I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материала

Документы

Содержание 4.4. Они - советские люди.

Подобный материал:

• Приключения Тома Сойера». II. Рекомендованное чтение: > А. Алексин. «В стране вечных, 38.44kb.
• Введение Что мы знаем о вас – крупные морские рыбы?, 203.79kb.
• Мониторинг региональных сми по теме: «образование», 233.44kb.
• Почему вымерли неандертальцы, 135.55kb.
• Все мои неприятности начинаются просто и обыденно. Ичем серьезней неприятность, тем, 2116.58kb.
• Когда жили динозавры?, 359.38kb.
• Оприроде мы знаем достаточно, 362.11kb.
• Гаврилов Д. А., Брутальский Н. П., Авдонина Д. Д., Сперанский, 446.39kb.
• Наименование обучающей программы Начальная подготовка (безразрядники) Шахматы в сказках, 15.01kb.
• За малым исключением все эти животные вымерли по вине человека, 20.92kb.

4.4. Они - советские люди.

Итак, в начале сентября 1994 года Горин прибыл в Черемушки в новом качестве - не как гидротехник, а как писатель. Именно за это ему платили деньги. Захар Ильич был полон решимости в этот приезд закончить записки, выполнить свои последние обязательства перед гидротехникой и распрощаться с ней навсегда. Хотя, что делать даль­ше, - он решительно не знал.

Вопреки принятому в Ленгидропроекте решению, водохранилище было заполнено "под завязку", никакого снижения уровня на четыре метра не было.

- Валентин Иванович, почему? - спросил Горин при встрече.

- В точном соответствии с принятым решением. Французы не при­ехали, контракт в стадии заключения, следовательно, нет основания понижать отметку наполнения водохранилища. Нечего Гидропроекту крутить, пусть назовут вещи своими именами: построенная плотина не отвечает всем требованиям проекта.

Пробыл Горин в тот раз на Саянах без малого пять месяцев. Правда к книге приступил не сразу. С 12 по 16 сентября в Черемушках имела место быть Всероссийская школа передового опыта по обеспечению безопасности гидротехнических сооружений. Школа получилась не российской, а региональной: приехало человек тридцать эксплуата­ционников с сибирских ГЭС. Лекторов было не меньше, чем слушате­лей: билеты на самолет стали столь дороги, а заинтересованные учреждения столь бедны, что приехало, в основном, начальство. Де­легация ВНИИГа включала зам директора А.Г. Василевского и четы­рех лекторов - Э.К.Александровскую, В.Н.Дурчеву, Т.Ю.Крат и С.Н.Добрынина. Горин, приехавший неделей раньше, также примк­нул на неделю к команде своего учреждения. Из Ленгидропроекта не было никого.

Директор ГЭС Брызгалов встретил институтских коллег Горина прохладно, уклонялся от встречи с Василевским, считая ВНИИГ "по­собником" Ленгидропроекта в принятии резиновой резолюции. Встре­тились Василевский с Брызгаловым лишь в последний день работы школы. На встрече Брызгалов пояснил причину своей холодности.

* *

В Черемушках Горин лишился возможности звонить в Израиль к детям: сложно и дорого. Поэтому перешел на письма, хотя большин­ство писем оставалось неотправленными; Детей его письма скорее раздражали, нежели радовали. Младший сын Гоша однажды даже специально позвонил, чтобы сказать Захару Ильичу, если тот будет продолжать писать такие письма, то он приедет, покажет их психиат­ру и упечет папу на принудлечение. Желание писать не исчезло, желание посылать поубавилось. Когда возникало такое желание, Го­рин набирал очередное письмо на персоналке и записывал его на дискету.

Вот два типичных (для симметрии: одно - младшему, другое - старшему).


16.09.94. Мой дорогой будущий психолог!

Сегодня юбилейный, десятый день моего пребывания на Саянах. Суббота. Хотел поехать помочь Лене Шахмаевой убрать картошку, но потерялся. Картошку здесь производят по-колхозному: учреждение арендует у совхоза землю, каждый сотрудник имеет свою делянку. Пашут сообща (арендуют технику в совхозе), каждый на своей делян­ке сам сеет, ухаживает, убирает урожай. ГЭС дает транспорт для перевозки картошки и автобусы для поездки на поля. Сегодня в семь утра был назначен коллективный выезд на уборку. Народу тьма, ав­тобусов штук двадцать. Люди с лопатами и вилами штурмуют автобу­сы. Я походил, походил, даже посидел в одном автобусе. Знакомых не видно. Подумал, - завезут еще на какое-нибудь другое поле, вышел и вернулся в гостиницу. Впереди целый выходной. В гости идти не к кому - все на картошке, писать не могу - все материалы оставил на работе, думал, что поеду на картошку. Почитал-почитал путанный роман "Сирены Титана" К.Воннегута (купил в Абакане "для легкого чтения" шеститомник) и решил написать тебе письмо.

Есть в романе как бы статья, как бы помещенная в "Детской энцик­лопедии чудес и самоделок". Название статьи мне понравилось; "Хроно-синкластический инфундибулум". Содержание статьи тоже занятное. Цитирую:

" Представь себе, что твой папа — самый умный на Земле и знает ответы на все вопросы. А теперь представь себе малыша с другой планеты, и у этого малыша тоже есть папа. И он тоже знает все на свете и всегда во всем прав, как твой папа. Оба папы во всем правы и все же готовы спорить до драки — по той причине, что существует бесконечное множество возможностей быть правым. Однако есть во Вселенной такие места, где до каждого папы доходит, наконец, то, что говорит другой папа. Такое место мы называем "хроносинкластический инфундибулум"."

Пока в этой, как оказалось, опасной точке побывал лишь герой романа мистер Румфорд со своей собакой, из-за чего его вместе с псом раздробило и рассеяло не только в пространстве, но и во времени. Мне бы очень хотелось, чтобы ты или я, или мы оба побывали в этой точке.

Пока человеку везет, хроно-синкластический инфундибулум его не очень интересует. Не интересовал он и главного героя романа Ма-лаки Константа, жизнелюба и миллиардера, пока с ним не приключи­лась беда: Малаки устроил многодневную вечеринку и на пятьдесят восьмой день бала по пьянке раздарил все свое состояние.

Свои миллиарды Малаки не заработал, ему они перешли по на­следству от папы по имени Ноель. Папе Ноелю заработанные милли­арды не приносили радости, ему осточертело торговать и пялиться в телевизор, в результате чего он при жизни стал "ни дать ни взять мертвец". Кроме миллиардов папа оставил Малаки письмо, которое завещал прочитать, если стрясется беда. Беда стряслась, Малаки ра­зорился и вскрыл письмо:

"Дорогой сын, с тобою стряслась большая беда, раз ты читаешь это письмо. Я пишу это письмо, чтобы сказать тебе: успокойся, горе не беда, ты лучше оглянись вокруг себя и подумай... Мне бы очень хотелось, чтобы ты постарался разузнать, есть ли во всем этом какой-то смысл или одна лишь сплошная неразбериха, как мне всегда казалось. Ты оглянись вокруг ради меня, сынок. И если ты прогорел дотла, и кто-нибудь предложит тебе что-нибудь дурацкое или неве­роятное — соглашайся — мой тебе совет. Может статься, ты что-нибудь узнаешь, когда тебе захочется что-то узнать."

С нами случилась беда. Нет мамы, и нет такой точки, нет такого места, о котором ты или я мог бы сказать: "Это мой дом". Нас сорвало и понесло. Сижу, пишу и удивляюсь: "Господи! Где я? Зачем? Что я здесь делаю?" Люди здесь живут. Это их дом. И дом неплохой. Если, как режиссер А.Михалков-Кончаловский, уровень цивилизации оп­ределять по состоянию сортиров, то Саяно-Шушенская ГЭС не ниже Израиля. В отличие от других мест, где приходится бывать, здесь на службе работают, полы подметают, дети в парадных не пишут на стенах, здесь люди не боятся больших собак, а маленькие собаки не боятся людей. Но все это не мое, как не твое там, в Израиле. Я при них соглядатай, ловец сплетен, которые хочу выведать и сообщить всему свету по секрету.

И все же мне здесь хорошо, и все понятно. Я вернулся в Советский Союз, где со стен убрали портреты и лозунги. По мне это лучше дурдома, где райское наслаждение - шоколадка "Сникерс", а идеал -куча денег.

В океане свободы, который затопил страну, Саяно-Шушенская ГЭС - остров несвободы. Здесь боятся начальства, но и не чувствуют себя брошенными на произвол судьбы. Володя Левченко, один мест­ный парень, из тех, что "с пулей в голове", дал мне сразу по приезде почитать книгу Э.Фромма "Бегство от свободы". Для Фромма, види­мо, главным вопросом, на который он искал ответ, - почему люди часто предпочитают добровольный отказ от свободы в пользу диктату­ры. По Фромму, бегство от свободы - спасение от одиночества. Любой диктатор заявляет, что он добрый отец и берется разрешить все про­блемы: накормить, защитить, сделать ясным и радостным завтрашний день. Нахлебавшись свободы в Петербурге, я с удовольствием поживу там, где ее меньше, зато платят зарплату, и хлеб насущный - не моя забота.

Эти десять дней книгу не писал. Ходил на школу-семинар по бе­зопасности сооружений, которая здесь проводится. Даже что-то бес­связное доложил с высокой трибуны.

Позавчера, в предпоследний день семинара, был банкет в гэсовском профилактории. Народ крепко выпил, даже пожилые ученые скакали под музыку как козлы. Только я собрался произнести тост и чего-нибудь станцевать, как подошла дежурная из профилактория и сказала, что меня зовут к телефону. Было по местному времени часов десять вечера, почти все знакомые, которые могли позвонить, сидели здесь же, за столом. Удивленный подошел к телефону. Звонила из Петербурга Наташа Соколина, нашла-таки, хотя профилакторий в тридцати километрах от гостиницы. Наташа сообщила, что в соответ­ствии с договоренностью, она продала квартиру на Тореза, вместе с мебелью. Отдам им долги Максима, а остаток денег перешлю вам. Танцевать и ликовать расхотелось. Еще одна нить порвалась. Грустно. В этой квартире я встретил твою маму, в этой квартире выросли вы с Максимом. Я хотел, чтобы на доме висела мемориальная доска: "Здесь с 1965 по 1984 год жила Ольга Бондарева". Не будет доски, квартира чужая.

Если приедешь в январе, тебе придется жить со мной на Большом Сампсониевском и терпеть так стесняющие твою свободу вопросы вроде: "Ты обедал?" Ты человек рыночный, очень бережешь свое прайвеси, а я из средневекового социализма и согласен с женой Мала­ки Константа: "Самое худшее, что может случиться с человеком, это если его никто ни для чего не использует". Такой уж ретроград твой старенький папа.

Поселившись в гостинице, я сразу же позвонил к Максиму. Макси­ма не застал, беседовал с его тещей. Сообщил свой телефон в гостини­це. Сообщение обошлось мне в семьдесят тысяч рублей (телефон ГЭСовский, а с учреждений двойной тариф). Имел тайную надежду, что он, вооруженный знанием телефона, позвонит ко мне, и я узнаю о твоем самочувствии после операции аппендицита. Прошла неделя, -звонка не было. И я звонить не буду - дорого.

Целую. Папа.

P.S. Воскресенье 17.09.94.


Дочитал роман "Сирены Титана". Роман кончается не очень весе­ло. У главного героя Малаки Константа сын обрастает перьями, гово­рит папе-маме "спасибо, что дали жизнь" и уходит жить к птицам. Жена и подруга Малаки Беатрис умирает, а герой говорит, что главное не то, сам ты собой управляешь или кто-то, главное - любить тех, кто рядом с тобой. Кого будет любить Малаки, если сын улетел, а жена умерла - в романе не сказано.

Папа.

Здравствуй, Максим!

Сегодня воскресенье, 2 октября. Почти месяц, как я живу в Чере­мушках. Вчера ходил к Лене Шахмаевой на "ближнюю" дачу (у нее две дачи: "дальняя" - 10 минут езды на автобусе, и "ближняя" - 15 минут ходьбы). Вначале с ее сыном Тагиром мы выкорчевали три сливы, потом с соседом Колей Семененко выпили водки. Закусывали холодцом из маралятины (есть такое благородное животное марал), курицей на вертеле и шашлыками из свинины. Коля по пьянке гово­рил, что на днях поедет ловить хариуса и мне даст. Забудет, небось. Наелся за вчера так, что утром сегодня ограничился кофием. Допишу письмо — пойду поем супчику: полкурицы с водой и китайской лап­шой. Сегодня буду есть только первое, зато два раза: надо съесть за выходные, на неделе обедаю в столовой на ГЭС. Погода вчера была замечательная, работал по пояс голый. Красиво живу? Не так ли?

Вернувшись с ближней дачи в гостиницу, протрезвел и оттого долго (до трех ночи) не мог заснуть. Немножко погоревал по маме. Я всегда был невротиком, по-простому - психом. Только раньше не очень отда­вал себе в этом отчет. Теперь отдаю, иногда опасаюсь, как бы не "подвинуться" капитально. Хотя слабые признаки психической неу­равновешенности всегда за собой замечал, но не придавал им особого значения. Мне казалось, что они безобидны и далеко не зайдут. Ска­жем, счет. Невротик часто считает. Считает окна в домах, камни на мостовых. Я всю жизнь считал про себя. Особенно, когда ссорился с мамой. Любимым предметом счета были морские офицеры. Поссорив­шись с твоей мамашей, я непременно ехал в город через Черную речку, мимо Военно-Морской академии, там их много. Загадывал, если по пути насчитаю морских офицеров столько-то, значит сегодня помиримся.

Два дня назад звонил Гоша, как всегда, в удобное для меня время: было по-местному два часа ночи. Говорил, что я пишу в письмах такую х..ню, что у него уши вянут. Просил писать нормальные пись­ма. Нормальные письма пишут нормальные люди, пребывающие в нормальных условиях. Если Гоша или ты думаете, что я пытаюсь "умничать" - вы ошибаетесь. Я пишу то, что пишется, то что мне кажется "фигурой", главным, все прочее - "фон", второстепенное.

Почти год, как ты уехал. За этот год - ни одного письма. За год -один звонок (когда Гоша попал в больницу), не связанный с чуждыми для меня проблемами приезда Любы Полянской в Израиль. По этому вопросу ты звонил ежедневно. А мой приезд в Израиль не очень тебя порадовал. Полагаю, что и от будущего приезда ты тоже будешь не в восторге. Убей бог, не пойму в чем дело. Я такой культурный, образо­ванный, читал книги по психологии. А понять, в чем дело - не могу.

В Черемушках, на ГЭС жизнь спокойная. Объяснение крайне про­стое: люди здесь получают миллион в месяц. Даже если задержат зарплату на три месяца, с голоду никто не помрет. У людей по три дачи, по две машины. Не то что в других местах. Вернее и здесь, не на ГЭС, - не сахар, люди получают гроши. На днях звонил на работу, разговаривал с Сашей Гольдиным (это наш зам.директора). Институт пока стоит, но "на коленях", — так он охарактеризовал ситуацию. Общая ситуация в России, похоже, прежняя. Стабилизацию видят только те, которые хотят ее видеть. Советские люди ее не замечают. Привет Гоше, Эрике, родственникам. Целую. Папа. 2.10.94

* *

Общественные движения, бунты и их усмирения - подходящий материал, чтобы разобраться принадлежат ли люди темному социали­стическому прошлому или лучезарному рыночному будущему. Поэ­тому Горин провел небольшие изыскания, чтобы пролить свет на народные волнения последнего десятилетия в Черемушках.

По свидетельству очевидцев, наиболее значимым проявлением на­родного недовольства десятилетней давности было письмо, отправлен­ное в ЦК в начале 1984 года.

Отгремели фанфары первых трудовых побед, на ГЭС работало уже пять гидроагрегатов, и внимание центра к строительству крупнейшей в стране ГЭС пошло на убыль. Это сразу отразилось на прилавках магазинов: льготный режим усиленного снабжения строительства продуктами был отменен. Народ, остывший от лихорадки первых пу­сков, огляделся по сторонам и увидел, что вокруг не все так хорошо, как хотелось бы: кушать почти нечего, медицинское обслуживание плохое - в поселке эпидемия желтухи. А тут, как раз, в стране смена власти. Государство возглавил Юрий Владимирович Андропов. По стране поползли слухи, что новый хочет покончить со злоупотребле­ниями, что в ЦК сидят специальные честные люди, которые читают письма с мест и писать в ЦК уже не бунт, а партийный долг.

Почти все очевидцы сходятся на том, что не будь Андропова, не было бы инициативной группы и письма в ЦК. Так - не так, но на ГЭС инициативная группа во главе с инженером по технике безопасности Виктором Светличным появилась. Народ отнесся с сочувствием к про­явленной инициативе, материалы о непорядках поставляли многие, даже тогдашний парторг Крюков. В письме никто не посягал на систе­му, никто не говорил о плохом начальстве, просто содержались сигна­лы о непорядках на стройке и в поселке: продуктов нет, в поселке желтуха, начальник СУЗГЭС отправил бригаду строить себе дачу и так далее. Подписало письмо человек триста-четыреста. Наиболее осторожные советовали ИТР не подписывать - всякое может быть, пусть пойдет письмо от рабочих: гегемону не страшно. Тем не менее, письмо подписали не только рабочие. Подписал его и Александр Дмитриевич Шушарин, и даже такой крупный начальник, как зам директора ГЭС по капитальному строительству Троскалевский Олег Леонидович.

Нарочным в Москву поехал муж Лены Шахмаевой, копии же были по почте отправлены в область (Абакан) и край (Красноярск). Нароч­ный ехал не спеша, по пути заехал на пару недель к родителям в Уфу. Поэтому письмо в Москву дошло много позже, чем в Красноярск. Обеспокоенное краевое начальство среагировало оперативно: в Черемушки-Майну нагрянула комиссия из края. Был в составе комиссии и В.И.Брызгалов, в то время краевой начальник - управляющий Крас­ноярскэнерго. Местное начальство, как могло, подготовилось к приез­ду комиссии: в хозяйственный магазин в Майне были даже завезены утюги, которых никто не видел давным-давно.

На собрание, посвященное разбору письма, пришли не только экс­плуатационники, но и строители, всем было интересно, что будет. Народ говорил разное - от коммунальных склок и жалоб, что не может купить ребенку первую черешню, до серьезной обоснованной крити­ки. Начальство выступало тоже по-разному: несколько игриво и шут­ливо - начальник Красноярскгэсстроя Садовский С.И., сокрушенно -Шевцов Энгельс Сергеевич, тогда директор ГЭС ("Вы хотели крови? Что же - со вздохом - будет кровь"). Брызгалов, по обыкновению, выступал в последних рядах и был крайне осторожен в оценках и определениях.

В президиуме наибольшую нервозность проявил начальник СУЗ­ГЭС Пупков Георгий Григорьевич, лауреат Государственной премии СССР, орденоносец, фронтовик, знаменитый строитель, но, увы, на­правивший бригаду строить себе дачу. Одному оратору известный матерщинник Пупков даже сказал: "Замолчи, говно". Такое выска­зывание вызвало негодование известной заступницы народной Татья­ны Георгиевны Балашкиной: она вышла на трибуну и потребовала, чтобы Пупков либо извинился, либо покинул зал, в противном случае зал покинут все не сидящие в президиуме. Зал одобрительно загудел. Пришлось Пупкову извиняться.

Парторг Крюков, между прочим, делал вид, что о письме ничего не знал. Тем не менее, в скором времени уехал от греха подальше в город Волжский.

Потом приехала комиссия из Москвы. Приехавшие из центра об­щих собраний не собирали, беседовали с народом поодиночке, со слов работников, прошедших собеседования, беседы велись в спокойной, корректной форме. Кое-какие перегибы, допущенные на местах, люди из центра поправили: узнав, что подготовлен приказ о лишении пре­мий ИТР, подписавших письмо, московские начальники приказ этот отменили.

Каковы же были последствия бунта? Во-первых, сразу после этого вернулся на ГЭС директором Брызгалов (не только аллергия жены была причиной возвращения в Черемушки). Во-вторых, для усиления парторганизации приехал с Красноярской ГЭС Стафиевский Вален­тин Анатольевич, избранный, естественно, новым парторгом ГЭС. Ныне Валентин Анатольевич - технический директор (по-старому -главный инженер ГЭС). В-третьих, исчез из коллектива один из глав­ных инициаторов письма Светличный, - уехал на Хантайку; собрался было в Израиль один из "подписантов" - ДИС по имени Герш Льво­вич, но увидев, что большой крови не будет, передумал; начальник ЭТЛ Бальнов, тоже один из инициаторов письма, поработал некото­рое время, оставаясь при этом грустным и озабоченным, а потом уехал в Красноярск, в Академгородок (притесняли Бальнова или нет, по поводу письма, или по другому поводу, - Горину установить достовер­но не удалось). И тем не менее, как писал Салтыков-Щедрин, "пропал Михеич", сгинул, как только на Руси могут пропадать радетели на­родные.

Были и иные версии происхождения письма. Некоторые руководи­тели среднего звена придерживаются мнения, что письмо родилось как поддержка тогдашнему директору Шевцову, который зачастую пасовал перед строителями. А тогдашний начальник сектора ЦК Фро-лышев был убежден, что письмо инспирировано самим директором Шевцовым.

Чтобы не упрощать ситуации, следует дополнить рассказ очевид­цев одним существенным моментом, о котором низы, возможно, не догадываются. Смена руководства - процесс деликатный и мучитель­ный, особенно в иерархическом государстве. Катаклизмы - самое удобное время для такой операции. Иногда такие катаклизмы инспи­рируются (как, видимо, было с невыборами Цесарского в партком), иногда они возникают сами по себе. Письмо в ЦК было катаклизмом, возникшим почти не по воле начальства, но начальство его использо­вало. На то оно и начальство.

Работали тогда на Саяно-Шушенской ГЭС: директором - сменив­ший Брызгалова Шевцов Энгельс Сергеевич и главным инженером - Худяков Валентин Алексеевич. Когда уехал в Красноярск строгий Брызгалов, и на его место заступил более открытый работяга Шевцов, народ возрадовался. Но Энгельс Сергеевич был по призванию началь­ник электроцеха. Все неэлектрическое его не очень волновало. Посте­пенно настроение людей изменилось, в Красноярск полетели письма с жалобами. Высокое партийное начальство не раз намекало Брызгало­ву, что Шевцова надо менять; быть может, как специалист он неплох, но с людьми найти общего языка не может. Брызгалов же, сам желав­ший вернуться на прежнее место, не решался на такой шаг. Письмо оказалось кстати. Главный инженер Худяков был предпенсионного возраста. Брызгалов хотел видеть на этом месте после Худякова при­глянувшегося ему еще на Красноярской ГЭС Стафиевского. С Худя­ковым все уладилось к общему удовлетворению: Валентин Алексеевич Худяков согласился, как только подойдет пенсионный возраст, оставить пост главного инженера и поехать работать по контракту в Аргентину, а Стафиевский согласился некоторое время подождать: пока не уедет Худяков, поработать парторгом. С Шевцо­вым, увы, так не получилось. Энгельс Сергеевич остался оскорблен­ным понижением.

В подтверждение изложенной в предыдущем абзаце версии Горин готов открыть "страшную тайну". Дело прошлое, уже можно. Вален­тин Иванович Брызгалов знал о готовящемся письме, были у него ходоки с ГЭС в Красноярске. Валентин Иванович избрал оптималь­ную стратегию: не сказал свое "одобряю", но и не пресек инициативы масс. Все катилось само собой, но в нужном направлении.

* *

Конец восьмидесятых. Страна бушует, митингует, организует пар­тии и движения, а в Черемушках-Саяногорске еще тишина. Но вот волны свободы докатились и сюда. О том, как родился и умер "Народ­ный фронт" в этих краях повествует сопредседатель фронта Сергей Павлович Шульц.

- Не знаю, устроит ли вас мой рассказ, ибо я был и остаюсь коммунистом.

Началось все с заметки Вдовина в местной газете "Огни Саян". Вдовин работал на КСРЗ (комбинате сборно-разборных зданий) в Саяногорске.

По призыву Вдовина желающие собрались в конференц-зале быв­шего горкома партии. Народ пришел самый разный: от работников КГБ до диссидентов. Начались выступления. Всех, кто успел высту­пить, избрали в Президиум. Всего семнадцать человек. Президиум избрал трех сопредседателей: капитана-ракетчика, одного безвин­но исключенного из партии и меня.

Планы были наполеоновские. Главное дело - защита обиженных. Обиженных хватало. Первое и почти единственное крупное дело "Народного фронта" - защита интересов трудящихся в АТК-5 (ав­тотранспортной колонне номер пять). Там между рабочими и ад­министрацией возник конфликт при переходе шоферов на аренду. Брать в аренду автобус - дело выгодное, а каково водителю двадца­тисемитонного БелАЗа, что с ним делать? "Народный фронт" за­нимался подготовкой собрания АТК, добился приезда на собрание телевидения Хакасии. В общем, рабочие сговорились полюбовно с начальством. Возможно, что они договорились бы и без помощи фронта.

Потом были эпопеи с Уставом организации и выборами в Советы депутатов. Прокурор признал некоторые пункты Устава, противо­речащими закону. Во время предвыборной кампании в "Народном фронте"' наметился раскол: самые обиженные кричали "долой ком­партию", более умеренные говорили, что компартия не хуже других партий. Тем не менее Аланова, партийного активиста низового уровня (председателя цехового бюро на алюминиевом заводе) из Президиума вывели. Я в те дни написал статью в "Огни Саян" под ленинским названием "Детская болезнь левизны в "Народном фрон­те". Постепенно в Президиуме остались только ортодоксальные сторонники Ельцина.

На несанкционированном властями предвыборном митинге, ор­ганизованном "Народным фронтом", мы сожгли номер местной га­зеты "Огни Саян". Жег будущий председатель комиссии по информации и гласности местного совета, ныне работник админи­страции города. От сожжения номера и прихода нового председате­ля газета лучше не стала.

На выборах Президиум провел в городской совет инициатора со­здания фронта Вдовина и хирурга Лебедева. Самый энергичный -демобилизованный подполковник авиации, за плечами которого бы­ли Афганистан и Ближний Восток, теперь в Верховном Совете Хакасии, еще двое - в местной городской администрации.

После выборов фронт стал распадаться: все кто стремился вой­ти в новую власть, - вошли. Остальные мирно разошлись по домам, оставив истории на память лозунги, намалеванные на стенах до­мов.

Сергей Павлович, человек спокойный, уравновешенный, расска­зывал о своей работе в "Народном фронте" несколько снисходитель­но, - как о заблуждениях юности. Хотя юн он был лишь как общественник. Основная работа С.П.Шульца - АСУ ГЭС, где он воз­главляет теперь группу программистов, сменив на этом посту Володю Тарасенко. Пришел С.П. на ГЭС относительно недавно. Вместе с же­ной Татьяной Евстафьевной спустился он из северной Сибири (Но­рильска) в южную (Черемушки). Некоторое время поработали супруги Шульц учителями математики в местной школе (Сергей Пав­лович был еще и заместителем заведующего ГорОНО), а потом пере­шли работать на ГЭС программистами. По всей вероятности, ни в каких новых общественных движениях и партиях СП. участия при­нимать не будет.

Вместе с демократией пришел в Черемушки и рынок. Становление рынка напомнило Горину модель идеальной игры, которую однажды предложила Ольга: играют двое, но один в шашки, а другой в поддав­ки, оба выигрывают, оба довольны. В такую идеальную игру сыграли на крупнейших местных предприятиях - Саянском алюминиевом за­воде и Саяно-Шушенской ГЭС. Все участники игры остались при том, к чему стремились.

На алюминиевом заводе игра проходила по общим правилам для всех трех огромных алюминиевых заводов Сибири, дающих более половины алюминия России. Надо отметить, что из всех отраслей и подотраслей разрушенного хозяйства страны алюминиевая подо­трасль - самая благополучная. Все одиннадцать алюминиевых заводов не уменьшили объема производства алюминия и, продавая металл за границу, имели высокие стабильные доходы, несмотря на высокую цену электроэнергии.

Алюминиевый завод приватизировался "по второй модели": поло­вину акций завода выкупили его работники. Необходимых для выкупа денег у работников завода, естественно, не было: как и все советские люди, жили они от зарплаты до зарплаты и счетов в банках не имели. Но на заводе был образован приватизационный фонд, где часть при­были в определенной пропорции откладывалась на счет каждого ра­ботника. Когда скопилась требуемая сумма денег (денег, никогда не бывавших в руках как бы их собственников), работники завода по­лучили на руки акции своего предприятия.

В июле-августе 1994 года в Саяногорске некая московская фирма Ал Инвест скупила в течение месяца у рабочих 45% акций завода (всего у новых хозяев 68% акций СаАЗа). Пятисотрублевая акция покупалась за двести тысяч рублей. Каждый обладатель акций по­лучил "на руки" несколько тысяч долларов, на эти деньги купил себе автомобиль иномарки и обмыл покупку. "Что же ты, Володя, проме­нял свое будущее на блестящую жестянку" - спросил Горин у одного работника завода. "Когда еще будут дивиденды по этим акциям, а я сегодня жить хочу, как человек, и на автомобиле ездить", - ответил счастливый обладатель "Форда". Тоже верно: как следует из газет, акционеры получили за год 170% дивидендов. При нынешней-то ин­фляции, на благополучном предприятии!

Новые хозяева тут же сменили директора завода Г.Сиразутдинова, привезли откуда-то своего молодого человека двадцати шести лет от роду. Кто стоит за никому не известной фирмой - толком никто не знает. Слухи ходят, но не более того. Ясно одно: фирма не бедная, если смогла выдать наличными по несколько тысяч долларов почти каждо­му работнику восьмитысячного коллектива завода. Приятно, что все стороны остались довольны.

Аналогичные истории произошли на Братском и Красноярском за­водах. Правда, на Красноярском вышла какая-то заминка: старая ад­министрация забунтовала, история получила всероссийскую огласку. Краевое начальство и телевидение как бы на стороне одураченных заводчан. Но московское начальство и прокуратура говорят, что все сделано по закону. Примерно так же законно осуществляли белые люди с дикарями обмен золота и пряностей на бусы. Идеальная игра: один - в поддавки, другой - в шашки.

Горин безуспешно пытался понять происшедшее на алюминиевых заводах Сибири, читая статьи в газетах. Видимо, приватизация в постсоциалистической России будет самым темным эпизодом истории страны.

Самая "понятная" - статья Алексея Тарасова "Битва за алюминий с криминальным подтекстом" ("Известия", 21 декабря 1994г). Самая понятная часть статьи - ее начало, набранное жирным шрифтом: "Две трети алюминиевого производства России контролируют братья Черные, зарегистрировавшие свою группу фирм в Монте-Карло и на Гибралтаре и лондонский бизнесмен Дэвид Рюбен. Версия следствен­ных органов: оплата по контрактам, заключенных фирмами Чер­ных с сибирскими заводами, осуществлялась через подставные структуры за счет денежных средств, с помощью фальшивых авизо, подложных чеков "Россия", безвозвратных кредитов фиктивным фирмам. Российские индустриальные гиганты "отмыли" грязные капиталы. Металл потек за границу. Деньги за него оседают в зарубежных банках".

Перестройка началась решительной борьбой с коррупцией. Вся страна следила за перипетиями так называемого "узбекского дела", следователи Гдлян и Иванов стали национальными героями. Был осужден даже министр Чурбанов, которому "ташкентская мафия" подарила узбекский халат с пачкой денег в кармане. "Наконец -то", -вздохнул народ. И вот через несколько лет, когда тоталитаризм пал, коррумпированные Рашидов и Адылов наказаны, выходцы из Таш­кента братья Черные становятся владельцами огромных алюминие­вых заводов, потребляющих основную часть электроэнергии трех огромных ГЭС - Братской, Красноярской и Саяно-Шушенской. Это не халат с пачкой ассигнаций. На покупку акций братья Черные тра­тили более миллиарда долларов в год. Такую сумму в карман халата не положишь. Как это могло произойти, из газетных статей совершен­но непонятно: не помогают ни упоминания каких-то фирм, конкури­рующих с Черными, "московской мафии" и алюминиевых гигантов Запада (американской Alcoa и французской Pechiney), ни намеки на то, что нити тянутся аж к Кремлю (вице-президент Владимир Лисин гибралтаро-монакских фирм Льва Черного - бывший соратник вице-премьера Сосковца по Караганде).

Родина мафии, как известно, Италия. Герой одного известного итальянского романа заметил, что когда к власти приходит прави­тельство, обещающее навсегда покончить с коррупцией, то это озна­чает, что на смену маленьким провинциальным мафиям идет большая, общегосударственная.

* *

На Саяно-Шушенской ГЭС игра в рынок была не столь крупной и захватывающей, но тоже близкой к идеальной. "Какой уж рынок, если за товар не платят", - сказал однажды Брызгалов.

Как была принята за основу "первая модель" приватизации - исто­рия длинная, запутанная и не очень существенная. Интересен глав­ный аргумент в пользу первой модели и результат ее реализации.

В результате реализации первой модели работники ГЭС стали хо­зяевами десяти процентов своего предприятия. Остальное досталось в собственность и управление Государственному акционерному обще­ству Единая Энергетическая Система России (сокращенно РАО ЕЭС России). Заглядывать в чужой карман не очень прилично. Но акции все же не деньги. Что это такое знают немногие. Поэтому Горин все же скажет, что десятая доля собственности доставшаяся работникам ГЭС, между акционерами распределилась не совсем равномерно: ди­ректор - "очень много", тридцать шесть начальников - "много", ос­тальные - "мало".

Почему народ дружно проголосовал за такой раздел собственно­сти? А потому, что по "первой модели" акции давались д а р о м. По второй модели акции надо было покупать на свои кровные. Выступав­шие на собрании будущие акционеры рассуждали примерно так: "Не­ужели вы верите в то, что игры в собственность всерьез и надолго? Это государство всегда нас стригло, стоило нам только обрасти шерстью. Брать надо то, что дают даром. Отберут - не жалко. Вторая модель -способ отъема наших денег. Сегодня объявили, что мы собственники и отобрали деньги. Забрав деньги, издали указ, что мы не собственники. Надо брать то, что дают даром".

Опять каждый получил, что хотел: государству в собственность и в управление - 90%, начальству -5%, коллективу - 5%, но даром.

Горин задал вопрос директору, считает ли он справедливым раздел акций внутри коллектива. "О какой справедливости может идти речь? Народ дважды проголосовал за то, что не хочет больше жить при распределительной системе. Первый раз, когда со всей страной выби­рал новую власть - президента, Думу. Второй раз - здесь на ГЭС. Все проголосовали и письменно подтвердили свой выбор личной под­писью. Расписки хранятся в сейфе. Рынок и справедливость - понятия несовместимые".

С нового, 1995 года, на ГЭС грядет второй этап приватизации, - так называемая, денежная. Из числа акций, находящихся пока "в управ­лении" РАО, будут продаваться сотрудникам еще 10% акций за пять-шесть "номиналов". Горин сказал нескольким знакомым: "Не зевайте, покупайте, сколько сможете. Фантастически выгодное при­обретение. Прежний рубль весил не менее трех тысяч нынешних, а вам будут продавать за пять". Знакомые машут руками: "Какое там. Не стали хозяевами на первом этапе, не станем и на втором".

* *

Жители Черемушек делятся на два класса: средний класс - те, кто работает на ГЭС, и класс малоимущих - те, кто не работает на ГЭС. И тот, и другой классы живут по-прежнему не на прибыль, не на ренту, а на зарплату. Но работник государственной сейсмостанции получает (вернее, не получает) зарплату шестьдесят тысяч рублей в месяц, а работник сейсмослужбы ГЭС - имеет зарплату в пятнадцать раз боль­шую. Не потому, что государственная сейсмослужба работает в пят­надцать раз хуже, а потому что такова новая система.

Во времена застоя работники ГЭС по сравнению, например, со строителями, были людьми небогатыми - невысокие зарплаты, опре­деленные свыше тарифной сеткой. Именно поэтому так стремились эксплуатационники съездить поработать по контракту за границу. За границей была возможность заработать, привезти оттуда автомобиль.

Новая система поставила благосостояние всех в прямую зависи­мость от расстояния до окошечка раздачи. Выгоднее всего сидеть в кассе, куда платят за товар. В электроэнергетике такой кассой явля­ются энергосистемы: они получают деньги от потребителя. Поэтому работники энергосистем и электрических сетей, им подчиненных, жи­вут лучше всех. Затем идут эксплуатационники ГЭС: они дают элек­троэнергию в энергосистемы. Поэтому энергосистемы, удовлетворив свои нужды, отдают деньги службе эксплуатации, а уже та, удовлет­ворив свои нужды, платит тем, кто ее обслуживает: строителям, ре­монтникам, отраслевой науке. Поскольку платят за энергию плохо, то до последних в цепочке уже ничего не доходит.


Упрощенно, без деталей, новая система работает так. На ГЭС подсчитывают свои расходы на эксплуатацию, включая оплату всем нанимаемым - строителям, ремонтни­кам, науке. Подсчитав расходы, набросив небольшой доход, ГЭС определяет желатель­ную для нее стоимость киловатт-часа. На четвертый квартал 1994 года стоимость была определена в размере 4 рублей 31 копейки. Вооруженный этой цифрой, начальник планово-экономического отдела ГЭС Буланкин Валерий Александрович едет в Москву и "отстаивает" цифру в инстанциях. На цену ГЭС инстанции "накручивают" стоимость транспортировки электроэнергии от ГЭС до потребителя, оплату надстройки, частич­ное покрытие убытков нерентабельных тепловых электростанций, в результате чего цена киловатт-часа, скажем, для Саянского алюминиевого завода становится 31 рубль. Саянский завод заключает договор на оплату электроэнергии с Сибирьэнерго, Сибирьэнерго, если получит с завода, отдает 4 рубля 31 копейки Саяно-Шушенской ГЭС, Саяно-Шушенская ГЭС, если получит деньги от Сибирьэнерго, отдает деньги, скажем, Ленгидропроекту, а уж Ленгидропроект, если получит, платит по договорам отраслево­му НИИ, стоящему дальше всех от раздачи.

Рядом с Красноярским краем находится Иркутская область, электростанции кото­рой отказались войти в РАО ЕЭС России. Иркутяне готовы продавать электроэнергию СаАЗу вдвое дешевле. Но линии электропередач принадлежат РАО ЕЭС России, кото­рое не желает по своим ЛЭП передавать дешевую энергию Иркутскэнерго. Так что смена этикетки "плановая" на "рыночная" всех проблем экономики пока не решила. Что ж, будем "с доверием ждать дальнейших указаний".


"Мы им построили ГЭС, а они с этого стригут купоны", - говорят обиженные строители, живущие в тех же Черемушках. Не любят нынче эксплуатационников в Черемушках за то, что живут лучше других. И все-то как-то по старому, по-советски. По-прежнему труд отделен от поощрения, как церковь от государства. И никто не верит в формулу К.У.Черненко: "Чтобы хорошо жить, надо хорошо рабо­тать".

Что говорить о простых смертных - начальство здесь тоже насквозь советское. В драматические дни августовского путча 91-го года дирек­тор ГЭС был в отпуске, но отпуск проводил тут же, в Черемушках. Вместо того, чтобы выйти из отпуска, взять в руки штурвал и напра­вить вверенный ему корабль в верное демократическое русло, он пред­почел отсидеться дома. Демократически настроенная Елена Юрьевна

Шахмаева побежала к старшему на рейде главному инженеру Стафиевскому: "Валентин Анатольевич, надо срочно послать в Москву теле­грамму и заявить в ней о нашей поддержке законного президента". Ответ Валентина Анатольевича очень разочаровал Елену Юрьевну: "Лена, я такой же простой парень, как и вы все. Ничего не знаю. Сижу, как все, смотрю телевизор". Так и не послал. С тех пор Лена, когда недовольна поведением главного, за глаза называет его в сердцах простым парнем.

* *

Вот они какие, советские люди: рабская психология, полное непо­нимание, что такое акции. Новые специалисты ведут их в новый рай. Да, такие. Но не только такие. "У советских - собственная гордость". Ни один из этих людей не считает, что прожил зря, что все прошлое -только ГУЛАГ, хотя он проходил близко от них. Они помнят, что за их плечами Красноярская и Саяно-Шушенская ГЭС, а у их отцов -победа над фашизмом.

Им внушают восемь лет, что и Красноярская, и Саяно-Шушенская построены зря, что водохранилища - водогноилища, по образному выражению одного проезжего великого писателя. В Москве и Калуге поверили этому. А они не верят, потому что "наглядные пособия" перед глазами. Вот он, Енисей, не погиб, течет, вот плотина, стоит пока. Вот и водогноилище, в котором они купаются, рыбу ловят, по берегам которого собирают ягоду бруснику, "шишкуют", бьют белку и марала. И ничего, живут помаленьку.