Geum.ru

Вторая

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
в) "Кибернетический подход" Карла Дойча

В 50-60-х годах среди буржуазных ученых были довольно широко распространены попытки описания государственной политики, включая и внешнюю, с помощью понятий кибернетики. Государство, страна, нация описываются как кибернетическая система, имеющая "вход" и "выход" и управляющаяся с помощью механизма обратной связи. Стратегия определяется как "приспособление", как попытка управления окружающей средой. Взаимодействие между государствами описывается в терминах движения и обмена информации.

Первоначально в этом направлении преобладал типично бихейвиоральный подход, при котором государство рассматривалось, как некоторый "черный ящик". Методологическая суть этого понятия заключается в том, чтобы получить информацию об объекте по его реакциям на некоторые изменения параметров внешней среды, а если это живой организм - по реакциям на стимулы, не исследуя внутренней структуры объекта или организма. В этом случае функционирование системы описывают по схеме "стимул-реакция", отражающей взаимоотношение стимулов (входных сигналов) и реакций (выходных сигналов). Однако с точки зрения современных представлений о процессе принятия решений, бихейвиоральный подход оказался несостоятельным при изучении сложных систем, поскольку эти организмы обладают собственным внутренним развитием и реакция на одно и то же изменение среды (сигнал) может быть неоднозначной. Поэтому при изучении международных отношений многие буржуазные ученые стали отказываться от упрощенного подхода к исследованию государства в терминах "стимул-реакция" н перешли к методам многофакторного исследования.

Появились многочисленные исследования значения различных факторов в поведении государства. В них рассматриваются роль географического фактора и состояния окружающей среды, проблема достаточности ресурсов данного государства для осуществления тех или иных решений, связь между внешней политикой и сдвигами в общественном мнении страны, влиянием прессы и других средств массовой коммуникации, характером правящей элиты, ее подготовкой, социальным происхождением и т. д.

Видный американский политолог К. Дойч попытался соединить теорию коммуникаций с исследованиями в рамках политической науки, чтобы создать "кибернетическую" модель внешней политики. Дойч считает, что структурно-функциональный подход, развитый Т. Парсонсом.и Р. Мертоном, в некоторых отношениях "предоставляет большую свободу" исследователю политики и создателю моделей, чем "идеальные типы" Вебера. Но и структурно-функциональный метод, по мнению Дойча, не обещает многого в поисках "количественных данных, границ и измерений". Перспектива расширения спектра возможностей этого метода представляется Дойчу связанной с введением понятий коммуникации и контроля, с использованием "кибернетического подхода". В этом он увидел свою задачу и попытался ее решить в рамках предложенной им модели.

Дойч изображает страну в качестве многостороннего "рынка" товаров и ресурсов, основанного на рынке факторов производства. Это определение включает, в частности, согласованность в рынке труда, рынке земли (посредством механизма миграции), рынке материалов и услуг (включая управление и технологию), в многостороннем рынке кредита, многостороннем рынке государственных служб, который иногда называют "социальной инфраструктурой". Граница между рассматриваемой системой, в данном случае страной, и внешней средой определяется Дойчем как нарушение "непрерывности в потоке деловых контактов и согласованности действий.

Исходя из такого определения страны и границы, Дойч дает весьма спорные определения автономии и суверенитета. Автономия определяется им как отсутствие возможности предсказания извне реакции системы даже при самом полном знании окружающей обстановки. С "внутренней точки зрения" автономность системы характеризуется наличием у нее комбинации приема и запоминания информации. Суверенитет, по Дойчу, всего лишь ярко выраженный тип автономности. Страна может быть признана суверенной, уверяет Дойч, если, "рассматривая ее извне, можно увидеть, что ее решения не могут диктоваться или изменяться в (однозначном) соответствии с окружающей средой". Это, по мнению Дойча, не свидетельствует о том, что у решений нет реальных пределов и что их не приходится принимать с учетом ограничений окружающей обстановки. Рассматривая систему изнутри, можно, говорит Дойч, называть страну суверенной, если она обладает в пределах своих границ устойчивым и согласованным механизмом по принятию решений. Исходя из данных им определений, Дойч отмечает, что влияние зарубежных событий должно падать по мере ослабления связи между внешней средой и внутренней системой принятия решений.

Недостатки определений, предлагаемых в схеме "кибернетического подхода" (именно с кибернетической точки зрения, не говоря уже о социально-политической стороне дела), заключаются в том, что предсказание поведения системы всегда основывается на некоторых признаках и не связано необходимой причинной связью с понятием автономности. Если система неавтономна, то тот, кто на нее влияет, конечно, имеет основания для предсказания поведения системы в том смысле, что он его же и определяет, однако обратное утверждение неверно. Поэтому определения автономности и предсказуемости логически не эквивалентны. Дойч предложил упрощенную модель воздействия внешних факторов на политическую систему. В этой модели он описывает влияние внешней среды, передающееся посредством связующего звена или, иначе, "подсистемы", находящейся внутри большей системы (государства), и эта "подсистема" включает в себя те слои населения, которые непосредственно соприкасаются с внешним миром.

В своих относительно абстрактных кибернетических построениях Дойч претендует на вполне практические рекомендации по управлению буржуазным государством. Эти методы он называет "стратегиями обратной связи". Первую стратегию, воздействующую только на связующую группу, он назвал стратегией "приспособления", вторую - "изоляции", третью - "попытками управлять окружающей средой".

Для сильного буржуазного государства, по Дойчу, имеет смысл не разрушать связи, а укреплять их, расширяя таким способом свое влияние во внешнем мире, чтобы не прибегать к грубым методам насилия. Одна из наиболее важных стратегий, в частности, состоит в том, чтобы крепче прикрепить связующую группу (этот критический, как отмечает Дойч, элемент в схеме внешнего влияния) к внутреннему миру системы. Такая группа становится, по его мнению, тем более восприимчивой к зарубежному влиянию, чем более ослаблены ее связи с внутренней системой, например "если это сегрегированное или подвергнутое дискриминации меньшинство или если это экономический или социальный класс, который находится вне привилегий или отчужден". Под первой группой имеется в виду негритянское население, под второй - рабочий класс.

Таким образом, Дойч пытается помочь правящему классу сформулировать стратегию против социальных движений, опасных для власти монополий. В качестве "удачных" примеров решения этой проблемы Дойч приводит внутреннюю политику английской и германской буржуазии, направленную на поощрение реформистских тенденций в рабочем движении, в частности социальное манипулирование Дизраэли и Бисмарка.

По мнению Дойча, его схема даже в самом грубом варианте может служить двум целям: установлению уязвимых мест системы и выявлению полуколичественных оценок балансов политических сил, потоков коммуникации. Если увеличивается роль как внешней среды, так и каналов поступления зарубежной информации и в то же время укрепляются внутренние взаимосвязи в системе, то можно, уверяет Дойч, предсказывать увеличение давления на связующие звенья вследствие возрастающей перегрузки коммуникаций и требований. Возрастающие частичные неудачи связующих звеньев приспособиться к увеличенной нагрузке могут привести к увеличению напряженности и враждебности. В соответствии со своей механистической моделью Дойч предсказывает давление на связующие группы, а в некоторых случаях - частичное разрушение, отчуждение, изгнание или же в противном случае ассимиляцию, абсорбцию многих членов этих групп. В частности, имеются в виду национальные меньшинства.

Если национальная система близка к распаду, то страна будет чрезвычайно чувствительной к внешнему воздействию. По мнению автора, так бывает, например, в гражданских войнах. С другой стороны, национальное общество с высокой степенью взаимосвязи, высокой приспособляемостью и "обучаемостью" может оказаться способным "поглотить" воздействие внешних обстоятельств, удержать свои связующие группы в условиях частичной автономии, но все же в пределах национального общества, и отреагировать на все происходящее действиями с целью приспособления. Дойч, используя термин У. Росс Эшби, называет такую систему "ультрастабильной". Наконец, если связующие группы и системы крепки, то могут быть разорваны каналы поступления зарубежной информации.

Другую сторону подхода Дойча составляет проблема управления внешней политикой иных стран через каналы внешнего воздействия. В частности, он задается таким вопросом: «Предположим, что мы заинтересованы в манипуляции другой страной или в изменении реакции другой страны на нашу политику, что тогда нам следовало бы предпринять с точки зрения этой модели?».

В качестве примера Дойч разбирает мероприятия, вытекающие из его модели, которые были бы необходимы для США с тем, чтобы заставить Францию "отказаться" от независимой политики в области ядерного вооружения. Суть их заключается в умелом пропагандистском давлении, чтобы, изменяя представления политически активных слоев населения Франции в сторону признания ненужности собственного ядерного оружия и со ответствующим образом изменяя поток деловых сделок, можно было бы укрепить позиции "атлантистов" во Франции.

Дойч выдвигает утверждение о полной достоверности данных, полученных от опросов общественного мнения. "Мы используем, - говорит он, - результаты опросов обществе иного мнения, как индикаторы изменения представлений населения".

Согласно Дойчу, на отношение населения влияют по крупней мере три группы явлений: отдельные знаменательные события; более мелкие, но постепенно накапливающиеся события; действия правительств вместе со средствами массовой коммуникации, которые эти правительства либо контролируют, либо оказывают на них воздействие. "Каждый из этих видов влияния..., - отмечает Дойч, - может быть положительным, т. е. в пользу образа или предложенного действия, в котором мы заинтересованы, или же они могут быть отрицательными..., поскольку ухудшат отношение или вызовут оппозицию к намеченному действию".

По мнению Дойча, в проведении практической политики необходимо учитывать принципы изменения общественного мнения. Основное сопротивление изменению общественного мнения и воздействию зарубежных событий сосредоточено на внутренней структуре общества. Сила этого противодействия определяется объемом и значением внутренних деловых контактов и внутренних коммуникаций.

"Кибернетический подход" Дойча вносит некоторые новые идеи в анализ внешней политики как "большой системы" и информационного процесса. Однако при таком подходе широта исследовательских интересов Дойча чаще всего оборачивается неконкретностью рассмотрения проблем формирования и осуществления внешней политики капиталистических государств. Попытка американского исследователя "кибернетически" упорядочить изучение внешней политики государств как особой системы сводится к тому, что богатство и противоречивость реальных явлений укладывается в заданную общую схему. Тем не менее в подходе Дойча есть и некоторый позитивный аспект. Выявляя информационные связи между элементами рассматриваемой системы, её подсистемами, системой и "внешней средой", те или иные возможности управления, организации и адаптации, "кибернетический подход" Дойча может, по-видимому, привести к использованию в тех или иных случаях и границах определенных количественных критериев.

Однако в самом по себе "кибернетическом подходе" нет и не может быть предпосылок для создания какой-либо теории внешней политики, поскольку такая задача должна решаться только на путях всестороннего материалистического и диалектического анализа сущности и закономерностей взаимовлияния социально-политических процессов. Сравнение такой задачи с реальными возможностями "кибернетического подхода" сразу выявляет ограниченный характер предложенных Дойчем средств анализа, а главное, отсутствие широкой концепции, сколько-нибудь адекватной действительности, и четких критериев исследований социально-политического развития. Схема Дойча создает возможность для маскировки формальными построениями характера тех или иных акций внешней политики капиталистических стран. Это становится ясным всякий раз, когда Дойч "объясняет" свою схему на конкретных исторических примерах. Задача создания теории внешней политики на основе "кибернетического подхода" Дойча представляется невыполнимой.

По-видимому, обречена, на неудачу и сама попытка получить "точную" и "окончательную" кибернетическую модель внешней политики из-за сверхсложности такой "большой системы", которую сами кибернетики признают "диффузной", "плохо организованной". В диффузных системах практически невозможно более или менее четко выделить отдельные явления, разграничить действие переменных, имеющих различную природу, учитывать множество разнородных по своему характеру факторов, так или иначе участвующих во взаимодействующих процессах. В моделировании общественных систем возможны лишь, как выражаются специалисты в области кибернетики, "эскизные модели", описывающие лишь отдельные, наиболее общие признаки. "Когда системы становятся сложными, то их теория практически заключается в том, чтобы найти пути их упрощения", - отмечал У. Росс Эшби. Однако попытки описать, пользуясь "эскизными моделями", систему, подобную внешней политике государства, в целом не могут иметь шансов на успех.

г) "Концепция транснациональных отношений"

Определенный интерес представляет сравнительно новое направление в буржуазной политологии, связанное с именами Г. Алмонда, К. Дойча, Дж. Розенау, Р. Киэйна, Дж. Ная, Ч. Олджера и некоторых других исследователей. Это направление с известной долей условности можно считать одним из ответвлений социологическо-функционального подхода в применении к анализу внешней политики государств.

Неудовлетворенные примитивными схемами "политических реалистов", игнорирующими взаимосвязи между внутриполитической ситуацией и внешней политикой государств, представители этого направления ставят вопрос о необходимости тщательного научного анализа места и роли каждой социальной группы в процессе формирования и осуществления внешней политики. Более того, в исследованиях, отражающих взгляды такого направления, разрабатывается проблема социальных групп и некоторых социальных институтов как самостоятельных или относительно самостоятельных субъектов международных отношений.

Выдвижение вопроса о конкретном анализе вклада различных классов и социальных групп во внешнеполитический процесс представляется с научной точки зрения совершенно естественной и необходимой. Последователи социологическо-функционального направления сделали известный шаг вперед по сравнению с теоретическими положениями и практическими рекомендациями "политических реалистов". Однако классово обусловленная ограниченность их мышления не позволила этим специалистам вскрыть истинные движущие силы и противоречия, воздействующие "изнутри" на внешнеполитический курс государства, определить расстановку и позиции различных классовых сил по реальным конкретным международно-политическим проблемам. Вместо этого разрабатываются формалистические схемы, основанные на противопоставлении "элиты" и «массы» и на некоторых других типичных взглядах буржуазной социологии, прежде всего Г. Алмонда.

Концепция Алмонда, изложенная в вышедшей в 1950 г. книге "Американский народ и внешняя политика", сама по себе интересна как попытка выявить и описать некоторые элементы социальной структуры государств, воздействующие на формирование и осуществление внешней политики. В этой концепции впервые, хотя в искаженном и выхолощенном виде, была поставлена буржуазной наукой проблема влияния отдельных социальных слоев на внешнеполитическую деятельность государства.

Идеи Г. Алмонда впоследствии развивались в работах А. Уолферса, К. Дойча, Дж. Розенау. Красной нитью в этих работах проходит мысль о том, что правительство не является единственным представителем государства на международной арене. Уолферс прямо заявил о том, что "некоторые демократические (он имеет в виду буржуазные. - Авт.) государства продемонстрировали такие плюралистические тенденции, что иные являют миру картину, близкую к анархии. Кажется, что они говорят с окружающим миром множеством ссорящихся голосов и действуют таким образом, что одна рука, будь то агентство или любой другой орган, не знает, что делает другая... В некоторых новых государствах интеграция настолько слаба, что другие государства должны скорее иметь дело с отдельными частями, а не с чем-то целым, если они вообще хотят чего-либо добиться".

Наряду с правительством, по мнению Дойча и Розенау, в каждом государстве существуют различные группы, выступающие в качестве субъектов международных отношений, поддерживающие более пли менее постоянные отношения с соответствующими группами в других странах, минуя правительства. Эти группы, названные Дойчем "связующими группами", формируются, как правило, по профессиональному признаку, часто используют в виде каналов связи международные организации, отражают точку зрения социальных сил и групп, оказывают определенное влияние на правительство своей страны. Появление такого рода "связующих групп", как утверждает Ч. Олджер, обусловлено тем, что "они все больше обнаруживают, что не могут достигать своих целей, изолируясь от аналогичных интересов в других странах".

Эти взгляды впоследствии были развиты в работах Р. Энджелла, Р. Киэйна и Дж. Ная и Ч. Олджера, оформившись в виде концепции "транснациональных отношений". Согласно этой концепции в качестве субъектов международных (конкретно, "транснациональных") отношений выступают в той или иной мере якобы все социальные группы и слои и профессиональные организации. По мнению этих ученых, отношения, которые поддерживают между собой религиозные, профессиональные, профсоюзные, спортивные, деловые и другие круги, существуют наравне с межправительственными отношениями и находятся с ними в довольно сложных взаимосвязях. Киэйн и Най подчеркивают, что в некоторых случаях правительство может использовать эти взаимосвязи для воздействия в желательном направлении на правительство другой страны.

Ч. Олджер в последних работах рассматривает даже отдельный город и те или иные социальные институции города, например церковную общину, как субъект международных отношений, деятельность которого следует анализировать отдельно.

Такая теоретическая позиция вырастает из понимания международных отношений как системы простых материальных и информационных потоков или процессов обмена материальными ценностями или информацией. В этом случае действительно любая социальная группа, вступающая или даже отдельная личность, вступающая в любого рода контакты с личностью или организацией в другой стране, является "субъектом" международных отношений.

Но этот подход не учитывает сложного характера системы международных отношений, значительную роль в ней именно классово определенной внешнеполитической деятельности государства, многослойность и сгруппированность этой деятельности.

Концепция "транснациональных отношений" не учитывает того обстоятельства, что практически все существующие связи, отношения, потоки материальных ценностей или информации, другими словами весь спектр международного общения, являются либо составляющими, либо производными от системы межгосударственных отношений, элементом которой является внешняя политика отдельных государств. Лишь иногда они не сопрягаются никак с межправительственными отношениями. Межправительственные отношения - сердцевина системы международных отношений, определяют ее состояние и развитие. В свою очередь, внешняя политика государства направлена на претворение в жизнь интересов и целей правящего класса.

Этот явный теоретический порок концепции "транснациональных отношений" позволяет выявить неадекватность социологическо-функционального подхода к реальным международным отношениям. Хотя этот подход и дает возможность лучше увидеть отдельные социальные элементы внешнеполитического процесса той или иной страны, однако, его характерной чертой является размывание, "расщепление", "растворение" классово определенной внешней политики правящего класса в слабо агрегированном комплексе отдельных "внешних политик" различных социальных сил, групп, слоев. Попытка показать, что все общественные слои и группы на равных правах участвуют в формировании внешней политики или в международно-политическом процессе, в идеологическом плане используется для того, чтобы придать видимость "общенародного" участия в формировании и осуществлении внешнеполитического курса капиталистического государства.

4. Экономические подходы

к теоретическим исследованиям внешней политики и международных отношений

Разработанных экономических теорий, объясняющих истоки внешней политики государства и основные черты системы международных отношений, ни в США, ни в других капиталистических странах в настоящее время не существует. Тем не менее, буржуазные ученые, естественно, не могут не задумываться над характером и последствиями экономических процессов, происходящих в странах современного капитализма и в мире в целом, не могут не искать в сфере мировой экономики и международных экономических отношений причин или аналогий тому, что происходит в международных политических отношениях.

Авторы "Политической экономии американской внешней политики", одной из первых работ этого направления, вышедшей в 1955 году, полагают, что "внешнеэкономическая политика не является ни отдельной, ни подчиненной частью внешней политики", а скорее "внутренним аспектом или стороной внешней политики, важность которой зависит от определенных целей, которых хотела бы достичь внешняя политика, проблем, препятствующих прогрессу в продвижении к этим целям, и методов, подходящих для их преодоления".

В результате внешнеэкономический аспект рассматривается скорее как следствие, нежели как исток собственно внешней политики, и заранее обусловливается отношение к экономической сфере как к орудию внешней политики. Справедливо отмечая, что экономический аспект современной внешней политики приобрел в XX в. гораздо большее значение, чем когда-либо раньше, авторы считают, что понять его можно лишь при рассмотрении совместно с внутренними и международными политическими, стратегическими и психологическими факторами.

Ход рассуждений авторов при этом таков: внешняя политика середины XX в. является "тотальной". Это ее качество диктуется, с одной стороны, "революционными целями и практикой" противников "традиционного западного капитализма" - коммунистов, стремящихся его уничтожить, и национальных деятелей стран Азии и Африки, бросающих ему вызов, а с другой стороны, "внутренними проблемами" и "меняющимися ценностями граждан" самих капиталистических государств. Поскольку внешняя политика "тотальна", то "экономические меры, подобно политическим, служат исключительно средством реализации индивидуальных, групповых и национальных целей", а от их эффективности зависит "более адекватная реализация идеалов Запада".

Таким образом, в соответствии с политическим климатом "холодной войны", окрашивавшим в то время труды многих буржуазных теоретиков, экономике отводилась лишь второстепенная роль служанки империалистической внешней политики. По существу речь шла о внешней экономической политике (и авторы сами часто употребляют этот термин), однако трактуемой весьма расширительно. Ей отводилась роль гибкого и эффективного инструмента, с помощью которого США могли бы противостоять проявлениям якобы навязанной им "тотальности" внешней политики, ввести ее в русло традиционных "джентльменских отношений". Для этого "Соединенные Штаты должны быть готовы иногда поступиться прямыми и немедленными экономическими выгодами в пользу тех более долговременных и существенных выгод для США, Запада и всего несоветского мира, которые может дать совершенствование функционирования международной экономики".

При этом выгоды понимаются не только в чисто экономическом, но, прежде всего, в политическом и пропагандистском смысле. Как отмечают буржуазные авторы, бюджетная, налоговая политика и планирование военных расходов "должны в любое время обеспечивать Соединенным Штатам способность не только обладать глобальной ударной силой, но и по мере надобности вести локальные войны". Положение о том, что "строго национальное решение таких фундаментальных проблем, как здоровая экономика, политическая эффективность, моральная и социальная сплоченность общества уже не представляется возможным", послужило авторам основанием для провозглашения "естественного лидерства" США в капиталистическом мире, права выступать от имени всей "западной цивилизации" при определении внешнеполитических целей и стратегии. В отношении развивающихся стран постулировались "долг и право Соединенных Штатов определять и защищать экономические интересы и интересы безопасности Запада". Экономическая политика в отношении этих стран должна, по мысли указанных выше авторов, преследовать цели проведения "предупредительных" реформ, задача которых ликвидировать почву для распространения коммунизма и способствовать развитию в прозападном духе национальной интеллигенции и средних классов молодых государств.

Авторы признают, что "методы интеграции мировой экономики", типичные для XIX в., безнадежно устарели. "Автоматически действующие силы свободных рынков" сегодня утратили свой автоматизм, а сами рынки перестали быть "свободными". Однако причины этого они видят не в объективных тенденциях развития экономики свободного предпринимательства, ведущих к образованию монополий и сверхмонополий, к государственно - монополистическому капитализму, а в действиях национальных правительств, которые зашли "слишком далеко" во вмешательстве в экономическую жизнь своих стран, в отсутствии какого-то единого координирующего и направляющего воздействия, аналогичного благотворному, по их мнению, влиянию Лондона как центра скрытой международной экономической власти в XIX в.

Авторы "Политической экономии американской внешней политики" полагают, что единственный путь сегодня-это приспособление традиционного капитализма к новым историческим условиям, которое может быть достигнуто координацией внутренней и внешней экономической политики отдельных национальных государств капиталистической системы для совместной борьбы против социализма и сил национального освобождения.

В период, когда во внешней политике империализма главный упор делался на "устрашение", "отбрасывание", "сдерживание", короче, на военно-политические методы борьбы с прогрессивными тенденциями в мире, в ведущих западных странах экономике отводилась подчиненная роль. Отсюда и невнимание к теоретическим аспектам сложных зависимостей между экономикой и международным общением. Положение в мире в начале 70-х годов с особой силой поставило на повестку дня вопрос о роли и значении экономики для выживания и продолжения "нормального" функционирования капитализма в каждой из этих стран, всей системы капитализма в целом в соревновании со странами социалистического содружества.

Видимо, в поисках ответов на эти сложные и трудные вопросы в США в 1973 г. было начато издание серии работ, объединенных общим заголовком "Политическая экономия международных отношений". По замыслу ее составителей и издателей, серия, в которой предполагался выход восьми-девяти книг, должна рассмотреть с политико-экономической точки зрения практически все аспекты современных международных отношений и внешней, политики империализма. Издание серии преследует и определенные идеологические цели: ведь до сих пор империализм оказался не в состоянии дать единую стройную концепцию мирового развития, которая сумела бы привлечь народы, выбирающие сегодня путь национального развития, на сторону капитализма.

Первая книга, вышедшая в этой серии - "Сила и богатство. Политическая экономия международной силы". Знаменательно, что ее автор K. Hopp известен как ученый, интересы которого на протяжении всей его научной жизни были связаны с исследованием военно-политических проблем в трех их аспектах: природы и особенностей военной мощи, закономерностей се формирования, условий и факторов использования. Норр - автор двух книг по вопросам военного потенциала государства, широко известных и признанных в США: "Военный потенциал государства" (вышла в 1955 г.) и "Военная мощь и военный потенциал" (вышла в 1970 г.).

В отличие от прежних работ, в новой книге Норра анализируется природа силы современного капиталистического государства, прежде всего в ее экономических аспектах. При этом автор исходит из традиционной, хотя и несколько модифицированной им концепции силы. Он с самого начала оговаривается, что полное рассмотрение этого крайне сложного феномена потребует издания более широкой работы.

Норр определяет понятие "силы" не совсем традиционным образом и не вполне однозначно. Он полагает, что "сила может быть использована либо для установления влияния посредством принуждения, либо для защиты или изменения статус-кво между действующими лицами без намерений к принуждению". Сила, таким образом, представляется как средство для приобретения и использования "влияния" на другие государства и их политику.

Но тут же, разграничивая "влияние" на две большое группы принудительное, связанное с использованием каких-либо санкций, и не принудительное, с негативными санкциями не связанное, - Норр указывает, что в его работе под термином "сила" надо "понимать только принудительное влияние". Несколько далее автор останавливается на различиях между "силой и влиянием в международных отношениях".

Эта двойственность в трактовке принципиальной для рассматриваемой работы категории "силы", которая выступает, с одной стороны, как способность государства к оказанию воздействия на другое государство, а с другой стороны, как само это воздействие и его эффект, с самого начала вводит терминологическую двусмысленность во все дальнейшие рассуждения автора. Вызывает сомнение и введение в первоначальное описание понятия "сила" слова "намерение" к принуждению.

Совершенно очевидно, что степень принуждения, содержащаяся в тех или иных внешнеполитических действиях, может по-разному восприниматься субъектом и объектом этих действий. Поэтому силу, как доказывает Норр, очевидно, целесообразнее рассматривать, как физическую способность государства прибегать к насилию в своей внешней политике, как комплекс предпосылок, делающих применение насилия возможным и практически оправданным. Такой комплекс не может не включать, в частности, соотношения сил на международной арене, которое в решающей степени влияет на способность того или иного государства действовать в международной политике методами принуждения. Процесс же применения силы и тем более результаты этого процесса методологически неверно объединять в рамках общего термина.

В структуре силы Норр выделяет несколько качественных уровней: наличие материальных ресурсов, их распределение и уровень развития, соответствие этих сил внутренним и внешним потребностям общества и его правящего класса; степень политической сплоченности общества и его отдельных составных частей и т. п. Норр пытается подойти к подобной классификации и в зависимости от типа воздействия выделяет военную, экономическую силу, силу "политического проникновения", под которой практически понимается весь комплекс подрывных действий, а также силу "позитивных санкций", т. е. политического торга, основанного на компромиссе.

Главное внимание в работе Норра уделяется различным формам силы в международных отношениях, соотношению и эволюции соотношения различных видов или, по выражению автора, "оснований" силы - военного, экономического, квалификационного (умения вести переговоры, организовать и использовать ресурсы, культурной и этнической близости и т. д.). Неоднократно на протяжении работы Норр отмечает, что если в прошлом доминировали, прежде всего, военная сила, а также сила грубого экономического давления (лишение каких-то ресурсов, возможностей для торговли и т. д.), то теперь им на смену приходят новые виды силы, и, прежде всего такая ее разновидность, как умение использовать возможности, т. е. профессиональная квалификация руководства внешней "политикой. Именно тут лежат основные выводы автора, которые в общих чертах сводятся к следующему. В наиболее острых конфликтных ситуациях возможно и практически происходит, по мнению Норра, применение военной и экономической силы либо для принуждения или сохранения существующего порядка вещей, либо для военного или экономического укрепления позиций более слабых государств их более сильными "патронами" в собственных интересах как часть общей силовой игры между великими державами.

В тех же случаях, когда международный конфликт находится в "нормальном" состоянии (т. е. не вышел за рамки обычной политической борьбы и не стоит еще на грани решающего столкновения) наиболее существенными оказываются характер и важность ценностей, связанных с конфликтом, наличие и степень внутри- и внешнеполитической поддержки, относительная рациональность в принятии решений и в их реализации.

Сила государства, по мнению Норра, оказывается наиболее эффективной тогда, когда "ей не бросают вызов, т. е. когда более слабые действующие стороны отказываются или даже не рассматривают возможность таких действий, которые влекли бы за собой риск конфликта с более сильными сторонами". Иными словами, наиболее эффективным с точки зрения применения силы считается максимальное запугивание других стран с тем, чтобы по возможности лишить их права на собственные интересы перед лицом интересов империалистических государств, подорвать их решимость добиваться своих целей.

Норр отмечает, что "использование ядерной техники сделало применение военной мощи... более опасным..., а потому и менее возможным и целесообразным", чем это было до второй мировой войны. Кроме того, применение военной силы в современных условиях ограничивается также и тем, что стала распространенной "нормативная девальвация войны как законного инструмента политики, за исключением случаев самообороны".

Автор вынужден признать, что не только эволюции военной силы в ее технических и технологических аспектах выступает сегодня в качестве аргумента, объективно ограничивающего возможность и готовность империализма прибегать к прямому применению силы. Таким же, если не еще более мощным ограничителем выступает сегодня и мировое общественное мнение, растущее самосознание молодых государств, а также и невозможность достижения тех целей, которые стоят перед империализмом сегодня, традиционными военными средствами.

Норр отмечает не только "растущее сопротивление государств военным угрозам", но и их готовность противостоять экономическому давлению империализма. "В свете истории последнего времени, - пишет Норр,- ценность угроз экономических санкций не может считаться высокой, она была снижена обостренной чувствительностью бедных и слабых государств к любым попыткам принуждения".

Норр прав, когда отмечает ограниченные возможности внешнеполитического шантажа в современном мире. Он прав и тогда, когда пишет, что "размеры и богатство государства не обеспечивают ему автоматически военной или экономической силы".

Мир действительно изменился не в выгодную для империализма сторону и требует сегодня иных методов и средств внешней политики со стороны империалистических государств, а самое главное готовности этих государств и их руководителей признать новые международные реальности и научиться считаться синими. Однако присущее империализму стремление полагаться на силу, - будь то военная, экономическая, финансовая, сила политического давления и откровенного шантажа, - не исчезло и не могло исчезнуть, поскольку оно вытекает из самой природы империализма. Склонность империализма пользоваться силой при решении тех или иных конфликтных ситуаций всегда, когда к этому есть объективные возможности, продолжает сохраняться. И если одни средства силового давления оказываются в определенной ситуации почему-либо невозможным применить, империализм склонен предпринять поиск средств, отвечающих новой обстановке.

В условиях, когда действенность средств военного и грубого экономического давления оказывается ограниченной или даже способной привести к прямо отрицательным для империализма последствиям, такими новыми средствами могут стать и, несомненно, станут борьба за более эффективное использование внутренних экономических и политических ресурсов капиталистических государств в их внешней политике (то, что Норр понимает под "квалификационными" факторами), а также методы политического проникновения, подрывной работы и политического торга, подкрепляемого военным, экономическим и политическим давлением.

Сам Норр, говоря о проблемах, оставшихся за пределами его рассмотрения и предположительно выносимых им в следующую книгу, называет важнейшими следующие группы проблемы "основы и практическое использование неформального проникновения одного общества в другое...; основы и практическое использование не силового влияния между народами и государствами: систематическое использование международных взаимозависимостей; теории империализма и неоколониализма".

Приведенный перечень проблем, подлежащих исследованию, лучше любых рассуждений демонстрирует направленность интересов и поисков новой стратегии современного империализма... Хотел этого Норр или нет, его книга достаточно откровенно обнажила направление, в котором работает мысль теоретиков империализма второй половины XX в. Книга Норра - это оценка изменений, происшедших в мире и в позиции США за период после второй мировой войны, с точки зрения интересов, взглядов и склонностей господствующего класса и правящей верхушки США. В этом - ее подлинный смысл и значение.

Вместе с тем работа Норра интересна именно тем, что позволяет в какой-то степени заглянуть в "теоретическую лабораторию" империализма, ищущего свою новую стратегию, сопоставить логику "научных" построений с практикой современной; политики империализма, как ее можно наблюдать в связи с эволюцией борьбы вокруг так называемого энергетического кризиса, когда многие рассуждения Норра были практически подтверждены позицией, занятой США.

Буржуазные исследователи различных аспектов деятельности транснациональных или межнациональных корпораций,. в частности составители и авторы специального выпуска "Анналов Американской академии политических и социальных наук", посвященного этой проблеме, отдают себе отчет в том, что формирование этих корпораций, как одна из форм происходящего при империализме "сближения наций", их более тесной хозяйственной взаимосвязи, приводит к возникновению и развитию новых противоречий, связанных с деятельностью сверхмонополий. Они видят, что многонациональные корпорации оказывают значительное влияние как на внешнюю политику страны, на процессы международных (межгосударственных) отношений, так и на внутриполитические, внутрисоциальные пронесен в странах, где расположены их филиалы.

Последствия влияния межнациональных корпораций для мировой системы межгосударственных связей представляются западным исследователям двоякими. Одни, как, например, Р. Блоу, уверяют, будто проблемы, вызываемые существованием межнациональных корпораций, неизбежно приведут государства к созданию "всемирного правительства". Другие, например Р. Гилпин, считают, что само существование этих корпораций стимулирует "возрастание роли государства не только в политической, но и в экономической жизни". При этом сторонники первой точки зрения даже склонны усматривать в самом факте существования и усиления межнациональных корпораций "залог всеобщего мира", "гарантию" от возникповения войн между государствами, вовлеченными в орбиту деятельности корпораций. Внося элемент "единства" и "всеобщности интересов" в систему национальных государств, преследующих собственные цели, корпорации тем самым "ликвидируют" причти.) конфликтов и ведут к развитию "мирных отношений" между государствами, к отказу от применения силы. "Возможно, что международная компания станет частью единого мирового экономического сообщества, включающего Восток и Запад, Север и Юг, - сообщества, в котором бомбардировки поставщиков, покупателей и сотрудников одной и той же фирмы будут считаться нежелательными и недопустимыми. Поскольку сверхгигантские корпорации будут представлены во всех странах, война станет невозможной". В этом - суть взглядов Блоу. Однако подобные авторы не хотят видеть, что не сами различия, национальных интересов, но общественно - экономическая природа государств определяет, превратится ли объективный конфликт интересов в военное столкновение или он будет решен с учетом заинтересованности всех сторон.

Несомненно, что в условиях дальнейшего развития государственно -монополистического капитализма межнациональные корпорации являются наиболее мощным и технически одним из наиболее перспективных средств "сближения наций". Нельзя забывать, однако, что это "сближение" имеет империалистический, а в отношениях с развивающимися странами - неоколониалистский характер, что оно не уменьшает и не может уменьшить, а лишь закрепляет и увеличивает разрыв между этими двумя группами стран, находя новые каналы и формы эксплуатации экономически слабых государств.

Лживость утверждений, будто межнациональные корпорации являются "гарантом мира", видят и многие буржуазные ученые. В частности, как пишет Ч. Олджер, "оценка потенциального воздействия межнациональных корпораций на мир и другие аспекты международных отношений требует более тщательного изучения их деятельности, в частности расположения штаб-квартир, национальной принадлежности руководства, географии их зарубежной деятельности".

Влияние экономических процессов на международные отношения не столь однозначно, как представляется некоторым буржуазным авторам, - утверждающим, что основной "конфликт нашей эры - противоречие между этноцентрическим национализмом и геоцентрической технологией", и на этой основе противопоставляющим национальные интересы и факторы - международным, провозглашающим примат наднационального перед государственным (т. е. опять-таки национальным), как это делают многие из авторов вышедшего в 1972 г. сборника "Наднациональные отношения и мировая политика". Интересно, что авторы Сборника, в частности профессор Гарвардского университета Р. Вернон, не могли не отметить, что в капиталистическом мире "наднациональные" факторы явно работают в пользу наиболее могущественных империалистических держав, в первую очередь в пользу США.

Попытку вывести внешнеполитическую стратегию непосредственно из глобальных экономических тенденций предприняли "индустриалисты" - У. Ростоу, Дж. Гэлбрейт, 3. Бжезинский и некоторые другие. Суть их подхода сводилась к тому, что развитие человеческого общества рассматривалось через призму развития технико-экономических факторов, искусственно выделенных из всех условий существования человеческого общества, оторванных от системы производственных отношений.

Из принципиально неверных теорий делались и определенные внешнеполитические выводы. Рассмотрение экономического организма (который "индустриалистам" представлялся скорее в виде механизма) только с его структурно-функциональной, "технической" стороны подвело их к ложной идее слияния, "конвергенции" двух систем, а это, в свою очередь породило надежды на "подстегивание" процесса конвергенции искусственным путем, ставку на внутреннее разложение социалистической системы. На этой основе возникла отчасти доктрина "наведения мостов".

Идеи "индустриалистов" еще владеют умами некоторых буржуазных ученых. Подобные идеи в ряде своих положений сформулировал, например, Г. Перлмюттер в уже упоминавшемся специальном выпуске "Анналов", посвященном проблеме межнациональных корпораций. Он утверждает, что в ближайшие 10-30 лет, т. е. не позже 2000 г., мощь и влияние многонациональных корпораций увеличится настолько, что приведет к формированию "глобальной, промышленной системы", основными элементами которой якобы будут не государства, а сверхгигантские многонациональные фирмы.

Совершенно иначе представляет себе влияние многонациональных корпораций на будущее устройство мира Ч. Олджер. Он считает, что их развитие приведет к укреплению и усилению национальных государств, к усилению государственного вмешательства в экономику и к созданию международных форм организации и контроля над деятельностью этих корпораций. Олджер полагает вполне вероятным развитие сотрудничества между правительствами развитых стран в условиях «когда растет мощь западно-европейских и японских компаний и масштабы их проникновения в экономику США». В то же время "в менее развитых странах будет расти чувствительность к деятельности корпораций, расположенных в этих странах, не управляемых людьми из богатых стран. Безотносительно к тому, насколько независимы будут такие корпорации от своих правительств, они будут восприниматься как часть неоколониальной структуры", а потому "государство представляется единственной силой, способной защитить интересы граждан бедных стран".

Олджер полагает "недостаточно обоснованным" тезис о многонациональных корпорациях как "залоге мира". Он считает, что, напротив, усиление интеграции развитых стран и интеграция развивающихся государств как средство их самозащиты "приведут к интенсификации конфликта и к усилению поляризации стран на богатых и бедных". Эта тенденция может в итоге привести к образованию "больших национальных государств", противостоящих друг другу по экономическим вопросам, и. к отсутствию сколько-нибудь значительной группы неприсоединившихся стран, что потенциально "таит в себе больше опасностей, чем мировая система 50-х или 60-х годов". Олджер утверждает, что гарантией мира может быть лишь "наличие симметричных структур, связывающих между собой богатые и бедные районы мира".

С развитием прикладных математических методов в области анализами прогнозирования состояния экономики, с появлением эконометрических моделей возникли и попытки перенести эти методы исследования в другие области, и, прежде всего, в область изучения внешней политики и международных отношений.

Один из примеров таких подходов предлагается в вышедшей под редакцией Б. Рассетта в 1968 г. книге "Экономические теории международной политики". Составляя свой сборник, Рассетт исходил из того, что "теории международных отношений являются междисциплинарными" и что экономическая теория может внести и свой вклад в науку международных отношений, предоставив в ее распоряжение свои данные, концепции и методы. При этом собственно экономику Рассетт понимает как "набор предположений и дедукций относительно того, чем является рациональный выбор со стороны индивидов и организаций". 0н предлагает строить модель международных отношений по аналогии с моделями "рационального выбора", считая, что такие модели позволят сделать ряд предварительных заключений и провести их эмпирическую проверку.

В соответствии с этими установками формирование политических союзов, ход политической борьбы и прочие явления из области международных отношений должны рассматриваться но аналогии с образованием экономических объединений, конкурентной борьбой и т. п. Один из авторов сборника - М. Олсон полагает, что группа формируется тогда, когда каждый из членов группы, сотрудничая в ней, может получить большую долю "коллективного блага", чем если бы он пытался сделать это самостоятельно. Чем больше группа, тем "меньшая часть суммарного "блага" приходится на долю каждого из ее членов. Каждый член группы стремится максимизировать свою долю. Все это накладывает ограничения на максимально и минимально допустимые размеры группы (организации). Б. Рассетт, используя модель М. Шубика, говорит об аналогии между рынком сигарет и системой государств, где, подобно борьбе фирм различных размеров, разные по величине и возможностям государства ведут идеологическую борьбу, военные же действия приравниваются к изменениям цен.

Олсон подразделяет все виды групповой организации на три типа: чистые монополии (одна компания на рынке), олигополии (несколько фирм, действие каждой из которых заметно влияет на другие фирмы или группы фирм) и "атомистическая конкуренция" (любая отдельно взятая фирма не может оказывать заметного влияния на положение на рынке). Это позволяет Рассетту сравнивать олигополию на рынке с "ядерным клубом великих держав". Точно так же предлагается аналогия между процессом концентрации производства и стабильностью раздела рынка конкурирующими монополиями и процессами концентрации мощи у нескольких крупных держав, влиянием этого процесса на стабильность международной системы, особенно в период значительных социальных и технологических изменений.

Как следует из написанного Рассеттом вступления, книга не ставит своей целью дать эконометрическую модель международных отношений. Автор как бы говорит международникам: "Вот, взгляните, как это делают экономисты, и подумайте, не можете ли вы сделать нечто подобное". В таком подходе нет ничего противоестественного, ибо аналогии всегда играли важную роль в выдвижении научных гипотез, в создании моделей сложных явлений. Однако "аналогии" Рассетта слишком прямолинейны. Делая ряд оговорок в отношении ограниченности п несовершенства существующих эконометрических моделей, Рассетт сам же забывает об этих изъянах, что особенно недопустимо, если речь идет о моделировании сложных явлений. Объективный анализ, однако, говорит о том, что эконометрические схемы неприменимы в области внешней политики.

Буржуазные теории внешней политики и международных отношений, основывающиеся в той или иной степени на анализе экономических аспектов своего предмета, рассматривают внешнюю политику или "поведение" в международной системе государств вообще, не принимая в расчет не только особенностей конкретного исторического периода и момента, но и (а это - самое главное) принадлежности государства к определенной социально-экономической системе. Этот порок предопределяет ограниченность всех теорий, по сути дела сводящую на нет отдельные меткие аналогии и методические удачи, поскольку они игнорируют исключительно сложный характер взаимосвязи экономики, внешней политики государств и системы международных отношений.