Ать свою книгу воспоминаний или точнее сказать, изложить свою жизнь на бумаге, у меня появлялись давно, я даже не могу сейчас точно сказать в какой год или день

Вид материала

Документы

Содержание Сары-озек. жизнь в военном городке. игры и шрамы.

Подобный материал:

• Моя педагогическая деятельность, 24.23kb.
• Исследование развития школы №17, через изучение воспоминаний людей, связавших свою, 165.27kb.
• Лариса Александровна Леденёва подходит к нам. Для меня «классная дама» не просто учитель, 178.11kb.
• Николай Нотович Неизвестная жизнь Иисуса Христа, 1051.21kb.
• Памятка для родителей   Какой бы родитель не хотел бы сказать: «Я люблю своего ребенка, 160.72kb.
• I. Удвоение Не знаю, что делать. Имей я хотя бы возможность сказать "плохо мое дело",, 3355.48kb.
• «Смеются все и даже йоги!», 64.09kb.
• Вишнев В. Н. Безродная Н. В. Остеохондроз Профилактика и лечение Введение, 623.65kb.
• Пролог: "Хагакурэ" и я, 801.32kb.
• Старайся полюбить эти вопросы сами по себе, 4738.11kb.

Вспоминая жизнь в Сары-Озеке, я конечно должен рассказать о большой странице в моей жизни. Моя мама твёрдо и настойчиво хотела дать мне больше, чем просто образование в школе, но такие возможности в гарнизоне, понятно были ограничены. Единственное, что было у нас реальным в городке – это музыкальная школа. Она тоже располагалась в приспособленном бараке и занимала его половину, а с другого входа была фотография, офицерское ателье и ещё что-то, чего я уже не помню. Поэтому она решила, что «мы» учиться будем в детской музыкальной школе. Из всего выбора, имеющегося в ней, она выбрала фортепиано, так как большинство «музыкальных знаменитостей» играли на нём или рояле. В городке многие дети учились в этой школе, правда, это большинство были девчонки. Ребята учились менее охотно, более соглашаясь ходить на баян или аккордеон, там обучение было всего – 5 лет. Я же попал на фортепиано, где учиться надо было 7 лет. Мальчиков на него всегда записывалось сначала много, но потом бросали или уезжали, проходив несколько лет. Поэтому, уже в старших классах из мальчишек, которые учились, я был только один. Мама меня записала сразу, когда я пошёл в школу, и поэтому я всегда учился параллельно: в первом классе общеобразовательной школы и в первом классе музыкальной школы и т.д. Мама очень серьёзно отнеслась к обучению: сразу купила большую чёрную нотную папку, кучу разных музыкальных книг, а ещё заказала по почте. Через какое-то время мы получили на почте огромную бандероль, обёрнутую в серую бумагу с огромным количеством этих книг. Часть из них понадобились только через несколько лет.

Буквально через небольшой промежуток времени родители купили, уж не знаю где и как, огромное чёрное пианино модели «Лира». Для его хорошего звучания пришёл солдат-настройщик со специальным прибором – камертоном, для настройки и долго копался в нём, что-то там подкручивал, подвинчивал и конце работы я запомнил это, сказал что оно очень хорошее, качественное, выше среднего уровня. После всех настроек, чтобы проверить и показать нам его качество работы, он сел и сам начал играть, понятно, что без нот, по памяти. Он играл много и здорово, классические и народные, разные знакомые мелодии – чем вызвал восторг и умиление у моих родителей. Однако я, глядя на то, как он играет и ловко двигаются его пальцы по клавишам, извлекая из них мелодию, уже тогда поймал себя на мысли, что я так научиться играть никогда не сумею! В чём позже я сам и убедился. Сами мои родители никакого музыкального образования не имели, но меня они решили твёрдо научить. Прямо сказать для меня учится, в музыкальной школе было не трудно, я посещал занятия по музыке, сольфеджио, музыкальной литературе, пел в хоре, несколько раз пытались меня использовать в ансамбле. Это отнимало совсем не много времени, школа была недалеко, рядом с ГОКом, и было очень удобно по пути узнать какой кинофильм идёт сегодня или зайти в библиотеку.

Но со временем, уже взрослея и оглядываясь по сторонам, честно анализируя свои способности, я стал замечать, что у меня в музыке нет больших или хотя бы каких-то средних талантов. Это было очевидным на занятиях по сольфеджио, когда из группы в пятнадцать учеников я один с трудом мог написать диктант из нот, аккордов и музыкальных фраз. Конечно, что-то мне удавалось правильно, но этого было так мало! Например, девчонки, которые учились со мной, могли, услышать мелодию какой-нибудь новой песни тут же сесть за пианино и тут же мгновенно на слух подобрать музыку. Я же, сколько не пытался – так ничего ни разу самостоятельно подобрать не смог. Играть по нотам у меня всё получалось, а если сделать над собой небольшое усилие – то и выучить всё наизусть, а вот подобрать самому – ну никак. Тут я понял, видимо вопрос был глубже, в природных способностях. Или они есть или их нет, и ничего тут не поделаешь.

Просто я понял для себя такое понятие как «не дано». Сначала эта мысль, пришедшая в мою голову, показалась мне страшной по своей сути: как же это я – и вдруг не могу чего-то или что-то у меня не получается? Ведь у меня, я раньше считал, всё и всегда должно легко получаться. Но потом, хорошо поразмыслив и оглядевшись по сторонам, я понял истину – нет, не всегда всё у всех получается! Есть люди способные к чему-то, а есть – и нет. Видно музыка для меня так и осталась на начальном уровне. Через время я заметил за собой ещё несколько моментов и наблюдений того, чего я не могу или того, что мне не интересно. Например, стихи – я запоминаю их, даже школьную программу быстро без труда, но практически сразу же забываю, и все попытки попробовать самому что-нибудь сочинить – бесполезны, и я даже просто читать их не люблю и не хочу. В военном училище сразу на первом курсе я понял, что из меня хорошего гимнаста тоже не получится. Были у нас курсанты, которые вертелись и крутились на брусьях и перекладинах так, что приятно было на них смотреть. У меня же высшая оценка по гимнастике всегда была только – четвёрка. Конечно, мы все понимали, что в настоящем бою с врагами важным будет храбрость и умение организовать бой, – то для чего нас и учили в училище, ведь мы не будем «выделывать» перед ними всякие причуды на брусьях, но было как-то обидно! Потом я заметил за собой ещё одну особенность – я не «фанат большого спорта»; мне иногда просто не очень интересно кто выиграет это соревнование: будь то хоккей, футбол или ещё что-то. Выиграли – хорошо, проиграли – так значит играть надо лучше! Никаких эмоций или трагедий и ничего личного. Иногда гол, забитый в наши ворота соперниками радует меня больше своей красотой, чем с трудом «запиханный» в чужие ворота нашими игроками.

Но вернёмся к музыкальной школе. Конечно, если бы школа была не платная, и был бы большой выбор учеников, то меня выгнали из неё, наверняка из 5-6 класса, а может быть даже и из четвёртого. Но так как моя мама всегда платила во время (помню сумму 18 рублей 40 копеек, потому что в старших классах мама просто давала мне деньги, а я сам платил, приходя на занятия). И с учениками в школе был хронический недобор (многие дети уезжали, ведь это был военный городок и переезды офицеров были частью их службы), то я продолжал сдавать экзамены на свою троечку, а это была моя самая стабильная оценка в музыкальной школе и переводится в следующий класс. В старших классах меня уже не привлекали в хор, даже для массовости, освободили от занятий в ансамбле, где необходимо было играть совместно с другими, а программу переводного летнего экзамена я начинал учить уже с 1 сентября. Моя мама, как женщина не глупая и мудрая тоже через некоторое время (намного раньше, чем я сам до этого додумался) видимо поняла, что с мечтой о «сыне – великом музыканте» придётся распрощаться, тем не менее, всегда говорила:

- Учись сынок, пока есть такая возможность, возможно, это будет кусок хлеба тебе на старости лет! Я ведь так хотела сама этому научиться всю жизнь!

И я «учился», в первых классах ещё с интересом, а потом просто по привычке. Про какой такой хлеб говорила мама я, конечно, смутно понимал в то время. Для меня зарабатывание денег себе на хлеб с помощью музыки сводилось только к одному примеру, который я видел в своей жизни. Это был старик, который сидел по воскресеньям в посёлке возле базара и игравший на баяне разные песни и музыку. Ему в кепку прохожие бросали разную мелочь. Но так зарабатывать себе на хлеб я в своём будущем не хотел. Поэтому мамины слова о будущем хлебе у меня особого энтузиазма не вызывали. В средних классах у меня была серьёзная, требовательная учительница, которая очень старалась научить меня музыке, ставила мне двойки, реально «оценивая мой талант», но потом видимо руководство школы сделало «правильные выводы» и меня перевели к другой – «более опытной» учительнице. Поэтому в старших классах у меня была только одна учительница – молодая жена офицера, уже не помню как её звали но, обучаясь у неё – все мои оценки, стали стабильными тройками. Мы с ней иногда, вместо того чтобы играть на пианино долго беседовали во время уроков на разные темы. А самое главное – у нас с ней была «одна маленькая тайна», о которой мы с ней договорились никому никогда не рассказывать. Но теперь (уже прошло 40лет!) я думаю, что её можно и открыть – это то, что она говорила мне: «Артур, на следующее занятие приходить не надо, занимайся хорошо дома – тренируйся, а я отмечу, что ты был». Понятно, что это прекрасно устраивало меня, а (теперь я понимаю, и её – было меньше со мной проблем!) Дома я конечно несколько раз проигрывал все произведения особо не напрягаясь, а так больше для «очистки совести». Таким образом учёба в 5-7 классах в музыкальной школе – вообще никаких особых проблем у меня не вызывала и не отнимала много времени.

Конечно, нельзя сказать, что время обучения в музыкальной школе было потрачено зря. За всё это время в школе, я узнал для себя много нового и интересного: освоил нотную грамоту, узнал про такую науку-сольфеджио и понятии – гармония, много интересного услышал про великих музыкантов на уроках по музыкальной литературе, научился хотя бы на слух узнавать основные классические произведения, что тоже было хорошо. Но основное, что я вынес для себя, обучаясь в музыкальной школе – это то, что я понял – никогда я не смогу прилично играть на пианино, подбирать музыку, а самое главное, что я понял тайный смысл хорошо известной пословицы «выше головы не прыгнешь». Если способностей нет к какому-нибудь делу то, как не пыжься и не напрягайся, ничего из этого не выйдет, даже если и очень стараться!

Из обучения в музыкальной школе я навсегда запомнил ту загадочную тишину полутёмного коридора со старинными полукруглыми печами, которые топили зимой углём. Проходя по нему вдоль кабинетов – были слышны звуки музыки, которая доносилась оттуда из-за дверей – отрывки разных музыкальных произведений, это было так необычно, удивительно, настраивало на творческий лад и как-то окультуривало что ли? За долгие годы учёбы я как-то к этому привык, относясь к этому не очень серьёзно, но ответственно. Время занятий в школе по разным дням недели всегда было разным, и это приучило меня с детства к распорядку уже с вечера, перед сном планировать свой будущий день, распределяя время, чтобы многое успеть. Я благодарен школе в том, что она дала мне в детстве гораздо больше, чем просто музыку. Это и построение отношений в коллективе среди учеников и учителей, и реальную оценку своих музыкальных способностей, а так же способность с малых лет к самоорганизации и умению планировать все свои дела.

Выпускался я из неё тоже не стандартно. В седьмом классе отца перевели в Усть-Каменогорск и он, приехав за нами в апреле, ускорил все события. В связи с нашим переездом мама решила все вопросы в школе и мне разрешили сдавать выпускные экзамены досрочно в марте-апреле, а не в конце мая как все остальные ученики. Поэтому я сдавал «государственной комиссии» состоящей из директора школы и моих же учителей. Музыкальные произведения у меня были готовы, а по сольфеджио мы с учительницей выучили один билет, который она положила «случайно» первым с краю и название, последовательность аккордов, которых ей предстоит мне сыграть на экзамене, я записал на бумажку и вызубрил. Так как я к выпуску готовился задолго и «серьёзно», начиная ещё с первого сентября, поэтому я всё успешно сдал на свои тройки. Мне в тот же день, буквально через несколько минут выдали документ об окончании музыкальной школы по классу фортепиано. Единственный вопрос, который задала мне перед «выпускным экзаменом» директор школы, женщина всегда строгая и серьёзная:

- Артур, а после окончания нашей музыкальной школы, ты я надеюсь, не думаешь продолжать своё музыкальное образование?

И услышав мой утвердительный ответ о том, что на этом я твёрдо решил остановиться, «взяла грех на душу» и выдала мне документ об окончании музыкальной школы. Помню то, как я радостный принёс его домой маме, а в доме уже шла отъездная суета – все вещи упаковывались в разные коробки и ящики, которые стояли посреди комнат. Поэтому какого-то особого восторга и радости дома, в свете предстоящего переезда это уже рядовое событие не вызвало. После того как я отдал его маме, она видимо уже всё зная заранее, потому что даже не ходила со мной на такой долгожданный для меня экзамен, раскрыв его и едва скользнув по нему взглядом, положила его в специальную сумочку, в которой у нас хранились все документы. Так я больше его и не видел, видимо оно там до сих пор и лежит в шкафу у родителей в Чимкенте. Честно сказать, что «устав» от обучения в школе я больше никогда не садился за инструмент – просто не было никакого желания. Мама всё-таки ещё настырно перевозила несколько лет пианино с собой: из Сары-Озека в Усть-Каменогорск, из него в Чимкент. Но уже в Чимкенте мама как мудрая женщина, видя моё отношение к музыке, всё-таки приняла «историческое» решение – наконец, продала его и сделала мне «царский» подарок по тем временам (конечно с позиций сегодняшнего дня это выглядит смешным и наивным) – настоящие джинсы! Тогда купить их в магазине было просто нереально, их можно было только «достать с рук», по большому блату – это был огромный дефицит! Человек, который носил джинсы, в то время выглядел очень круто потому, что цена на них была по тем временам просто неподъёмная – 250 рублей! Радость от приобретения джинсов я точно помню, у меня была намного больше, чем от обучения и окончания музыкальной школы. Я достойно оценил мамин героический поступок. Нельзя теперь конечно утверждать, что мама выкинула зря деньги на ветер, так долго и настойчиво стараясь обучать меня музыке, ведь всё-таки что-то у меня в голове из музыки осталось, а лишних знаний, как говорится, не бывает. Она старалась, как могла, что бы хоть что-то мне дать в детстве в тех условиях, и нет её вины в том, что всё это мне не понадобилось в жизни. Но как она всё-таки заблуждалась насчёт куска хлеба! Всю жизнь мне пришлось зарабатывать хлеб совсем другим трудом. Мне так и не пришлось ни разу в жизни воспользоваться этими полученными в детстве знаниями, кроме как для разгадывания кроссвордов, когда вопрос касался музыкальных терминов.


САРЫ-ОЗЕК. ЖИЗНЬ В ВОЕННОМ ГОРОДКЕ. ИГРЫ И ШРАМЫ.

ДОМАШНИЕ ЖИВОТНЫЕ.


Помимо музыкальной школы руководство гарнизона регулярно создавало в ГОКе разные секции для детей в зависимости от наличия преподавателей – как правило, это были солдаты. Ведь раньше армия была для всех и поэтому, уровень интеллекта и ума у некоторых солдат был очень высоким – высшее образование полное, неполное и средне-специальное было не редкостью. Конечно, все кружки были бесплатными, в то время об этом даже подумать было страшно. Правда кружки существовали недолго, пока служил солдат-руководитель, но их было много: танцевальные, жонглёрские, всякой борьбы и ещё не помню уже какие. Я тоже немного походил туда со своим другом в кружок жонглирования. Солдат, который занимался с нами, умел очень хорошо работать с шарами, кольцами, булавами, а самым удивительным было то, что он не боялся жонглировать горящими факелами. Мы увлечённо принялись за занятия, и с того времени я научился жонглировать двумя и тремя шарами. Наш кружок, сейчас я уже не помню почему, проработал недолго и мы несколько пацанов, а нас было человек 10, ещё какое-то время самостоятельно пытались во дворе что-то сами делать, но потом это увлечение как всегда заменилось чем-то другим. Очень жалко, что всё так быстро кончилось, мы уже мечтали на каком-нибудь празднике выступить со своей программой. Показать всем, что мы можем и чего достигли. В то время, под влиянием занятий и разговоров, я увлечённо и запоем перечитал все книги о цирке и артистах. Открыл для себя удивительный мир цирка! Узнал много нового о разных профессиях в нём: клоунах, фокусниках, акробатов, дрессировщиках зверей. И даже, как все дети в том возрасте стал подумывать о том, а не поступить ли мне в цирковое училище? А что? Цирковая арена, свет прожекторов, полный зал людей, аплодисменты, афиши, гастроли и переезды – не жизнь, а романтика! В моей жизни сбылось почти всё, о чём я тогда так мечтал – всю жизнь вокруг меня постоянный водоворот людей, были переезды и командировки, (правда не на гастроли, а на войну!) – за исключением только аплодисментов, афиш и громкой славы.

Очень редко, но иногда у нас на сцене ГОКа выступали какие-то театры, цирковые группы – вот тогда зал набивался до отказа. Тогда становилось понятным выражение «яблоку упасть негде!» Все стремились увидеть довольно редкое для нас событие. Люди приносили с собой стулья, лавки и просто сидели на полу вокруг сцены или стояли в проходах вдоль стен. Выступления артистов всегда тепло и шумно приветствовались, все концерты шли, как говориться «на ура!» А в конце выступления по заведённому обычаю начальник клуба – неплохой офицер, которого мы все знали, благодарил артистов и вручал им почётную грамоту от всего коллектива гарнизона, что вызывало у всех нас бурю аплодисментов. Мы тоже, все дети хлопали от радости – ведь она же была и от нас – мы тоже были жителями гарнизона.

Тогда я впервые увидел артистов цирка – лилипутов, которых никогда раньше в своей жизни до этого не видел. Это было удивительное и необычное зрелище! Мы в городке привыкли к тому, что нас всегда вокруг окружали офицеры, прапорщики и солдаты – физически крепкие и здоровые люди и из-за этого мне казалось, что так и должно быть во всём мире. Почему-то казалось, что в нём нет места таким людям, с разными физическими недостатками. Поэтому выступления артистов – лилипутов вызывали огромный интерес, мы все стремились просто их увидеть, прощая им все огрехи и недостатки. Не знаю как другим детям, но меня их выступление очень сильно впечатлило не тем, что и как они делали, а какой-то жалостью и грустью к ним. Все они были не больше нас, очень маленького роста с тонкими, писклявыми голосами и только их руководитель – обычного роста казался, по сравнению с ними Гулливером в стране лилипутов. То выступление заставило меня взглянуть на наш мир людей как-то иначе: оказывается, в нём есть люди с физическими недостатками, инвалиды, просто больные разными неизлечимыми болезнями. Но эти лилипуты были молодцы в том плане, что не замкнулись, не спрятались с глаз других людей, а наоборот, объединившись сами встречаются с ними, ездят по стране – это как-то вызывало уважение.

В фойе ГОКа иногда выставлялись стенды передвижных выставок. Очень яркой была выставка Музея ВС СССР – они привезли очень много интересного для нашего возраста. Там было огромное количество оружия всех времён – от мечей, луков, копий, щитов, разных фитильных ружей, штыков, ножей, до оружия Второй мировой войны – нашего, немецкого и американского. Кроме оружия там были мины, гранаты, а так же огромная и поразившая меня больше всего – коллекция орденов и медалей ещё от времён Суворова до настоящего времени. Огромные стенды с разными погонами, знаками отличий, эмблемами, кокардами и пуговицами начиная от времён Петра первого – просто завораживали. Выставка стояла у нас около месяца, и мы практически каждый день старались туда сходить. Сначала мы смотрели всё очень быстро сами, потом несколько раз обходили с экскурсоводом, который увлечённо рассказывал обо всём солдатам гарнизона, которых приводили группами. Эту его историю мы прослушали по несколько раз, и каждый раз запоминали и находили для себя что-то для себя новое. Помню и я подолгу стоял возле каждого стенда, пытаясь запомнить эту такую манящую суровую холодность оружия и разглядеть в мелких подробностях все особенности конструкции. Мечи были разными: старинные русские, японские самурайские, ножи для харакири, золочёные офицерские кортики и немецкие ножи со свастикой. Много было шпаг, разных сабель, каких-то дуэльных рапир. Всё оружие было настоящим и, глядя на всё это детская фантазия уносила меня куда-то далеко, вглубь веков. Так и хотелось участвовать в древних битвах или скакать по степям на боевом коне вместе с Чапаевым, держа в руке всё это оружие. Но самыми интересным для нас были стенды, где были выставлены пистолеты разных времён и систем. Мы много раз мы слышали такие волнующие нас названия как: Кольт, Револьвер, Парабеллум, Вальтер, Смит и Вессон, Маузер, а теперь могли их видеть и сразу сравнить между собой.

Эта выставка и особенно пистолеты дали огромный толчок для нашего рукоделия. Каждый захотел стать обладателем чего-то похожего, настоящего, стреляющего, а не просто жалкого деревянного макета какие устраивали нас раньше. В городке началось повальное увлечение пистолетами «поджигами». Его изготовление и испытание было целым событием в моей жизни. Сначала долго и тщательно выбиралась подходящая толстая трубка диаметром около сантиметра, желательно чуть меньше. Затем выпиливалась рукоятка с желобком для ствола. Трубка сплющивалась с одного конца и прикручивалась очень большим количеством алюминиевой проволоки, покрытой изолентой. Сверху делался надпил напильником для поджигания пороха. При изготовлении рукоятки пистолета я как-то увлёкся, и неосторожно резанув ножом, сразу срезал себе кожу и часть ногтя на большом пальце левой руки. Палец со временем зажил, а шрам остался навсегда, как напоминание о главном выводе для себя на всю жизнь: работая с ножом необходимо быть очень внимательным, это очень опасно, никакой спешки. Когда у меня это получилось, то хотя у меня и был забинтован палец, но не терпелось сразу же его испытать в деле. Заряжался он со стороны дула; сначала засыпали порох, который для нас в военном городке не был проблемой, потом пыж, затем самое главное – пуля, желательно стальной шарик от подшипника, и в конце – туго скатанный комок жёваной бумаги, что бы всё держалось в стволе. Если не было шарика, то мы сами выливали его из свинца, добываемого из аккумуляторов. После того как «поджиг» был заряжен, наступало главное – подготовка к выстрелу: на маленькое отверстие соскабливалась сера со спичек и сверху прижималась головками целых спичек. Теперь оставалось чиркнуть по ним коробком спичек и успеть направить его в сторону мишени или цели. Такой «поджиг» стрелял не быстро и не долго из-за того, что через несколько выстрелов трубка-ствол деформировалась или совсем разрывалась, если переборщить с порохом. При выстреле, поэтому всегда необходимо было держать руку вытянутой и желательно отвернуть голову. Помню то ощущение неизвестности и страха, когда я впервые держал в руках настоящий свой заряженный «боевой пистолет» и эти такие долгие секунды ожидания выстрела когда, крепко сжимая рукоятку, ждёшь этого и само действие выстрела, когда рука резко дёргается, и ты понимаешь, что всё уже окончилось. Уже тогда я понял для себя то, что с любого пистолета попасть в мишень не так просто как кажется или показывают в кино. В чём уже позже убедился, обучаясь в военном училище.