Geum.ru

В. Д. Токарь курс лекций по философии учебное пособие

Вид материалаКурс лекций

Содержание


Николай Васильевич Гоголь
В.В. Розанова
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   18

1. Жизнь и философия Н.В. Гоголя.
  1. 2. Жизнь и философия В.Г. Белинского.


Раскол, совершившийся в русском религиозном сознании в XVII веке, о котором мы говорили в предыдущей лекции, на многие столетия вперёд определил духовную атмосферу России.

Какие бы не возникали с этого времени движения, какие бы цели они перед собой не ставили, - речь шла фактически лишь о двух линиях самоопределения: линии Христа и линии Антихриста. Но если в церковном сознании споры шли внутри и во славу христианства, то в миру, в нецерковных кругах, начиная с XVIII века, набирает силу жёсткая антихристианская позиция, появляются и захватывают в свои сети некоторые слои русского общества атеистические, материалистические тенденции. Люди, покинувшие Церковь, лишаются иммунитета против атеизма и материализма, увлекаются модными теориями, которые приходят в Россию, в основном, из Франции и Германии, выдают их за свои и яростно навязывают обществу. Церковь, поставленная в униженное положение государством, не может противостоять напору антихристианских сил, чуждых русскому духу. Эту задачу вначале берёт на себя масонство, которое широко распространилось в России в XVIII веке, а затем литература и философия. К середине XIX века в русском внецерковном сознании формируются две противостоящие партии: одна защищает христианство, другая – явно или скрыто его опровергает.

Первую партию составляют выдающиеся русские писатели, философы, вторую – главным образом, некоторые журналистские объединения, представители различных революционных групп, а также определённые слои российской бюрократии. В основании этих партий стоят две замечательные личности, великие страдальцы во благо России - В.Г. Белинский и Н.В. Гоголь. Начиная с 1847 года, в котором ярко высветились их позиции в связи с появлением «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя и оценкой их В.Г. Белинским, можно с полным правом говорить о двух путях развития русской культуры, русской философии: пути Гоголя и пути Белинского. Первый идёт из национальных истоков, из русского духа, второй – из некритического, поверхностного заимствования чуждых национальному русскому сознанию идей. Белинский и Гоголь – это символы трагического разрыва русской культуры, русской философии, к сожалению, не преодолённого и до сих пор.


1.


Николай Васильевич Гоголь (1809-1852) родился в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии, умер в Москве. Его отец, Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский, украинский писатель, умер, когда сыну исполнилось шестнадцать лет. Мать – Мария Ивановна (в девичестве Косяровская), отличалась глубокой и искренней религиозностью. От своих родителей Гоголь получил широкие познания и твёрдые убеждения в христианской вере.1

С ранних детских лет мальчик стал задумываться о своём будущем – тогда, когда его сверстники думали ещё об играх, как напишет Н.В. Гоголь в «Авторской исповеди». И продолжит: «Мысль о писателе мне никогда не входила на ум, хотя мне всегда казалось, что я сделаюсь человеком известным, что меня ожидает просторный круг действий и что я сделаю даже что-то для общего добра. Я думал, что я выслужусь и всё это доставит служба государственная. От этого страсть служить была у меня в юности очень сильна. Она пребывала неотлучно в моей голове впереди всех моих дел и занятий» … «Мысль о службе у меня никогда не пропадала. Прежде, чем вступить на поприще писателя, я переменил множество разных мест и должностей, чтобы узнать, к которой из них я был больше способен; но не был доволен ни службой, ни собой, ни теми, которые надо мной были поставлены».2

«Вступить на поприще писателя» пришлось, потому что Н.В. Гоголю был дан дар писательства, сочинительства, проповедничества. Гоголю «был дан страшный дар – дар созерцания изнанки жизни, и другой: дар художественной гениальности, чтобы воплотить увиденное в объективно пребывающих творениях, показуя его всем… Он чувствовал в себе ещё и третий дар…дар вестничества миров восходящего ряда, дар проповедничества и учительства…»1

Такое напряжение многих даров разрядилось в гениальных произведениях. Вначале «Вечера на хуторе близ Диканьки», принесшие Гоголю всеобщую известность, затем знаменитые петербургские повести (Невский проспект, Нос, Шинель) и сразу же за ними – «Ревизор», ударивший, как молния, и наконец – бессмертные «Мёртвые души».

И.С. Аксаков утверждал в 1852 году, откликнувшись на смерть Н.В. Гоголя, что его, Гоголя, значение для России важнее Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, и уразумение этого значения со временем будет более глубокое и более строгое.4 Почти сто лет спустя В.В. Набоков (1899-1977), русский и американский писатель, так оценит творчество Гоголя: «Проза Пушкина трёхмерна; проза Гоголя по меньшей мере четырёхмерна. Его можно сравнить с его современником математиком Лобачевским, который взорвал Евклидов мир и открыл сто лет назад многие теории, позднее разработанные Эйнштейном. Если параллельные линии не встречаются, то не потому, что встретиться они не могут, а потому, что у них есть другие заботы. Искусство Гоголя, открывшееся нам в «Шинели», показывает, что параллельные линии могут не только встретиться, но и могут извиваться и перепутываться самым причудливым образом, как колеблются, изгибаясь, при малейшей ряби две колонны, отражённые в воде. Гений Гоголя – это и есть та самая рябь на воде; два плюс два дают пять, если не квадратный корень из пяти, и в мире Гоголя всё это происходит естественно, там ни нашей рассудочной математики, ни всех наших псевдофизических концепций с самими собой, если говорить серьёзно, не существует.»5

После выхода «Мёртвых душ» в 1842 году жизнь Гоголя приобрела новые измерения, он надолго замолчал, много занимался «узнаньем тех вечных законов, которым движется человек и человечество вообще»2, напряжённо, мучительно работал над вторым томом «Мёртвых душ». В 1846г. он сжигает его, ищет и мучится, снова пишет второй том и снова сжигает его. В 1847 году он издаёт «Выбранные места из переписки с друзьями» - книгу, которая вызвала неодобрительную оценку даже у некоторых друзей Гоголя, а В.Г. Белинский написал своё знаменитое «Письмо Н.В. Гоголю» (3июля 1847г.), в котором выпукло были представлены две философские позиции (об этом речь во второй части лекции).

После «Выбранных мест…» у Гоголя усиливается стремление к иночеству, хотя это стремление у него было всегда; он был монахом в миру. Гоголь не имел своего дома и жил у друзей. Свою долю имения он отказал в пользу родных и остался нищим. Но помогал бедным студентам из средств, которые он получал за издание своих сочинений. После смерти Гоголя всё личное имущество его состояло из нескольких десятков рублей серебром, книг и старых вещей. А между тем созданный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимавшимся наукою и искусством» составлял более двух с половиной тысяч рублей.

Обстоятельства, связанные с выходом «Выбранных мест из переписки с друзьями», с двойным сожжением второго тома «Мёртвых душ», со смертью Гоголя получили самую различную оценку как со стороны его современников, так и со стороны позднейших исследователей жизни и творчества Гоголя. Высказывались даже мнения о помешательстве писателя, что, конечно, совершенно ложно. Из современников наиболее точно выразился один из друзей Гоголя, духовный писатель, иеросхимонах Сергий (Веснин), подвизавшийся на Афоне и известный русскому читателю под псевдонимом Святогорец. Он так откликнулся на кончину Гоголя: «Покойный много потерпел и похворал, - надобно и пора ему на отдых в райских обителях… В последнее время его считали помешанным – за то, что он остепенился и сделался христианином. Вот ведь мирская-то мудрость! Толкуйте с миром!»7

Интересную оценку находим у В.В. Розанова (1856-1919). Он пишет, как рубит топором: «Гоголь – солома перед главой из евангелиста… С рождением Христа, с воссиянием Евангелия все плоды земные стали горьки… невозможно не заметить, что лишь не глядя на Иисуса внимательно – можно предаться искусствам, семье, политике, науке. Гоголь взглянул внимательно на Иисуса – и бросил перо, умер».3

Сходная позиция у Даниила Андреева в «Розе мира». Он анализирует картину Репина «Самосожжение Гоголя», в которой проницательно и глубоко показан мир Гоголя. Этот анализ стоит того, чтобы его привести полностью: «Сначала видишь больного, полупомешанного, может быть, даже и совсем помешанного, изнемогающего в борьбе с каким-то, пожалуй, галлюцинаторным видением. При этом испытываешь смесь соболезнования и того бессознательного, невольного отталкивания, какое свойственно «психически нормальным» людям при соприкосновении с душевнобольными. Но вот этот слой спадает, как шелуха; внезапно различаешь искажённое предсмертным томлением лицо человеческого существа, принесшего и приносящего в жертву кому-то всё своё драгоценнейшее, всё, чем жил: заветнейшие помыслы, любимейшие творения, сокровеннейшие мечты – весь смысл жизни. В потухающих глазах, в искривлённых устах – ужас и отчаяние подлинного самосожжения. Ужас передаётся зрителю, смешивается с жалостью, и кажется, что такого накала чувств не сможет выдержать сердце. И тогда делается видным третий слой – не знаю, впрочем, последний ли. Те же самые потухающие глаза, те же губы, сведённые то ли судорогой, то ли дикою, отчаянной улыбой, начинают лучиться детскою, чистой непоколебимой верой и той любовью, с какой припадает рыдающий ребёнок к коленям матери. «Я всё Тебе отдал – прими меня, любимый Господи! Утешь, обойми!» - говорят очи умирающего».9

И Святогорец, и Розанов, и Андреев пишут об одном: учение Христа завладело Гоголем целиком, он почувствовал всю силу и красоту этого учения и он не мог больше делать то, что делал раньше, так, как делал раньше. А дело его состояло в познании и изображении души человеческой. Придя ко Христу, Гоголь увидел, как он сам писал, «что в Нём ключ к душе человека и что никто из душезнателей не восходил на ту высоту познания душевного, на которой стоял Он».10 И потом, позже Гоголь напишет: «Выше того не выдумать, что уже есть в Евангелии. Сколько раз уже отшатывалось от него человечество и сколько раз обращалось. Несколько раз совершит человечество своё кругообращение… несколько мыслей совершит… оборот мыслей… и возвратится вновь к Евангелию, подтвердив опытом событий истину каждого его слова. Вечное оно вкоренится глубже и глубже, как дерева, шатаемые ветром, пускают глубже и глубже свои корни»11.

Когда были сказаны эти слова, уже были созданы гениальные гоголевские творения, равные которым трудно сыскать не только в русской, но и во всей мировой литературе. Но что они по сравнению с Евангелием? Ничто! – размышляет Гоголь. Что же остаётся? Проповедовать Евангелие, проповедовать словом и делом! Вот и пишет он: «… После долгих лет и трудов, и опытов, и размышлений, идя, видимо, вперёд, я пришёл к тому, о чём уже помышлял во время моего детства: что назначенье человека – служить и вся жизнь наша есть служба. Не забывать только нужно того, что взято место в земном государстве затем, чтобы служить на нём Государю Небесному, и потому иметь в виду Его закон»12.

И вся философия Н.В. Гоголя – это философия делания во имя Иисуса Христа, это философия «практического христианства» (см. лекцию 11), эта философия – страстный призыв возврата культуры в русло православия, ибо только вернувшись в Церковь, можно преодолеть «небратство», можно преодолеть «естественный» аморализм современного человека. Гоголевская философия – это контрреволюционный манифест. Он пишет: «Прежде, чем приходить в смущенье от окружающих беспорядков, недурно заглянуть всякому из нас в свою собственную душу. Загляните также и вы в свою. Бог весть, может быть, там увидите такой же беспорядок, за который браните других; может быть, там обитает растрёпанный, неопрятный гнев, способный всякую минуту овладеть вашею душою, на радость врагу Христа; может быть, там поселилась малодушная способность падать на всяком шагу в уныние – жалкая дочь безверья в Бога; может быть, там ещё таится тщеславное желание гоняться за тем, что блестит и пользуется известностью светской; может быть, там обитает гордость лучшими свойствами своей души, способная превратить в ничто всё добро, какое имеет. Бог весть, что может быть в душе нашей. Лучше в несколько раз больше смутиться от того, что внутри нас самих, нежели от того, что вне и вокруг нас». И вот, если всё так исполнится, - думает Гоголь, - то «Европа придёт к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках»13.

Но не прислушались к Гоголю, не вняли его контрреволюционному манифесту, прислушались к Белинскому, купившему «мудрость» на европейских рынках, где ею не торговали, вдохновились его революционным манифестом – и не ходила к нам Европа за покупкой мудрости и за покупкой пеньки и сала; не ходила и не ходит, ибо всё разорили и сами покупаем пропитание в Европе.


2.

Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) родился в Свеаборге в Финляндии, умер в Петербурге. Дед его был священником села Белыни (отсюда фамилия, которую В.Г. Белинский смягчил) Нижне-Ломовского уезда Пензенской губернии, отец Григорий Николаевич Белинский окончил Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию и в звании лекаря был определён на службу в Балтийский флот. Во время пребывания в Кронштадте он женился на дочери флотского офицера Марии Ивановне (так звали и мать Гоголя). Когда флотский экипаж, в котором служил Григорий Николаевич стоял в Свеаборге, там 11 июня 1811 года родился у него первый сын Виссарион. Когда ему исполнилось пять лет, отец вышел в отставку и поселился в уездном городе Чембар Пензенской губернии, где определился городовым и уездным врачом. Само собою разумеется, Григорию Николаевичу с его образованием, довольно высоким по тому времени, с его опытом службы на флоте, должен был показаться чуждым мир захолустного уездного городка, населённого малограмотными людьми. Как пишет Д.П. Иванов,14 положение усугублялось тем, что старший Белинский был склонен к остротам и насмешке, открыто высказывал всем и каждому в глаза свои мнения о людях и о предметах, о которых и подумать было страшно – в частности, о религии – довольно неодобрительно. Так что почти всё грамотное население города и уезда обвиняло его в неверии во Христа, нехождении в церковь, в чтении Вольтера – одного из любимых его писателей, который был запрещён, и одно чтение которого считалось крамолой. Всё это заставляло избегать общения с врачом, не доверять ему лечения. Виссарион унаследовал от отца и внешние черты и черты характера: прямодушие, наклонность к шуткам, насмешке. Скорее всего, мальчик впитал и мировоззренческие установки отца, которые затем явно проявились в зрелом возрасте. И когда он писал: «Я начинаю любить человечество маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнём и мечом истребил бы остальную.» - Или: «Отрицание – мой бог. В истории мои герои – разрушители старого – Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы…» - Или: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью»15, - когда он так писал, он произносил мысли отца, который высказывал их юной душе, впечатлительной, преисполненной симпатией к нему.

У Белинского ещё в детстве проявился интерес к литературе, ставший делом всей его жизни. Литература привлекала его прежде всего тем, что она занята темой о человеке.

В 1829 году Белинский поступает в Московский университет, из которого его в 1832 году исключают за радикальные взгляды, изложенные им в его драме «Дмитрий Калинин». Белинский становится журналистом. В 1834 году в «Молве» (газете, выходившей в качестве приложения к журналу «Телескоп»), в десяти её номерах была напечатана его первая статья «Литературные мечтания», вызвавшая «изумление читателей», как выразился И.И. Лажечников.16 Свою оценку высказал Пушкин: «Жалею, что, говоря о «Телескопе», не упомянули о г. Белинском. Он обличает талант, подающий большую надежду. Если бы с независимостью мнений и с остроумием своим соединял он более учёности, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности – словом, более зрелости, то мы имели бы в нём критика весьма замечательного»17.

К сожалению, надежду А.С. Пушкина на «более» В.Г. Белинский так и не оправдал.

В 1846 году Ю.Ф. Самарин (1819-1876) напишет: «С тех пор, как он (Белинский В.Г.) явился на поприще критики, он был под влиянием чужой мысли. Несчастная восприимчивость, способная понимать легко и поверхностно, отрекаться скоро и решительно от вчерашнего образа мыслей, увлекаться новизною и доводить её до крайностей, держала его в какой-то постоянной тревоге, которая, наконец, обратилась в нормальное состояние и помешала развитию его способностей»18.

Оценку, подобную оценке Ю.Ф. Самарина, можно встретить и других авторов, и она справедлива. Но верно и то, что каторжная работа Белинского не оставляла ему времени и сил, чтобы работать спокойно и обстоятельно. В 1838 году он пишет В.П. Боткину: «Что бы ни было, а уж сделаю из себя рабочую машину, хотя бы это стоило чахотки».19 И ведь сделал и заболел чахоткой! Работал в Москве, затем в Петербурге в журналах «Отечественные записки» и «Современник». «Жизненная работа высасывает из меня жизненные соки, как вампир кровь… Она тупит мою голову, разрушает здоровье, искажает характер и без того брюзгливый и мелочно-раздражительный»20, – жалуется Белинский Герцену.

Белинский – критик, Белинский – публицист становится властителем душ молодёжи. А.И. Герцен вспоминает:

«Статьи Белинского судорожно ожидались молодёжью в Москве и Петербурге с 25-го числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли «Отечественные записки»; тяжёлый нумер рвали из рук в руки. «Есть Белинского статья?» - «Есть», - и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… И трёх-четырёх верований, уважений как не бывало.

Недаром Скобелев, комендант Петропавловской крепости, говорил шутя Белинскому, встречаясь на Невском проспекте:
  • Когда же к нам? У меня совсем готов тёпленький каземат, так для вас его и берегу…»21

Приведём ещё одно свидетельство о силе влияния на умы Белинского. Оно относится к негативному восприятию частью (и немалой) российского общества «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя. И.С. Аксаков вспоминал: «Много я ездил по России: имя Белинского известно каждому сколько-нибудь мыслящему юноше… Нет ни одного учителя гимназии в губернских городах, который бы не знал наизусть письма Белинского к Гоголю».22 Так как в письме содержалась самая резкая, самая уничижительная оценка и «Выбранных мест» и самого их автора, очевидно, что при том, что письмо заучивалось наизусть (а значит принималось за катехизис), оно дискредитировало труд Гоголя и дискредитировало его взгляды. Несколько поколений узнавали философские взгляды Гоголя не от него самого, а от Белинского. А ведь письмо Белинского – это революционный манифест, это призыв к революции, это призыв к атеизму и материализму. Аксаков пишет, что каждый учитель в губернских городах знал наизусть письмо Белинского к Гоголю. А это значит, что революционные идеи передавались юношеству, из которого формировались будущие революционеры.

Белинский писал письмо уже очень больным человеком, находясь на лечении на курорте в Зальцбрунне в Силезии в Германии. Жить ему оставалось менее года. Как вспоминает П.В. Анненков (1813-1887), близкий друг Белинского, Белинский к написанию письма отнёсся очень серьёзно и очень страстно, работал над ним три дня; письмо содержало «страшное бичевание», «обнаруживало пустоту и безобразие всех идеалов» Гоголя. Когда Анненков сказал Белинскому, что письмо может сильно задеть Гоголя, тот ответил: «А что же делать? Надо всеми мерами спасать людей от бешенного человека, хотя бы взбесившийся был сам Гомер. Что же касается до оскорбления Гоголя, я никогда не могу так оскорбить его, как он оскорблял меня в душе моей и в моей вере в него». Анненков далее пишет, что вскорости письмо прочитал Герцен и так оценил его: «Это – гениальная вещь, да это, кажется, и завещание его.»23

Совершенно справедливо писал Белинский, что в вопросах, о которых у них с Гоголем явились противоположные мнения, «дело идёт не о моей или Вашей личности, но о предмете, который выше не только меня, но даже и Вас; тут дело идёт об истине, о русском обществе, о России».24

Действительно, дело шло о путях России.

Гоголь видел путь Христа.

Белинский – путь Антихриста.

Когда Гоголь умирал, взор его был обращён к Христу.

Когда Белинский умирал, он обратился с «речью к народу». Жена Белинского Мария Васильевна рассказывала, что умирающий, будучи уже в бреду и без сознания, приподнялся в постели и стал говорить «речь к народу». Эта «речь» была так жгуча и увлекательна, как никогда, однако смысл её она и присутствующий при произнесении «речи» адъютант генерала Дубельта не смогли взять, так как большая часть фраз была невнятна.25

Гоголь с самого раннего детства воспитывался в глубоко религиозной семье.

Белинский – ребёнок формировался под влиянии ем атеистически настроенного отца, вдохновляемого Вольтером и идеями просвещенческого гуманизма.

Гоголь через всю свою жизнь пронёс верность христианскому идеалу.

Белинский в начале своей творческой деятельности тоже ему был предан беспредельно. Свою знаменитую статью «Литературные мечтания» он начал так: «Весь беспредельный прекрасный Божий мир есть дыхание единой вечной идеи, мыслей единого вечного Бога. Для этой идеи нет конца, она живёт беспрестанно».26 А в другой своей статье он писал: «Есть книга, в которой всё сказано, всё решено, книга вечной истины, вечной жизни – Евангелие».27

Но позже Белинский знакомится с философией Гегеля, увлекается ею, затем разочаровывается, потому что она неудовлетворительно, по его мнению, решает проблему личности, ставит личность в рабское положение по отношению к целому (к природе, к обществу). Стремясь решить вопрос о личности, он отвергает христианство, идёт к Вольтеру, к просвещенческому гуманизму, к атеизму, к упрощённому материализму (т.е. к тому, что он получил ребёнком от отца).

В 1845 году Белинский пишет Герцену: «В словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут».28

Теперь для него богом становится социализм. Белинский пишет: «Я теперь в новой крайности, - это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания. Всё из неё, для неё и к ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для меня) поглотила и историю, и религию, и философию».29 И ярко и выпукло выражает своё новое мировоззрение в «Письме к Гоголю», где критикует противоположное воззрение, выраженное Гоголем в «Выбранных местах из переписки с друзьями».

Таковы были жизни и душевные стремления двух замечательных русских людей, стоящих в основании раскола русского внецерковного сознания.


Лекция 13.


Ф.М.Достоевский.