I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материалаДокументы

Содержание


4.7. Есть скоромное вредно, есть постное - нельзя.
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   31

4.7. Есть скоромное вредно, есть постное - нельзя.


Глава эта - результат переработки статьи о гидроэнергетике, напи­санной в разгар дискуссии, в конце восьмидесятых. Тогда автору каза­лось, что в споре есть победители и побежденные. Поэтому тон статьи сердитый, публицистический. Теперь ясно, что в споре нет победив­ших, а есть только проигравшие. И сегодня автор написал бы иначе, сегодня такой тон - превышение необходимой самообороны. Ведь ма­ятник общественного мнения может качнуться в обратную сторону, полярность поменяется, и разрушителями нравственности могут объ­явить противников гидротехники. Жизнь заставит вернуться к про­блемам гидротехники. И хорошо бы вернуться к ним не разделенными на два враждующих лагеря. После некоторых колебаний автор решил понадеяться на благоразумие оппонентов и оставить тон изложения прежним, чтобы передать настроение гидротехников того времени.

* *

Кризис гидротехники наступил не вдруг. Под сенью ленинской формулы, связавшей коммунизм, советскую власть и электрифика­цию, жили безбедно гидротехники до июня 1958 года. О них слагали песни, писали книги, ставили пьесы и кинофильмы. Но в июне 1958-го на торжественный пуск Куйбышевской ГЭС прибыл Никита Сергее­вич Хрущев. Для начала сказал речь: "В этой крупнейшей в мире гидростанции воплощен человеческий гений, и в веках будут по­мнить благородный труд проектировщиков, инженеров, ученых и рабочих-строителей, участвовавших в великой стройке."

Никита Сергеевич оказался плохим пророком: спустя тридцать лет никто не вспоминает ни К.К.Кузьмина, ни В.И.Брызгалова и не счи­тает их труд благородным. Скорее напротив. На следующий день по­сле выступления, узнав, что Куйбышевская ГЭС обошлась стране в один миллиард двести миллионов рублей, что тепловые станции мож­но строить дешевле и быстрее, наш Никита Сергеевич заявил: "Хо­зяйка дома при выборе покупки всегда отдает предпочтение той, которая по стоимости дешевле, так вот и мы теперь будем отда­вать предпочтение электростанциям, требующим первоначальных затрат меньше, чем это требует строительство гидростанций". И процесс пошел. Мечта вождя мирового пролетариата сбылась: мне­ние домашней хозяйки, кухарки стало определяющим при выборе пути развития электроэнергетики.

Июньская поездка Хрущева положила начало к консервации части строившихся ГЭС, сокращению числа проектировщиков. Проекти­ровщики начали урезать сметы, исключая, в первую очередь затраты на природоохранные мероприятия. Как справедливо заметил Салты­ков-Щедрин, в мире бушуют стихии, а в России - начальники. Истин­но российский преобразователь Хрущев проявлял нетерпение: у него была задумка - построить коммунизм к 1980 году. Медлить было нельзя.

В сентябре 1959 года собралось в Колонном зале совещание энерге­тиков страны. Хрущев присутствовал, но не выступал. Говорил ми­нистр И.Т.Новиков. Братскую ГЭС решили достроить: уж очень далеко зашло строительство потребителей энергии ГЭС - алюминие­вого завода и лесопромышленного комплекса. С остальными постано­вили не рубить сплеча, а выехать на места и разобраться. На Красноярскую ГЭС прилетел А.Н.Косыгин, тогдашний премьер, и решил достраивать (Этот эпизод был ранее описан Севенардом-старшим). На Саратовскую ГЭС полетел вице-премьер А.Ф.Засядько, бывший министр угольной промышленности, и как "лоббист угольщи­ков" решил заморозить стройку. И так далее. Это был первый звонок. Но звонок этот был еще не сущностным, а экономическим. Дифирам­бов и песен стало меньше, строительство ГЭС стало постепенно свора­чиваться, и даже новые, урезанные планы стали хронически не выполняться.

Второй, более грозный звонок - перестройка.

* *

"Нефть и уголь изымаются и передаются обращению в силу посредством огня, т.е. уничтожением навеки. Материю земного шара тратят беспрерывно, и кончится это великой нуждой. И как это не жалко никому? Где же наука экономии и чувство общности ради существования будущих людей? В новой экономике сила и тепло должны добываться из падающей воды и дующего ветра, т.е. тех стихий, где вещество - капитал природы - нисколько не уничтожа­ется. К концу времени люди не должны стать обездоленными - они и тогда через наш берегущий разум должны иметь под ногами полно­телый земной шар". Многое знал и понимал молодой Андрей Плато­нов, когда строил малые ГЭС в воронежской степи, когда писал очерк "Первый Иван", из которого взяты приведенные строки. В его расска­зах и очерках о технике вряд ли найдет ошибку придирчивый профес­сионал. Но кое-чего не знал А.Платонов. Не мог, скажем, предвидеть А.Платонов, что большие водохранилища - не такой уж подарок и строить их надо осторожно. Не было в его время таких водохранилищ. Но что Платонов понимал четко - так это необходимость "чувства общности ради существования будущих людей".

В семидесятые-восьмидесятые годы то, что было очевидно таким выдающимся провидцам как А.Платонов, во всем мире стало достоя­нием масс. Если когда-то в борьбе за существование человек был вынужден бороться с природой, отвоевывая у нее любую малость для себя, то в двадцатом веке новый трехглавый дракон стал основной угрозой существования: истощение природных ресурсов земли, в пер­вую очередь органического топлива, техногенное воздействие челове­ка на природу и безудержный рост народонаселения.

Земля стала слишком маленькой для людей. Только за последние двадцать лет сведено два миллиона квадратных километра леса, в результате эрозии пропало верхнего плодородного слоя почвы столь­ко, сколько плодородной земли на всех возделываемых полях Индии, территория пустынь выросла на миллион квадратных километров. Кривая демографического роста становится все круче: похоже на то, что при нынешнем темпе роста народонаселения в 90 миллионов чело­век в год население земли удвоится через сорок лет. Нефти и газа осталось на считанные десятилетия. Разрушается озоновый слой зем­ли. Устрашающий список деяний человеческих можно продолжить. Об этом стали писать специалисты, которые поняли, что эра безгра­ничной экспансии человека кончилась. Пора экономить ресурсы, не губить природу и ограничить рождаемость. Доклады ООН, Всемирной Энергетической конференции, Всемирного банка, "Римское посла­ние" и многие другие стали все чаще цитироваться в прессе. Это всколыхнуло массы, родило массовые движения в защиту окружаю­щей среды от хищнической эксплуатации.

Строительство плотин и создание больших водохранилищ оказа­лось частью глобальной проблемы выживания. В мире поняли, что гидротехник - уже не тот специалист, который в состоянии решить единолично, быть или не быть плотине. Без экологов, психологов, без раскрытия всех карт перед теми, кто живет рядом с плотиной, строить дальше нельзя. Эколог должен помочь гидротехнику составить про­гноз влияния плотины на окружающую среду, психолог - последствия переселения и изменения условий жизни в результате строительства. Пришло время, когда при проектировании природно-технических комплексов с настроением масс нужно считаться, как с природными воздействиями, такими, как землетрясения и волны цунами. В России же вплоть до перестройки общество пребывало в твердой уверенности, что "нам нет преград на море и на суше".

На Западе новый подход затормозил темпы строительства плотин, каждый проект стал проходить многочисленные экологические и об­щественные экспертизы. Затормозил, но не разрушил. Ибо спецы умело напоминали, что пятую часть мировой электроэнергии дают гидростанции, что пятая часть всех возделываемых земель орошается с помощью водохранилищ и дает треть пищевых продуктов. Даже в Китае многие годы широко обсуждался проект гидрокомплекса "Три ущелья": что выбрать - переселение из долины Янцзы полумиллиона человек или защиту от наводнений 30 миллионов людей плюс выра­ботка 78 миллиардов киловатт-часов электроэнергии в год. Перевеси­ло второе, ибо еще живы те, у кого родные погибли в этих краях от наводнения 1931 года (140 тысяч жертв).

На Западе новый подход породил не только шумных и нервных противников цивилизации, но и специалистов, работавших над созда­нием энерго- и материалосберегающих технологий, очистивших воды Рейна, и Великих озер, воздух Рурского бассейна, отвоевавших часть пустынь Калифорнии и Негева. В Советском Союзе эти работы почти не велись, ибо требовали огромных дополнительных затрат.

В новых условиях ни Александров, ни Жук, ни Веденеев - те, кото­рых Кузьмин называл специалистами, способными решить все про­блемы, перестали быть таковыми. Гидротехникам была нужна помощь.

И вот перестройка и гласность сделали достоянием широких масс то, что не было откровением на Западе добрый десяток лет. Народ пришел в движение. Но в наших деформированных условиях гидро­техники получили не помощь, а поругание. С ними заговорили "на пределе голоса" и разрушили то, что нужно было достраивать.

* *

"Только два министерства, два ведомства соревнуются - Минэ­нерго и Минводхоз. Они соревнуются, как больший ущерб нанести нашей стране, нашей экономике, нашей нравственности. Минэнер­го в результате гидротехнического строительства затопило и подтопило 14 млн.га ценнейших земель". Какие там 14 миллионов! "Площадь под существующими и проектируемыми водохранилища­ми по суммарным размерам приближается к площади Франции". (Для справки: площадь Франции 55,2 млн.га). У кого не содрогнется сердце от этих слов эколога М.Лемешева и писателя С.Залыгина. Бы­ли слова и похлеще. Из кабинетов дискуссия о гидроэнергетике вы­плеснулась на страницы газет и журналов, а потом и на улицы. Протестовали и филолог Д.С. Лихачев, и геолог А.Л.Яншин, и писате­ли В.Астафьев, В.Распутин, В.Белов, и математик В.П.Маслов, и ме­ханик А.А.Дородницын. Сотни статей, десятки книг, тысячи советов.

Начало газетно-журнальной дискуссии положила, пожалуй, статья бывшего мелиоратора, писателя С.Залыгина "Поворот" в пер­вом номере "Нового мира" за 1987 год. Заключительную точку в дискуссии, видимо, поставил "Экологический роман" С.Залыгина в последнем номере "Нового мира" за 1993 год. Наиболее подробно и аргументированно концепция критиков изложена в книге биолога Ф.Я. Шипунова "Оглянись на дом свой" (М.: "Современник", 1988).

Представляя книгу Ф.Шипунова, писатель В.Распутин написал: "Не часто появляется книга, которую хотелось бы рекомендовать как настольную. И вот теперь она перед нами. Не художественная и не научная в теперешнем смысле, потому что наука разучилась говорить человеческим языком, ни к какому ведомству не принадле­жащая, а принадлежащая всему, что относится к сфере нашей дея­тельности... Она написана на пределе голоса, дальше может быть только стон... Это книгаученого, но такой науки, которая являет­ся надкрышием, причиной и источником для всех других без исклю­чения - науки биосферного существования". По мнению академика А.Л.Яншина, книга Ф.Шипунова не только концептуальная, но и прикладная: "Она напомнит, как дорого нам все научное достояние, которое оставили В.В.Докучаев и его ученик В.И.Вернадский., как опираясь на это учение, можно и нужно решать неотложные народ­но-хозяйственные задачи".

Такие представления поначалу отпугнули Горина: во-первых, бы­ла уже у нас много лет наука - марксистско-ленинская философия, являвшаяся надкрышием и источником всех наук без исключения, была - и сплыла, во-вторых, грызло сомнение, что орнитолог в состо­янии решать важные народно-хозяйственные задачи. Но потом любо­пытство перевесило. Как-никак, Захар Ильич принадлежал ведомству, соревновавшемуся с Минводхозом в том, чтобы нанести как можно больший ущерб экономике и нравственности.

Книга и вправду написана "на пределе голоса". Концепция была не слишком нова, ее можно найти у Ж.Ж. Руссо, можно отыскать и пораньше. В формулировке Ф.Шипунова концепция напоминала "че­ловеконенавистнический" закон Мальтуса: "Рост человечества стал сопровождаться ростом техники, количество которой увели­чивается более чем в два раза быстрее, чем численность населения. С такой же скоростью растут пространство, охваченное техни­кой, и вызываемый ею круговорот вещества в биосфере. На земле возникла инородная биосфере техносфера как совокупность всех технических средств и механизмов...Вот он Молох, в жертву кото­рому принесена современная жизнь человека... Окружающий нас мир был прекрасным, и вместе с тем, обильным и богатым... Практика безобразными нагромождениями техники и сооружениями, надвига­ющимися на природу, уничтожает его". Философ К.Ясперс под тех­никой понимает совокупность промежуточных средств, позволяющих достичь цели. Шипунов, что такое техника, растущая "более чем в два раза быстрее, чем численность населения", определяет более туман­но: неясно, попадает ли палка в "совокупность всех технических средств"?

Виноватые пытались оправдаться, но в широкую печать их не пус­кали - "кончилось ваше время". Им оставалось оправдываться на страницах своих ведомственных журналов. Вот журнал "Энергетиче­ское строительство", номер четыре за 1989 год, тираж три тысячи, десять статей в свое оправдание, авторы - работники квч - киловатт-часа, под таким именем выведена в "Экологическом романе" некогда мудрая и прекрасная, ныне безнравственная и вредная организация "Гидропроект". Эпиграф подборки статей, выражающий их концеп­цию, - цитата из статьи А.Д.Сахарова: "Рост населения, истощение природных ресурсов - это такие факторы, которые делают абсо­лютно невозможным возвращение человечества к так называемой здоровой жизни прошлого (на самом деле очень тяжелой, часто жестокой и безрадостной)".

Защищающаяся сторона уточняла: не четырнадцать, а четырнад­цать с половиной миллионов га под водохранилищами, но сотрудники квч никак не хотели брать на себя ответственность за возникновение озер Байкал, Онежского, Ильмень, Зайсан, Белого и открещивались от будущего водохранилища - Ладожского, которое породит строи­тельство дамбы. По определению, если стоки озер зарегулированы плотинами, то озера - не только озера, но и водохранилища. Перечис­ленные большие и десятки неперечисленных малых озер зарегулиро­ваны соответственно плотинами Иркутской, Свирских, Волховской, Бухтарминской, Шекснинской и других ГЭС, построенными на реках из них вытекающих. Если вычесть из площади трех тысяч водохрани­лищ Союза водохранилища-озера, то на долю искусственных придет­ся уже не четырнадцать, а 8,7 млн.га. Из них на водохранилища ГЭС приходится львиная доля - 6,2 млн.га. Водохранилища ГЭС затопили 2,5 млн.га сельхозугодий (из них пашни - 0,6 млн. га) и примерно столько же лесов.


Для сравнения. Площадь Союза 22400 млн га, суммарная площадь США и Канады - 18400 млн.га. И у них, и у нас водохранилищами затоплено три десятых процента суши. Но, увы при равной относительной и чуть меньшей абсолютной площади затоп­лений они снимают урожай энергии с затопленных земель втрое больший - вырабаты­вают 640 млн.квт, а мы - 231. (Все цифры - на конец 1988 года. Но с тех пор в нашей стране ничего не затопили, ибо ничего не построили.) Вопрос, почему с той же площади затопленных земель канадцы и американцы получают втрое больше энергии, в дискус­сии не затрагивался, видимо, как "несущественный".


Как резонно заметил А.П.Чехов, есть скоромное вредно, а есть постное - нельзя. Самая экологически вредная отрасль - сельское хозяйство. На Украине ветровой эрозией охвачено четыре миллиона га пахотной земли, в Казахстане - двенадцать. В России только за счет образования новых оврагов погибло за полстолетия 5 млн.га пахотной земли. Площадь земель Союза, изъятых под несельскохозяйственные нужды, в двадцать раз превосходит площадь затоплений водохрани­лищами ГЭС. Таковы печальные факты деятельности человека. Тако­ва цена прогресса. Но есть ли альтернатива? Экология - учение о доме. А возможен ли дом без света и воды?

На заре перестройки экраны страны обошел кинофильм экологиче­ского ужаса "Плотина" с текстом все того же Фатея Яковлевича Шипунова. На экране - водохранилище Саяно-Шушенской ГЭС, забитое плавающим лесом. По самым пессимистическим расчетам, Саянское водохранилище загубило четыре миллиона кубометров леса. В стране Советов, жившей продажей леса, заготовлялось в плановом порядке за один год ровно в сто раз больше, но самое удивительное, что еже­годный прирост леса вдвое больше - восемьсот миллионов кубометров. Прикажете радоваться? Отнюдь. Как писал Ильич, в России щетина хорошая, потому что свинья плохая. Лес наступает. Но сводят хоро­ший лес, а брошенные людьми земли зарастают ольхой.

"Водохранилища уничтожили всю рыбу, водохранилища испорти­ли климат страны", - пишут экологи и приводят цифры. Гидротехни­ки возражают. И тоже приводят цифры. Кто против ГЭС, тот пишет: затоплена целая Франция, кто за - возражает: не больше, чем в Кана­де. Вот такая лукавая штука цифра.

Вывод Шипунова: "Считать сооружение ГЭС на основных руслах рек жестоким нарушением экологического благополучия и потому недопустимым... Приступить, пока не поздно, к оздоровлению эко­логических систем прежде всего Волги, Дона и Днепра, рассмотрев вопрос о первоочередном спуске Чебоксарского, Цимлянского, Рыбин­ского и Каховского водохранилищ... А в перспективе такая поста­новка должна коснуться всех водохранилищ и запирающих их плотин-тромбов на речных системах".

Противная сторона возражала и говорила, что земли затоплены не навечно: как только появятся новые, более дешевые и менее вредные источники энергии, землю вернут, опорожнив водохранилища. Но, увы, каждая сторона в дискуссии чуть-чуть недоговаривала. К приме­ру, захоти мы завтра опорожнить Саянское водохранилище - не по­лучится. Так запроектирована плотина. Самое нижнее отверстие для пропуска воды - на высоте 200 метров от дна (при общей высоте плотины 240м). Из экономии плотина построена без донных отвер­стий и обязана стоять вечно. Люди из квч прекрасно знают, что в стране немало водохранилищ, спуск воды из которых проектировщи­ки переложили на плечи потомков. Знают, но помалкивают. А их оппоненты? Разве они отвечают на вопросы, что случиться, если спу­стить водохранилища на Волге: останется ли судоходство, чем заме­нить вырабатываемую ГЭС энергию, что будет с питаемыми Волгой оросительными системами, как бороться с наводнениями на Волге, которые вернутся, если уничтожить водохранилища?

Можно понять боль и гнев Ф.Шипунова при виде гниющей воды в Днепровских и Волжских водохранилищах, торчащие из воды плав­ники рыб, зараженных глистами. Не надо быть специалистом, чтобы это увидеть. Почему так случилось? В чем причина? В органической порочности водохранилищ, как пишет Шипунов? Но ведь образова­ние цепочки озер - будущее многих рек. Водохранилища - те же проточные озера, только с сильно меняющимся в течение года уров­нем воды.

Герой романа У.Фолкнера "Особняк" Минк Сноупс был арендато­ром. Арендовал клочок земли и выращивал на нем хлопок. Потом был посажен в каторжную тюрьму. На каторге делал то же самое - выра­щивал хлопок. Работал вроде бы добросовестно. И вдруг однажды Минк Сноупс понял, что ему все равно, что вырастет на этом поле. И человеку с ружьем на вышке все равно, что вырастет на этом поле. Лишь бы он, Минк Сноупс, сгибался и разгибался. Минку стало страшно от этой мысли. И он решил никогда никому не говорить и сам не вспоминать о том, что ему все равно, что вырастет на этом поле. Минку Сноупсу страшно. А советским гидротехникам не было страш­но, когда шли к лесникам подмахнуть бумагу, что лес на дне будущего водохранилища - бросовый, когда рыбоход строили в последнюю оче­редь, ради того чтобы закрутить на положеные 72 часа очередную машину, потом ее остановить и полгода устранять недоделки. Система освобождала от личной ответственности, в первую очередь, мораль­ной. Над каждым был старший. Недосмотрел старший, - так тому и быть.

Трудно строить большую плотину. Каждый куб бетона соленый от пота бетонщиков, прораб не вылезает из резиновых сапог и зимой и летом по двенадцать часов в сутки. А ГИП - главный инженер проек­та? Непрерывные поездки в Москву и на объект. Электрикам нужна дыра в стене, а строители говорят, что дыру делать нельзя - стена рухнет, строители строят не по проекту, под плотиной обнаружился разлом... И плюс к тому эта проклятая дискуссия о гидроэнергетике: биолог Шипунов, геолог Яншин, писатель Залыгин... Работа ГИПа крупного гидроузла стала просто опасной для жизни: безвременно ушел из жизни ГИП Загорской ГАЭС, стал инвалидом ГИП Богучанской ГЭС, за два года постарел на добрых десять лет ГИП Катунской ГЭС. За что?

За то, что не боялись. Излучина реки превращается в озеро посте­пенно. За это время исчезают рыбы, которые любят жить в быстрой, прохладной воде и появляются рыбы-любители теплой, стоячей. А водохранилище появляется мгновенно, и строитель должен быть "от­цом родным" для всего живого в этих краях. Рыба мечет икру на мелководье, прогреваемом солнцем, а в водохранилище уровень меня­ется быстро, и икра оказывается на суше. Разве трудно расставить в водохранилище плавучие панели, на которые рыба будет метать ик­ру? Ведь убедились же, что это рыба "понимает". Нет, панели не предусмотрены проектом, или поставлены тогда, когда половина ры­бы погибла. А строитель сохранял спокойствие: "Не было раньше такой проблемы, водохранилища были меньше и эффект не замечал­ся. Появилась - будем заниматься. Если бы динозавры знали, что вымрут, то непременно что-нибудь предприняли. Щука и та находит выход: мечет икру на бревна, плавающие в водохранилище", - сказал однажды К.К.Кузьмин. Когда с таким "не страшно" шьешь плохие ботинки, страдает один человек. Когда с таким "не страшно" строишь большую плотину - страдает все живое вокруг. Проблема родилась не вчера. Гидротехники раньше других увидели цветущую воду и боль­ных рыб и "не испугались". Не опомнились и не взялись строить новую экосистему. Старшой сказал, что дорого. У врачей есть клятва Гиппократа, и у ГИПов больших ГЭС должна быть своя клятва, ибо они строят не сооружения, а новые условия обитания, новый дом для миллионов существ. На века.

Биолог Шипунов не во всем разобрался, с водой выплеснул младен­ца: виноваты не плотины, а люди. Виноват не только недостаток зна­ний, но и равнодушие проектировщиков и строителей. От этого не уйти. Но вины своей гидротехники не признают. Утешаются тем, что спорят с ними любители. Горин знал многих из этих людей и уверен, что суди их общество не как злоумышленников, покаяние состоялось бы. Каяться есть в чем. Немало было ошибок. Но спецов, всех, кто не сидел и не сажал, в том числе и гидротехников, объявили наследника­ми Сталина, пособниками "красно-коричневых".

* *

Дискуссия о гидроэнергетике продолжалась несколько лет. Карфа­ген был разрушен: вначале осудили и прекратили строительство мели­оративных, а потом и энергетических гидротехнических сооружений. Но в лагере противников строительства ГЭС нет радости победы. Ил­люстрация тому - "Экологический роман" С.Залыгина.

В центре романа - фрагменты жизни гидролога Голубева, его ста­новление как "природного" человека, его борьба с антиприродными плотинами. Природный человек Голубев работал в квч (Гидропроек­те) начальником отдела, но однажды восстал, выступил против проек­та Нижне-Обской ГЭС и провалил проект. Обь была "рекой Голубева": много лет просидел он в створе Ангальского мыса в устье Оби, измеряя скорости и расходы воды, и был покорен красотой и величием реки. Голубев понял, что хоть Сталина давно нет, дело его живет в проектах ГЭС и перебросок рек, и возглавил "небольшую общественную, довольно известную экологическую группу". Группа боролась против проекта переброски стока северных рек в Каспий, против Ленинградской дамбы, против строительства Катунской ГЭС еще много против чего. Поначалу статьи Голубева, его выступления по телевидению имели успех. Потом герой с горечью обнаружил, что интерес к его борьбе у общественности стал пропадать, перестали печатать, приглашать на телевидение. И, наконец, летом 1993 года -печальный финал: не доведя борьбы до победного конца, герой умира­ет.

Перед смертью он вынужден признать, что "в голове его так и не зародилось ни энергетической, ни мелиоративной альтернативы, которую можно было выдвинуть против своих противников".

А ведь сколько было предложений в начале дискуссии. "Нам нужна нетрадиционная энергетика, прежде всего развитие ветровой энерге­тики, солнечной энергетики, термальной энергетики." (М.Леме­шев)."Следует строить каскады небольших станций и только на горных реках. Против строительства ГЭС на равнинных реках мы возражаем",- писал академик А.Л.Яншин. Ф.Я.Шипунов ратовал за восстановление поголовья лошадей и строительство ветряных мель­ниц. Кто-то говорил о приливных электростанциях. Но при более внимательном анализе выяснялось:

- что потенциальные возможности малых рек Союза, как горных, так и равнинных, вместе взятых, в состоянии покрыть не более пяти процентов потребности страны в электроэнергии, а теперь, когда поч­ти все горы ушли из России и стали ближним зарубежьем, вообще говорить не о чем;

- что солнце светит и ветер дует не всегда, и для света и тепла в безветрие и ненастье мощности ветро- и гелиоэлектростанций должны дублироваться ГЭС, газотурбинными или дизельными установками;

- что водохранилища малых ГЭС затопляют земель на порядок больше, чем крупные ГЭС, при той же мощности электростанций;

- что для ветро- и гелиостанций пока нужны огромные площади, а от вибрации ветряков улетают птицы и уползают грызуны;

- что установленная мощность всех ветроэлектростанций мира на 1988 год два миллиона киловатт, а выработка электроэнергии такая же, как у одной Курпсайской ГЭС на реке Нарын, ибо стоимость энергии альтернативных источников пока много дороже традицион­ных...

Во всем мире занимаются поисками альтернативных экологически более чистых источников энергии. Но время их не наступило. Остает­ся одним - ждать, а другим - работать.

Возможно, прав был природный человек Голубев, протестуя про­тив строительства Нижне-Обской ГЭС, затоплявшей кусок Западно-Сибирской низменности размером с Чехословакию, возможно, неправ, борясь со строительством относительно безобидных, по мне­нию квч, Ленинградской дамбы и Катунской ГЭС. Возможно, что квч ошибалось. Но в одном неправ Голубев: в том, что ему потребовался виноватый, "противник".

Автор "Экологического романа", в прошлом мелиоратор, предал анафеме свою прежнюю специальность и стал экологом, как и его герой Голубев. Они понимали под экологией охрану окружающей среды, а не учение о доме. Герой романа Голубев с почтением относил­ся к инженерной науке о движении воды и считал великим гидравли­ком Павловского. Академика Павловского Захар Ильич не застал по молодости лет: Павловский погиб в автомобильной катастрофе в кон­це тридцатых годов. Им читал гидравлику ученик Павловского Роман Романович Чугаев. Захар Ильич был не в восторге от разжеванных, разбитых на пункты и пунктики, лекций, которые задиктовывал сту­дентам Чугаев: глава первая, параграф один-два, пункт третий, "а" с ноликом... Но иногда гидравлик Чугаев, в прошлом заведующий ка­федрой инженерных мелиорации, отвлекался и рассуждал на отвле­ченные темы. Вот одно из рассуждений: "Природу не надо защищать. Зачем человеку груда камня или пустыня? Пустыня нужна суслику, а человеку - плодородная земля. Землю надо улучшать, для этого суще­ствует мелиорация. Культура, цивилизация зарождается тогда, когда появляется мелиорация. Пока не появилась канализация, не могло быть речи о больших городах".

Мысли Р.Р.Чугаева - не откровение. "Мы задаем вопрос: каковы те реальные события, с которых началась история? Быть может, существенным надлежит считать следующее: 1.Задача организа­ции ирригационной системы и ее регулирования в долинах Нила, Тигра, Евфрата, Хуанхэ". На первое место среди вех, обусловивших переход от "доистории" к истории, раньше возникновения письменно­сти, поставил философ и историк Карл Ясперс регулирование стоков рек. По Ясперсу, именно долины больших рек стали пять тысяч лет назад колыбелями доисторических цивилизаций: Тигр и Евфрат -шумеро-вавилонской, Нил - египетской, Ганг и Хуанхэ - индийской и китайской.

Герой "Экологического романа Голубев берет себе в идейные союз­ники оппонента Ясперса философа О.Шпенглера: "Освальд Шпенг­лер (1860-1935), "философ жизни", насчитал восемь культур, начиная с египетской, предсказывал он и девятую - русско-сибир­скую. Все культуры, умирая, говорил Освальд Шпенглер, перерожда­ются в цивилизации - это переход от творчества к бесплодию. С века XIX начинается, по Шпенглеру, "Закат Европы" (Восход на­чался в эпоху эллинизма)".

Достаточно даже, не читая толстой книги "Закат Европы", взгля­нуть на приложенные к ней шпенглеровские таблицы "одновремен­ных эпох искусства" и "одновременных политических эпох", чтобы убедиться, что Голубев допустил существенную неточность: Шпенг­лер никак не отсчитывает культуру Европы от греков, более того, категорически против этого.

По Шпенглеру культура Запада сама по себе, а античная - сама по себе. Греческая культура перешла в римскую цивилизацию и пала с падением Римской империи. Главное отличие культуры Греции от культуры Запада в том, что в мировоззрении греков отсутствует вре­мя, не существует развития, истории: "То, что грек называл космо­сом, было картиной не мира становящегося, а сущего. Следовательно сам грек был человеком, который никогда не стано­вился, а всегда был". Искусство Греции Шпенглер видит в застывших формах скульптуры, математика греков - геометрия, измеряющая неизменные во времени расстояния, отсутствие понятия функции. Греческая культура выродилась в римскую цивилизацию: "Бездуш­ные, далекие от философии, лишенные искусства, с расовыми инс­тинктами, доходящими до зверства, бесцеремонно считающиеся лишь с реальными успехами, стоят они между эллинской культурой и пустотой". Далее - пустота.

Что являлось пустотой, - Шпенглер не раскрывает. Но вслед за пустотой идет культура Запада, с ее чувством времени и истории, с понятиями переменной, функции, связи времени и пространства. "В жизни дело идет о жизни, а не о каком-нибудь результате",- цитирует Шпенглер наиболее яркого, по его мнению, выразителя сути западной культуры И.В.Гете. У Шпенглера Западная культура в политике от-считывается от варваров, а в искусстве - от готики и заканчивается великими буржуазными революциями в политике и стилями "класси­цизм и романтизм" в культуре. Со времен Наполеона, Листа, Берли­оза, Вагнера Европа угасает, идет от культуры к цивилизации. Начинается Западная цивилизация возникновением империй в по­литике и модерна в искусстве, появлением роскоши, власти денег и больших городов, порождающих космополитическое сознание, утрату корней, превращение народа в массу.


Интересны в книге Шпенглера концовки цивилизаций. В политике: "Мир как добы­ча, внеисторическое окоченение и бессилие имперского механизма, воцарение перво­бытных состояний в высокоцивилизованных условиях". Это ждет Европу после 2200 года. Такое впечатление, что Россия идет не в хвосте, а в авангарде Западной цивили­зации.


По Шпенглеру получается, что человечество пользуется поочеред­но то правым, то левым полушарием мозга, то эмоционально и "куль­турно" живет в деревне, творит, имеет корни, то начинает рационально мыслить, переезжает в "мировой город", начинает жить цивилизовано, с комфортом, но при этом утрачивает традиции, пре­вращается из народа в космополитическую массу. Цивилизация анти­народна и антиприродна, чистая цивилизация - империализм, ее лозунг по Шпенглеру - фраза Сесиля Родса: "Расширение - это все", ее "успешная политика - финансовый и территориальный успех".

Очень строг Шпенглер к цивилизации, так строг, что может пока­заться, будто он друг Шипунову и Голубеву и враг "квч". Голубеву именно так и показалось. Отнюдь: "Цивилизация - неизбежная судьба культуры... Цивилизации суть самые крайние и самые искусственные состояния, на которые способен более высокий тип людей. Они -завершение; они следуют за становлением, как ставшее за жизнью, как смерть за развитием, как оцепенение за деревней и душевным детством, засвидетельствованным дорикой и готикой, как умст­венная старость и каменный, окаменяющий "мировой город'. Они -конец, без права обжалования... Если мы пользуемся рискованным словом "свобода", мы вольны уже осуществлять не то или иное, но только необходимое или ничто. Ощущать это как "благо" - вот что отличает человека фактов. Сожалеть об этом или порицать -не значит изменить это... Современная эпоха - эпоха цивилизации, а не культуры. Можно сожалеть об этом и облекать сожаление в пессимистическую философию и лирику - впредь так и будут де­лать, - но изменить этого нельзя".

Гидролог Голубев называет Шпенглера "философом жизни", не поясняя почему. Объяснение можно найти у самого Шпенглера: "Фи­лософию саму по себе я всегда основательно презирал... Каждая строка, написанная не с целью служения деятельной жизни, кажет­ся мне ничтожной". Выводы, к которым приходит Шпенглер, долж­ны были бы обескуражить Голубева (если он дочитал до конца хотя бы введение к "Закату Европы"). А выводы таковы: "О великой жи­вописи и музыке для западноевропейского человека не может быть уже речи. Его архитектонические возможности иссякли уже сто лет назад...Но я не вижу никакого вреда в том, если... поколение во­время узнает, что какой-то части надежд не суждено сбыться. Пусть то будут самые дорогие надежды; кто чего-нибудь да стоит, тот оправится от этого удара... Если под влиянием этой книги люди нового поколения обратятся к технике вместо лирики, к военноморской службе вместо живописи, к политике вместо крити­ки познания, то они поступят так, как я этого желаю, и лучшего нельзя им пожелать".

Кто-то, даже не читая Шпенглера, обратился к технике и пошел работать в "квч", а Голубев не справился с эмоциями и сожалениями, ушел из квч, "ударился в лирику". Земский врач В.Вересаев, увидев боль, кровь и бессилие медицины, ушел из нее и написал замечатель­ные и жестокие "Записки врача". Но медицина от этого не прекратила существования. Останется и квч, как это ни прискорбно для лириков.

* *

Трудно от романа требовать буквального копирования действи­тельности. Автор романа ради осмысления реальности волен переина­чивать историю. Но "Экологический роман" - не тот случай, в таком произведении лучше не искажать фактов. У С.Залыгина фигурируют реальные имена: и министр Петр Степанович, и главный редактор "Литературной газеты" Косолапое, потому Горину захотелось уз­нать, есть ли прототипы у главных героев романа, выведенных явно под псевдонимами, - начальника отдела квч Голубева и БН - большо­го начальника из того же квч. С этим вопросом обратился Горин к ББН - бывшему большому начальнику из квч Кириллу Константиновичу Кузьмину.

- Вы спрашиваете, кхе-кхе, о прототипах "Экологического рома­на". Ни одного героя я не узнал. Вернее, есть один эпизодический персонаж - главный инженер проекта Нижне-Обской ГЭС, это реаль­ное лицо, в жизни имел фамилию Чемин. Похоже, что Чемина автор однажды видел на обсуждении проекта в Географическом обществе. Главный герой Голубев прототипа не имеет. Вернее - это идеализиро­ванный образ автора. Но автор работал в системе Гипроводхоза, на ниве мелиорации и никогда не работал в системе Минэнерго. События смещены во времени и пространстве. Когда обсуждался проект Ниж­не-Обской ГЭС, не существовало небоскреба на развилке Ленинград­ского и Волоколамского шоссе, и Гидропроект был разбросан по нескольким старым зданиям Москвы. Непорожний Петр Степанович еще не был министром. На перекрытии Нила в Асуане никакого на­чальства из квч выше ГИПа Малышева не было. А насчет перекрытия Енисея на Красноярской ГЭС, был ли там героический проход на лодке через проран природного человека Голубева, - вам, Захар Иль­ич, знать лучше - вы тогда работали в отделе Красноярской ГЭС.


На перекрытии Енисея Горин не был. Был лишь за три месяца до перекрытия. Позвал его тогда, в декабре 1962 года непосредственный начальник, руководитель рас­четной группы Дима Левених и сказал: "Не успевают на Красноярской закончить гребенку к перекрытию. Надо недостроенную часть гребенки отсекать от реки. Для этого в срочном порядке хотят соорудить небольшую гравитационную плотину, которая потом уйдет под воду. Проектировать будет ОРП (отдел рабочего проектирования) прямо на месте. Но начальство хочет, чтобы из Ленинграда приехал какой-нибудь расчетчик. Поезжай в Дивногорск, надо сделать простенький расчет, чтобы было что положить в архив."

Тридцать лет пролетело, но Горин хорошо помнил ту командировку. Четырехэтаж­ной гостиницы "Бирюса" еще не было в помине. Жил Горин в тот первый приезд в Дивногорск в старой деревянной гостинице барачного типа. В номере, что именовался за его размер полигоном, квартировало девять человек.

Рядом с Гориным на койке оказался Дима Сухарев. Мир тесен. Сухарев кончал филфак Ленинградского университета, учился в одной группе с Ирой Билибиной-Явор-ской, ближайшей подругой Ольги, жены Горина. Более того, Сухарев был "кавалером" Иры, ухаживал за ней, дарил цветы. Ольга тогда еще не была женой Горина. Горин был ее "кавалером", тоже дарил цветы. На этой почве Дима и Захар сошлись. После окон­чания университета Дима уехал в Горький работать в областной комсомольской газете, потом заключил с издательством "Молодая гвардия" договор на книгу о строительстве Красноярской ГЭС, приехал в Дивногорск и поселился на полигоне. Работал плотни­ком-бетонщиком, в блоке коллеги по бригаде кричали ему: "Эй, писатель". По вечерам Захар и Дима предавались воспоминаниям. Дима - об Ире, Захар - об Ольге. Потом Дима говорил: "Давай писать рассказ". Вынимал из рюкзака бумагу, шариковую ручку, ложился на койку и закуривал. Горин лежал рядом и тоже курил. Минут через десять Дима говорил: "Что-то не пишется. Я сбегаю за огнетушителем". Огнетушителями называли темные литровые бутылки дешевого крепленого вина (впоследствии "сабонисы"). Возвращался Дима обычно с двумя огнетушителями. После первой бутылки Дима говорил: "Надо в баню сходить. Вот только высоко очень. Говорят, что чукчи раньше мылись два раза - при рождении и после смерти. Я слышал, что одного чукчу помыли, и он умер, замерз: смыли жир, который предохранял его от морозов". Дивногорск располагался на склоне горы. Гостиница была внизу, а баня - существенно выше. За двадцать дней командировки Горин сходил в баню лишь однажды.

В полигоне курили все, не слезая с коек. Дым стоял такой, что визави Горина, Иван Иванович, просматривался с трудом. Иван Иванович - экскаваторщик, работал в Черемховском угольном бассейне, говорил, что на стройку приглашен самим Андреем Ефимовичем Бочкиным. Под мухой рассказывал о Бочкине разные диковинные исто­рии, Сухарев иногда эти истории записывал. Каждое утро Иван Иванович отправлялся куда-то получать экскаватор и комнату. Каждый вечер возвращался без экскаватора и комнаты, но с бутылкой. Садился за стол, принимал и произносил: "Все. Устал Иван Иванович. И никто не поможет. Ни местком, ни партком, ни ДОСААФ". Потом усталый Иван Иванович ложился на койку и засыпал.

Бивуачная атмосфера разворачивающейся стройки, ощущение приближения пер­вой серьезной атаки - перекрытия Енисея, ощущались во всем. Особенно запомнилась столовая - большой деревянный барак. Вешалок не хватало, столов - тоже. Люди бросали ватники в угол у входа. Взяв обед, многие, не найдя места за столами, садились по-турецки на пол. Таким было начало. Недавно Горин был в Дивногорске, жил в "Бирюсе", обедал на ГЭС. В Питере такого комфорта "для бедных" он давно уже не видел.

Горин приехал тогда на стройку после трагического ЧП: на ноябрьские сползла в овраг половина многоквартирного дома в восемнадцатом квартале. Погибли люди. Шли проверки и разбирательства. Главной причиной катастрофы называли подъем грунто­вых вод под домом. Строились предположения, откуда вода. На одном совещании молодой главный инженер дирекции строящейся ГЭС Брызгалов предложил сделать химический анализ воды: если в воде хлор, значит прорвало водопровод. Тогда винова­ты строители. Многоопытный дед Бочкин немедленно парировал: "Какой еще анализ, нечего умничать. И когой-то нам только присылают. Я думал в дирекцию серьезного человека пришлют, а прислали франта, на водных лыжах перед всем Дивногорском фигуряет". (Брызгалов, приехал с Волги и привез в Дивногорск увлечение водными лыжами).


На перекрытии из группы расчетчиков был Дима Левених. "Жур­налистов и писателей было так много, а воды в Енисее так мало, что если бы каждый писатель бросил в реку по камню, то Енисей перекры­ли бы",- рассказывал потом Дима. Ни о каком Голубеве, измерявшем на лодке расход Енисея во время перекрытия, Дима не упоминал.

Кому, как не директору строящейся Красноярской ГЭС Б.А.Растоскуеву, знать, кто присутствовал на перекрытии 25 марта 1963 года. "Впервые Дивногорск встречал Константина Симонова, Бориса Поле­вого, Александра Безыменского, Сергея Залыгина..."- написано в книге Растоскуева. Голубева директор не упоминает, автора "Эколо­гического романа" помнит. Дурного слова о крупнейшей в мире ГЭС автор "Экологического романа" тогда не сказал.

Если верить газетам, главным героем, перекрывшим Енисей, был неизменный товарищ Бочкин. Правда, один журналист из газеты "Московский комсомолец" написал статью "Двадцать четыре часа из жизни Юрия Севенарда". Из статьи следовало, что готовил перекры­тие молодой тогда Юрий Севенард. Тот самый Севенард-сын, впослед­ствии начальник строительства Петербургской дамбы, с которым боролись писатель Залыгин и его герой Голубев.

О том, что Петр Степанович Непорожний не был министром во времена обсуждения проекта Нижне-Обской ГЭС, Горин помнил. Как раз в это время заместитель министра Петр Степанович Непорожний защищал во ВНИИИГидротехники докторскую диссертацию (ми­нистр в своем ведомстве защищать диссертаций не имел права). Все знали, что министр И.Т.Новиков вот-вот уйдет в вице-премьеры и председатели Госстроя, а министром будет Непорожний, и потому все спешили поприветствовать диссертанта. Ученый секретарь Совета тщетно взывал к участникам обсуждения: "Товарищи, сегодня не юбилей, а защита диссертации. Прошу высказываться по существу работы".

Конечно, автор романа имеет право на вымысел, но к чему тогда реальные имена, подмена одного министра другим?


Жимерин, Первухин, Маленков, Павленко, Новиков, Непорожний - "электриче­ские" министры эпохи социализма. Одни (Маленков, Павленко) вышли из Кадрового отдела ЦК, другие - с Днепра (Новиков). Целый поучительный пласт истории. Некий маститый, еще дореволюционный профессор делил человечество на две неравные части - на тех, кто знает электротехнику, и тех, кто ее не знает. Когда в тридцатые годы Сталин назначил молодого тридцатидвухлетнего Жимерина электрическим наркомом, старик-профессор одобрительно заметил: "Этот знает электротехнику". Непорожний начинал в Карелии, на Энсо-Роухиала, в войну возглавлял Среднеазиатский Гидропро­ект, потом Каховская ГЭС, потом оттепель и "ударная возгонка" - заместитель минист­ра, министр. От замены в романе министра Игната Трофимовича (Новикова) на Петра

Степановича (Непорожнего) вместо истории рождаются "Бурбаки на Волге" (Бурбаки - псевдоним группы рафинированных французских математиков, авторов энциклопе­дического труда по математике).


* *

Положительный герой - бывший работник Первого Главного Уп­равления НКВД (МВД) на должности полковника. До организации в системе МВД Главгидростроя будущий Гидропроект входил в состав этого Управления. Продержись режим подольше, был бы герой гене­ралом. Антигерой - писатель-демократ, борец за сохранение природы, редактор прогрессивного журнала, открывшего читающей России "Котлован" А.Платонова и "Доктора Живаго" Б.Пастернака. Что де­лать?! Как отмечает в своем романе Б.Пастернак, было бы хорошо и просто, если бы в жизни боролись добро со злом и можно встать на сторону добра. Героиня романа думает даже, что играть одну и ту же роль слишком примитивно и скучно, а психолог К.Г.Юнг считает, что просто невозможно, что существует закон "сохранения зла": зло в мире не убывает и не прибывает, оно только меняет свои формы. Иначе нарушается психическое равновесие, подавляются темные си­лы, сидящие в подсознании, что рано или поздно приведет к взрыву. Согласно этой теории, рационализм и морализм оптимистической те­ории, которую исповедовали в Советском Союзе, и следственные ка­меры Чека - две стороны одной медали. С этим можно и поспорить. Менее спорно другое: судить лучше не по словам, а по делам. Рацио­нальный Запад, по Юнгу, привык верить в существование правильных идей, а метафизический Восток верит не в идеи, а в правильные по­ступки.

В данном конкретном случае Горин симпатизирует бывшему со­труднику НКВД не за те идеи, которые тот исповедует. Причина иная: никто не числит за Кузьминым дурных поступков.

Горин не против защиты окружающей среды, но против выступле­ний автора "Экологического романа", в свое время депутата Верхов­ного Совета Союза, на эту тему. Вся страна видела по телевизору, как писатель-депутат выходил на трибуну и тихим (в отличие от менее опытных коллег) голосом доверительно говорил, что академик Дород­ницын когда-то давно сказал писателю, что строить Тиямуюнский гидроузел нельзя. Не послушались академика (и выступающего тоже)

- вот и высохло Аральское море. Объяснение простое и, в силу просто­ты, убедительное. Может быть, и нельзя. Но позвольте, - хотелось возразить в телевизор,- Тиямуюнский гидроузел - ирригационный. Ведь не так давно Вы, будучи мелиоратором, горой стояли за иррига­цию. И ссылка на мнение академика, специалиста по газовой динами­ке и прикладной математике, почти столь же доказательна, как ссылка на мнение актера Хазанова. Такие речи - игра на том, что большинство сидящих у экрана полагают, что академик знает все - и про балет "Раймонда", и про Тиямуюнский гидроузел.

Горину понравилось, что журнал, который редактировал автор "Экологического романа", первым в российской открытой печати опубликовал роман Б.Пастернака. И вовсе не понравилось письмо в журнале "Сибирские огни" номер одиннадцать за 1958 год: "То, что совершил Пастернак, написавший гнусный пасквиль, поднявший свою грязную руку на святыни сотен миллионов сердец, наполнило нас всех гневом и возмущением. Пастернак в своей звериной злобе против советской действительности пытался доказать, что в Со­ветском Союзе якобы погибла интеллигенция, а простых людей -создателей всех благ, изображал тупыми и ограниченными. - Уйди! - говорим мы вместе со всем советским народом. Не место Пастер­наку в нашей стране. Он не достоин дышать одним воздухом с со­ветским народом". Письмо это "в аккурат" по поводу "Доктора Живаго", и под ним - подпись автора "Экологического романа".

Так что служба в НКВД - еще не повод для осуждения К.К. Кузь­мина, а публикация "Доктора Живаго" - еще не основание для одоб­рения редактора "целиком и полностью".

И вот, сидит в кабинете инженер Кузьмин, ничего в России не строит, консультирует две стройки в Иране. Надеется, что удастся еще поработать в Иране на строительстве гидроузла Карун-3. Проект ка­надский, главный инженер проекта плотины, между прочим, Давид Шандалов, тот самый Шандалов, который до того, как стать канад­цем, сидя в Ленгидропроекте, запроектировал Чиркейскую плотину и первый вариант Саяно-Шушенской. Настроение у Кузьмина нисколь­ко не лучше, чем у природного человека Голубева и его творца Залы­гина. Сидит Кузьмин и ждет, когда караван повернет вновь назад и "последний ишак вновь станет первым". Кузьмину семьдесят семь, а его помощнику Моисеенко - пятьдесят семь: самое время что-нибудь строить, но строить нечего. Похоже, что и автору "Экологического романа" не очень весело. И так будет, видимо, пока новые нити не свяжут нас воедино, пока не восстановится "чувство общности ради существования будущих людей".