Geum.ru

Карнаухов без срока давности

Вид материалаДокументы

Содержание


В свою благотворительницу нежную
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29
«… он был влюблен — не мудрено! —

В свою благотворительницу нежную,

И страсть его была не безнадежною».


Неделя, когда она томилась в ожидании, представлялась ей из наихудших в ее жизни. Совсем выбилась из привычной колеи, когда попало ела, в тяжелой полудреме, не раздеваясь, валялась на кровати, никуда не выходила из дома. Когда ее терпение уже приближалось к критическому пределу, страшилась, что вновь предстоит ночь в одиночестве, он внезапно возник, как всегда, стремительный и энергичный. Она бросилась к нему, горячо обняла и страстными поцелуями покрывала лицо, шею, руки. Павел потрясен и обрадован неожиданно горячей встречей. Наконец, оторвалась от него и тут же обомлела. На его груди сияла «Золотая звезда», на плечах блестели генеральские погоны, на брюках выделялись красные лампасы.

— Это что это за маскарад? — Евгения с гневным удивлением уставилась на мужа.

— Никакого маскарада нет! Можешь поздравить!—горделивая улыбка сияла на его лице.

— Как это? За что?—она в растерянности, уж не очередной ли его розыгрыш?

— В Указе сказано: «за героизм, проявленный в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и за выполнение особого задания Коммунистической партии и Советского государства»,— он отчеканил слова Указа, словно выступал перед строем.

— Какое же это задание, если за него дают звезды сразу на грудь и на плечи?—сомнения сменяются тревогой.

— Пока рассказывать не положено,— Павел коротко, но твердо уклоняется от ответа.— А почему радио молчит?

— Выключила, боялась, не услышу, как ты придешь,..— смущенно оправдывалась Евгения.

— Попробуем включить, может, что-нибудь интересное объявят…

Свежеиспеченный генерал повернул рычажок громкости. Послышался голос Юрия Левитана. За войну привыкли, что он выступает только с важными сообщениями. Послышалось: «…на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала, и выразившееся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза…»

Диктор продолжал сообщение. Евгения стояла в растерянности, ожидая разъяснений от мужа. Павел, обняв за талию, провел ее к кровати. Дивана в комнатушки не было, и они уселись на помятую постель.

— После официального сообщения кое-что можно и рассказать…

Рассказ Павла об обстоятельствах ареста Берия потряс Евгению. Она не знала о скрытых пружинах власти, но мытарства по лагерям и тюрьмам, угрозы полковника Евстигнеева и майора Никольского снова упрятать в эти страшные места, в сознании молодой женщины увязывались с властью, а власть над лагерями и тюрьмами, над судьбами несчастных зэков для нее неразрывна с именем Берия. Были другие наркомы, переименованные потом в министров внутренних дел и госбезопасности. Но у нее и, как она знала, в сознании всех заключенных отпечаталось имя главного гонителя – Берии. Насколько это справедливо она ни разу не задумывалась. Словно тяжелый, постоянно ощущаемый груз свалился с ее души при известии о свершившемся за злодеяния, по ее разумению, возмездии.

В то же время ее тревожило участие Павла в выполнении «особого задания».

— Так за такие «подвиги» на тебя свалились эти звание и награды?— с горькой иронией спросила она.

— Напрасно иронизируешь. Операция была непростая и чрезвычайно опасная. За Берией стояла огромная сила, к Москве подтягивались подчиненные ему дивизии МВД. Исход операции решали буквально мгновения. Опоздай на какие-то часы, и мы с тобой никогда бы больше не увиделись.

Евгения прижалась к нему, как будто и впрямь его кто-то отнимал у нее. Она не наивная девочка, жизнь с суровой беспощадностью научила ее не удивляться самым невероятным событиям и проявлениям. И все же участие мужа в свержении Берии пугало. Понимала, не по собственной воле ввязался в непонятное до конца ей дело. Сознавала, что теперь он выходит на более высокую служебную орбиту. И все же на сердце не спокойно. Чем это для них обернется?

— Ты же не один все это провертывал?—больше из любопытства спросила она.

— Разумеется. С такими людьми встречался, ты и представить себе не можешь. Практически, вся верхушка и наш маршал Жуков. Я там, конечно, не первая скрипка, но и моя роль была не последней…

Он говорил не без некоторого бахвальства. Евгении становилось понятнее, отчего так быстро его произвели в генералы и в Герои. Но полного успокоения не ощущала. Павел как бы почувствовал ее тревожные раздумья и почти по-мальчишески задорно сказал:

— Погоны и Звезда — это еще не все. Вот смотри, что еще!— Он вынул из нагрудного кармана кителя небольшую бумажку.

Евгения внимательно, очень внимательно вчитывалась в бумажку и ничего не понимала. Это был смотровой ордер на квартиру. На Хорошевском шоссе, как, в конце концов, уразумела она, им выделялась трехкомнатная квартира.

— Завтра утром поедем смотреть! Хватит ютиться в этой конуре!— плотнее прижимая ее к себе, радостно заявил Павел.

— Прямо, как в сказке. Когда же успели тебе вручить эту Звезду и переодеть в новую форму?— удивлялась Евгения.

— Сразу же, как только Берию увезли в каталажку, Ворошилов вручил. Там же сняли мерку и вот к вечеру переобмундировали. У них это здорово отлажено!

Потом, уже ночью, усталая Евгения прошептала:

— Знаешь, а я еще, пожалуй, смогу родить.

Эту тему как-то вскоре после женитьбы они обсуждали и Евгения, объяснила, что после перенесенного в застенках, у нее едва ли будут дети. Тогда предоставила Павлу абсолютную свободу, если в нем пробудится настоятельный отцовский инстинкт. Он же уверял, что настолько сильно ее любит, что другое его не волнует. И вот в эту незабываемую ночь обещает вознаградить его преданность наследниками.

— Через Татьяну Владиславовну попала к опытному гинекологу,— продолжала Евгения, ссылаясь на соседку по квартире,— он назначил курс уколов, и я уже прошла его. Теперь доктор советует закрепить результаты поездкой на курорт. Называет Марианске-Лазни в Чехословакии, тамошние воды, говорит, помогают от бесплодия. Хотя, какая я бесплодная, у меня же Фая…

— Скоро начинаются каникулы, попрошу туда путевки. Надеюсь, не откажут,..— Павел нежнее, чем обычно, поцеловал жену.


7


Новоселье Вороновы отметили шумно и весело. В эти летние дни пятьдесят третьего года у Евгении и Павла дни были переполнены радостными событиями и хлопотами. Их настроение не в последнюю очередь определялось и тем, что встречают гостей в собственном гнездышке. Как этому не радоваться! Новая квартира, обставленная только что купленной импортной мебелью, с запахами свежей краски, паркетного лака, с блестевшими, тщательно протертыми окнами, с современными шторами, гардинами, занавесками. Все сияло свежестью и располагающим уютом. Если бы здесь оказались люди, давно знавшие Евгению, то наверняка заметили бы, как много она переняла от первой свекрови, хлопотливой Розы Львовны. На пользу пошло близкое и дружеское общение с немками, выделявшими красивую «русскую фрау» из довольно простого русского женского общества в крохотном немецком городке Стендале. В неброском и в то же время красивом и удобном для жизни убранстве квартиры и оформлении праздничного стола проявлялись природный вкус и прирожденная наблюдательность Евгении.

Особый колорит, настрой празднику придавали, разумеется, гости. Молодые, обаятельные, плотно насыщенные искрящей энергией, взаимной доброжелательностью и непринужденностью, они радовались случаю встретиться, повеселиться, поболтать о настоящем и грядущем. Большинство из присутствующих прошли войну и, если бы их наблюдал кто-нибудь со стороны, то непременно убедился, какими чистыми, благородными, смелыми и беззаветными были эти молодые люди! Их еще не испортил дух мелочного стяжательства, ничтожной зависти, беспринципного карьеризма. Они радовались полнокровной наполненности жизни, в которую прорвались сквозь смертельно страшную войну. Сейчас им выпала возможность учиться, обогатить свое духовное богатство, впитать то, что вовремя получить помешала война. Не у всех у них одинаково складывалась послевоенная жизнь, допекали лишения, нехватки. Они не роптали. Война приучила довольствоваться тем, что есть, и добиваться большего. Они искренне радовались, что их товарищу повезло с квартирой, что он получил высокую награду и внеочередное звание. Что ж, такова судьба военных. Сегодня подвалило ему. Завтра, чем черт не шутит, Фортуна своим ясным ликом обернется и к ним. Поэтому первый тост, разумеется, за нового генерала Советской армии и его геройскую Звезду, поддержали дружно и искренне. Если у кого и была какая-нибудь сомнительная мысль, то ее никто не заметил бы.

Гости не схожи внешне, с разными характерами и вкусами. В одном они сходились – это в восхищении хозяйкой. Евгения не была здесь самой молодой, но самой привлекательной, несомненно. Прекрасное русское лицо, чудесная, какая-то загадочная, влекущая улыбка, не напрасно говорят, что улыбка лучшее украшение женщины. Ее прелестное обаяние усиливалось облегающим точеную фигуру платьем из тонкой, светло-серой ткани, великолепно сшитом немецкой модисткой. Отличные, в тон платью, туфельки придавали ей стройность и прибавляли, но не чрезмерно, в росте. В компании почти все из простых крестьянских и рабочих семей, но и им бросалась в глаза некая аристократичность в походке, жестах, манерах Евгении. Откуда это у нее! – часто восхищался Павел. И рядом с такой необыкновенной женщиной, не без некоторой зависти отмечали гостьи, переполненный волнующей энергией, молодой генерал с сияющей новизной Золотой Звезды! Воистину идеальная пара!

Над столом возвысился Дмитрий Никитович Ващенко. Он постучал вилкой по фужеру, призывая к тишине.

— Мы здесь действовали так, как положено,— начал майор, его мощный бас соответствовал внушительному облику,— Первый тост произнесли и дружно, от всей души выпили за виновника торжества. Но по опыту каждого из нас, мы знаем, что не видать нам никаких достижений и наград, если бы рядом не были, как говорили на фронте, боевые подруги. Я не ошибусь, если скажу, что хотя бы один луч этой высочайшей награды, по праву принадлежит очаровательной жене виновника торжества, всеми нами уважаемой Евгении Алексеевне. Ее волшебная красота у всех у нас на виду. Но в этой прекрасной головке таится и замечательный ум. Это надо же сообразить и суметь, отхватить в самом Берлине, такого видного русского воина, героя, тогда еще без Звезды, но с достаточным набором наград и отличий, нашего дорогого боевого товарища и друга Пашу. Предлагаю понять бокалы за Евгению Алексеевну, за Женю! За ваше здоровье, госпожа генеральша!

Женщины захлопали в ладоши, мужчины поднялись, каждый подошел к Евгении, чокнулся, поцеловал ручку, а тостующий майор счел возможным чмокнуть и в щечку зардевшейся от такого внимания Жене. Она радостно всем кивала головой и пригубила свой стакан вслед за всеми, дружно поддержавшими тост. Евгения не слишком разбиралась в торжественных церемониях и не знала, когда полагается держать слово хозяйке. Без всяких раздумий на эту тему, пригласила всех наполнить бокалы и поднялась с места.

— Я от все души благодарна Диме за добрые слова в мой адрес. Спасибо всем вам за то, что поддержали этот тост,— грудной голос Жени звучал четко и ясно, никто не считал возможным перебивать прекрасную даму или вставить реплику, тем более, все видели ее необычайную взволнованность,— но у меня есть небольшие дополнения, поправки к замечательному тосту. Во-первых, еще вопрос, кто кого отхватил,— Женя одарила всех чудесной и чуть лукавой улыбкой,— Паша за меня бился, как средневековый рыцарь. Да, да бился, да еще как, там в Берлине! Не менее упорно, чем, простите за смелое сравнение, за рейхстаг,— раздались короткие, благожелательные смешки.— При каких это было обстоятельствах, и, что это ему и мне стоило, пусть остается только с нами. Но это не значит, что сейчас я не рада, что он, говоря по Диминому, «отхватил» меня. Я более, чем когда-либо, сейчас верю, что браки совершаются в небесах. Для меня сохранен в ужасной войне этот гроза немецким танкам, блестящий артиллерист, видный, красивый парень, и замечательный мужчина. В этом я убеждаюсь с каждым днем все больше и больше. Второе, что я хочу сказать. Замечательный наш друг, Дима! Если бы не знала, какой чистый и благородный смысл ты вкладывал в свой тост,— она улыбнулась мягко и доброжелательно,— то, за выражение «госпожа генеральша», влепила бы по твоей сияющей, красивой физиономии.

Все ахнули, хотя Женя улыбкой и оговоркой смягчила резкую фразу.

— Вспомни, милый Дима, что я из сибирской деревни, и неплохо научилась у сильных и суровых сибирских парней отстаивать свое достоинство. Мой муж не «господин генерал»! Он, товарищ генерал! Советский генерал! Да, близкий товарищ рабочих и крестьян, из которых вышел. Он всегда надежный товарищ солдатам, которые по его команде выдерживали десятки контратак немецких. Он и в жизни, я в этом хорошо убедилась, надежный и верный товарищ!

Евгения отпила глоток минералки из своего фужера и продолжала:

-- Бывали, редко, но бывали генералы из простых людей и прежде. Алексашка Меншиков даже в фельдмаршалы выбился, да казнокрадством и другими мерзостями опозорил генеральский мундир и себя. Я горжусь моим мужем! Ничего для себя так страстно не желаю, как всегда быть рядом с ним, верной и надежной ему подпоркой. Когда дубок высаживают, то рядом с ним ставят крепкую палочку, чтобы ветры и бури не сломили его. Дуб вырастает, превращается в могучее и раскидистое дерево, но обязан он этим невзрачной подпорке. Так выпьем русские бабы и все присутствующие здесь, за наших русских мужиков и пусть они берегут нас и нашу державу!

Все мужчины и женщины встали, содвинули бокалы. Павел повернулся к жене и крепко-крепко расцеловал ее.

Мужчины чем-то схожи, возможно, военная форма сглаживала различия. Приглашены в основном сокурсники Павла. Женщины, за исключением Евгении, тоже как бы подведены под один знаменатель. Как не пыталась быть снисходительной к ним хозяйка, они выглядели до примитивности простоватыми в мешковатых платьях безвкусной расцветки, с «химической» завивкой под барашка, с угловатыми манерами, которые иногда пытались сгладить нарочитой развязностью. Бедненькие девочки! — думала Евгения. Пока их нынешние мужья воевали, учились и учатся в Москве, общаются с множеством людей, в том числе с неординарными, эти девчонки долгие годы ждали своих суженных в заштатных городишках или в далеких деревнях. Мужья росли по службе, мужали, познавали жизнь и мир, набирались знаний, культуры, внешнего лоска, а их жены и подружки законсервировались на уровне деревенских школьниц, когда-то полюбивших мальчишек одноклассников. Пройдет время, и некоторые ребята «прозреют», начнут стесняться своих жен, и, не исключено, какие-то из таких пар распадутся. Сколько ожидается мелодрам и трагедий!

Разговор за столом пошел на общие темы. Люди военные, они прекрасно представляли, о чем не следует говорить за столом, и умели вовремя пресекать нечаянные и, порой, неуместные реплики жен и подружек.

-- Давайте, выпьем за Валентина,— обратился к гостям хозяин, — он получил назначение в Монголию, всяческих ему успехов на новой службе!

Гости дружно поддержали тост. Они хорошо понимали, что означает сменить службу во вновь благоустроенной Германии на выполнение воинского долга в бескрайних и суровых Монгольских степях. Подполковник Валентин Тимофеевич Комков однополчанин Воронова. По законам фронтового братства многие однополчане, оказавшись в Москве, останавливались у Вороновых. Это никого не смущало, считалось нормальным, хотя Евгении это доставляло немало хлопот. Но и она радовалась появлению тех, кто напоминал ей страшное, но всех их объединяющее, их общее боевое время.

-- Мы с Валентином одно время служили в стрелковом полку,— продолжал Павел, — он был комсоргом полка, я – начальником артиллерии. Однажды немцы здорово насели на наших пехотинцев, командир роты был убит, солдаты залегли, и, казалось, вперед их больше не стронешь. Тогда Валентин, оказавшийся в роте, взял команду на себя. Комсорг полка так натурально по-русски шуганул на залегших, что бойцы, словно их куда следует скипидаром смазали, тотчас вскочили и рванули в атаку. Положение было восстановлено. А сколько у него таких было случаев! Да и у всех.

-- Он там быстро приспособится,— кивнула в сторону мужа жена Комкова, хрупкая брюнетка Лидия Николаевна,— мне сложнее будет. В Монголии резко континентальный климат, моим сосудам это серьезное испытание.

Замечание Лидии Николаевны прошло не замеченным, народ собрался в основном молодой, и до различных хворей и болей им еще предстояло дожить.

Фронтовые воспоминания не были основным содержанием разговоров, но боевой опыт, заграничные походы проявлялись при обсуждении любой темы. Эти люди были до предела насыщены войной. От этого они не могли и не стремились избавиться. Пропитанными войной им предстояло до конца их дней воспринимать и оценивать через призму войны все происходящее в стране и в их жизни.

Вороновы на следующий день должны отправляться на курорт в Марианске-Лазни. Получить путевки Воронову не представило большого труда. Слухи, намеки об его участии в важной операции распространились довольно широко. Естественно, за предстоящую их поездку заграницу был произнесен теплый напутствующий тост.

— Мне пришлось там бывать, наша танковая армия от Берлина была повернута на юг и войну мы заканчивали в Чехословакии,— рассказывал майор Ващенко, приятель Воронова по Академии,— чехи нас здорово встречали, как освободителей, цветами заваливали. Страна красивая, похожа на Германию. Но народ там непростой. Вся их история переплетена с немцами. Более или менее самостоятельное государство у них только после первой мировой войны появилось. Они входили в Германию, в Австрию, в Венгрию. Славянства у них мало осталось, лишь язык. И он многое от немцев впитал. Немецкого у них полно накопилось и в крови и в повадках. Как у всякой небольшой нации, у чехов болезненно обостренное чувство национального достоинства. Словакам и чехам меж собой еще надо научиться жить. Во многом Чехословакия искусственное государственное образование. Сейчас мы им нужны, стараются, как можно больше выдоить из нашей страны. Они сегодня с нами в дружбе, вернее, терпят нас. Посмотрим, какими они будут, когда окончательно оправятся от последствий войны, встанут на ноги.

— Ты, что ожидаешь, они могут отвернуться от нас? — спросил майор Кизюн.

— Русских своей неблагодарностью не раз удивляли, особенно австрийцы,— усмехнулся Ващенко.

— Напрасно мы за Чехословакию держимся,— вступил в разговор подполковник Гринский,— только свои ресурсы на них тратим. Себе бы пригодились. Не в коня овес.

— Борис Исаакович, прости, но ты ерунду порешь,— не вытерпел Воронов,— неужели для военного человека не понятны военно-стратегическое положение этой страны, ее экономический потенциал?

Борис Исаакович Гринский однокурсник Воронова. Они не были близкими приятелями, всего лишь учились в одной группе. Но Гринский из каких-то соображений выделял Павла из других слушателей, стремился чаще быть с ним, устраивал совместные походы семьями в театры, на экскурсии. После возвращения Воронова с «особого задания» Гринский совсем не оставлял его, со стороны их можно было воспринимать как неразлучных друзей. И так сложилось, что Павел не мог не пригласить его с женой на семейный праздник. Жена Гринского, плоскогрудая Эльза Эдуардовна, с превеликим любопытством обошла всю квартиру, не пропустив ни одного закутка, и неумеренно всем восторгалась, особенно, «тонким вкусом» хозяев. Когда ее муж заговорил, она восторженно глядела на него и кивала головой в знак согласия с ним.

— Все я отлично понимаю, но нам пора отойти от великодержавных замашек и заняться собственными проблемами,— Борис Исаакович отвечал твердо и самоуверенно, словно его мнение было неопровержимым.

— О-го-го, куда ты загнул!— отозвался Ващенко,— нам, считаешь, следует отовсюду убраться, пусть американцы заполняют образовавшийся вакуум и заправляют всем миром. Это же сдача позиций социализма! Какой ценой их укрепление нам досталось, напоминать, думаю, не стоит. Если цари расширяли Российское государство, если американцы свои влияние простирают до беспредельных масштабов, то это, по-твоему, правильная политика. Когда же Советский Союз усиливает свою мощь и укрепляет свои позиции в мире — это, по твоим понятиям, имперские замашки?!

Разговор накалялся. Евгения почувствовала угрозу благостному праздничному настрою.

— Объявляется перерыв. Мужчинам можно перекурить. Женщины помогут накрыть стол к чаю…

Все оценили своевременность вмешательства хозяйки. Только Гринский криво ухмыльнулся, давая понять, что уловку хозяйки он понял, но от своего мнения не отказывается.

8


Гости разошлись, кроме Комковых, они на следующий день вылетали в Монголию и проездом остановились у фронтовых друзей. Женщины прибирались, убирали и мыли посуду, ставили на обычные места мебель. Мужчин, расположившихся в кабинете, не отвлекали. Понимали, им есть, о чем переговорить перед разлукой, скорее всего, долгой.

Кабинет – предмет особой заботы для Евгении. Муж, полагала она, должен иметь хорошо оборудованное рабочее место. Если бы Павел был мастеровым, она позаботилась бы создать ему все условия для ручного труда. Сейчас он учится и в будущем ему не придется заниматься каким-либо ручным мастерством. Голова же инструмент более тонкий, нежели руки. Чтобы она плодотворно, творчески функционировала, Евгения считала, требуются более удобные, комфортные условия. Ее аргументы, безусловно, были убедительными, и Павел признал ее правоту. Она поначалу отводила под кабинет самую большую комнату.

— Гости будут раз-два в году, а тебе работать нужно каждый день и мне тоже придется с книгами, с бумагами заниматься,— настаивала она.

Все-таки убедил не занимать большую комнату под кабинет, к ним ведь будут приходить гости. Зато в отведенной для этого комнате, она повозилась много и продумано. Купила большой письменный стол с множеством выдвижных ящиков. Над ним повесила полку, как она выражалась, для повседневных книг. Для других книг соорудила стеллажи из импортных подвесных полок. Поставила удобный кожаный диван, а перед письменным столом такие же кресла.