Ать свою книгу воспоминаний или точнее сказать, изложить свою жизнь на бумаге, у меня появлялись давно, я даже не могу сейчас точно сказать в какой год или день

Вид материала

Документы

Содержание Наши соседи – вакуленко. выезды за грибами

Подобный материал:

• Моя педагогическая деятельность, 24.23kb.
• Исследование развития школы №17, через изучение воспоминаний людей, связавших свою, 165.27kb.
• Лариса Александровна Леденёва подходит к нам. Для меня «классная дама» не просто учитель, 178.11kb.
• Николай Нотович Неизвестная жизнь Иисуса Христа, 1051.21kb.
• Памятка для родителей   Какой бы родитель не хотел бы сказать: «Я люблю своего ребенка, 160.72kb.
• I. Удвоение Не знаю, что делать. Имей я хотя бы возможность сказать "плохо мое дело",, 3355.48kb.
• «Смеются все и даже йоги!», 64.09kb.
• Вишнев В. Н. Безродная Н. В. Остеохондроз Профилактика и лечение Введение, 623.65kb.
• Пролог: "Хагакурэ" и я, 801.32kb.
• Старайся полюбить эти вопросы сами по себе, 4738.11kb.

После этого я сразу всё понял, уже писал правильно и сделал для себя вывод, что, оказывается, в мире существуют параллельно друг другу два русских языка – разговорный и литературный. Гораздо позже пришло понимание, что ещё есть много разновидностей вроде бы одного и того же языка – командный, жаргонный и специальный понятный только людям одной профессии. Я очень благодарен ей за неформальный подход к обучению и за то, что именно ей удалось на уроках так глубоко и главное – в очень нужное время дать нам эти знания и в дальнейшей своей жизни я много раз вспоминал её добрым словом в своих мыслях. Хороший она была учитель, очень жаль только, что понимание и прояснение этого всего наступает в голове намного позже. А тогда всё это казалось нашими повседневными буднями. Кто знает – может быть именно она тогда «открыла мой будущий литературный талант» и именно здесь необходимо искать начало моих будущих писательских успехов, которые пригодились мне в военном училище для написания заметок в ротную стенгазету? Многие мои сочинения моя мама заботливо собирала вместе, и они хранились у неё любовно собранные стопкой вместе то в шкафу, то под диваном. Было забавно, когда что-то ищешь в доме случайно наткнуться на них и сразу вспомнить, то беззаботное время учёбы в школе №270. Сейчас бы я многое отдал за те листочки и тетрадки с моими первыми сочинениями, чтобы вновь взглянуть на них и вспомнить всё что было. Но года идут, идут…, и ничего нельзя вернуть обратно.

Начал я рассказ о мастерских и отвлёкся. Никогда раньше я не видел их, и это было удивительно – каждый год мы, начиная с пятого класса, работали в какой-нибудь мастерской. Единственное, где я не успел поработать – это в токарной мастерской потому, что там работали только старшеклассники. Начинали мы со слесарной мастерской. Там изготовляли петли на окна, крючки на двери, а самым серьёзным было – это изготовление молотка из железной заготовки. В цехе были специальные верстаки с тисками и набором инструментов. Каждый был закреплён за своим рабочим местом – его необходимо было принимать в начале урока, а в конце убирать и сдавать в комплекте. По краям мастерской были различные станки: сверлильные, шлифовальные, заточные и другие. В слесарной мастерской я впервые в своей жизни изготовлял своими руками что-то полезное, нужное людям, и осталось то чувство труда, связанного с обработкой металла. Хорошо запомнился этот особенный запах от железных опилок, горячей стружки и понимание того, что выполнение любой детали требует труда, умения и хороших инструментов.

На следующий год мы перешли в столярную мастерскую. Там тоже стоял особый запах дерева и столярного клея. Там мы изготавливали табуретки для школы – каждый делал свою собственную, от начала и до конца. Особой гордостью мастера из столярной мастерской был его самодельный станок для выполнения всех операций на ножках табуреток. Когда в этом станке просовываешь заготовку в одно отверстие, то он особым образом выдалбливал нужной глубины отверстия под крепёжные перекладины, которые скрепляли весь каркас. В другом отверстии обтачивались сами перекладины. Эти перекладины необходимо было смазывать столярным клеем и, вставляя в нужные отверстия собирать всю конструкцию вместе. Сам процесс изготовления табуретки был довольно долгим: начинали всё с вытачивания ножек – рубанком на специальных верстаках, затем перекладины, которые соединяют ножки и только потом крышка со специальным отверстием, чтобы удобно было брать её рукой. И когда всё собрано вместе – окончательная зачистка шкуркой перед покраской. Какой красивой она казалась нам, когда ты сделаешь её своими руками: выточишь, соберёшь, покрасишь – лучше всех других, из которых в углу мастерской была сложена целая куча! Их со временем уносили в школу, заменяя поломанные в кабинетах. Конечно, иногда нам приходилось ремонтировать старые, но эта работа была не так интересна и не приносила такой радости как изготовление своей собственной табуретки. Изнутри табуретки, на её внутренней стороне крышки всегда оставалась надпись фамилии и мы мальчишки, в отличие от девочек, всегда старались заглянуть туда, чтобы найти и увидеть свою фамилию. Помню огромную радость от того, когда и мне потом удавалось находить свою «фирменную» табуретку. Всегда у нас было правилом, если ты сам нашёл свою табуретку в классе или кто-то тебе её показал, то надо было её поменять и весь урок сидеть на своей, с ощущением гордости за это.

Эти занятия в мастерских мне понравились в школе и запомнились больше всего. Дело в том, что это было что-то серьёзное и полезное, в отличие от нашей начальной школы в городке. Там на уроках труда мы делали, по нашему мнению, разную несерьёзную фигню и ерунду. Например – картинку из разноцветной бархатной бумаги – маме на 8 марта или папе на 23 февраля. Все эти цветочки-лепесточки не вызывали у нас никакого энтузиазма. А самым грандиозным проектом, который мне запомнился, в четвёртом классе это была подарочная подушка из белого материала, на которой крестиком цветными нитками было вышито: «Поздравляю маму с 8 марта!» Делали мы её на уроках труда долго, начиная сразу с сентября. Помню, какая была с этой подушкой морока: сначала необходимо было выдернуть нитки, чтобы были видны квадратики, а потом разными цветными нитками, со странным названием «мулине» необходимо было на специальных пяльцах вышивать крестиком надпись. Затем необходимо было её сшить и набить ватой. Понятно, что всё делалось нами вручную, там были не очень ровные швы и стежки, не всегда они выглядели красиво и аккуратно. Этой ерундой девчонки занимались с интересом, а мы, конечно, не признавали это серьёзным делом, но куда нам было деваться. Куда мама её потом выкинула после праздника, я не помню, но она исчезла из дома почти сразу же. Видимо, моя мудрая мама посчитала, что ей не место в нашем доме и тихонько, втайне от меня просто её ликвидировала. Поэтому, когда мы попали в поселковую школу №270 мы с большим интересом и со всей серьёзностью ходили на занятия труда, где нас учили действительно чему-то нужному и полезному в жизни.

Так же в этой школе я впервые увидел настоящий спортзал – огромный, типовой с полным набором – матами, канатами, брусьями, перекладинами, стойками для прыжков в высоту. А прямо из спортзала был выход на школьный стадион. В хорошую погоду мы всегда занимались там. Тогда он показался мне просто огромным и необъятным! На нём была яма с опилками, где мы прыгали в длину и беговые дорожки вокруг футбольного поля. До сих пор помню, что я прыгнул в длину – 4.20 см, а в высоту – 1.35 см, кажется, это было тогда на пятёрку. Хорошо помню, как мы бегали на них дистанции сто метров и один километр, но чаще всего учитель нам давал футбольный мяч и мы играли в футбол, а зимой в зале в баскетбол. Нам ребятам и девчатам с городка такая физкультура очень нравилась, так как у нас в городке таких занятий не было.


НАШИ СОСЕДИ – ВАКУЛЕНКО. ВЫЕЗДЫ ЗА ГРИБАМИ

МАМА – ВРАЧ. УЧЁБА ОТЦА В АКАДЕМИИ.


Рассказ о Сары-Озеке был бы не полным, если бы я не рассказал о наших соседях по лестничной площадке. Они были самыми близкими друзьями моих родителей в последние годы, их фамилия была – Вакуленко, его звали Максим Борисович, а её – она всех так просила её называть – пани Вали. Они жили рядом с нами на втором этаже через стенку. Как родители с ними познакомились, я уже не помню, но большинство вечеров мы проводили у них. Сначала потому, что у них был телевизор, ещё не очень большой, чёрно-белый. Он у нас в посёлке показывал только две программы: одна была чисто русская, а вторая наполовину русско-казахская. По ней иногда показывали хорошо знакомые и известные фильмы, с казахским переводом – глядя на которые нельзя было сдержать смех от исковерканных фраз. И только через год или два и у нас дома появился наш первый чёрно-белый телевизор. Откуда его принёс отец, я уже не знаю, но помню, сколько это сразу принесло нам радости. Мы смотрели всё подряд: новости, разные передачи и события в стране и за рубежом. Но вечерами всё равно любили собираться вместе у них дома.

Максим Борисович был солдатом-фронтовиком, начинал воевать где-то под Сталинградом и дошёл до Австрии и часто любил рассказывать о её столице – Вене. По должности в танковом полку он был начфином (начальником финансовой службы), поэтому он работал по более-менее спокойному графику и приходил домой практически всегда в одно и тоже время, в отличие от моего отца. По воинскому званию он был – майор и дослуживал последние годы в ожидании увольнения и пенсии.

Пани Вали была намного моложе его и работала в домоуправлении гарнизона. Кем я не помню, но с работы она приходила домой раньше, чем он и что было удивительным нам в их семье, включала телевизор и садилась на диван ждать мужа с работы. Когда Максим Борисович заходил с работы в квартиру, то она всегда капризно на него выговаривала:

- Где ты столько времени можешь шляться? Я тут уже долго сижу дома одна и умираю с голоду! Сколько уже можно тебя ждать?

Странно, что Максим Борисович, который мог отшить любого хама и наглеца на работе или на улице на это никогда не возмущался, только иногда бурчал что-то себе под нос. Он быстро раздевался, проходил на кухню и что-то готовил, разогревал, а она сидела и ждала его. Просто так было у них в семье заведено. Но нельзя было сказать, что она ничего готовить не умела, иногда она довольно прилично могла приготовить запечённую курицу или утку. Про это тоже надо сказать, что вечера у них дома так и запомнились в те годы тем, – что очень часто на ужин была с картошкой, гречневой кашей или рисом запечённая курица или утка. Каким там образом решали этот вопрос между собой наши родители, я сейчас сказать не могу, но готовили то у них, то у нас.

Но, когда мама была дома, ужинали всегда у них дома, в зале – накрывался стол специальной скатертью и все рассаживались строго на свои места. Я до сих пор вспоминаю те хрустящую курочку или уточку с хорошо пропечённой корочкой. Максим Борисович строго напротив телевизора, он был фанат всех новостей, когда шли любые новости – все должны были молчать и соблюдать тишину. А мы садились по бокам, отца часто не было с нами, ему оставляли, если он не успевал к ужину. С тех времён я хорошо запомнил, что существует такая программа «Время», и иногда ведёт её любимая его ведущая – Аза Лихитченко. Он был ярым её поклонником и как теперь говорят – её фанатом. Тем более пани Вали всегда утверждала, что она является её дальней родственницей. Было это правдой или нет – кто знает?

После ужина Максим Борисович спокойно садился за стол, надевал очки и очень внимательно начинал читать газеты, а мама с пани Вали пересаживались на диван и говорили о чём-то своём. Я чаще всего убегал на улицу или, посидев немного с ними, шёл делать уроки или читать, если ничего интересного не было по телевизору. Несколько раз я наблюдал, как Максим Борисович читает газеты – он внимательно и основательно прочитывал всё: начиная от заголовка газеты и, мне кажется, заканчивал телефоном и фамилией редактора газеты. Вообще он всё делал вдумчиво и основательно. Это сильно отличалось от читки газет моим отцом – он быстро просматривал заголовки и если его ничего не заинтересовало в ней, то переходил к следующей. Газет в то время приносили – море, они даже не помещались в почтовые ящики и их свёртывали пополам и просто вставляли сверху в ящики. Обязательными были «Боевое знамя», «Красная звезда», «Правда», «Комсомольская правда», «Известия». Это только основные названия, которые я запомнил. Отец в это время ещё получал журналы, в которых были очень интересные статьи про разное вооружение, «Зарубежное военное обозрение» и «Военный вестник», запечатанный в специальный бумажный пакет. Он читал с интересом, иногда отвлекаясь, чтобы зачитать вслух пани Вали и маме, что-то его заинтересовавшее. Отец больше всего отсутствовал из-за работы или командировок, полевых выходов или учёбы в академии. Мама тоже не всегда была дома по вечерам, она могла дежурить в больнице или срочно выезжать куда-нибудь на вызов в дальнюю кошару. Тогда вечера мы проводили отдельно. С Максимом Борисовичем по вечерам я иногда играл в шахматы. Он играл вдумчиво, серьёзно, сразу оговаривая условия: «Играем две партии, без перехаживаний и до конца!» Мне нравилось в игре с ним, что он любил доигрывать все партии до конца, т.е. пока не поставят кому-нибудь мат и не закончим партию. С отцом мы играли по-другому – в явно проигрышных позициях он или я сразу говорили: «Всё!» И мы начинали новую партию, не тратя попусту время на доигрывание.

Максим Борисович и пани Вали жили вдвоём, их единственный взрослый сын жил и работал отдельно, где-то в Подмосковье, кажется в городе Обнинске на станции по изучению атомов. Именно тогда я впервые услышал это название – оказывается, в нём находился наш знаменитый ускоритель элементарных частиц, на котором были открыты новые элементы системы Менделеева. Но его мы ни разу не видели потому, что он в Сары-Озек не приезжал. У них дома тоже, как у нас было много книг, особенно большое количество было про войну и я, конечно, перечитал все. Поражало из всего этого меня мнение Максима Борисовича о войне, которое он всегда высказывал про книгу, которую, прочитав, я ему возвращал. Он говорил, что это неправда про какие-то моменты, о которых говорилось в книге, и то неправда… Это наводило меня на какие-то смутные мысли и сомнения по описанию войны – о том что есть правда для всех, о которой пишут и какая-то совсем другая правда, о которой только говорят, но не пишут. Ведь Максим Борисович был живой участник войны, и не верить ему было как-то нельзя. Со временем я понял, что так оно и было – КПСС не нужна была «окопная» реальная правда, нужна была красивая картинка о победе. Тогда же Максим Борисович говорил «страшные» по тем временам вещи – рассказывая об Австрии и о Вене, всегда подчёркивал то, что они жили лучше нас и до войны и во время войны и даже, после её окончания! Как же это так получилось? Тогда это было мне не понятно, и только намного позже я это понял, что построение социализма – это миф и гиблое дело! А пани Вали выписывала журнал, который я никогда не видел раньше, да позже тоже – «Служба быта». В нём были разные статьи о работе химчисток, комунально-эксплуатационных и служб проката. Читать в нём мне было абсолютно нечего, но пани Вали все номера журналов аккуратно складывала в стопочку за диваном.

Максиму Борисовичу, как участнику войны дали возможность приобрести автомобиль «Москвич-412» вне очереди. Поэтому много воспоминаний у меня связано с поездками вместе с ними на нём в Алма-Ату и за грибами. Несколько раз они, когда ехали в Алма-Ату брали меня с мамой. Цели поездок сейчас и не вспомнить – кажется просто по магазинам, но по дороге назад мы обязательно покупали несколько булок особого, выпекаемого только в Алма-Ате ароматного ржаного хлеба. Его брали сразу несколько булок и складывали на полочку у заднего стекла, и его запах всю дорогу сопровождал нас. Такого хлеба у нас в Сары-Озеке не делали, он был необычной, круглой формы и поэтому его покупка была для нас праздником. Мама любила нарезать его тонкими кусочками и полить подсолнечным маслом, а сверху посыпать крупной солью – этот вкус детства незабываем.

Во время этих поездок нам необходимо было переезжать реку Или через мост, и именно в то время было принято решение о строительстве Капчагайской ГЭС на реке и города – спутника Капчагай. Это происходило, можно сказать у меня на глазах. Каждую поездку в Алма-Ату мы видели эту грандиозную стройку, больше которой я никогда не видел в своей жизни. Сначала я помнил сравнительно небольшую реку, которую мы быстро проезжали по мосту, затем огромное количество строительной техники и огромную земляную плотину с наплавным мостом, который раскачивался в такт волнам, когда по нему проезжаешь. И только через несколько лет, когда построили ГЭС, и дорога шла через плотину, открывалось потрясающее зрелище – на огромное синее Капчагайское море с песчаными берегами. На берегу, который был ближе к Алма-Ате, возник город на пустом пустынном месте. Очень быстро строились дома, возникли несколько заводов – ЖБИ, Фарфорофаянсовый и огромные корпуса завода промышленных роботов, который так никогда и не запустили. Проезжая много раз мимо него уже офицером, через несколько лет позже я видел, что его каркас так стоял вдоль дороги недоделанный – по какой причине, не знаю. Дорогу, которая раньше шла по-прямой из Алма-Аты на Сары-Озек, из-за того, что появилось Капчагайское водохранилище, пришлось немного сдвинуть, поэтому она довольно долго, после проезда плотины шла вдоль берега к посёлку с загадочным названием Чингильды. Как и все маленькие посёлки в Казахстане он был пыльным, неухоженным и заплёванным шелухой от семечек, но там водители автобусов всегда делали первую остановку минут на 10-15 после Капчагая.

С поездками в Алма-Ату связана одна весёлая история, которую мы вспоминали не один раз. В то время завод, который выпускал автомобили, не ставил в них радиоприёмники, а про автомагнитолы ещё никто не слышал, так как кассеты в то время ещё не изобрели. Его приходилось покупать самостоятельно, а это был страшный дефицит. Сейчас это кажется, конечно, смешным, но на остановках те счастливцы, которые приобрели приёмник (хотя там были только средние и длинные волны, о коротких волнах тогда, вообще речи не шло) всегда доставали его и носили с собой. Так вот у Максима Борисовича радио приёмника в машине не было. Из положения выходили просто – они брали с собой переносной ВЭФ, это был самый «крутой» радиоприёмник на то время, страшно дорогой – ценой аж 99 рублей! Такие тогда дарили на День рождения, награждали офицеров как ценным подарком на праздники. Так вот, в очередной раз перед поездкой, когда мы все собрались уже возле машины и уже собирались садиться:

- Максим, а ты взял с собой приёмник? – спросила пани Вали Максима Борисовича.

Он усмехнулся, и со свойственным ему всегда юмором и прямотой, ответил:

- А зачем? Ведь с нами Васильевна (так он называл мою маму) едет – она тебе лучше любого приёмника по дороге все новости расскажет!

Этот его ответ с юмором, позже мы вспоминали довольно часто – ведь в нём была и довольно большая доля правды. Моя мама была хорошей рассказчицей и могла часами о чём-то говорить, поддерживая разговор и беседу. Пани Вали тоже любила ездить с мамой, так как с Максимом Борисовичем ей много не удавалось наговориться. В машине обычно Максим Борисович всегда ехал молча, лишь изредка вставляя несколько слов в разговор между пани Вали и мамой. Но, иногда в городе, когда он с трудом разбирался в дорожной ситуации, ведь стаж вождения у него был небольшой, он прикрикивал на них, чтобы они сидели тихо, не мешая ему думать. Тогда они мгновенно смолкали, не обижаясь на него, и некоторое время в машине была полная тишина.

К юмору Максима Борисовича имела отношение и другая не менее весёлая история, которую мы все запомнили навсегда. Это случилось однажды вечером, когда Максим Борисович прочитал все газеты и сидел, молча смотря телевизор, по которому шли соревнования по одиночному фигурному катанию среди женщин. Надо сказать в то время, когда был жив «дорогой Леонид Ильич», он очень любил хоккей, футбол и фигурное катание. И поэтому телевизионное руководство, идя ему навстречу, старалось успевать показывать всё это на экране. Зрелищность женского одиночного соревнования была, конечно, не очень и поэтому пани Вали и мама сидели на диване и болтали между собой, не очень внимательно глядя на телевизор. А в это же время Максим Борисович с увлечением, без отвлекания и, не поддерживая беседу, буквально внимательно впился глазами в телевизор.

В разговоре пани Вали обратилась к нему или что-то сказала, а он толи её не услышал, толи не захотел отвлекаться от просмотра. На что она произнесла с диким возмущением: «Максим, да какого ты чёрта сидишь и внимательно смотришь, выглядываешь там в телевизоре, как будто что-то понимаешь в фигурном катании? Да так что даже меня не слышишь». Ответ Максима Борисовича был как всегда оригинальным: «Я может действительно, ничего и не понимаю, но очень мне нравится, когда фигуристка на большой скорости разгонится задом наперёд, да как прыгнет – и при этом шлёпнется задницей об лёд и скользит по нему! А особенно радуюсь, когда она при этом ещё в борт катка стукнется!» Все мы при этом, конечно рассмеялись и долго ещё это вспоминали, особенно во время соревнований по фигурному катанию. Только Максим Борисович мог так прямо и просто объяснить специфику этих соревнований.

Хорошо помню, как несколько раз мы вместе ездили за грибами. Необходимо пояснить, что в Сары-Озеке сбор грибов отличался от лесных мест. Они были только одного вида, с виду сами белые, напоминающие больше всего шампиньоны. Но все его называли «Казахстанский – белый». За ними ездили в горы, покрытые травой. Особенностью было то, что они росли только в тех местах, где росла специальная кустистая трава типа полыни. Она росла в низинах, между холмами и на северных склонах травянистых предгорий. Такие места начинались от нас в 10-15 километрах по дороге на Талды-Курган. В тех горах стояли шахтные ракеты и где служили те офицеры в лётной форме, о которых я упоминал раньше. А ещё позже там, по договору с американцами, уничтожали ракеты средней дальности. (Горбачёву – мой пламенный привет! Спасибо за бездумные решения!) Об этом расскажу позже.

Так вот, по пути в горы мы проезжали танкодром и стрельбище танкового полка, это называлось между всеми в городке «седьмой километр». Так я, можно так сказать, ещё в детстве проехал его вдоль и поперёк с Максимом Борисовичем и пани Вали поэтому, когда я уже через много лет, уже командуя танковым батальоном, приехал туда на очередные сборы – для меня там было всё знакомо. Горы в тех местах были невысокие, старые, во многих местах обсыпавшиеся, покрытые травой, и лишь иногда где-то на обрывах были видны камни.

Поэтому они были полностью проходимы для людей, и как говорится, вдоль и поперёк испещрены полевыми дорогами так, что в них можно было проехать в любом направлении и на машине. Всегда мы начинали сбор грибов заезжая по дороге подальше, а потом уже по полевым дорогам двигались по направлению к дому, переезжая от одного места к другому. Хорошо помню как Максим Борисович, пани Вали и мама всегда пытались запомнить дорогу, чтобы в следующий раз попасть на эти грибные места, но всё никак не получалось. Мы всё время выезжали в разные низины между гор, но и оттуда никогда без грибов не возвращались, всегда хоть немного, но собирали.