I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   31

4.6. Эстафета.


Каждый предыдущий технический объект - подготовка к следую­щему. Для Саяно-Шушенской таким объектом была Красноярская ГЭС. Там подготавливались техника и кадры.

"Большой скачок" в технике может оказаться прыжком в про­пасть. Нужна отработка технологии, подготовка кадров. В 1940 году самой мощной ГЭС на планете была американская "Гранд Кули" на реке Колумбия, 1250 тысяч киловатт, 10 агрегатов по 125 тысяч кило­ватт. Река позволяла взять больше энергии. Но американцы не спеши­ли. Потом четверть века крупнейшими в мире были советские гидростанции: Куйбышевская, Братская - 20 агрегатов по 225 тысяч киловатт, Красноярская - 12 машин по 500 тысяч киловатт. После Саяно-Шушенской ГЭС были построены более мощные Гури и Итай-пу в Латинской Америке, расширена "Гранд Кули" в США, начато строительство гидрокомплекса "Три ущелья" в Китае. Они перегнали по общей и единичной мощности отечественные ГЭС.

Свою крупнейшую ГЭС "Гранд Кули" американцы расширяли постепенно: поначалу пристроили второе здание, идентичное перво­му, опять десять машин по 125 тысяч киловатт, затем перебросили в реку Колумбия дополнительное количество воды из Великих озер и лишь в начале семидесятых взялись за третье здание, где установлено девять машин. К тому времени у русских появилась Красноярская ГЭС с машинами по 500 тыс квт, возможно, поэтому девять машин третьей очереди "Гранд Кули" были нешуточными: три по 600 тысяч киловатт, три - по семьсот, три - по восемьсот. Вот так: постепенно-постепенно, в течение четырех десятилетий росла "Гранд Кули".

* *

Между братскими и красноярскими машинами был "большой ска­чок": от 225 до 500 тысяч киловатт в одной машине. Директор Красно­ярской ГЭС Б.А.Растоскуев в своей книге не рассказал, к чему привел скачок от 225 тысяч братских киловатт к 500 тысяч красноярских. В пересказе тогдашнего главного инженера Красноярской ГЭС В.И. Брызгалова дело было так:

- Когда сгорели три генератора, стало ясно, что это не случай­ность, а закономерность. Я попросил сфотографировать сгорев­шие машины. Картина жуткая. Как раз в это время было совещание в министерстве. Я, на всякий случай, захватил с собой фото. Вел совещание министр Непорожний, присутствовал зам. министра электротехнической промышленности, то ли Оболенцев, то ли Майорец, точно не помню. Среди многих вопросов был и наш. Послу­шали меня без особых эмоций. Потом решение. Обычное рутинное решение: "усилить, улучшить, обязать". После совещания подхо­дит ко мне Захаров, референт Косыгина, он тоже был на совещании: "Ты когда собираешься назад? Завтра? Задержись на несколько дней. Зайди завтра ко мне". Так я первый раз попал в Кремль. Волновался, конечно, мальчишка еще, тридцать шесть лет.

Выслушал Захаров, посмотрел фото и говорит: "Через двадцать минут заседание Президиума Совета министров, я схожу, покажу фото Косыгину, а ты посиди, подожди. - Ну, - думаю, - влип в историю. Через полчаса Захаров возвращается:" Через два дня засе­дание Президиума Совмина, тебя тоже приглашают".

Заседание проходило в так называемом круглом зале, на самом деле зал овальный. Столы буквой "Т". За столом "по горизонтали Т" сидит Косыгин, "по вертикали" - его замы: Кириллин, Мазуров, другие. Потом ряды кресел, в креслах министры. Сбоку- приглашен­ные, и я в том числе. Помню среди приглашенных главный конструк­тор Романов с "Электросилы", зам. главного конструктора Дукштау.

Косыгин первым вызвал Антонова А.К., министра электротех­нической промышленности. Тот что-то говорил "большие токи в стержнях статора" и так далее. "Вы что, не знали про большие токи, - начал на повышенных тонах Косыгин. - Что это такое? Я узнаю о том, что на Красноярской горят генераторы не от своих подчиненных, а из передач зарубежного радио. А может быть, на станции сидит какой нибудь мерзавец и вредит? Владимир Алексее­вич, - обращается к Кириллину, - возглавите комиссию по выясне­нию причин аварий, в комиссию включите заместителя Генерального прокурора Шикина. Через два дня вылетаете".

Я думал, что крик на Президиуме Совмина — обычное явление. Потом мне сказали, что ни разу не видели, чтобы Косыгин так кричал. Впервые со времени Сталина сразу два министра - Непорож­ний и Антонов получили по выговору. Многие тогда пострадали.

Раз министр получил выговор, то он должен собрать Коллегию министерства и раздать, что положено, подчиненным. Святое де­ло. Приезжаю я на Коллегию. Все собрались, а министра нет. Что такое? Потом выяснилось, что звонил он к Долгих. Владимир Ива­нович Долгих был тогда первым секретарем крайкома, членом ЦК. Не мог министр наказать поданных Красноярского края, не согла­совав с партией, с Долгих. В кулуарах ходили слухи, что директору Растоскуеву светит выговор, ну а мне, главному инженеру, похоже -увольнение. За то, что фотокарточки привез.

Через несколько минут приходит министр. Идет Коллегия. Фор­мируется мнение - снять. Министр молчит, даже кивает. Потом выходит Беляков Александр Алексеевич. Он категорически против снятия с работы. "Ну вот, Александр Алексеевич, мы их снимать собираемся, а ты их в икону вставил",- подал голос министр. По­лучили мы тогда с Растоскуевым по строгому выговору. Потом выяснилось, что Долгих сказал по телефону, что он против сня­тия. Министр пришел на Коллегию с готовым решением, но для порядку, для острастки, до конца заседания своего решения не афи­шировал.

Справились в конце концов, модернизировали генераторы. Два последних были по конструкции аналогами Саяно-Шушенских. От­личные генераторы на Саянах, потому что все обкатали на Красно­ярской. Потом, через несколько лет, Кириллин был председателем комиссии по приемке Красноярской ГЭС в постоянную эксплуата­цию. Косыгин находился в отпуске, то ли в Крыму, то ли на Кавказе. Дня через три после сдачи - звонок на станцию. Косыгин звонит. Растоскуева не было. Разговаривал я. Алексей Николаевич поздравил со сдачей, пожелал успеха коллективу. Положил я трубку. - Что делать? - думаю.- Докладывать кому-нибудь, что Косыгин звонил? Афишировать? Не афишировать? Позвонил на всякий случай к Федирко, он в то время был уже первым секретарем крайкома, Долгих в Москву забрали. "Можете не скрывать и полезно в местной газете поместить сообщение". Я так и сделал.

Вот что значит старая школа. Сегодня кажется: "Ну, позвонил. Ну, поздравил. Эко дело! Хочу промолчу, хочу звон на весь край устрою". Раньше такие вольности и в голову придти не могли. А вдруг не то сделал, вдруг не так. Последствия самые разные возможны. Как гово­рил незабвенный Салтыков-Щедрин, от администраторов требуют "суть понимать", а какую "суть" - зачастую не объясняют.

Очень красочные примеры "сути" казарменного социализма, в ко­тором мы жили, Горин почерпнул из мемуаров советских полковод­цев, например, из мемуаров генерала Штеменко, в Великую Отечественную - начальника Генерального штаба. Например, при­глашение на день рождения. Однажды раздается телефонный звонок. Говорит товарищ Сталин: "Товарищ Штеменко, такого-то числа, в такое-то время, прошу прибыть ко мне в Кунцево на ближнюю дачу." Зачем, почему - ни слова. Встревоженный товарищ Штеменко начи­нает мучительно вспоминать не совершил ли чего за последнее время, звонит другим ответственным товарищам. Некоторым тоже звонил Сам, они тоже нервничают. Приезжает в урочный день, урочный час: слава Богу, на день рождения приглашен. Как же это он забыл? Такая дата! Судя по тону мемуаров, никаких претензий по поводу формы приглашения у генерала не было.

"Присоедините к числу обладателей рабской психологии и первого секретаря крайкома Федирко, - сказал Брызгалов, прочитав о разго­воре с Косыгиным.- Меня мгновенно соединили напрямую с Федирко. Если бы не фамилия Косыгин, то разговаривать бы мне с каким-ни­будь вторым помощником."

* *

Что же произошло с Красноярскими генераторами и какое это име­ет отношение к Саянам? Здесь слово нынешнему главному инженеру

Саяно-Шушенской ГЭС Валентину Анатольевичу Стафиевскому. Он тогда был старшим мастером, в Кремль его не приглашали, все это время он проползал на коленях в сгоревших генераторах (в генерато­рах стоять нельзя - низко, можно только на коленях).

- Я приехал на Красноярскую на шестом агрегате. Три машины к этому времени стояли. Седьмая машина уже пришла, восьмая и девятая были в пути. Брызгалов тогда проявил интуицию и муже­ство: добился модернизации машин и возвращения генераторов на завод. Десятую машину вернули.

По сравнению с братскими, в красноярских генераторах было немало новых решений. Первые комиссии пытались во всем обви­нять службу эксплуатации. Это только оттянуло модернизацию генераторов. Потом эксплуатационники с заводчанами проползли все машины в поисках дефектов. Главных дефектов было четыре: разрушение активной стали вследствие вибраций из-за ослабления прессовки, местный перегрев стержней обмотки статора из-за за­купорки элементарных проводников, увлажнение изоляции обмотки статора из-за плохой герметичности водяного тракта системы охлаждения (стержней обмотки), недостаточное крепление об­мотки статора.

Последний абзац, написанный рукой В.А.Стафиевского, требует для неспециалиста некоторых разъяснений, после чего для читате­ля, освоившего курс физики средней школы, все должно стать яс­ным. На генераторах была новая система охлаждения: форсированное воздушное охлаждение обмотки ротора и, видимо, впервые в мире, непосредственное водяное охлаждение обмотки ста­тора гидрогенератора. Стержни обмотки статора были полыми, в полостях - трубочки, по которым циркулировала вода и охлаждала обмотку. Из-за протечек увлажнялась изоляция обмотки статора, что приводило к коротким замыканиям. Циркулирующая вода на­гревалась до 80-90 градусов, нагретая, недостаточно очищенная дистиллированная вода окисляла медь, и продукты окисления заку­поривали полые проводнички обмотки. В результате вода охлажде­ния переставала поступать, и обмотка перегревалась. Большие токи и, соответственно, магнитные поля приводили при работе к вибрации активного железа статора. Пакеты активного железа от вибрации интенсивно разрушались. Особенно крайние, у стыков. Размеры генератора были такими, что привезти на ГЭС статор целиком было невозможно. Приходили сегменты, доли. Шесть сег­ментов стыковались на месте, из них собирался статор. В первую очередь, разрушалось активное железо на стыках. Чтобы умень­шить электромагнитные силы, перешли на двухслойную обмотку.

Уже на Саяно-Шушенской ГЭС для ликвидации слабых стыков, разработали новую технологию сборки статора, "в кольцо", на месте. На ГЭС возник фактически участок завода. Требования к сборке "в кольцо" на месте не уступали стационарным, заводским.

Вот так, шаг за шагом ликвидировались последствия большого скачка. Последние две красноярских машины - прототипы саянских. Были потом кое-какие изменения по сравнению с Красноярской ГЭС. Новая изоляция, например. Но главный путь прошли в Дивногорске. Прекрасные машины на Саянах. Что только с ними ни делали. Каких только видов типовых и нетиповых испытаний не проводили, вплоть до внезапного короткого замыкания. Выдержали.

* *

Нужен ли машзал электростанции и какой? Этот, на первый взгляд, простой вопрос до сих пор не имеет однозначного ответа. Стоит за плотиной Саяно-Шушенской ГЭС стеклянный дворец - машинный зал. Появился он не сразу и не вдруг. Здание ГЭС состоит из идентич­ных по конструкции блоков. На Саяно-Шушенской их десять - по числу агрегатов. Каждый блок может строиться почти независимо, и агрегаты вводятся в работу поочередно. На Саяно-Шушенской первые агрегаты пускались до того, как было построено здание ГЭС: над каж­дым агрегатом возводился временный шатер, под шатром пускалась машина, над шатрами ходил большой мостовой кран, в случае необхо­димости, кран снимал крышу с шатра, переносил, что требовалось, и ставил крышу на место. А за стенами шатра полным ходом продолжа­лось строительство. Хорошо это или плохо?

Строитель К.К.Кузьмин: "Хорошо. Есть работы, требующие вре­мени, отделка, например. Не будь шатров, не смогли бы мы так тща­тельно выполнить отделочные работы. Застеклить стены, облицевать мрамором и гранитом здание длиной триста, шириной пятьдесят и высотой двадцать пять метров, смонтировать перекрытия при главном пролете в 33 метра - быстро не получится. Да и не шатры на Саянах были, а маленькие здания с небольшим краном внутри. На Каме по­стоянная схема аналогична временной Саянской, да еще шатры текут, а у нас не текли".

Эксплуатационник Э.В.Солодовникова: "Еще как текли, только за шиворот не строителю Кузьмину, а нам, эксплуатационникам. Над каждым щитом приходилось сооружать свой навес, от сырости под шатрами мох рос".

Услышав столь полярные мнения, Горин опросил несколько экс­плуатационников. Мнение всех было твердым и однозначным: плохо, нормальная работа под шатрами невозможна.

"Заключение эксплуатационной секции" Госкомиссии: - Плохо. Проект организации строительных работ по сооружению здания ГЭС, конструктивов, примыкающих к плотине ("электроэтажерка") и ряд других, был задуман так, что вся транспортная схема осуществлялась, образно говоря, "через голову" введенных в эксплуатацию агрегатов. Автомобильный проезд проходил через монтажную площадку, где шла укрупнительная сборка высокоточных узлов агрегатов, что со­вершенно несовместимо. Это создавало трудно переносимые условия по монтажу, ремонту и эксплуатации агрегатов. Демонтаж шатров и проезд машин были ликвидированы на десятом году эксплуатации! (Весь предыдущий текст, включая восклицательный знак,- подлин­ный. Десять лет тянулась временная эксплуатация под шатрами!).

О том, насколько условия Южной Сибири приспособлены к рабо­те без большого общего здания ГЭС, можно судить, например, по инциденту 8 января 1983 года. В тот день в помещение закрытого распредустройства забрела рысь. Стоило зверю не к тому прикос­нуться, как возникла бы авария, короткое замыкание. Пришлось организовывать осторожный отлов в далеко небезопасном помеще­нии, "ловцы" одели по несколько фуфаек и рукавиц, прижали зверя и запихнули в сетчатый контейнер для перевозки кислородных балло­нов. Начальник ПТО Мороз А. Я. звонил в Абакан, пытался пристро­ить рысь в какой-нибудь зверинец. Остальные развлекались тем, что кормили пойманного гостя мясом и докормили перепуганное животное до расстройства желудка. Желающих взять рысь не на­шлось, и ее выпустили в тайгу. Будь в то время здание ГЭС, рысь, прежде чем попасть в "электроэтажерку", должна была бы мино­вать вход, возле которого стоит строгая женщина с пистолетом и проверяет пропуска.

В.И.Брызгалов: "Первоначальный проект Красноярской ГЭС не предусматривал здания машзала. Агрегаты накрывались колпаками, над ними по свежему воздуху гулял кран на четырех ногах. Если требовался ремонт агрегата, кран вставал над ним, снимал крышку, вдоль ног крана опускались шторки, которые образовывали стены временного помещения, в котором велись работы. Ремонт кончался, шторки поднимались, и кран уезжал. И это в условиях Сибири! Чтобы убедить проектировщиков пересмотреть проект, я добился у тогдаш­него зам министра Непорожнего указания, чтобы группа проектиров­щиков съездила на Куйбышевскую и Сталинградскую ГЭС и обсудила проект с эксплуатационниками волжских гидростанций. Дружная критика убедила проектировщиков пересмотреть проект.

* *

Глава эта - откровенно заказная. Брызгалов оказался терпеливым заказчиком, но о двух вещах попросил: описать, как горели генерато­ры на Красноярской ГЭС (см. выше), и рассказать о бывшем главном инженере ГЭС В.А.Худякове (см.ниже).

Служба эксплуатации гидроэлектростанции вырастает из дирек­ции строящейся ГЭС. На Саянах дирекция будущего предприятия появилась на пятнадцать лет раньше самого предприятия - с начала строительства. Первым главным инженером эксплуатации ГЭС, был Валентин Алексеевич Худяков. На строящуюся гидростанцию прибыл Худяков за три года до пуска первого агрегата - в 1975 году.

В фельетонную эпоху перестройки сложился журналистский штамп представления недавнего социалистического прошлого: в стра­не одни сидели, другие сажали. Судьба Валентина Алексеевича Худя­кова и тысяч его ровесников свидетельствует, что и строили светлое будущее, и шли по этапу одни и те же люди.

Родился В.Худяков в 1925 году и, в соответствии с годом рождения, на фронт попал в 1943-м, после военного училища. В 1945 году, нахо­дясь в оккупационных войсках в Германии, офицер Худяков совер­шил преступление: при его попустительстве два немецких парнишки (вовсе не фашисты) нарушили демаркационную линию и ушли на запад. Получил за это Худяков пять лет. Мог получить и десять, но, видимо, учли боевые заслуги, ордена. Отсидев положенное, сумел Валентин Худяков поступить в Томский политехнический. С устрой­ством на работу было не просто: судимость. Но все же (не сразу) взяли мастером в электроцех на Иркутскую ГЭС. Внешне дальнейший жиз­ненный путь В.Худякова выглядит на редкость благополучным, для электрика даже счастливым: Братская ГЭС - старший мастер генера­торного участка, Красноярская ГЭС - начальник электроцеха, Саяно-Шушенская ГЭС - главный инженер, ГЭС Сальто-Гранде (Аргентина) - консультант, после чего - "заслуженный отдых" в бла­гоустроенном коттедже в благодатных Черемушках. Благополучная семья: жена и коллега (релейщица) Людмила Васильевна, учившаяся в одной группе, дочь-архитектор в Алма-Ата, сын - инженер-электро­нщик в Ижевске.

Все рассказывали о Худякове с большой теплотой и охотой.

Преемник Худякова Стафиевский:

"Он принимал меня на работу на Красноярской ГЭС. Приехал я по вызову из Туркмении на должность начальника смены генератор­ного участка. Захожу в кабинет. Сидит дядька мрачного вида в паль­то, в берете, говорит, что, пока я ехал, должность отдали другому, предложил работу мастером. Я согласился. Потом оказалось, что у мрачного дядьки душа ребенка. С виду простой такой мужик. Но был он очень не прост. Этакий печальный юморист, вроде Зощенко. Часто не сразу поймешь, когда он шутит, рассказчик был первоклас­сный.

Я вам рассказывал об эпопее с генераторами. Мы мальчишки не понимали, насколько это серьезно — что речь шла в некотором смыс­ле о престиже страны. Графики ремонта были почасовыми, время на каждую операцию расписано по минутам. Худяков требовал, что­бы после выполнения каждой операции мы докладывали ему в любое время дня и ночи. Мог бы сказать, чтобы звонили по ночам только в случае ЧП, но он, видимо, понимал, что такая беспощадность к себе и нас держит на взводе, заставляет выкладываться.

Худякова я считаю своим учителем. Лучшего генераторщика мне не приходилось встречать. Круг интересов Валентина Алексеевича был поразительно широкий: и кинолюбитель, и турист, и охотник, и рыболов. Чего только у него не было: мотоцикл, моторная лодка, кинокамеры, диковинные удочки, ружья. Мне все было любопытно, но смотреть пристально на вещь было нельзя - остановишь взгляд на удочке, - Худяков тут же начинает ее дарить. Помню, прихожу как-то к нему в Дивногорске. Жил он с женой, детьми и тещей в четырехкомнатной малогабаритной "хрущевке", а у него к спинке полированной кровати прикручен лодочный мотор. "Стартер к мо­тору изобретаю. Вчера ночью по ошибке включил двигатель, весь дом переполошил", - пояснил Валентин Алексеевич. А мотор не какая-нибудь фитюлька, а огромный, мощный "Вихрь". Представ­ляю, что было в доме.

Когда Худякова пригласили на Саяны, он мне предлагал ехать начальником электроцеха. Тогда не вышло, нельзя было оставлять Красноярскую ГЭС, и так много специалистов уезжало на Саяны. По инструкциям тех лет эксплуатационный персонал нанимался за полгода до начала эксплуатации. Для Саяно-Шушенской сделано это было намного раньше. Готовились кадры на той же Краснояр­ской. По инициативе Брызгалова за два года до пуска первой машины на Саянах приняли на Красноярскую ГЭС двадцать пять молодых специалистов, в основном, выпускников Московского энергетическо­го и Новосибирского электротехнического. Штатных инженерных единиц не было, брали рабочими. Молодые инженеры осваивали не­сколько рабочих профессий и потом начинали стажироваться в ин­женерных должностях. Девятнадцать из двадцати пяти после работы в Дивногорске уехали в Черемушки. Все больше парами: элек­трики Белобородовы, Шерварли, Самхарадзе, турбинисты Погоняйченко, Булгаковы. Вслед за Худяковым на Саяны уехали его однокашники по Томскому политехническому Шевцовы: Энгельс Сергеевич заместителем Худякова, Галина Ивановна - старшим ДИСом.

Снова встретились в 1984 году. Звонит ко мне Брызгалов, тогда управляющий Красноярскэнерго, и говорит, что заедет. Я недоуме­ваю: с чего бы это большое начальство само едет ко мне? Приезжа­ет Брызгалов и говорит: "Худякову через полтора года шестьдесят. Он категорически отказывается работать после шестидесяти, хо­чет на пенсию. Предлагаю тебе после Худякова должность главно­го. Я сегодня еду в Москву, где буду об этом разговаривать. Так что на размышления четыре часа". Я согласился.

Приехал я поначалу один, семья оставалась в Дивногорске. Худя­ков мне телевизор дал, удочки. Каждое воскресенье возил на машине по окрестностям. Обедал по выходным я у него.

Умер Валентин Алексеевич как-то нелепо. Почувствовал, что в груди стала пульсировать кровь, как будто второе сердце образова­лось. Когда вскрыли, оказалось, что стенка крупного кровеносного сосуда растянулась и образовала "мешок". Аневризма сосуда - шту­ка коварная, если не прооперировать, то смерть может наступить в любую минуту. Был в Новосибирске профессор, который делал подобные операции. Как назло, он был в отпуске. Я в то лето сплав­лялся по Кантегиру, зашел перед отъездом в отпуск к Валентину Алексеевичу попрощаться. Был он спокоен, хотя понимал серьез­ность положения. Через два дня его не стало.

* *

Преемник Худякова - Стафиевский на пятнадцать лет моложе своего предшественника. Как говорят, другие времена - другие песни. От Валентина Стафиевского страна не требовала ни воевать, ни си­деть, это выпало на долю его ближайших предков.

Деда Василия Ивановича Стафиевского, рабочего-бондаря по про­фессии, арестовали в Новосибирске 6 декабря 1937 года, как участни­ка кадетско-монархического заговора, и 11 декабря расстреляли. Обвинялся дед в том, что доставлял заговорщикам оружие. Основа­ние: в начале века дед работал в Китае, на строительстве железной дороги. Было деду в тридцать седьмом шестьдесят девять лет. Обо всем этом внук узнал лишь в 1990 году, когда ему разрешили в архивах КГБ познакомиться с делом деда: "Думаю, что бумаги на деда состав­лялись задним числом: как иначе объяснить, что причастность деда к заговору показал некто Бедняков, а сам Бедняков был арестован через несколько дней, когда дед был расстрелян. Но подпись в деле подлин­ная: подписано "Стафеевский". Такое не подделаешь - по паспорту мы Стафиевские, а на самом деле Стафеевские". До 1957 года семья ничего не знала о судьбе Василия Ивановича Стафиевского. В 57-ом его реабилитировали, семье сказали тогда, что Василий Стафиевский умер в заключении от сердечной недостаточности.

"Не лучше" был и дед Валентина Стафиевского по материнской линии Александр Васильевич Леонтьев: до революции работал десят­ником у одного лесопромышленника, после революции - "лишенец", так как служил в армии Колчака.

Отец Валентина Стафиевского - учитель, мать - агроном. Правда, учитель Анатолий Стафиевский долго был лишен права преподавать, как ЧСВН (член семьи врага народа). После ареста отца Анатолий Стафиевский очутился на севере Новосибирской области.

Валентин Анатольевич говорит, что арест матери он помнит. По­мнит, как пришли, что-то искали, а мать стояла и светила лампой тем, кто обыскивал. Было это в войну, отца не было, старшему сыну Вален­тину было четыре года. Мать обвинили в саботаже: на поле, засажен­ном зерном, не отбракованном агрономом Стафиевской, ничего не взошло. Мать отсутствовала восемь месяцев. Выйдя, она забрала из приюта Валентина и его младшую сестру, средний брат умер от голо­да, пока не было матери. Младшая сестра Валентина Стафиевского долго не говорила, до семи лет не ходила из-за дистрофии.

В 1947 году семье Стафиевских разрешили покинуть север Запад­ной Сибири, и они переселились в Прикамье. В пионеры Валентина Стафиевского не приняли. Их было три мальчика в классе - ЧСВН. Судьбоносный выбор профессии со слов Валентина Анатольевича вы­глядел так:

"После окончания семилетки мне предложили забрать документы из школы и идти в ремесленное училище, хотя учился я неплохо. В училище спрашивают:

- Кем бы ты хотел быть?

- Фрезеровщиком, - слово мне очень понравилось.

- Будешь электромонтером. Подходишь по росту. На фрезеровщи­ка учили прямо в ремесленном училище, к станкам подставляли ящи­ки, на которых мог стоять малорослый ученик, а на монтера учили на заводе. На завод маленьких ростом не хотели пускать. Так что про­фессию электрика я получил за рост. Но никогда об этом не жалел".

Современный молодой человек может воскликнуть: "Господи, ка­кое страшное начало жизни! Как же этот ребенок должен ненавидеть режим, который отнял у него детство!" Ничего подобного. В то время все молодые пели:"Я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек". И Валентин Стафиевский был со всеми. Пел, вступил в армии в комсомол, потом в партию, был партийным секретарем Саяно-Шушенской ГЭС. Сегодняшние молодые люди уверены, что живут свободно, что в отличие от отцов они не рабы. Посмотрим, что скажут об их жизни их дети.

Детьми своими Валентин Анатольевич не очень доволен: "Дети у нас ущербные: мы всю жизнь при гидростанциях, и они при нас вырос­ли, ничего другого не видя. Все идут в энергетики. Сын энергетик, "за границей" работает - на Южно-Украинской АЭС. Старшая дочь - энергетик, окончила институт и работает на Красноярской ГЭС, младшей уготована такая же судьба. Разве это нормально?"

У Горина другие дети: они идут своим путем и отрицают путь родителей. Горин своими детьми тоже не очень доволен.

* *

Два Валентина, два главных инженера. Горин попытался расска­зать о них, не выходя за рамки избранного жанра. Но иногда хочется нарушить правила игры и вступить на зыбкую почву предположений и домыслов. Можно угадать, а можно попасть пальцем в небо.

Почему, скажем, Валентин Худяков, стремился уйти с руководя­щей работы? Домысел Горина - страх. Человек, отсидевший пять лет, знает цену случайной ошибки. И по телефону по ночам Худяков про­сил к нему звонить не только и не столько, чтобы напрягать подчинен­ных, а потому что боялся, знал цену ошибки лучше многих. Сбросить бремя ответственности, почувствовать что над тобой не висит нечто такое, что может в любой момент раздавить, было, возможно, неосоз­нанной мечтой В.А.Худякова.

Валентин Стафиевский. Вечный Тредиаковский. Всю жизнь тре­тий. Перваковский - Валентин Брызгалов, Втораковский - Валентин Худяков. Два отца родных. Вечно он им должен быть благодарен: приметили, научили, в люди вывели. Каково быть по гроб жизни обязанным?

Возможно, если бы Горин развил эти темы, придал своим домыслам достоверность, объявил их реальностью, рассказ о главных инженерах получился бы более занимательным.

* *

Два десятка специалистов пришло на Саяны, поработав на Красно­ярской, старший ДИС Базуев Анатолий Александрович - начинал на Сталинградской, потом работал на Чиркейской ГЭС, зам главного инженера Митрофанов Андрей Николаевич - на Нурекской. И так далее. Приезжал молодой инженер мастером на один гидроузел. По­том вводились другая электростанция, мастер уезжал на новую ГЭС уже старшим мастером. И так далее. Теперь эстафета прервалась. Новых электростанций не вводят.