объектом защиты системы без­опасности оказывается глобальная среда. В ней нет границ, нет государств, нет на­родов. Это все упраздняется.

Устойчивое развитие основано на де­национализации, разгосударствлении, дегуманизации и глобализации системы обеспечения национальной безопасности. Если традиционно объектами ее за щиты считаются территория, народ, его образ жизни, включая веру, то в глобальной экосистеме не существует понятия суверенитета, все взаимосвязано и должно находиться под контролем. Экологические угрозы универсальны и для и «предупреждения» по логике можно вмешаться в дела любой страны.

Эта идеология навязывает нетрадиционные, ненациональные, наднациональные и антинациональные, глобальные приоритеты для традиционной системы национальной безопасности государства. Новая модель призвана в будущем разложить, уничтожить существующую, создав вместо нее новую приватизированную систему «безопасности», направленную против собственного народа, систему колониальную и космополитическую, обслуживающую интересы сил глобализации под прикрытием борьбы за экологию.

В условиях глобализации происходи идентификация человека не со своей страной, а с силами глобализации. Глобализация разлагает чувство патриотизма и национальное самосознание, лишает человека понимания опасности, инстинкт самосохранения.

Следует остановиться еще на одном принципе «устойчивого развития», который называется «социально надежно экономическое развитие». В современных условиях эта надежность для США, например, обеспечивается с помощью вооруженной силы. Иначе им доступ к таким ресурсам «надежного экономического развития», как нефть, обеспсчивать не удается. Война в Ираке стала ярким тому подтверждением.

Фундаментальным принципом устойчивого развития теоретики концепции называют и принцип рационализации потребностей. В устах идеологов «золотого миллиарда» этот принцип звучит не только как издевательство, но и как приговор. Рационализация потребностей для 20% беднейшего населения планеты кто голодает, означает смерть. Это логично вытекает из принципа перехода от антропосистемы к экосистеме, где человеческая жизнь девальвируется.

Нужно иметь в виду еще и то обстоятельство, что потребности у всех разные. Нет универсальных критериев потребностей. Мы живем в мире полярных потребностей. У кого-то потребность жить в богатстве и процветании вступает в противоречие с чьей-то скромной по­требностью как-то выжить. Кроме того, нельзя забывать, что потребность, как и право, имеет вторую сторону: их должен кто-то обеспечить. Право одного есть обязанность другого.

Как может страна, в которой нет спра­ведливости, создать теорию справедли­вого развития для всего мира? Майкл Мур, американский режиссер, отвечая на вопросы «Liberation» в номере от 7.06.04 относительно его фильма-пам­флета «Фаренгейт 9/11», направленного против Буша, сказал, что он хотел «заста­вить наконец американское общество мыслить на такие темы, как социальные классы и происхождение богатства. И начать отдавать себе отчет, что экономическая система в нашей стране неспра­ведлива. В своих фильмах я всегда на­стаивал на том, что капитализм - «дья­вольская» система, которая приносит выгоду элите в ущерб большинству».

Апологеты идеологии устойчивого раз­вития говорят, что принцип рационали­зации потребностей требует приносить себя в жертву. Но ради чего и во имя кого эти жертвоприношения в мире, где не оказывается места для Бога и жизни?

Внешне приправленная очень привле­кательными, броскими фразами относи­тельно борьбы с бедностью, всеобщего благоденствия и экологической безоб­лачности очередная утопия, новый миф под названием «устойчивое развитие» об­ещает рай на Земле для всего человече­ства. Кто-то назвал эту теорию «концеп­цией беспросветного счастья».


РАЗДЕЛ III. РОЛЬ РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ОБЕСПЕЧЕНИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ: МИРОВОЙ ОПЫТ И ПРОБЛЕМЫ РОССИИ

Смагина Л.

РЕГИОН КАК ПРОЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА¹


Известный французский историк Фернан Бродель писал, что разнообразие есть непосредственное следствие безграничности пространства, благодаря которой особенности той или иной местности, возникшие в глубокой древности, дожили до наших дней. Примечательно, что никакие нивелирующие силы в современном мире не смогли их сокрушить. Во многом благодаря устойчивости территориального деления мы сегодня имеем возможность изучать общества «по горизонтали», то есть разграничивать регионы, сравнивать их, классифицировать.

Очевидно, что любые политические и социальные процессы, принятие решений и распределение общественных благ не могут происходить в пространственном вакууме. Все они структурированы (или ограничены) пространством - одним из основных базисных факторов, воздействовавших на формирование и функционирование политических систем. С середины 70-х - начала 80-х годов XX века политологи в мире обратились к интенсивному, глубокому исследованию регионов. Выяснилось, что региональные подходы позволяют дать наиболее взвешенные ответы на вызовы территориального разнообразия современного мира, более того они полагают, что существуют ключи к его пониманию. Регион воспринимается как уникальная, постоянно изменяющаяся реальность. В качестве субъекта он строит сам себя, комбинируя ценности и нормы. Поэтому его границы условны. Регионы объединяют людей; они сосуществуют, отталкиваясь от памяти о глубокой внутренней связи людей с определенными территориями.

В современном политическом словаре термин «регион» появился относительно недавно, ему предшествовало понятие «провинция» - собирательное имя для территориальных сообществ. «Провинция», однако, страдала неким культурным «комплексом неполноценности», отсталости, в то время как «регион», напротив, был подчеркнуто нейтрален. Первоначально этот термин использовался для определения пространственных общностей разных типов. Так, в географии употребляется понятие «природный регион» - территория, объединенная общими характеристиками климата, рельефа, почвы и пр., восходящее к трудам В. Гумбольдта. Позже появляется «экономический регион». Этот термин используется в работах, посвященных процессам индустриализации. В политической лексике термин «регион» появился для обозначения внутригосударственной административной единицы, а также для обозначения группы государств. В этом случае регион обретает статус «выше» или «ниже» государства-нации. Наконец возникает идея «культурного региона» - территории, объединенной традициями, культурой, языком.

Крайне показателен исторический сдвиг в отношении к термину «регион». В конце XIX столетия, когда «регион» появляется в политическом словаре, отношение к нему было преимущественно отрицательным, поскольку политический регионализм воспринимался в то время скорее как угроза национальному единству. Спустя всего пятьдесят лет отношение изменилось кардинальным образом: региональные идентичности и политические культуры, региональное политическое представительство становятся признанными темами официального дискурса Западной Европы.

Процесс становления региона как одного из важных фокусов политической идентификации, практики подъемов регионов «как воли и представления» требует объяснения. В современной политологии три импульса регионального развития: усиление пространственной неравномерности экономического развития послевоенного капитализма и развитие феномена «депрессивного региона»; культурная гомогенизация; создание системы коммунитарных институтов и как компенсаторная реакция - укрепление регионального измерения политического процесса.

В мире в большинстве стран ряд областей принятия решений и особенно непосредственная реализация принятых решений, а также распределение и оказание широкого спектра услуг совершается на субнациональном уровне. Диффузия власти, интеграционные процессы и процессы глобализации находят самые разнообразные ответы в регионах. При этом оказывается, что унитарные централизованные государства труднее адаптируются к новым системам взаимоотношений, новым вызовам и проблемам по сравнению с государствами федеративными и децентрализованными, где субнациональные единицы пользуются широкими правами, то есть регион становится важным уровнем политического действия и диалога, местом, где национальные, наднациональные и глобальные силы встречают местные требования и нужды, региональные и местные сообщества. Регионы играют все более важную роль в национальном политическом процессе, хотя здесь опыт государств существенно различается.

Для специалистов по регионалистике очевидно, что в каждом конкретном случае определение региона в обязательном порядке может присутствовать не весь набор указанных критериев, а лишь несколько моментов. То есть не исключается возможность более широкой трактовки понятия региона. Следовательно, регион понимается как исторически сложившееся территориальное сообщество, обладающее физической средой, социоэкономической, политической и культурной средой и пространственной структурой, отличной от других крупных территориальных единиц - города, и нации. Это определение позволяет разделять, отграничивать регионы через анализ их отличий друг от друга и место положения в пространстве.

Политологи часто определяют регион и как воображаемое сообщество, и как «горизонтальное братство», где один регион отличается от другого «стилем воображения». Однако регион всегда мыслится как открытое сообщество.

Короче, существует гео или внешнеполитическое понимание региона, когда этот термин относится к целой геополитической зоне, то есть группе стран, которые по ряду параметров больше связаны друг с другом, нежели с иными странами. В этом случае речь может идти, скажем, о Центральной и Восточной Европе, Содружестве Независимых Государств или о Европейском союзе. Допустима и культурно-философская трактовка региона, когда он понимается как особый микрокосм, в рамках пространства которого индивиды обладают особым менталитетом. Можно подходить к региону географически, ставя во главу угла однородность физической среды. Наконец существует и административно-юридическая трактовка региона: в этом случае он выступает как административно-территориальная единица.

Представляется, что в политической науке регион следует рассматривать как одну из единиц территориальной структуры национального государства, то есть субнационального уровня, ячейка сетки административно-территориального деления, где действуют региональные властные институты с определенными компетенциями и соответствующими финансовыми ресурсами для их реализации, происходит региональная политическая жизнь. Административно-территориальные границы превращают регионы в ячейки политического пространства. То есть политический регион можно рассматривать как комплексное взаимодействие между политическими институтами и «силами среды». В более общем виде регион можно представить как институт или систему институтов и организаций, действующих на определенной территории, представляющей собой фрагмент территории государства.

Итак, понятие регион фиксирует внимание на определенном уровне политических отношений. Это массовый уровень политики, непосредственно связанный с деятельностью общества, здесь прямо осуществляется взаимодействие власти и населения. Сама многозначность понятия «регион» отвечает сложным политическим реалиям, пришедшим на смену модели прошлого, в которой единственным уровнем политического анализа выступало государство - нация. Таким образом, универсального определения понятия «регион» не существует, членение пространства на регионы зависит от области исследований и сформулированной задачи.

Так формируется современное региональное видение проблемы. С этим понятием связывается комплексный дисциплинарный подход к региональным исследованиям, предполагающий изучение политических измерений дихотомии «центр-периферия», а также своеобразия региональных политических процессов и механизмов, разрешения региональных конфликтов.

Зачастую в современной политологии идея и практика регионализма связывается со стратегией региональных элит, направленной на расширение ими своих прав. Речь идет о процессах самоструктурирования общества, политической и экономической мобилизации регионов. Очевидно, что регионализм отвечает пространственной стратификации общества и направлен на извлечение преимуществ из естественного территориального деления современных обществ. Если в качестве цели выдвигаются расширение политических прав, достижение политической автономии, то можно говорить о регионализме политическом, отвечающем региональной стратификации политического пространства. Помимо прочего, регионализм нацелен на сглаживание контрастов между центральными и периферийными регионами, выполняя таким образом стабилизирующую функцию.

Радикальные сдвиги последних десятилетий - становление комплексной, плю­ралистической, многомерной и многополярной реальности современного мира - коренным образом благоприятно отразились на судьбе регионализма: значимость этих процессов возросла и как следствие - формируется собственная институциональная система регионализма.

Сегодня в российской политологии с понятием «регионализация» зачастую связывается характеристика комплексного процесса перераспределения властных компетенции, передачи функций от национального на региональный уровень; появление и развитие новых институциональных форм, отвечающих новой роли регионов в процессе принятия решений на национальном и наднациональном уровнях. То есть отечественная политическая регионалистика рассматривает политическую сферу регионов прежде всего как административно управляемые территории, совпадающие с границами республик, краев, областей и автономных округов (субъектов Российской Федерации), а также с границами территорий, входящих в федеральные округа и межрегиональные экономические ассоциации. В этом контексте функции политической регионалистики известны постольку, поскольку субъекты региональной политики вступают в политические отношения, то есть отношения по распределению и использованию государственной власти в регионе на основе политических интересов, целей, установок, ценностных ориентации, верований, идеалов, которыми субъекты региональной политики руководствуются в своей деятельности. Отсюда знание о регионе, как оно представлено в отечественной политологии, расширяет значение пространственного аспекта. Однако в российской регионалистике стремление совместить экономические теории и исследования элит с анализом территориально-административных границ не сопровождается выделением социальной конструкции «регион» в качестве самостоятельного объекта. Множество определений региона, на которые ссылаются наши исследователи, фиксируя исторические, географические, экономические, природные, этнокультурные признаки, не раскрывают самой природы этого явления. В них нет упорядоченности, концентрации на осевом признаке, нет действия и нет целостности. Между тем изучение признаков и системообразующих факторов показывает, что региональная интеграция обусловлена механизмами и процедурами, придающими ей эффективность и способность эволюционировать в пространстве. Эмпирические исследования показали, что феномен региона можно рассматривать как форму локализации и способы контроля узловой проблемы, характерной для социального пространства в зоне ее влияния.

Выше говорилось о том, что в западной политологии понятие «регион» характеризуется как собирательная. Так, в европейской Хартии регионализма 1988 г. оно определено «функционально»: гомогенное пространство, имеющее физико-географическую, культурную и языковую близость, а также общность хозяйственных структур и исторической судьбы. В СССР практика регионального хозрасчета предшествовала концептуальному осмыслению роли региональных отношений. Политический смысл «регион» обрел в постсоветских дискуссиях о федерализме, партстроительстве и выборах. Международное право так же не раскрывает понятие «регион», хотя в Уставе ООН (ст. 52), отмечается «не препятствует существованию региональных соглашений или органов», если они и их деятельность совместимы с целями ООН.

Итак, в мире содержательно становление и развитие региона связаны с процессами распределения власти. Сегодня ученые склоняются к тому, чтобы признать: исторически регионы возникли раньше, чем государства.

Очевидно, что в пространстве государства особое внимание уделяется сохранению власти на территории. То есть возникновение института национального государства способствовало институализации центра как силы, способной подчинить своей юрисдикции раздробленные территории. В XX веке представления об управлении пространством подверглись существенным корректировкам. Эта проблема приобрела правовое, экономическое, культурное измерение. Оказалось, что жестко, пространственно ограниченное не является совершенной для современности формой социальной организации. Дело в том, что если господствует идея государства как института, где существует иерархия контроля, то в рамках этой иерархии регион наделяется свойством гибкости, первичности, способности к спонтанной трансформации.

То есть в начале XXI века в современных условиях, даже в рамках жестко определенных границ национального государства смещаются понятия «центр» и «периферия». Пространство центра трудно выявить, потому что оно определяется не только географическим, но и политическим делением. Соответственно и сегодня не исключена возможность поиска регионами собственного пространства своего центра, как это уже было в России в 1990-е годы. И все-таки именно существование региона позволяет связать универсалистские тенденции современного социума с практиками и событиями, ориентированными на сохранение локальности, особенности. Для современного государства, решающего проблему отношения «центр - периферия», механизмы взаимодействия универсального и глобального имеют особое значение. Именно они играют существенную роль в процессах объединения территорий и продвижения общегосударственной политики. Для самого региона важно, что и локальное, и национальное присуще ему. Динамика регионального развития не укладывается в простые схемы, она носит спонтанный характер. Короче, принципом организации современного региона как элемента социальной системы являются изменение, трансформация. В начале XXI века в конкретном пространстве любого региона постоянно присутствуют моменты «разрушения и перераспределения тер­риториальных границ политической и экономической власти.

Практика политического регионализма как в мире, так и в России сегодня определяется во многом стабильностью власти государства. Институализация региона - это процесс упорядочения организации пространства, приобретающего новое, политическое и социальное содержание в глобализующемся мире.

Итак, региональные процессы противоречивы и разнонаправлены в своей динамике. Они могут заключать в себе как стремление к обособленности, так и тенденции к различного рода интеграции. Регион, как правило, испытывает потребность в федеративной оформленности своего правового статуса. Представление региональной структуры не в виде наборов элементов, а через способ взаимосвязи их между собой позволяет вычленить функции каждого элемента в общегосударственной системе. Следует иметь в виду и внутреннюю структуру региона, в которой также можно выделить свои центр и периферийные зоны. Основными критериями определения региональных границ обычно считают природно-географический, экономический, культурный, геополитический. При этом следует, видимо, отказаться от единой схемы и признать, что применительно к каждому региону этот набор будет иметь свою специфику с разным набором признаков. Перемены в их структуре могут повлечь за собой изменение территориальных очертаний регионов. Но, несмотря на динамичность административных и экономических границ, региональное сообщество имеет достаточно прочную устойчивость и долгую историческую инерцию в осознании своего единства. С этими трудностями и сталкивается федеральная власть в период президентства В. В. Путина. Проводя административную реформу, которая не могла не затронуть интересы и статус региональных элит, она осознает, что сложности в поисках адекватного решения неизбежны. Очевидно, что региональные элиты, как и в 1990-е годы остаются опорой региональной власти, в 1990-е годы упрочение власти региональной элиты было связано с ее возможностями обеспечить экономическую и социокультурную независимость региона - вверенной ей федеральной властью территориально-административного образования. Российские регионы по-разному поняли и реализовали полномочия, полученные ими от федеральной власти ельцинской поры. Задачи, поставленные перед региональной элитой федеральной властью в период президентства В. В. Путина, носят принципиально другой характер. Во-первых, сегодня жизнедеятельность российских регионов рассматривается не только в контексте федеральной политики России, но и в их соотнесенности с реалиями глобальной экономики современного мира. Во-вторых, регион сегодня воспринимается не столько как административно-территориальная единица, сколько как сои и о культурный организм, носитель определенной энергии саморазвития. В этом контексте любой российский регион потенциально несет в себе ресурсы не только центростремительного развития, то есть ресурсы, служащие укреплению российской государственности, российской экономики, российской культуры - короче, цивилизационной целостности России, но и центробежные тенденции - стремление обрести собственную экономическую и социальную идентичность через участие в глобальном производстве, обмене ресурсами и пр. Зачастую эта «центробежность» (сознательно или бессознательно) предполагает игнорирование интересов государства «Россия» как самостоятельного участника глобальной экономики, информационного обмена, трансферта, социокультурных ресурсов.

Примерами этой региональной и объективно понятной оппозиции «центр-регион» являются усилия региональных элит противостоять процессу укрупнения территориально-административных единиц на территории РФ. Вот один из примеров. В Томской, Новосибирской и Кемеровской областях созданы инициативные группы для проведения референдума по созданию Сибирской республики. Как заявил секретарь инициативной группы в Томской области Евгений Глушаков-Гарин, «близится к завершению процесс формирования таких структур в Красноярском и Алтайском краях, а также в Хакасии». В конце декабря активисты намерены официально зарегистрировать свои инициативы в органах госвласти и избирательных комиссиях.

В начале 90-х годов, как известно, губернатор Свердловской области Эдуард Россель пытался создать Уральскую республику. За эту инициативу он поплатился креслом, которое удалось вернуть только через несколько лет. Сегодня укрупнение регионов не только не возбраняется, но и поощряется федеральными властями. Когда процесс укрупнения регионов был только запущен, тогда еще глава президентской администрации Дмитрий Медведев так объяснял необходимость всех этих объединительных хлопот: «Что мы оставим в наследство потомкам: гармоничное федеративное государство или набор абсолютно разных по размеру и экономической силе кусочков страны? Идея укрупнения регионов - вариант осмысленного развития Федерации в рамках существующей Конституции». Очевидно, что главный аргумент сторонников укрупнения - проблема управляемости территорий. И как бы ни критиковалась эта позиция региональными элитами, очевидно, что федеральная власть действует, опираясь на более выверенную аналитику динамичного развития региона в глобализирующемся мире начала XXI века.

Достаточно прагматичная власть в лице президента В. В. Путина на осуществление инвестиционных проектов в Красноярском крае (к которому примкнули Таймыр и Эвенкия) выделила 7 млрд. руб. А всего этот объединительный проект обойдется федеральному бюджет в 20 млрд. руб.

Опыт укрупнения показал, что главной проблемой для федерального центра становится местная политическая и экономическая элиты. Именно ими сорваны процессы объединения Республики Алтай и Алтайского края, а также Краснодарского края и Адыгеи. В обоих случаях элиты боролись за «национальную самобытность» и подняли на митинги «национально ориентированных граждан». В итоге вопрос завис в воздухе не только в Адыгее, но и в спокойном Горном Алтае.

В декабре парламенты Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа должны назначить дату референдума по объединению двух субъектов РФ в единый Забайкальский край. Голосование, очевидно, пройдет в марте будущего года.

В последние год-полтора есть что терять и представителям власти Ненецкого автономного округа (НАО). В округе есть нефть и присоединяться к бедной Архангельской области здесь нет желания. Сценарий объединения Архангельской области и НАО может пойти совсем не так, как на это рассчитывают федеральные власти. Именно на Сибирский федеральный округ (СФО) пришли основные укрупнительные проекты. Возможно, идея и модель Сибирской республики могут стать своего рода полигоном для обкатки новой в отечественной политологии модели региона - подвижного, динамичного образования, избирательно относящегося к любым политическим институтам, ограничивающим свободу институционального самоопределения в пространстве России - эффективного участника процессов глобализации в XXI веке.


Гусейнова Л