Эдуард Азроянц глобализация: катастрофа или путь к развитию?

Вид материалаКнига

Содержание


4.4. “Консервативный оптимизм”.
1. “Обеспечить более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной цивилизации, особенно между ее европейской и североам
Внутрицивилизационные конфликты
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   54
^

4.4. “Консервативный оптимизм”.



Обратимся теперь к С. Хантингтону. Он, безусловно, тоже обстоятельная фигура, и выдвигаемая им модель имеет серьезную доказательную базу.

Отправленная временем в прошлое холодная война обозначила рубеж и истоки новой фазы мировой политики. Старая парадигма разрушена: нет противоречия Запад – Восток, деления стран по признакам - свободного мира, коммунистического блока, третьего мира.

Очевидна необходимость новой парадигмы, новой модели мировой политики. Хантингтон предлагает такую модель, отмечая, что пока, во всяком случае, никто не предложил лучшей альтернативы. Здесь, видимо, уместно будет отметить (поскольку мы только что рассмотрели взгляды Ф. Фукуямы) реакцию Хантингтона на концепцию единой мировой цивилизации, которую он обозначил, как нереальную альтернативу. Он пишет, что эта идея высказывается в разных формах, но ни одна не выдерживает даже поверхностной критики. (64). Приводятся три обоснования нереальности указанных моделей. Первое – наличие идеологических альтернатив (авторитаризм, национализм, рыночный коммунизм, религии). Второе – усиление взаимодействия государств обеспечивает взаимопроникновение культур, но не в меньшей степени порождает и конфликты. Третье – модернизация и экономическое развитие имеют гомогенные последствия. Однако, модернизация не тождественна вестернизации. Кроме того, единая цивилизация может быть только продуктом единой власти.

Для Хантингтона центральным вопросом парадигмы является определение главного источника локальных и глобальных конфликтов. И он отвечает на него однозначно, возвращая нас в прошлое на 50 – 60 лет, - фундаментальный источник конфликтов между странами лежит в сфере отличий культур разных наций и групп различных цивилизаций. С. Хантингтон утверждает: “На Западе склонны считать главными действующими лицами глобальных событий национальные государства. Они были таковыми на протяжении нескольких столетий. В целом же всемирная история являла собой историю цивилизаций. И мир возвращается к этой схеме”. (29, p. 39)

Вводя понятие “цивилизация”, как главное действующее лицо своей модели, Хантингтон дает ему свое определение: “Цивилизация, таким образом, представляет самую широкую группировку людей по культурным признакам и культурной идентичности, шире которой лишь само человечество с его отличиями от других живых существ”. (29, р. 24)

Как мы видим, Хантингтон резко противопоставляет действующих лиц истории, заменяя национальное государство цивилизацией. В этой связи он получает новые геополитические границы в топологии мировой политики и приходит к выводу о том, что самые важные кровопролитные конфликты будут проходить вдоль границ цивилизаций. Объясняя это, он приводит следующую мотивировку:
  • существуют глубочайшие различия между цивилизациями, являющиеся продуктом многовекового процесса;
  • мир становится все более тесным;
  • идет десекуляризация (рост влияния религии, как важнейшего фактора цивилизационной идентичности);
  • происходит осознание различий между цивилизациями и общности внутри них;
  • культурные особенности и различия меньше подвержены изменениям (наиболее консервативны);
  • растет экономический регионализм, наиболее устойчивый в рамках одной цивилизации.


Логика модели объясняет и следующие два его утверждения. “Центральной осью мировой политики скорее всего будут конфликт между “Западом и остальными” и реакция незападных цивилизаций на сильный Запад и его ценности”. (29, p. 40). И далее: “Следующая мировая война, если таковая произойдет, будет войной между цивилизациями”. (29, p. 41).

Заключает свою парадигму С. Хантингтон выводом о том, что в обозримом будущем не предвидится появления всемирной цивилизации. Мир будет состоять из различных цивилизаций, каждой из которых придется учиться сосуществовать с другими. Позже, отвечая на критику в свой адрес, С. Хантингтон еще раз подчеркивает: “История продолжается. Мир не един. Цивилизации объединяют и разъединяют человечество. Силы, которые могут привести к столкновению цивилизаций, нельзя победить, если не признать их существование”. (61, с. 75)

Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на то, что, как только речь заходит о рекомендациях, якобы вытекающих из новой модели, С. Хантингтон из бесстрастного ученого превращается в ангажированного политика. Ближайшая и более отдаленная перспектива рассматривается через призму интересов Запада, причем эти интересы априорно признаются императивами, не подлежащими сомнениям, не говоря уже о критике.

Итак, по Хантингтону в интересах запада в близком будущем желательно:

^ 1. “Обеспечить более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной цивилизации, особенно между ее европейской и североамериканскими частями”. Следует отметить, что для этого у автора есть серьезные основания. Исторически сложившиеся различия между молодыми США с их антитрадиционной и полинациональной культуройс одной стороны и Западной Европой, носительницей вековых традиций, с другой - ощущаются все заметней не только партнерами, но и со стороны. Мы уже останавливались на этой проблеме.

2. “Интегрировать в Западную цивилизацию те общества в Восточной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной”.

По-существу это первый эшелон экспансии в форме ускоренной культурной и частично национальной ассимиляции в стандарты и ценности Запада, обеспечивающей значительное расширение геополитического поля влияния и максимальной цивилизационной однородности.

3. “Обеспечить более тесные взаимоотношения с Японией и Россией”.

В переводе с “дипломатического” языка это означает попытку, если не привлечь на свою сторону, то хотя бы нейтрализовать два мировых центра сил. В России и Японии достаточно заметны проникновение западных стандартов и либерально-демократическое лобби.

Таким образом, остаются самые “упрямые”, т.е. те цивилизации, в которых влияние Запада минимально. Для них предлагаются более изощренные и жесткие меры.

4. “Ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских государств… Использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях исламских и конфуцианских стран”.

5. “Поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и интересы в других цивилизациях”. Раньше их называли пятой колонной, сегодня, имея перед глазами события последних лет в России, можно дать и другое определение – идеологическая партизанщина.

6. “Усилить международные институты, отражающие западные интересы и ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение не западных государств в эти институты”.

Вот так! Усиливать только прозападные международные институты, а с остальными не трудно догадаться, что нужно делать.

Если читатель задумается над этими рекомендациями, он не сможет не заметить, что они предполагают враждебность, как данность, без попыток разобраться в ее корнях. Уже такими пониманием и подходом формируется потенциал конфликтности: захватить и повлиять на большее, быть сильнее других и т.п., иначе говоря, все та же латентная агрессивность.

Создается такое впечатление, что С. Хантингтон понимает эту ситуацию, но разрешение ее относит в отдаленное будущее. В частности он говорит о том, что Западу придется все больше приспосабливаться к незападным цивилизациям. Потребуется гораздо глубже постигнуть основы религии и философии других цивилизаций, обычаи народов, выделять элементы общности между цивилизациями. Непонятно только, зачем относить этот единственно правильный путь на отдаленное время, когда уже сегодня интерес многих европейцев и американцев к не западным (особенно восточным) культурам заметно растет? Как говорит народная мудрость: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Циклически в мире развивается, видимо, не только наука. Парадигма
С. Хантингтона возвращает нас (конечно, на новом уровне) на 40 лет назад. Как отметил А. Уикс, профессор Нью-йоркского университета: “Хантингтон возобновил старую полемику о “макроскопических” и “микроскопических” процессах в международных отношениях. Сторонники первого направления (последователи О. Шпенглера, А. Тойнби, Ф. Паркинсона и др.) считают главными действующими лицами истории национальные государства. Последователи же “микроскопической” теории (наиболее яркие представители – Г. Маргентау, Дж. Герц. Р. Арон) рассматривают мировые процессы на уровне цивилизаций, к которым эти государства относятся”. (174, с.43).

Как и прежде, у обеих точек зрения есть свои приверженцы, а взаимная критика четко обозначает разделительную линию. Ее, по сути, определил
С. Хантингтон, который обозначил позицию Ф. Аджами, утверждающего, что “государства контролируют цивилизации, а не наоборот”, как псевдоальтернативу.

Мы, в свою очередь, не можем разделить ни одну из этих точек зрения, считая их позиции крайностями, при помощи которых можно рисовать только черно - белые события, которые утрачивают все богатство спектра и полутонов. Как говорили мудрецы – истина всегда лежит между крайностями, крайность убивает сам процесс. Нам представляется, что 50 лет назад ближе к истине были сторонники национальных государств; о цивилизациях можно было говорить гипотетически, заглядывая в далекую перспективу, поскольку их роль в мировых событиях была ничтожна. За полвека ситуация значительно изменилась, и характер этих изменений позволяет уже достаточно реально говорить о новой, заметной, но все же еще не определяющей роли цивилизации. На что опираемся мы, делая подобный вывод?

Во-первых, субъект истории (действующие лица), как носитель определенной воли и права, а также источник активности, направленный на участников исторического процесса, должен иметь определенную организационную структуру (форму) и выделять себя в ней, обладая суверенными полномочиями в отношении всех составляющих ее частей.

Национальное государство полностью отвечает этим требованиям. Оно представляет собой властную структуру, обладающую суверенными полномочиями решать все вопросы организации общества в рамках своих границ и определять отношения с внешним миром.

Здесь важно зафиксировать два принципиальных момента. Первый, при фактическом неравенстве государств именно полная правосубъектность в форме суверенности позволяет выявлять и равноправно согласовывать общие интересы, на которые распространяется принцип примата международного права. Второй, логически продолжающий первый, международные организации обладают вторичной правосубъектностью. Сумма их прав и прерогатив складывается из делегированного им государствами – членами полномочий, как выражения их суверенной воли, согласия считать обязательными для себя нормы их уставов и договоров.

Мы часто не замечаем того факта, что привычное понятие – национальное государство - используем в разных смысловых ракурсах: когда строго – то это властная структура, когда – широко, то это страна со своим обществом и культурой. Такое невольное смешение как бы маскирует истинную структуру и характер происходящих процессов.

Предельной формой легитимной локализации и социальной организации современного человека является социум, как определенная историческая система, обладающая целевой функцией, структурой и механизмом управления. В этой структуре есть два доминантных элемента: властная структура (государство) – подсистема управления (репеллер) и структура целепологания – подсистема мировоззрения – идеологии (аттрактор). Наличие этих доминант обеспечивает системе идентичность и устойчивое целеустремленное развитие.

В таком случае, мы можем уточнить уже ранее сделанный вывод: не национальное государство, а социум в границах своей государственности полностью соответствует требованиям субъекта истории.

Цивилизация (в частности, по определению Хантингтона) является социальным образованием более крупного, чем национальное государство масштаба. Но вот является ли это образование системой – вопрос, на который следует ответить пока отрицательно. Цивилизация организационно не структурирована, а потому не обладает органом управления. С другой стороны, культурная и, как правило, религиозная общность создают предпосылки формирования единой мировоззренческой парадигмы. Таким образом, цивилизацию нельзя рассматривать как форму исторической системы: если у нее с большой натяжкой можно найти и определить аттрактор, то репеллер явно не присутствует.

В силу этого цивилизации не могут выступать действующими лицами истории. Образно говоря, они представляют определенную среду как бы полевой природы: распределенность и бесструктурность, отсутствие четких границ, высокая проникающая способность. Среда мировоззренчески цементирует все входящие в нее национально - государственные элементы и, безусловно, оказывает влияние на их политику. В частности, именно в своей культурной среде, в первую очередь, можно рассчитывать на взаимопонимание, помощь и поддержку.

Во-вторых, характерной особенностью второй половины XX века, как мы уже отметили раньше, стал процесс появления на международной арене новых действующих лиц: международные институты и организации, ТНК и др. Эти наднациональные образования определили характер новой фазы глобализации – интернационализации, в отдельных формах этой наднациональной интеграции видны цивилизационные признаки. Например, НАТО, ЕС, НАФТА – организации западной цивилизации; исламская конференция, лига арабских стран относятся к исламской цивилизации.

Однако наиболее серьезно в рамках международной консолидации о создании цивилизационных культур можно говорить только для Запада. Страны западной цивилизации не только лучше и глубже интегрированы собственными союзами и блоками, но им принадлежит господство в большинстве международных институтов. Такое доминирование и связанная с ним активность не могут не порождать противостояния и возникновения аналогичных процессов в иных цивилизациях.

На этом поле нам бы хотелось отметить две негативные тенденции, связанные с геополитической ролью Запада и особенно США. Первая заключается в постепенной диффузии государственного суверенитета (не
де-юре, а де-факто). Это, например, точка зрения Мирового Банка, который видит роль государства не как одного из субъектов, участников экономического процесса, а в качестве гаранта:
  • основ законности;
  • стабильности политической и макроскопической обстановки;
  • социального обеспечения и образования;
  • защиты окружающей среды.

При этом Мировой Банк подчеркивает преимущества международной конкуренции, ограничения (в результате открытости экономики) возможностей для государственного произвола при усилении контроля за денежной и финансовой политикой не только со стороны международных организаций, но и со стороны финансовых рынков.

Вторая проявляет себя в том, что интеграционные группировки становятся более влиятельными субъектами мирового хозяйственного процесса, чем отдельные государства. С этим связаны постепенная утрата роли национального суверенитета, как фактора экономического и политического развития, и возрастание роли принадлежности к той или иной наднациональной группировке, которая, как более мощная по своему потенциалу (а в ней, как правило, есть лидер, “заказывающий политику”), приобретает самостоятель-ность и влияние в мире.

Наднациональность пытаются вывести как приоритетный фактор, придавая ему характер правовой идеи, разрушая суверенность с одной стороны в его пользу, с другой утверждая приоритет личности. Весьма определенно эта идея изложена в итоговом заявлении 27-й конференции американского Фонда Стэнли, посвященном будущему ООН. В частности там утверждается: изменения в мире столь велики, что, по мнению участников, даже историческая основа мирового политического порядка – концепция суверенного государства – серьезно поколеблена. И далее: конец холодной войны и глобальные перемены трансформировали концепцию суверенитета из простой и универсально признанной в сложную и противоречивую. Никто ныне не захочет согласиться, что суверенитет государства приоритетен по отношению к человеку или в некоторых случаях его экономическим правам. Решения задач, стоящих перед мировым сообществом, конференция, естественно, связывает с усилением воздействия наднационального фактора. И далее, как частность излагается по существу главная “задача” наднациональности: по мнению участников конференции, она связана с преодолением трудностей этического, расового, религиозного и иного характера, порождаемых в определенной мере гипертрофированным представлением о значении суверенитета национальных государств. (Подчеркнуто мной – Э. Азроянц.) (16, с.13).

В-третьих, из всех цивилизаций, каким бы способом мы их ни выделяли, единственной полностью не традиционной цивилизацией является западная. Она вырвалась за рамки традиции: индивидуализм и рационализм, наука вместо религии, прогресс, секуляризация. Во что вылились эти заманчивые идеи, демонстрирует уходящий век. Мы позже вернемся к этому вопросу.

В этой связи приобретает новый смысл разделение, производимое
С. Хантингтоном – “Запад и весь мир”, поскольку в нем отражается определенное противопоставление не традиционной и традиционных культур.

В-четвертых, в XX веке человечество впервые исторически опробовало модели космополитических, вне культурных идеологий. Горький опыт, по-видимому, создает в мегасоциуме устойчивый иммунитет. Модели будущего должны основываться на цивилизационной основе.

Кроме того, цивилизацию и относящееся к ней национальное государство можно образно представить во взаимодействии по принципу соединяющихся сосудов, обеспечивающему “перетекание” функций и роли в зависимости от исторических обстоятельств. При этом мы исходим из того, что их нужно рассматривать через призму социокультурной многослойности, где на поверхности самые сложные и самые тонкие слои социальных отношений. При нарастающей конфликтности они разрушаются в первую очередь, и общество сбрасывает их с себя (отказывается от них) слой за слоем, переходя к более простым и более мощным слоям, в частности к таким, как этнические и религиозные связи (фундаментальные элементы культуры), причем первые более доминанты, чем вторые.

В-пятых, современная история также не дает оснований для определения цивилизационного фактора в качестве доминантного. Тоже доминантным проявляет себя этнический фактор, причем в границах одной цивилизации. Для иллюстрации мы составили таблицу, которую при необходимости можно дополнять, сгруппировав конфликты по трем признакам: конфликты внутрицивилизационные, конфликты межцивилизационные и смешанный вариант (табл. № 13).

Табл. №

Группировка конфликтов по цивилизационномы фактору.

^ Внутрицивилизационные конфликты

Межцивилизационные конфликты

Смешанные конфликты

1. Великобритания –
Ирландия

1. Россия – Чечня

1. Югославия –
Словения, Хорватия,
Босния, Косово

2. Китай – Тайвань

2. Китай – Тибет




3. Турция, Иран, Ирак –

Курды

3. Азербайджан –
Нагорный Карабах




4. Мексика – Чьяпас

4. Индия - Пакистан




5. Грузия – Абхазия

5.Израиль – Палестина,
Ливан,
Сирия




6. Афганистан

6. Израиль – Египет




7. Шри-Ланка







8. Вьетнам







9. Корея







10.Испания – баски







11.Канада – Квебек







12.Иран – Ирак







13. Ирак – Кувейт







14. Камбоджа







15.Эфиопия







16.Судан







17.Ангола







18.Великобритания –
Аргентина








Подавляющее преобладание внутрицивилизационных конфликтов среди остальных очевидно.

Таким образом, историю творят пока не цивилизации, хотя достаточно активно прилагают к этому руки. С. Хантингтон в данном случае несколько трансформировал функции и роль цивилизаций из существенных в доминирующие.

Вместе с тем при таком внимании к цивилизациям у него почему-то не возникает потребности рассмотреть их, как социальные организмы со своей анатомией, законами рождения, развития и смерти; как исторические системы, имеющие возраст, характерные фазы развития, определяющие закономерности поведения, специфику и интенсивность влияния.

Поскольку в рамках цивилизаций налаживаются достаточно активные международные связи, возникают конфликты, идет процесс культурной и прочей регионализации, важен анализ их структуры: степень организованности, наличие признанных лидеров, их способности к консолидации вокруг себя национальных государств одного цивилизационного поля.

Очевидно, что для нашего времени наиболее полный ответ можно получить только в том случае, если национальное государство и цивилизация будут рассматриваться как дополняющие друг друга пара. А расставлять доминантные акценты нужно не вообще: или – или, а в частности, в каждом конкретном социокультурном срезе или историческом явлении.

Рассматривая любой социальный организм, как некоторую систему, мы можем сформулировать для него определенные принципы развития.

Система не может быть изолированной, она погружена в целый ряд других более крупных, а в себе содержит другой ряд более мелких. В результате силы (факторы), воздействующие на систему, можно разделить на внешние и внутренние.

Преобладание давления внешнего приводит к геополитическому сжатию социальной системы (этнос, государство, цивилизация). Преобладание фактора внутреннего – к соответствующему расширению (экспансии). Это в конечном итоге источник колебательного механизма интеграции – дезорганизации.

Формы интеграции исторически меняются в соответствии с уровнем культуры, ее масштабами и целями. Можно назвать, по крайней мере, шесть таких форм: формирование этносов и великие переселения народов, империи, монархии, национальные государства, международные союзы (блоки).

В самой системе действуют также два типа факторов (сил). Первый – это индивидуальные (частные) интересы элементов, из которых формируется структура системы, их, как правило, можно оценить как самодостаточные. Стремление к самодостаточности – это цель структурного элемента. В процессе эта цель, предполагающая замкнутое на себя движение, вытягивается временем в своеобразную синусоиду. Замкнутый круг самодостаточности катится по тропе времени.

Второй – это цель системы, как целостности (единый интерес системы). Удачный образ этой силы высказан давно и определен известной фразой: - история – это то, чего никто не хочет. Иначе говоря, цель системы не совпадает с самодостаточными целями ее элементов и ортогональна к ним. Она может в той или иной степени совпадать с интересами и целями элементов, но никогда не тождественна им, поскольку всегда имеет в себе то, чего нет ни в одном из элементов. Взаимодействие указанных сил, рассматриваемых в реальном временном процессе, придает ему траекторию спирали.

Исторические события стран и народов, их характер и масштабы связаны с уровнем социальной энергии той или иной системы. И, с этой точки зрения, самодостаточные частные интересы элементов носят энтропийный характер. Энергия структурных элементов гасится на внутренних взаимодействиях и лишь частично (да и то по долгу службы) расходуется на общий интерес системы. В этом плане можно говорить о менталитете, культуре, национальном характере. Например, культура Запада базируется на индивидуализме и рационализме, там явно выражен примат личных интересов над общественными. Страны с таким типом культуры испытывали и в будущем все более будут испытывать дефицит социальной энергии. Страны, у которых менталитет населения строится из обратного принципа – доминанты общественного над личным, имеют значительно более мощную социальную энергетику и способны на решительные и масштабные исторические шаги.

Органически в логику подобного рассуждения вписывается и понимание исторической роли «великих мифов» и различного рода учений. Они создают «духовное поле», в котором частные интересы из хаотичного состояния складываются в определенный порядок, совпадающий с вектором цели системы (взрыв экспансии, развития) или противоречащий ему, и тогда система дезорганизуется. Поэтому зачастую не важно, верно учение или нет, важней, насколько оно овладевает умами людей и мобилизует их на самопожертвование.

В этой связи трудно согласиться с С. Хантингтоном, который в заключении приходит к выводу: “Политическая идеология и экономические интересы занимают не самое важное место в жизни людей. Люди борются и погибают за другие идеалы и ценности – за веру, семью, кровные узы. Вот потому-то после окончания холодной войны центральное место в современном мире заняло столкновение цивилизаций”. (61, с.75). Автор просто временный концептуальный вакуум принимает за долговременную тенденцию, вдобавок сопоставляя ценности совершенно разного уровня.

Смещение акцентов, присущих С. Хантингтону, достаточно характеризует его следующее утверждение: “За ослаблением власти Запада следует эрозия западной культуры”. (61, с.74). Все, как раз, наоборот: именно эрозия, а точнее кризис западной культуры – основной источник ослабления власти Запада, и этот процесс будет нарастать.