Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   18
105


распределение которой по территории регулируется своими биологическими законами, которые существенно отличаются от закономерностей распределения полезных ископаемых, столь почитаемых в нашем типе культуры, но совершенно безразличных для первобытных обществ.

Распределение существенных для первобытного общества животных по территории устанавливает определенные количественные соотношения между, численностью общества и территорией, способной прокормить такое общество, обеспечить более или менее бесперебойную охоту и поставку в нужном количестве дичи. Ясно, что эти соотношения весьма далеки от точных математических формул, поскольку неоднородна плотность заселения территории животным миром, изменчивы и темпы его воспроизводства, но при всем том такие соотношения все-таки существуют и должны, видимо, влиять на расселение племен, на их территориальное распределение, на размежевание их охотничьих угодий. Во всяком случае ясно, что там, где охотится одно племя, двум охотится будет тесно, то есть вектор расселения племен при всех локальных его модификациях всегда в общем-то будет направлен на «расталкивание» растущих по числу, почкующихся племен.

Вот здесь мы и встречаемся со своеобразным антропологическим «потопом», следы которого налицо, а причины уже как будто бы не наблюдаются. С того весьма и весьма недавнего времени, когда обнаружение вымерших видов и попытка объяснить эту аномалию в христианско-теологической парадигме сотворенности мира серьезно пошатнули доверие к постулату сотворенности мира и человека (34), ученые сначала поспорили об очаговом или повсеместном происхождении человека, а затем, убежденные доводами физиологической видовой близости всех человеческих рас, пришли все-таки к выводу о локально-точечном происхождении человека и общества. Спор сегодня идет уже не о том, в одном или во многих местах одновременно возникло человеческое общество, а о том, в каком именно месте оно возникло, откуда оно как планетная новация распространилась по всей планете, каковы были пути миграции-расселения, как шли волны человеческого «потопа», затопившего все материки и острова. Если примерно до середины XIX в. подавляющее число европейцев, в том числе и ученых, было уверено, что колыбель современного послепотопного человека и остатки Ноева ковчега следует искать на Арарате, то теперь единства мнений нет. Большинство сходится на том, что человек евразийского происхождения, но только большинство, да и Евразия мало похожа на точку.

Но если гипотеза локально-точечного генезиса человека и социальности не просто способ закрыть проблему физиологического единства человеческого рода,

106


поднятую падением христианский гипотезы о суверенности человека по образу и подобию божьему, а более или менее обоснованный факт, с которым приходится считаться любой теории расселения, то между появлением человека в некоторой точке земного шара, где бы она ни находилась, и завершением глобального потопа человеческого распространения по лику земли должен располагаться некий значительный период времени, «лаг» глобальной экспансии человеческого рода. Усло­вия расселения на этом периоде должны были бы серьезно отличаться от более поздних, когда земля была уже заселена, в том отношении, что на лаге глобальной экспансии человеку в общем-то всегда было, куда уходить и что осваивать, тогда как по прохождении этой первичной волны географический глобальной экспансии человека речь могла идти уже только о процессах миграции-перемещения по обжитым местам, о переселениях, нашествиях, завоеваниях с явно иным набором средств воздействия на «туземцев», чем на этапе освоения, когда никаких «туземцев» не было.

Достаточно ли почкования племен как способа решения проблемы избыточности и «расталкивающего» эффекта, вынуждающего охотничьи общества территориально обосабливаться производно от заселенности территории животными, от темпов воспроизводства животного мира, для объяснения глобальной экспансии человеческого рода?

Основная трудность этого вопроса состоит, нам кажется, в том, что с биологической точки зрения процесс расселения человечества шел недопустимо высокими темпами. Меньшими, естественно, чем темпы расселения, скажем, очередной разновидности гриппа, но в перерасчете на те 15 – 20 лет, которые требуются человеку на вызревание для порождения потомства, темпы расселения человечества явно выпадают за известные в биологии значения: они практически невозможны для биологического способа кодирования. К тому же, распространившись по земле и освоив массу самых различных условий существования от джунглей до тундры, человек в общем-то остался с тем же биокодом, с каким он начинал глобальную экспансию. Во всяком случае, в отличие от «культурной несовместимости», эффектов «биологической несовместимости» в видовых рамках человечества не наблюдается; любые расовые сочетания способны давать здоровое человеческое потомство.

Почкование племен и эффект территориального «расталкивания» способны объяснить только появление и постоянное действие «потенциала перенаселенности» в наличном районе расселения человечества, который на границах района, если других нет, определенно будет ориентировать векторы предпочтительных перемещений племен за пределы этого наличного района расселения, толкать к растеканию племен

107


по территории, к экспансии.

Возможность такого растекания и такой экспансии очевидна: «текущая природа» первобытных обществ ограничивается тем, что растет и прыгает, она не знает якорей вроде полезных ископаемых, локализация которых удерживала бы племя на данной территории. Племена в принципе подвижны, и если бы природа с точки зрения ее фауны и флоры была однородной, позволяющей идти на все четыре стороны и в любом месте земли извлекать средства к жизни одним и тем же набором коллективных и индивидуальных действий, то ничего удивительного в факте быстрого глобального расселения человека не было бы. Но природа неоднородна, неоднородны и «текущие природы» первобытных обществ «Текущая природа» пигмея, например, достаточно отличается уже от «текущей природы» бушмена и вряд ли вообще имеет общие по номенклатуре составляющие с «текущей природой» эскимоса. Даже сравнительно небольшой, если мерить его километрами, путь из бушменов в пигмеи или наоборот, требует радикальных изменений текущего тезауруса общества, изменения текстов взрослых имен, что по биологическим нормам означает смену биокода или «сумасшедшую мутацию» ранга переселения млекопитающих или птиц в море (киты, пингвины).

Вопрос, таким образом, упирается не в степень привязанности племен к определенной территории, здесь пока не появилось таких стабилизаторов, как пашня или шахта, которые предполагали бы оседлость, и племена подвижны. Не связано решение этого вопроса и с мотивом: растущее в результате почкования число обществ и, соответственно, растущее население при относительно неизменном экобалансе среды на данной территории всегда будут создавать и воспроизводить потенциал перенаселенности, а с ним расталкивающие и выталкивающие моменты – поводы и мотивы для растекания-расселения. Вопрос упирается в способность человеческого знакового кодирования справиться с задачей оперативного перекодирования форм деятельности не на костях мутантов, как это делается в биологической эволюции (лаг полового созревания человека безнадежно велик для такого решения), а «на костях знаков», то есть методом переписывания и изменения текстов. Поскольку же эта первая глобально-территориальная экспансия определенно могла опираться только на возможности социокода первобытного общества, именно этот тип социального кодирования в деятельности подлежит анализу и оценке на подвижность, на его достоинства и недостатки по сравнению с биологическим кодированием. Это нас возвращает, во-первых, к далекому уже экскурсу-отступлению в область различий биологического и знакового кодирования, где мы развивали тезис о биолого-

108


генетической несостоятельности человека как о причине появления знакового специализированного кодирования в коллективную деятельность, а во-вторых, к задетой нами недавно проблеме механизмов переписывания текстов в целях дренажа избыточного и социализации нового содержания. И то и другое нам требуется теперь осмыслить под углом зрения механики и темпов переписывания генетической или знаковой информации, а также величин и размерностей, определяющих подвижность кода и темпов изменений.

Если не вдаваться в детали, биологи много и бурно спорят о них сегодня, то возможный темп видовых изменений, в которых роль селекционера на совершенство и жизнеспособность играет среда, определяется главным образом тремя характеристиками; а) мерой разнообразия наличной популяции вида, которая производна от характеристик видового биокода, его способности «ошибаться», давать мутации; б) лагом вызревания – периодом от появления особи на свет до появления у нее потомства; в) числом особей в потомстве. В самом грубом приближении возможный темп биологических изменений и, соответственно, адаптационная способность изображались бы формулой: ав/б с какими-то коэффициентами. В терминах такой формулы человек отнюдь не выглядит венцом творения. С точки зрения разнообразия человек, может быть и удовлетворяет общебиологическим стандартам – каких только индивидов нет на свете, но малое число особей в потомстве (в) и значительный лаг вызревания (б) делают его явным тихоходом биологической эволюции. Не говоря уже о вирусах и микробах с предельно малым лагом вызревания до деления, человека по всем статьям забьет большинство представителей растительного и животного миров.

Если попытаться применить идею такой формулы к оценке возможностей социокода первобытного общества, то сражу же обнаруживаются осложнения, связанные с тем, что в случаях биологического кодирования мы имеем дело с универсальным кодированием потомства (пчелы, муравьи, термиты в формуле не учтены), тогда как социальное знаковое кодирование для того и сотворено человеком, чтобы решать задачи специализированного кодирования индивидов в деятельность. Но поскольку в знаковом кодировании налицо и универсальная (текущий универсальный тезаурус общества) и специализирующая (тексты взрослых имен) части, причем универсальная всегда предшествует специализированной, попытка представляется не такой уж безнадежной: мера разнообразия специализированного кодирования явно производна от разнообразия текущего универсального тезауруса общества.

Здесь, правда, требуются определенные уточнения понятия «тезаурус». Его мы

109


определяли мимоходом то на уровне знака, то на уровне поведения (навыков, умений), так что особой ясности в нем не оказалось. В нашем типе культуры текущий тезаурус имеет знаковую в основном форму некоторого объема общих и, предполагается, общеобязательных знаний, убеждений, постулатов установок. Может быть наиболее полным формальным выражением этого тезауруса являются у нас программы общеобразовательной средней школы. В первобытных обществах, не использующих формального образования, текущий универсальный тезаурус, хотя в нем бесспорно присутствуют и убеждения и постулаты и установки, в части, касающейся знания, не может быть определен в терминах программ общеобразовательного института -фиксированных в знаке программ здесь нет, – поэтому тезаурус в этой части приходится определять в терминах освоенных навыков и умений. Если учесть, что практические навыки и умения в общем-то однозначная проекция знания (программы) на эмпирию поведения (действия), то ничего особо страшного при такой замене уровней описания не происходит.

Интересующий нас универсальный текущий тезаурус первобытного общества, таким образом, есть та сумма освоенных прошедшими универсальную подготовку навыков и умений, которая, с одной стороны, считается стандартным набором, подлежащим усвоению подрастающими, а с другой стороны, эта сумма – стандартный набор используется как своего рода словарь для знакового оформления специализированных текстов, которые пишутся как программы на языке действия, освоенных навыков и умений, так что в принципе, если бы пришла к тому особая охота, из текстов взрослых имен, диссоциируя их до уровня навыков и умений, можно было бы восстановить в знаковой форме состав тезауруса и в части знания.

Совершенно очевидно, что освоение новых условий существования, новых реалий окружения должно начинаться с изменений в составе универсального текущего тезауруса, а сама освоенность этих условий и реалий должна бы обнаруживать себя как резкое различие в составах текущих тезаурусов первобытных племен, живущих в разных условиях окружения и имеющих дело с разными реалиями. Так оно, собственно, и получается: в составе текущего тезауруса племени пигмеев нет, например, навыков и умений обращения со снегом, умения ориентироваться по звездам, которых пигмею не видно, и многого другого, точно так же и в составе текущего тезауруса эскимосского племени вряд ли обнаружатся навыки ориентации в душной полутьме джунглей, навыки охоты на слона, лазанья на деревья и т.п. Разночтений будет много, много обнаружится и существенных различий. При всем том, однако, обнаружатся и сходные и идентичные составляющие.

110


Причиной этому, во-первых, то, что при всем разнообразии возможных навыков и умений, человек все же принадлежит к единому виду, что не может не вносить элементы единства в навыки и умения и ставит естественные пределы их многообразию. Во-вторых, и это не менее серьезно, расселение по лику земли нельзя воспринимать по типу современных мгновенных перемещений из тундры на экватор, из Москвы на БАМ и т.п. Перенесись этим способом племя пигмеев к эскимосам или наоборот, дело бы, естественно, кончилось катастрофой. Расселение, надо полагать, шло преемственно, как преемственно меняется и сама природа по территории, так что общества никогда не позволяли затащить себя в ситуации срыва, полной и разовой смены составляющих текущего тезауруса, а если и позволяли, то сведений о таких отчаянных смельчаках не сохранилось, А эта преемственность изменения состава тезауруса также могла вести к тому, что часть исходных навыков и умений сохранялась в составе тезауруса.

Иными словами, необыкновенно стремительнее распространение человека по лику земли выглядит таким в мерках биологической эволюции, если же к нему прилагать современные стандарты, то оно представляется медленным растеканием-расползанием исходного очага социальности с длительными остановками и перерывами, с обтеканиями трудных для освоения мест, с обходами препятствий и с заходами на препятствия с той стороны, где они допускают преемственное освоение. Словом, победного марша с предустановленной дислокацией, кому куда маршировать, здесь не было.

И все же проблема сравнения темпов биологического и социального перекодирования остается открытой. За счет чего могло бы социальное знаковое кодирование резко увеличить темп рекодирования? Если еще раз присмотреться к нашей формуле: ав/б, то наиболее перспективной величиной является б-лаг вызревания. В знаковом кодировании и перекодировании его, по сути дела, может и не быть, хотя он, естественно, и далек от нуля. В нашем развитом обществе, например, лаг публикации, социализирующей дисциплинарную новинку, составляет в среднем около года, а иногда и значительно больше. Старцы первобытного общества были в этом отношении много оперативнее.

Выше мы разбирали три основных случая: дренаж избыточного знания, социализация изменений в одной из программ текста взрослого имени, социализация новой программы коллективного действия. Эти случаи с рядом оговорок можно считать основными и для оценки подвижности социокода первобытного общества.

Дренаж внешне представляется довольно простой, безобидной и скучной

111


операцией-забывания, для которой усилий интеллекта не требуется. Эта не совсем так: универсальные тезаурусы, хотя их составы и ориентированы на средние или даже на порогово-допустимые (как обязательные школьные программы) значения человеческих физических и ментальных возможностей, стремятся все-таки к возможно более полному использованию человеческих сил и возможностей в пределах ограничений по вместимости. Дренаж избыточных составляющих является поэтому существенным условием социализации новых составляющих. Задержка с выводом из состава тезауруса того, что не находит подкрепления в действии, может затруднить ввод новых составляющих или, того хуже, сделать универсальный по способу функционирования тезаурус достоянием избранных, доступным только для тех, кто одарен выдающимися способностями. Для общества это было бы катастрофой: пришлось бы резко повысить избыточность в основном канале социальной миграции и поддерживать ее, что было бы явно не по силам обществу со столь скромным арсеналом извлечения средств к жизни из окружения.

В качестве процесса, в характеристику которого входят темп и интенсивность, дренаж представим некоторым средним периодом, лагом дренажа, который начинается с момента исчезновения из окружения реалии (ежа, например), по поводу которой создавался и воспроизводился через подготовку данный навык, и завершается исчезновением этого навыка из состава тезауруса, а соответственно и из программы подготовки подрастающих. В теории, естественно, моменты, маркирующие лаг дренажа, определяются много проще, чем на практике. На практике и реалии окружения не исчезают сразу и вдруг, а скорее снижают частоту своего появления и сводят ее к пороговому минимуму, за которым реалия перестает интересовать общество как объект возможного воздействия, да и соответствующие знаковые реалии, и это-то нам как раз хорошо известно из истории нашего очага культуры, не так просто покидают насиженные места в знаковых системах, долгое время остаются в них, поддерживаемые системными связями с другими знаковыми реалиями, имеющими предметную опору в реалиях окружения.

Здесь хороший повод совершить экскурс в страну «улыбок Чеширского кота», где потерявшие предметную опору знаковые реалии долгое время еще сковывают свободу знаковой интерпретации, где «рука мертвого хватает живое», и такой экскурс нам где-то еще придется совершить. Но сейчас бы он нас увел совсем не туда, куда мы намерены идти. Поэтому будем пока считать достаточным, что составляющая тезауруса выведена из него, исчезла, дренирована, если подрастающие поколения уже не «проходят» ее как нечто, подлежащее освоению и подготовке, пусть даже воспитатели-

112


старцы и рассказывают о каких-то, скажем, ежах или черепахах, которых никто из молодежи в глаза не видел.

Выше, говоря о дренаже, мы лаг дренажа определили через глубину памяти старцев и хотя, само собой разумеется, никаких точных данных привести не могли -нет соответствующих исследований, да и вряд ли они теперь возможны, – мы все же рискнули предложить период в 3 – 4 поколения носителей взрослых имен как ори­ентировочную меру глубины памяти старцев и соответственно лага дренажа; он в этом случае составлял бы 30 – 40 лет. В предельном случае, если состав тезауруса исчерпывает человеческую вместимость, а сам этот состав, учитывая требования преемственности, можно заменить новым где-то за 300-500 лет, то исходя из этих гипотетических ориентиров, можно было бы определить и средне допустимую скорость территориальной экспансии, лаг освоения новых условий жизни. Мы вовсе не стали бы настаивать на предлагаемых цифрах: для нас главное не то или иное конкретное значение, а путь, операция вывода, которая, если обнаружатся люди, способные провести подобные исследования, может повести к появлению более надежных значений.

В системе определений темпа перекодирования дренаж, пожалуй, наиболее инерционная составляющая, хотя ее воздействие на реальные значения темпа не может признаваться ни однозначным, ни прямым, ни абсолютным, поскольку в механизм такого воздействия всегда будет вплетена мера заполнения человеческой вместимости составляющими текущего тезауруса. Чем эта мера выше, тем жестче и однозначнее действовали бы ограничения по лагу дренажа. Но никто пока не измерил объема человеческой вместимости, не знает ни пороговых, ни предельных значений, да и состав тезауруса, хотя на уровне навыков и умений он в принципе наблюдаем и допускает исчерпывающее описание, пока он в том же состоянии неопределенности. Поэтому вопрос о влиянии лага дренажа на возможные темпы перекодирования остается ясным только на уровне теоретического умозрения.

Социализация новых составляющих тезауруса может, с одной стороны, использовать те процедуры, о которых мы писали выше, хотя на периоде расселения они требуют дополнения – выхода в подготовку новых носителей имен.

Процедуру социализации частной поправки в предписанный индивиду текстом способ поведения мы описывали в следующей последовательности: 1) появление и процессе коллективной деятельности у индивида действия, отклоняющегося от предписанного текстом, но способствующего успеху общей программы коллективного действия; 2) одобрение и признание этого отклоняющегося действия членами группы,

113


участвующими в данной ситуации коллективного действия; 3) многократная имитация – проигрывание ситуации, в которой появилось отклоняющееся действие в присутствии старцев на предмет одобрения и признания; переформулировка старцами соответствующего места в тексте имени – перевод отклоняющегося действия в предписанное текстом; передача новому носителю переписанного текста, в котором новинка – отклоняющееся действие – присутствует уже как предписанное, переведенное в норму и тем социализированное поведение. Учет необходимости обновления тезауруса потребовал бы где-то между 4 и 5 этапами выхода в подготовку молодежи в том случае, если отклоняющееся действие содержит элементы, не представленные среди составляющих текущего тезауруса, требующие особого освоения и отработки. Сам этот выход в подготовку не вносит дополнительных трудностей, поскольку старцы активно участвуют в процессах обучения молодежи на завершающих этапах подготовки.

Примерно так же обстоит дело и с социализацией новых программ коллективного действия, в которой можно выделить следующие этапы: 1) появление и периодическое присутствие в окружении объекта нового класса, воздействие на который непосильно для индивида, требует коллективного действия; 2) стихийные гештальтного типа попытки коллективного воздействия на объект с разнообразными исходами; 3) выбор и закрепление в повторах попытки, дающей наиболее приемлемый результат; 4) знаковая интерпретация старцами такой попытки как программы коллективного действия с распределением подпрограмм по текстам имен участников; 5) передача новым носителям взрослых имен текстов с дополнениями-предписаниями поведения в новой ситуации коллективного действия, направленного на освоенный в многократных по­пытках объект, который теперь социализирован – включен в состав «текущей природы» как нормативная реалия окружения, требующая данного коллективного действия.

И здесь так же где-то между 4 и 5 этапами социализации стихийно сложившиеся и обработанные в повторах подпрограммы индивидов-участников, проходя стадию формализации и представления в знаке в виде дополнений к текстам, которые будут передаваться следующему поколению уже как нормы-предписания, должны пройти оценку старцев на элементы новизны по отношению к текущему тезаурусу. Если такие элементы в них обнаружатся, они должны быть введены в курс подготовки подрастающих на правах условия осуществимости кодирования в новые, имеющие дополнения тексты. Если эти новые элементы – навыки и умения – не введены в тезаурус на правах нормативных его составляющих, если они не освоены и не отработаны новым поколением носителей взрослых имен, то жизненно важная для