Geum.ru

В. Д. Токарь курс лекций по философии учебное пособие

Вид материалаКурс лекций

Содержание


2. Антихристианство К. Маркса.
Что сквозит и тайно светит
Москвы – третьего Рима
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   18

1. Человекобог Л. Фейербаха.

2. Антихристианство К. Маркса.


1.

Этой темой мы завершаем рассмотрение философии как истории европейской философии. После открытого и грубого отрицания христианства, произведённого К. Марксом, отчётливо обозначились эти две линии в развитии европейской философии: линия Христа и линия Антихриста, линия теизма и линия атеизма, богоборчества. Этим отчётливым размежеванием мы обязаны XIX веку. Весь XX век был веком лишь дальнейшего разделения двух основных потоков философствования. В XX веке заговорили пушки и загорелись газовые камеры. Под знаменем Антихриста объединились чёрные силы, пролились моря крови. Антихрист торжествовал.

В XXI век человечество вступило с твёрдым желанием побороть Антихриста. Сумеем ли мы вернуться к своим истокам, взвалим ли на плечи тяжёлый груз христианства и понесём ли через бурный поток, через топи и ямы нынешней жизни, - вот главный философский вопрос сегодня и вот основное условие для того, чтобы справиться с катастрофическими вызовами XXI века.

Предшественником К. Маркса на антихристианском поприще и фактически его учителем был Людвиг Фейербах (1804 - 1872). Отец Фейербаха – известный, немецкий юрист. Вначале Людвиг хотел посвятить себя богословию, но, проучившись год в Гейдельбергском университете на богословском факультете, покинул его и переехал в Берлин, где слушал лекции Гегеля. По окончании Берлинского университета в 1828 году начинает работать преподавателем. От этой работы он был вскоре отстранён, так как опубликовал (анонимно) сочинение «Мысли о смерти и бессмертии», в котором отвергал бессмертие души. С 1830 года Фейербах ведёт уединённую жизнь, преимущественно в деревне, где его жена была совладелицей небольшой фарфоровой фабрики. После того как фабрика обонкротилась (1859г.), Фейербах уехал из деревни и оставшиеся годы своей жизни провёл в жестокой нужде.1

Главный труд Л. Фейербаха, выразивший основную проблему его философствования, - «Сущность христианства» (1841), в котором он приводит мысль, что не Бог сотворил человека, а человек сотворил богов.2 И главным делом его жизни была непримиримая борьба против христианства. «Центральное место в философии Фейербаха, - пишет С.Н. Булгаков, - занимает религиозная проблема, основную тему её составляет отрицание религии богочеловечества во имя религии человекобожия, богоборческий воинствующий атеизм».3

Вот этот «богоборческий воинствующий атеизм» нравился определённой части публики, в том числе и российской публике. Фейербах приобрёл немало последователей. Этому способствовало и то обстоятельство, что Фейербах писал ярко, захватывающе. Как полагал М.А. Бакунин, Фейербах является «безусловно единственно живым среди философов», а В.С. Соловьёв оценивал его как «остроумного и талантливого» в ряду мыслителей XIX века, хотя и возражал против афористических упрощений Фейербаха, типа «человек есть то, что он ест».4

И всё-таки популярность Фейербаха была обусловлена именно богоборческими мотивами его философии; атеизм Фейербаха удовлетворял настроению XIX века, в общем атеистическому (« В наш атеистический век…», - писал С.Н. Булгаков5) Атеизм XIX века, эту болезнь духа, проникновенно выразил Ф.И. Тютчев в стихотворении «Наш век»:


Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвётся из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.


Безверием палим и иссушён,

Невыносимое он днесь выносит…

И сознаёт свою погибель он,

И жаждет веры… но о ней не просит.


Не скажет ввек, с молитвой и слезой,

Как ни скорбит перед замкнутой дверью:

«Впусти меня! – Я верю, боже мой!

Приди на помощь моему неверью!..»


Тютчев в этом стихотворении говорит о настроении не только среди определённой части российского общества, он пишет о всеевропейской болезни, буквально, о заразе атеизма, которая распространилась по всему континенту. У Тютчева, однако, совсем иной рецепт лечения болезни: он призывает вернуться к вере, к Христу. Фейербах же зовёт к безверию, говорит, что никакого Бога нет, всё это выдумки людей. И у него антихристианство – это творческая задача: доказать, что человек сам сотворил себе Бога. Кант возвеличивает человека до степени творца нравственного закона, «категорического императива», ставя его в независимость от Божества. Ф. Гегель, напротив, рассматривает человека под господством Абсолюта, абсолютной идеи, принося в жертву частное (человека) в жертву целому (абсолюту). И концепция И. Канта, и концепция Ф. Гегеля подрывают христианское вероучение о богочеловеческой сущности человека.

Но ни Кант, ни Гегель нигде не ставят такой задачи – поколебать христианство. Фейербах же свою атеистическую, богоборческую философию прямо направляет против христианства. Он относится к числу тех, кто полагал, что Христос – не Бог, а человек, только человек; что Евангелие – не есть Откровение, а обыкновенное, в ряду других, учение и как таковое подлежит постоянному изменению, совершенствованию. И Фейербах занялся этим совершенствованием, заявив, что человек создал Бога. В «Сущности христианства» он доказывает, что истинно человеческое в человеке – это разум, воля и сердце. Совершенный человек обладает силой мышления, силой воли и силой чувства. В воле, мышлении и чувстве заключается высшая абсолютная сущность человека. Подлинное существо есть существо мыслящее, любящее, наделённое волей. Истинно совершенно, божественно только то, что существует ради себя самого. Таковы любовь, разум, воля. Любовь, разум, воля в их единстве предстают перед человеком и над человеком в виде его Бога. Любовь, разум, воля – это признаки человека как рода. Род человеческий бесконечен и совершенен. Индивидуальный человек конечен и ограничен. Нельзя эту конечность, эту ограниченность приписать целому роду, хотя люди постоянно этим занимаются, что является большим заблуждением и происходит из – за того, что люди склонны к покою, лености, тщеславию и эгоизму. Но у них не угасает чувство стыда и беспокойства от этих своих склонностей, и они свою ограниченность приписывают человеческому существу вообще. Что непонятно для меня, непонятно для других, чего же мне смущаться? Это не моя вина, непонятно и для других, это зависит не от моего рассудка, а свойственно рассудку рода. Но такое рассуждение – смешно и преступно. На существо человеческой природы, на сущность рода, то есть на абсолютную сущность индивида, нельзя смотреть как на нечто конечное, ограниченное.

Фейербах берёт чувство как одну из сущностей человека, т.е. его Бога. Он утверждает: объектом чувства является объективиранное чувство, т.е. чувство само по себе, сущность чувства. Чувство признаётся священным только потому, что оно чувство; причина его религиозности заключается в природе самого чувства, лежит в нём самом. Зачем вновь и вновь ставить вопрос, существует ли Бог, или нет? Этот вопрос неуместен, если сущностью религии признаётся чувство. Чувство – сокровеннейшая и вместе с тем отдельная, не зависящая от человека сила, действующая в нём, выше него; это его подлинная суть, однако воздействующая на человека как другое существо, короче – это его бог. Поскольку сила чувства у Фейербаха – это любовь, то Любовь и есть бог Человека. Бог есть Любовь. 6

Зачем Фейербаху понадобилось через многие века доказывать то, что принесло христианство? Не иначе как из-за его стремления, которому много последователей, создать новую религию. И он создал эту новую религию, религию человекобожия, атеистическую религию, религию без Бога. С.Н. Булгаков писал: «Фейербах не только критикует христианство и всякий теизм, но и проповедует в то же время атеистическую религию человечества, хочет быть пророком этой новой религии и обнаруживает даже своеобразное «благочестие» в этой роли…»7

Не может атеистическая религия заменить христианство, ибо две тысячи лет оно владеет нашими помыслами, а атеистических религий было не счесть, но где они? У Апостола Павла в Первом послании к Коринфянам есть гимн любви:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, языки умолкнут, знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится… А теперь прибывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».8

Это слово о любви превышает всю премудрость всех атеистических философий.

В предисловии ко второму изданию своей «К истории религии и философии в Германии» Генрих Гейне рекомендует всем «обожествившим себя безбожникам», в частности, Фейербаху и Марксу, читать Библию, ибо в Библии есть «множество прекрасных и достопримечательных рассказов», и тот, «кто потерял своего бога, может вновь обрести его в этой книге», «ибо смысл ее богаче всякого моря и слово её глубже всякой бездны».9

Но не внял Маркс призыву своего друга Гейне, и ещё с большей яростью, нежели Фейербах, продолжил сочинять своё антихристианское учение.


2.

Карл Маркс (1818 - 1883) родился в Трире, в Германии. Его предки были раввинами, однако родители перешли в христианство, когда он был ребёнком. Женился Маркс на аристократке нееврейского происхождения , с которой прожил всю свою жизнь. Учился в Берлинском университете, где испытал влияние гегельянства и попал под влияние Фейербаха, которое, по мнению С.Н. Булгакова, определило его стремление покончить с христианством. После окончания университета К. Маркс работал в «Рейнской газете», которая была закрыта властями за радикализм. После этого он в 1843 году уехал во Францию изучать социализм. Здесь он встретил Энгельса, который был управляющим фабрики в Манчестере (в Англии). Через него Маркс познакомился с положением рабочих в Англии и английской экономической школой. После французской и немецкой революций 1848 года, в которых Маркс принял участие, ему пришлось искать убежища в Англии, и с 1848 года он жил до самой смерти в Лондоне, преследуемый нищетой, болезнями и смертями детей. Это не мешало ему постоянно работать над сочинением своих трудов.10

Теперь мы обратимся к тем деталям личности и биографии Маркса, которые оказали влияние на его богоборческий выбор, на антихристианство.

В 1848 году Маркс и Энгельс написали свой знаменитый «Манифест коммунистической партии». Он заканчивается тирадой: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя…».

Вот это «лишь путём насильственного ниспровержения» сразу выдаёт в Марксе антихристианина, ибо насилие чуждо христианству.

Антихристианство глубоко засело в Марксе с самых юных лет. Георгий Марченко в исследовании «Карл Маркс?» приводит стихотворение «Скрипач», которое написал юный Маркс:


Адские испарения поднимаются и наполняют мозг,

Пока не сойду с ума и моё сердце в корне не переменится.

Видишь этот меч?

Князь тьмы

Продал его мне.11


Бертран Рассел замечает важную деталь: Маркс, не высказывая в отношении Западной Европы никаких национальных предпочтений, в отношении Восточной Европы, наоборот, делал исключение, а именно: «он всегда презирал славян».12

Ни больше, ни меньше: презирал славян.


Это замечание вдвойне важно. Презрение к другим народам ничего общего с христианством не имеет. Как так получилось, что русские пошли за «всегда презиравшим» их Марксом? Уж не передал ли Маркс Ленину тот меч, который продал ему Князь тьмы?

Бертран Рассел пишет, что Карл Маркс «всегда отметал всякие этические или гуманистические причины для предпочтения социализма или же для того, чтобы стать на сторону наёмного работника. Он говорил, что дело не в том, что эта сторона этически лучше, а в том, что она является частью диалектического детермистского движения».13

Эта установка К. Маркса характерна для всего марксизма, для всех последователей Маркса. Она исходит из их антихристианской позиции и провозглашает: «Вечной истины, вечной нравственности нет!» Отсюда нравственно то, что служит каким-то высшим интересам, например, как в своё время провозгласил В.И. Ленин в своей знаменитой речи «Задачи союзов молодёжи», нравственно то, что служит делу укрепления коммунизма. В этой формуле Ленина заложена большая опасность для оправдания любой безнравственности. Вот как, например, объяснял ленинскую формулу «нравственно то, что служит укреплению коммунизма» некий профессор А.Б. Залкинд в книге «Революция и молодёжь» (М., 1924): «Не убий», - собственно говоря, для буржуазии было ханжеской заповедью, так как она великолепно убивала, когда ей было нужно, и всегда получала потребное божье благословение. Пролетариат – первый в истории класс, который не прибегает к ханжеству, - подойдёт к этому правилу вполне откровенно, строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы – диалектически… Убийство злейшего, неисправимого врага революции, убийство, совершённое организованно классовым коллективом по распоряжению классовой власти, - законное, этическое убийство, законная смертная казнь».14

Вот такая звериная логика. «Подлинные истины вообще неизменны», - заявлял Дюринг. Ему отвечал Ф. Энгельс: «Мы… отвергаем всякую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догматику в качестве вечного, окончательного, отныне неизменного нравственного закона, под тем предлогом, что и мир морали тоже имеет свои непреходящие принципы, стоящие выше истории и национальных традиций».15

Отсюда два шага до рассуждений Залкинда, что убивать чрезвычайно полезно.

С.Н. Булгаков пишет, что душе Маркса гораздо доступнее стихия гнева, ненависти, мстительного чувства.16 В своём исследовании «Карл Маркс как религиозный тип…» он делает вывод, что истинный, сокровенный смысл трудов К. Маркса состоит в борьбе с христианством. «Маркс относится к религии… теизму и христианству с ожесточённой враждебностью… Воинствующий атеизм Маркса – истинный… сокровенный практический мотив его важнейших чисто теоретических трудов», - утверждает С.Н. Булгаков. – И продолжает: «Стремление человечества «устроиться без Бога, и при том навсегда и окончательно», о котором так пророчески проникновенно писал Достоевский и которое составляло предмет его постоянных и мучительных дум, в числе других, получило одно из самых ярких и законченных выражений в доктрине Маркса. Эту внутреннюю связь между атеизмом и социализмом у Маркса, эту подлинную душу его деятельности обыкновенно или не понимают или не замечают».17

С.Н. Булгаков полагает, что основа атеистической, богоборческой концепции Маркса заложена уже в ранней его статье «К критике философии права Гегеля», где Маркс преподнёс, ставшую впоследствии знаменитой во всех социалистических странах, формулу: «Религия есть опиум для народа». В этой статье, пишет Булгаков, слышится «музыка будущего», основной мотив социологической доктрины Маркса. «Дело философии, т.е. учения Фейербаха, именно теоретическое освобождение человечества от религии, и дело пролетариата объединяются здесь в одно целое, пролетариату поручается миссия исторического осуществления дела атеизма, т.е. практического освобождения человека от религии». И, наконец, вывод: «Вот где подлинный Маркс, вот где обнаруживается настоящая «тайна» марксизма, истинное его естество».18

Маркс, отвергая христианство, стремился создать новую религию, в которой место Божества принадлежит ему. Вспомним, что Генрих Гейне, называл своего друга Маркса «обожествившим себя безбожником».19 И Марксу это безусловно удалось. Н. А. Бердяев так характеризует сложившуюся религиозную систему в СССР: «Можно установить следующие религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть лишь истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение мира на две части – верующих – верных и неверующих – неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации)».20

Марксу удалось стать божеством, к сожалению, именно в России, народ которой он презирал. Возможно, Провидение так распорядилось, чтобы наказать россиян за их атеистический выбор 1917 года и наказать самого Маркса за его богоборчество.


Лекция 10.


Общая характеристика русской философии.

  1. Особенности русской философии.
  2. Основные темы русской философии.
  3. Русское религиозное сознание – основа, фундамент русской философии.
  4. Теории «Москва – третий Рим» и «Святая Русь».



1.

В одном из своих выступлений А.И. Солженицын говорил, что мощный массив русской культуры «выдвинулся в культуру мировую, и останется в ней навеки, даже если русская нация вовсе исчезнет с Земли».1 Философия – составная часть культуры, и русская философия занимает в мировой философии значительное место. Храм мировой философии разрушится, если из него изъять русский материал.

Мы имеем представление о философии древнегреческой (античной), о философии средних веков, об английской, французской и немецкой философии. Мы знаем, что о какой бы национальной философии не шла речь, в ней всегда можно выделить два основных направления – христианское и антихристианское, теистическое и атеистическое. Это, как и у каждого человека – идет борьба между христианскими и антихристианскими стремлениями. Фактически вся европейская, в том числе и русская философия, имеют одних и тех же родителей: античную философию и христианство. Каждая национальная европейская философия в долгий период своего начального развития была христианской. Антихристианство, атеизм, материализм – это поздние плоды самообожения части нации, оказавшие сокрушительно-разрушительное воздействие на ее самочувствование и благополучие. Мы видели это воздействие на примере антихристианской французской и немецкой философии. Не только не избежала, но и ещё в значительно большей степени заразилась антихристианством русская философия, и эта зараза вдохновляла политику России после большевистского захвата власти в октябре 1917 года, вдохновляла на протяжении столетия; политика большевиков была политикой насилия над духом нации, политикой уничтожения и разграбления России.

Имеется, однако, существенная разница между антихристианством французской и немецкой философии и антихристианством русской философии. Антихристианские тенденции во французской и немецкой философии являются результатом внутреннего, самобытного развития французов и немцев, без всякого внешнего влияния, и даже вопреки этому влиянию. Вспомним, что французская философская школа не пошла за Д. Локком, за идеями «славной революции» 1688 года в Англии, а звала народ на насилие, на убийство, то есть на антихристианские действия. И лишь много лет спустя и французы, и немцы, и другие европейские нации взяли Локка в пример, но уже из-за океана, из Соединённых Штатов Америки. По мнению Ф.И. Тютчева, антихристианские тенденции внутри западных обществ возникли в результате самообожения разума, самообожения человека, поклонения человеческому „Я” – тем лживым

началам, которые легли в основание исторического развития народных обществ на Западе. Тютчев резко изобличал гордое самообожение разума, полагая, что именно оно привело к революциям в западных странах.­­2

Антихристианство русской философии на русской национальной почве не развивалось. Оно было заимствованно у французов и немцев, причём это заимствование произошло тогда, когда и французская, и немецкая философия изживали в себе антихристианские тенденции, выбрасывали их в мусорный ящик истории – мы же, как бездомные бродяги, копались в этом мусоре и извлекали из него атеизм и материализм, выдавая их за лучшую пищу. Русская история дает много фактов, объясняющих, почему произошло заимствование чуждых для русского духа идей. Мы будем еще о них говорить. Сейчас же отметим два обстоятельства: во-первых, подчеркнем, что никто нам не виноват, что мы взяли не нужные нам теории, а мы сами виноваты; во-вторых, скажем еще раз со всей ясностью: антихристианство, атеизм, материализм – все это не русское, все это иностранного происхождения, все это результат бездумного, по сути, противорусского философствования. Так что, в строгом смысле слова, та философия в России, которая проповедовала атеизм и материализм - не русская философия, она «русская», потому что развилась в России, но она же и «не русская», потому что противоречит русскому духу.

Итак, то, что антихристианские, атеистические, материалистические мотивы не есть истинно русского происхождения, и составляет важнейшую особенность русской философии. (В этом русская философия значительно ближе к английской и американской философии, чем нежели к французской и немецкой).

Русская философия – это прежде всего русская литература. Как заметил однажды литературный критик рубежа XIX-XX вв. А.С.Волжский (Глинка), «Русская художественная литература – вот истинная русская философия, самобытная, блестящая ФИЛОСОФИЯ в красках слова… Всегда отзывчивая к настоящему, временному, русская художественная литература, в то же время всегда была сильна мыслью о вечном, непреходящем; почти всегда в глубине ее шла неустанная работа над самыми важными, не умирающими и значительными проблемами человеческого духа… Многие стали понимать, что истинно русскую философию следует искать больше всего именно здесь. Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Салтыков, Тургенев и Гончаров, Толстой и Достоевский, Успенский, Короленко, Чехов – все это подлинная наша философия, философия в красках и образах живого, дышащего слова».3 Добавим в этот перечень имен русских писателей и поэтов И.А.Бунина, Л.Н.Андреева, Н.С.Лескова, А.А.Блока, М.А.Волошина, А.А.Ахматову, Б.Л.Пастернака, А.И.Солженицена, Ф.И.Тютчева, С.А.Есенина, А.А.Фета, М.А.Булгакова, В.П.Астафьева, В.М.Шукшина…

На философский смысл русской литературы и ее влияние на мировую философскую мысль обращал внимание Б.П.Вышеславцев (1877-1954), писавший, в частности: «Русская литература философична, в русском романе, в русской поэзии поставлены все основные проблемы русской души. И если бы эти проблемы не были общечеловеческими и всемирными, то было бы непонятно всемирное понимание и всемирный интерес к Толстому и Достоевскому».4

Добавим – и к Бунину, и к Пастернаку, и к Солженицыну, и к Набокову…

Интересно свидетельство теоретика сионизма В.Е.Жаботинского, хотя и данное в другой связи. Он писал, что мы соприкасаемся не с русским народом, но узнаем его по культуре, «главным образом, по его писателям…высшим, чистейшим проявлениям русского духа»,- и это суждение переносим на весь русский мир. «Многие из нас, детей еврейского интеллигентского круга, безумно и унизительно влюблены в русскую культуру… унизительной любовью свинопаса к царевне». А еврейство узнаем – в обыденщине, в обывательщине.5

Писатели, по Жаботинскому,- высшее, чистейшее проявление русского духа. И вряд ли кто может оспорить такое заключение. И едва ли нашелся бы философ, который не посчитал бы для себя такую оценку наивысшей.

Замечательный знаток русской культуры Д.С.Лихачев (1906-1999) писал, что русская литература, возникшая во второй половине Х века одновременно с появлением на Руси христианства и церкви, - одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литература французская, английская, немецкая.6

В духе нашего рассмотрения: русская философия – это прежде всего русская литература – чрезвычайно интересно: Д.С.Лихачев считает, что первым произведением русской литературы является так называемая «Речь философа». «Речь философа» - это изложение всемирной истории с христианской точки зрения. Оно было сделано в форме речи, обращенной к князю Владимиру Святославовичу с целью убедить его принять христианство. Летописцы утверждают, что якобы под влиянием этой речи Владимир и принял христианскую веру.7

Исключительно философично знаменательное в русской литературе «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона – русского писателя XI в. Его появление тоже непосредственно связано с принятием и распространением христианства на Руси. А.И.Солженицын пишет, что к моменту выбора Владимиром новой веры для руссов – не было недостатка евреев в Киеве, и нашлись из них ученые мужи, предлагавшие иудейскую веру… Карамзин перелагает так: «Выслушав иудеев, [Владимир] спросил: где их отечество? – «В Иерусалиме»- ответствовали проповедники, - « но Бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым». – «И вы, наказываемые Богом, дерзаете учить других?» - сказал Владимир. – «Мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества» (Н.М. Карамзин История государства Российского: в 12-ти т. 5-е изд., СПб.: Эйнерлиг, 1842-1844. т. 1 с.127; см. также: С.М. Соловьёв. История России с древнейших времён: в 15-ти кн. М., Изд-во соц.-эконом. л-ры, 1962-1966. кн. 1, с.181)

Существование христианской и иудейской религии не могло не привести ученых мужей к напряженному сопоставлению их. В частности, это родило знаменательное в русской литературе «Слово о Законе и Благодати» (середина XI в.): утверждение христианского самосознания у русских на века вперед.8

Илларион пишет: «Закон ведь – предшественник и слуга благодати и истины, истина и благодать – слуги будущего века, жизни нетленной… Свободная благодать, увидев, что дети ее христиане терпят обиды от иудеев, сынов рабского закона, возопила Богу: «Прогони иудеев с их законом, рассей по странам». Ибо, какая связь тени с истиною, иудейства с христианством?… Как исчезает свет луны, когда сияет солнце, как проходит холод ночи, когда солнечная теплота согревает землю, так и закон отошел, когда явилась благодать…»9

Вопрос о соотношении Закона и Благодати – это вопрос о соотношении необходимости и свободы – коренной вопрос философии. Многие писатели и философы искали ответы на нечто – Толстой, Достоевский, Кант, Гегель, Соловьев, Булгаков, Бердяев. Так Бердяев отмечал, что «нравственная максима Канта, что каждого человека надо рассматривать не как средство, а как самоцель, подрывается законническим основанием этики [Канта], ибо каждый человек оказывается средством и орудием осуществления отвлеченного, безличного, общеобязательного закона… Кант совершенно отрицал эмоциональную сторону нравственной жизни… И Кант, и Толстой выросли на почве христианства, но при всем их свободолюбии они означают законническое перерождение христианства».10 Уже цитировавшийся Б.П.Вышеславцев, которого иногда называли Рахманиновым русской философии, свой основной философский труд назвал «Этика преображенного эроса. Проблемы закона и благодати», и в нем Вышеславцев продолжает и возрождает традиции религиозной древнерусской мысли, берущие начало от «Слова о Законе и Благодати» Иллариона.11

И это лишь один пример того, как вопрос, поставленный русской литературой, становится важнейшей философской темой на протяжении столетий. «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона как бы задало тон всей последующей русской литературе, русским писателям и поэтам. И они всегда были на высоком уровне философского постижения жизни. Нельзя отыскать сколько-нибудь значительной темы в русской и мировой философии, которая не была бы рассмотрена русской литературой. Так что знание философии предполагает вначале знания русской литературы, а затем – русских философов.


2.

Основные темы русской литературы есть и основные темы русской философии. В упоминавшемся исследовании Д.С.Лихачев подчеркивал, что «чувство значительности происходящего, значительности всего временного, значительности истории человеческого бытия не покидало древнерусского человека ни в жизни, ни в искусстве, ни в литературе»… и что «древнерусскую литературу можно рассматривать, как литературу одной темы и одного сюжета. Это сюжет – мировая история, и эта тема – смысл человеческой жизни».12

А вот Н.А.Бердяев говорит об основных темах русской философии так: «Наша творческая философская мысль была окрашена религиозно, в ней обнаружилось тоска по Царству Божьему, невозможность примириться с этим миром. Основными проблемами были не проблемы теории познания, логики, отвлеченной метафизики, а проблемы философии истории, философии религии, этики. Можно открыть темы специфически русские. Такими темами я считаю тему о Богочеловечестве и тему эсхатологическую, тему о конце истории… С философией истории связана была специфическая русская проблема конфликта личности с мировой историей и мировой гармонией. Эта тема наиболее гениально выражена у Достоевского».13

Итак, Лихачев и Бердяев подчеркивают две ведущие темы в русской литературе и русской философии: тему истории и тему о человеке.

Русская философия антропоцентрична, для нее действительно человек есть центр и высшая цель мироздания, русская философия больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. В связи с этим русская философия исключительное внимание уделяет моральной проблеме. В моральной установке, как пишет В.В.Зеньковский14, лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования. Можно сказать, что русская философия панморалистична, т.е. моральная тема присутствует почти у всех русских мыслителей и преобладает. Из панморализма русской философии вытекает и её чуткий интерес к проблемам историософии (философии истории). Русская мысль сплошь историософична, она постоянно обращена к вопросам о смысле истории, конце истории, о предназначении России в истории. Тема истории достаточно определённо была заявлена в «Слове о Законе и Благодати» Митрополита Иллариона. Всемирная история представляется Иллариону как постепенное распространение христианства на все народы мира­15. И вот уже тысячу лет философия истории с нарастающим вниманием интересует русских мыслителей. Это исключительное, можно сказать, чрезмерное внимание к философии истории не случайно и корениться в особенностях русской души. «С давних времён было предчувствие, - писал Н.А. Бердяев, - что Россия предназначена к чему-то великому, что Россия – особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России»16.

Тема о человеке и тема истории встречаются в исканиях правды. Как-то А.А. Блок сказал, что он «думал больше о правде, чем о счастье»17. Так мог бы сказать каждый русский мыслитель. Поиски правды – вот цель философских занятий на Руси. Где правда в человеке и где правда в истории, в чём она и когда она придёт и займёт престол? Н.К. Михайловский (1842-1904) обращал внимание на своеобразие русского слова «правда». «Всякий раз, когда мне приходит в голову слово «правда», - писал он, - я не могу не восхищаться его поразительной внутренней красотой…. Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда – в этом огромном смысле слова – всегда составляла цель моих исканий…»18.

В слове «правда» концентрируются все значительные представления русских. Где правда поселилась, там всё идёт хорошо. Правдивый человек – хороший человек. Владимир Даль определяет «правду», как «истину на деле», «истину во образе», «истину во благе», как «правосудие», «справедливость». И приводит бесчисленное количество поговорок, например: «Без правды жить легче, да помирать тяжело». «Над правдой не мудруй». «От правды отстать, куда пристать?». «Правда сама себя очистит». «Правда – свет разума». «Правда светлее солнца». «Правда чище ясного солнца». «Всё минется, одна правда останется». «Не в силе Бог, а в правде». «Доброе дело правду говорить смело». «Дело помни, а правды не забывай». «Без правды не житьё, а вытьё». «Правда суда не боится». «В ком правды нет, в том добра мало».

Однокоренное слово «правде» - «праведник» - праведно живущий, во всём по закону Божью поступающий. «Не стоит город без святого, селение без праведника»19.

Всеохватность и всезначимость слова «правда», всеохватно и всезначимо стремление к правде «Русская душа, - писал Н.А. Бердяев, - сгорает в пламенном искании правды и спасения всего мира и всеобщего воскресенья к новой жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира, и мука её не знает утоления»20.

Пушкинский Сальери в драме «Моцарт и Сальери» говорит: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше». Сальери у Пушкина злодей, отравивший Моцарта, и ему хочется верить, что злодейство его будет безнаказанным. Господствующим убеждением на Руси со времени принятия христианства было как раз обратное: уж если и нет правды на земле, но выше она точно есть, и эта высшая правда сильнее земной неправды. Поэтому так распространены обличения житейской неправды в литературе с самых первых произведений. Обличение неправды соединяются у русских авторов со страстной верой в то, что сила Божия преобразит жизнь к правде. Учение о Страшном Суде, о предстоящем обнажении перед лицом Божием всякой неправды, всякого греха было основной точкой во всех религиозных и философских размышлениях русских людей21.

В XVI веке И.С. Пересветов, писатель-публицист, развивает концепцию государственной власти, основанной на «правде». В своём труде «Большая челобитная» он, в частности, писал: «В каком царстве правда, там и Бог пребывает, и не поднимается Божий гнев на это царство. Ничего нет сильнее правды в Божественном писании. Богу правда – сердечная радость, а царю – великая мудрость и сила» 22.

Так что концепция «правды и неправды» - это стержневая тема философских построений, идущая из самой глубины русского духа. В заключение отметим, что наш земляк Н.С. Лесков, как его называет Д.С. Лихачёв, - «писатель первого ряда»23, можно сказать, всё своё творчество посвятил исканию правды. В.С. Соловьёв так отозвался на смерть Н.С. Лескова: «… Умершего писателя будут много хвалить и много порицать; но все сойдутся, конечно, в признании за ним яркого и в высшей степени своеобразного таланта, которого он не зарывал в землю, а также живого стремления к правде»24. «Живое стремление к правде» естественно у Лескова, ибо, как он сам пишет о себе, он был религиозным с детства, и религиозность его была «притом довольно счастливая, то есть такая, какая рано начала [в нём] мирить веру с рассудком»25. Д.С. Лихачёв так определяет лесковские пути искания правды: «Если бы пришлось в духе лесковских жанровых определений подыскивать подзаголовок собранию его сочинений, я бы дал ему такое жанровое определение: «Литературный задачник в 30-ти томах» (или 25-ти, – меньше нельзя). Его собрание сочинений – это огромный задачник, задачник, в котором даются сложнейшие жизненные ситуации для их нравственной оценки. И прямые ответы не внушаются, а иногда допускаются даже разные решения, но в целом – это всё же задачник, учащий читателя активному добру, активному пониманию людей и самостоятельному нахождению решения нравственных вопросов жизни»26.

Итак, характеризуя русскую философию в общем, в целом, мы подчеркнули следующие моменты:

1. Русская философия развивалась на основе христианства;

антихристианские, атеистические, материалистические тенденции в ней заимствованы из французской и немецкой философии и поэтому чужды русскому духу, не являются русскими.

2. Исключительное место в русской философии принадлежит русским писа-

телям и поэтам; русская философия – прежде всего русская литература и поэзия. Уже первые литературные произведения «Речь философа», «Слово о Законе и Благодати» - наполнены глубоким философским содержанием.
  1. Основными темами русской философии не являются проблемы теории

познания, логики, метафизики, а тема о человеке и историческая тема, о месте человека в истории (богочеловечество). Отсюда исключительное внимание к этическим проблемам – панморализм русской философии.
  1. Конечная цель многих философских поисков и одновременно централь-

ный пункт их – это правда: правда земная и правда Божия, правда человека, личности и правда общественная, людская правда, правда истории. «Русская душа сгорает в пламенном искании правды…» (Н.А. Бердяев).


3.


Все истинное в культуре, все истинно русское в русской культуре, все заметное и вдохновляющее в русской философии – все коренится в христианстве, в православии. В год своей смерти Ф.М. Достоевский говорил: «…Народ русский в огромном большинстве своем – православен и живет идеей православия в полноте, хотя и не разумеет эту идею отчетливо и научно.… В народе нашем кроме этой «идеи» и нет никакой, и все из нее одной исходит, по крайней мере, народ наш так хочет, всем сердцем своим и глубоким убеждением своим. Он именно хочет, чтоб все, что есть у него и что дают ему, из этой, лишь одной идеи исходило»27.‮

К этим словам надо относиться с благоговением – ведь это завещание великого русского человека, много и мучительно размышлявшего о судьбах России.

Н.В. Гоголь умер за 29 лет до Ф.М. Достоевского. Незадолго до смерти автор «Мертвых душ» тоже сказал пророческие слова, являющиеся итогом его напряженных духовных исканий: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, прелазай иначе, есть тать и разбойник»28.

И еще одно свидетельство, теперь нашего современника, А.И. Сол-женицына. Выступая в Ростовском университете в сентябре 1994 года, он так оценил значение православия для России: «… В русском народе и в русской истории православие занимает совершенно особое место, двоякое. Историческое, ибо без православия не было бы нашего великого государства и нашего великого народа. И гносеологическое, ибо через православное мировосприятие пролегла вся наша культура и прошли наши мыслители»‮29.

И русские философы «прошли» через православное мировосприятие, и их философия строится на основе православных воззрений. И нельзя понять русскую философию, не поняв прежде, что же включает в себя православное мировосприятие, в чем же суть православных воззрений?

Сердцевину православия составляет то, что можно определить, как «практическое христианство». Христианство, христианская религия – это исключительно практическая система, пришедшая в мир, чтобы изменить его к лучшему, через изменение человека, через его «обожествление», через превращение «зверочеловека» в «богочеловека»30.

Хотя мы говорим, что христианство – это «исключительно практическая система», и это действительный факт, но нельзя выбросить из христианства, так сказать, «не практические», то есть не связанные с мирской жизнью, а чисто внутренние моменты: теоретические, догматические, обрядовые. В истории христианства были периоды, когда внутренние вопросы преобладали, в православии их не было никогда. «Христианство появилось на Руси тогда, когда в Византии уже закончилась эпоха догматических движений: … отчего религиозное русское сознание воспринимало христианскую доктрину, как нечто завершённое и не подлежащие анализу»31. Нечего спорить по вопросам, которые давно решены, давайте делать христианство на практике, давайте изменим жизнь в духе христианства – так воспринимали и понимали христианство русские люди. И даже раскол, произошедший в русском православии, о чём пойдёт речь в следующей лекции, - событие, имевшее огромное значение для православия и для всей России, последствия которого до сих пор дают о себе знать, - произошёл не из-за догматических, обрядовых несогласий (они имелись, но на заднем плане), а главным образом из-за разных взглядов именно в сторону практическую: как лучше влиять на мирскую жизнь в духе Христа.

Реформация в католических странах тоже была вызвана, прежде всего, вопросами практического христианства (см. лекцию 4), но в России эти вопросы были поставлены с самого принятия христианства, за пятьсот лет до реформации. Н.П. Милюков (1859 – 1943), лидер партии кадетов, министр иностранных дел в первом составе Временного правительства, в своих «Очерках по истории русской культуры» отметил, что принятие христианства вызвало у русских людей огромный духовный подъём, подлинное одушевление32. С самых первых шагов христианства в церковной литературе стали осуждаться и обличаться разные недостатки и нарушения в жизни, житейская неправда, и всегда высказывалась твёрдое убеждение, что с помощью Божией будут они преодолены. В русском религиозном сознании чрезвычайно сильно это чувство – чувство постоянного присутствия Божества во всём земном, и вдохновенная вера в то, что Бог оказывает своё отеческое влияние на жизнь людей, в зависимости от того, праведники они или грешники. Это нашло отражение в пословицах и поговорках. «Под Богом ходишь – Божью волю носишь». «От людей утаишь, а от Бога не утаишь». «Суда Божьего околицей не объедешь». «Кого Бог любит, того и наказует». «Кто Богу угоден, тот и людям приятен». «Живём, доколе Господь грехи наши терпит». «Не бойся никого, кроме Бога одного». «Кто добро творит, того Бог благословит».

У И.С. Тургенева одно из стихотворений в прозе озаглавлено «Христос» - о том, как юноша, будучи в церкви, почувствовал, что к нему подошёл и стал рядом с ним Христос. Он посмотрел на Христа и удивился: лицо Христа похоже на все человеческие лица. Или вот стихотворение Ф.И. Тютчева:


Эти бедные селенья,

Эта скудная природа –

Край родной долготерпенья

Край ты русского народа!


Не поймёт и не заметит

Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.


Удручённый ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь небесный

Исходил, благословляя

Так И.С. Тургенев и Ф.И. Тютчев выразили убеждения русского религиозного сознания в том, что Господь всегда с людьми; у Ф.И. Тютчева звучит ещё один сильный мотив: Бог страдает вместе с людьми.

Живое ощущение двух реальностей – эмпирической, земной, временной, не истинной и небесной, вечной, мистической, Божественной, истинной, - твёрдое убеждение в том, что всё историческое, видимое, эмпирическое просветляется и освещается силою Божью, - проходит через православное мировосприятие. Религиозное русское сознание оптимистично, жизнеутверждающе – именно из веры в торжество правды и света здесь, в земной жизни. Оно особенно сильно проявилось в иконописи, в иночестве, в юродстве.

«… В священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, - писал Н.С. Лесков, ещё юношей очарованный искусством Древней Руси, в повести «Запечатлённый ангел» - этой поэме о вере в чудодейственную силу иконы.

Е.Н. Трубецкой назвал русскую иконопись «умозрением в красках»‮33.

Всемирно известны и почитаемы гениальные создания Андрея Рублёва. Иконы Рублёва пронизаны неземным золотым сиянием, преображающем всё вокруг, соединяющим мир телесный с миром бестелесным, мир сущий со сверхсущим. Будто за спиной Рублёва ангел стоял, когда он кистью водил. Самое

замечательное творение Андрея Рублёва – Святая Троица‮34.

В русской иконописи отображён очень важный момент: христианство русские люди воспринимали в его красоте, в восхищении, в преклонении. Христианство не только правда-истина и правда-справедливость, но и правда-красота, восхищение, преклонение. В иконе русские религиозные люди видели само Божество, силу Божию, свет Божий, верили в чудотворную силу икон. Очень сильная сторона православия – молитвенная, обращение к иконе, как к реальному Божеству. Молитва – это беседа с Богом, без молитвы не может быть веры, верующего человека, без молитвы нет никакой надежды на преображение жизни.

Особое место в русской культуре занимает иночество. В.Н. Ильин (1891-1974) полагал, что иночество есть основа русской культуры35. Иноки-те, кто стремился посвятить свою жизнь исключительно служению Христу, истине Христовой. Мирская жизнь, мирская суета осознается как препятствие на пути осуществления христианской правды и выбирается подвиг жизни вне мира, вне его суеты, вне его забот. В иночестве, однако, отнюдь не было презрения к мирской жизни, а было лишь острое сознание греховности, царящей в мире36, было стремление избавить мир от его греховности своим духовным подвигом. И в истории России мы находим многочисленные образцы иноческого подвига – недосягаемые образцы духовной силы, чистоты сердца, свободы от плена мира.

«О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира»,- говорил уже упоминавшийся первый философ на Руси Г.С. Сковорода37. В.В. Зеньковский считал, что сила Сковороды, ценная сторона его творчества заключается в преодолении эмпиризма, в раскрытии неполноты и неправды чувственного бытия38. Возможно, именно иноческое стремление избавиться от плена мира во многом вдохновило философию Г.С. Сковороды.

Неоценима роль монастырей. Они явились центром духовной жизни в древней России. Они постоянно напоминали людям о той небесной правде, которая должна быть соединена с миром, напоминали, что мир должен быть очищен и преображен. В монастырях, как полагали русские люди, шла истинная жизнь, поэтому так сильно было развито странничество, хождение по святым местам, вызванное стремлением приобщиться к явленному на земле Царству Божию. Монастыри же жили и заботой о мире. Совершали большое дело благотворения. В монастырях слагалась национальная идеология, развивалась культура. В монастырях развивалось и окрепло иконописание, в них был центр исторических записей, широко распространилось просвещение; все идеологические споры в России XV-XVII веков прямо или косвенно связаны с монастырями39‮. Монастыри, построенные на границах русской земли, с их мощными стенами и прочным ограждением, служили и средством, весьма эффективным, защиты от набегов неприятеля. Так что навряд ли оценка В.И. Ильиным иночества, как основы национальной культуры, является завышенной.

Ярким проявлением русской религиозной жизни было юродство.

В Москве на Красной площади стоит церковь Василия Блаженного, или Покровский собор. Она заложена Иваном Грозным в память о взятии Казани, но одновременно эта память о Василии Блаженном – известном московском юродивом, который удостоился высокой чести: сам царь Иван Грозный, его супруга Анастасия, сыновья Иван и Федор пришли к одру умирающего Василия, и тот предсказал, что наследником Грозного будет не сын Иван, чего хотел отец, а слабоумный Федор, вызвав смятение царя40.

Церковь Василия Блаженного – это память всем юродивым на Руси, ведь юродивых любили, потому что видели в них людей Божиих, прислушивались, просили их заступничества перед Богом, и юродивые могли говорить то, что другим не прощалось. Кровожадный Иван Грозный перед юродивым становился тихим и заботливым, не смел даже голоса на него повысить, не говоря уж о том, чтобы причинить ему вред. Юродивые презирают все земные удобства, поступают часто вопреки здравому рассудку. Юродивые принимают на себя подвиг нарочитого безумия, чтобы достичь свободы от соблазнов мира. Юродство низко ценит внешнюю, суетливую сторону жизни, презирает мелочные угождения себе, боится житейских удобств, богатства. Юродство тоскует о правде и любви, поэтому неизбежно отличает неправду людскую и особенно неправду власть имущих. Как и дураков, любили юродивых не за их глупость, а за их мудрость, за то, что они были умны высшим умом, который не в хитрости и обмане других заключен, не в плутовском и удачном преследовании своей узкой выгоды, а в мудрости, знающей цену всякой фальши, показной красивости и скопидомству, видящей цену в свершении добра другим, а следовательно, и себе как личности41.

Иконопочитание, иночество, юродство – все это посредничество между Богом и людьми, между небесным и земным, - с одной стороны, подготавливало почву для рождения концепций «Москва – третий Рим» и «Святая Русь», а с другой – получило наивысшее развитие во время господства этих концепций в русском религиозном сознании.


4.


­­Концепцию «Москва – третий Рим» сформулировал Филофей (1465 – 1542) – старец псковского Спасо-Елезарова монастыря, церковный публицист. В послании великому князю Василию III, которое озаглавлено «Об исправлении крестного знамения и о содомском блуде» (ок. 1514 – 1521), Филофей впервые именует московского князя царём и формулирует идею о Москве – третьем Риме42‮.

«… Храни и внимай, благочестивый царь, - писал Филофей в послании Василию III, - тому, что все христианские царства сошлись в одно твоё, что два Рима пали, а третий стоит, четвёртому же не бывать. И твоё христианское царство другим не сменится, по слову великого Богослова, а для христианской церкви сбудется блаженного Давида слово: «Вот покой мой во веки веков, здесь поселюсь, как пожелал я того»43.

Идея Москвы – третьего Рима в русском религиозном сознании не посредственно примыкает, вернее, прямо вытекает их преимущественного внимания к практической стороне христианства, из страстного стремления русских религиозных людей к осуществлению Царства Божия на земле, о чём мы вели речь в первой части лекции. И в этой идее в высшей степени проявилась мысль русских о богоизбранности русского народа, о том, что на Россию возложена священная миссия – утверждать Христианскую Правду на своей земле и способствовать её утверждению во всём мире. Теория «Москва – третий Рим» на долгие века стала центральным пунктом всех историософских построений, и до сих пор мощный вдохновляющий заряд её не истощился.

В фундаменте концепции «Москва – третий Рим» лежит идея о священной миссии государственной власти. О чём она? О том, что Промысел Божий в истории осуществляется через государственную власть – и нет более высокой задачи, чем эта: быть орудием исполнения воли Божьей – вот смысл и предназначение власти.

Такое понимание государственной власти созрело впервые уже в Византии, затем дало росток у южных славян, а после падения Константинополя (в 1453 г.) загорелось в русских религиозных кругах, что и выразил Филофей. Филофей не случайно назвал Василия III царём. Именно царь в церковном сознании должен осуществлять предназначенное свыше.

Учение о священной миссии царской власти приводилось во внутреннюю связь с пророчеством Пророка Даниила в Ветхом Завете, в соответствии с которым возникнет вечное царство, угодное Богу. Вот как это у Даниила: « … Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет предано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно»44. Это пророчество - и на Западе, и на Востоке – оказало исключительное влияние на развитие философии истории. У византийских писателей идея вечного царства относилась именно к Византии (хотя понималось как царство Римское). Когда же Византия пала, в русском религиозном сознании стала выдвигаться мысль о богоизбранности русского царства, а русская Церковь стала сознавать себя единственной хранительницей истины Христовой в её чистоте. Церковь выдвигала мысль, что конечные судьбы мира связаны лишь с тем, что совершается в христианских народах‮45.Однако не все христианские народы являются избранными, есть особые, богоизбранные народы. Первые два Рима (Рим и Константинополь) пали, а где же третий Рим? Третий Рим – Москва, ибо только русские, полагали их идеологи, хранили в первозданной чистоте христианскую веру. Отсюда «четвёртому Риму не быть», т.е. русскому царству дано будет стоять до конца мира, т.е. до наступления Царства Божия.

Концепция «Москва – третий Рим» со временем превратилась в идеологическое оправдание империалистических устремлений отдельных слоёв российского общества, глубоко чуждых истинному христианству. В.С. Соловьёв, глубоко разочарованный в таком перерождении, написал в 1894 году своё знаменитое стихотворение «Панмонголизм» - предупреждение о безумии империалистических, националистических тенденций в России, против безумия утраты христианских ценностей: