Законодательством
| Вид материала | Закон |
- Федеральный закон, 206.57kb.
- Таможенный кодекс таможенного союза, 3720.5kb.
- 1. Таможенное регулирование и таможенное законодательство России, 467.22kb.
- Российская федерация федеральный закон технический регламент о безопасности зданий, 522.3kb.
- Статья Единая таможенная территория таможенного союза и таможенная граница, 6526.38kb.
- Принят Государственной Думой 23 декабря 2009 года Одобрен Советом Федерации 25 декабря, 534.31kb.
- Памятка для налогоплательщика по состоянию, 304.22kb.
- Принят Государственной Думой 23 декабря 2009 года Одобрен Советом Федерации 25 декабря, 521.15kb.
- Министерства внутренних дел республики беларусь, 2960.14kb.
- Конституцией Российской Федерации и законодательством. Использование военнослужащими, 928.5kb.
46
— Это он? — бродивший с нетерпении у ворот морга Вадим подбежал к вышедшим вслед за Мерсье-Дюранами Лауре и Брину.
— Да, и рука его, — сказала она и быстро переглянулась с закурившим Брином.
— Замечательно! Или тебя что-то смущает? Они отказываются платить?
— Нет, с этим все в порядке, как только мы его кремируем, они передадут нам деньги и преспокойненько улетят на похороны своего племянника.
— Так в чем дело?
— Видишь ли, Вадим, — вступил в разговор Герман, — не все так гладко, как нам казалось поначалу. Во-первых возникли некоторые осложнения с оформлением трупа, но думаю, мы заплатим и все будет о’кей, с вывозом тоже проблем не будет, пепел он везде пепел, цвет только может быть разным.
— Не грузи, а?! Что во-вторых?
— А во-вторых, — Лаура раскланялась с отъехавшими на такси Мерсье-Дюранами, — они заставили Брина снять с него все ордена, которые по стоимости, учитывая их именную принадлежность, тянут на ту сумму, которую нам обещали заплатить.
— Вас жаба, что ли, задавила? Они прямые наследники и имеют на эти ордена полное право. А вы хотели, чтобы они вам подарили еще триста штук?
— В том и дело, Дрюндель, что они не предоставили никаких документов, подтверждающих их родство с генералом Дюраном. — Лаура достала из машины сигареты и нервно закурила.
— Интересное дело, а когда они к тебе пришли, ты куда смотрела? Или деньги совсем разум застили?!
— Ладно, бог с ним, с орденами, они все равно пока у Брина в каком-то растворе отмокают. А вот с перстнем странная история, он оказался не с изумрудом, а с рубином и довольно необычным по форме и цвету.
— Намекаешь на перстень сотника Лонгина?
— И да… И нет.
— Послушай, Лаура, Парамонов просил же нас не впадать в мистику! Не то мы с тобой снова завязнем в потустороннем и будем потом разбираться, было ли это наваждение или просто кошмарный сон.
— Что ты этим хочет сказать?
— Ничего, кроме того, что сказал, — досадуя на себя, отмахнулся Вадим от выгнутой брови подруги. — Жалко меня с вами не было. Но трупы меня с детства не вдохновляют. Еще что?
— Еще? Еще у меня сложилось впечатление, как впрочем, и у Брина, мы с ним даже перемигнулись, что этих господ Мерсье интересовал исключительно перстень, а останки им понадобились только для отвода глаз.
— Они его забрали?
— К сожалению, да. А что мы могли сделать?
— Кажется, плакали наши денежки.
— Не пугай, Дрюндель!
— Я не пугаю, а констатирую. К счастью или наоборот, у нас ордена остались, но ты замучаешься объяснять откуда они у тебя взялись. Эх, ты хоть билеты у них посмотрела?
— Нет.
— Одно слово – женщина. Ладно, не будем думать о плохом, иначе оно незамедлительно явиться и начнет портить воздух. Когда у нас с ними встреча?
— Завтра в десять, в крематории, туда они собирались привезти и деньги.
— Завтра так завтра. По крайней мере, Парамонов о возможном подвохе ничего не говорил.
— А с какой-то такой стати ты безоговорочно веришь этому психу?
— Дорогая, у тебя есть другие варианты? Нет? Тогда помалкивай в тряпочку, как любили говорить в нашем безоблачном детстве.
— Я пойду оформлять документы, а то с вами с ума можно сойти, — бросив окурок в сливную решетку, сказал Герман. — Вы как сойдетесь... Короче, ну вас к дьяволу!
— Не стоит поминать рогатого всуе. — Вадим неожиданно перекрестился. — В остальном, предложение разумное. Разбегаемся.
Лаура подставила Герману щеку, но тот, словно не заметив, поцеловал ей руку и вернулся в морг. Нет, он совершенно не жалел, что ввязался в эту авантюру, деньги действительно ему были нужны: дочка заканчивала школу и собиралась поступать в институт. Однако отнюдь не это двигало им, на фоне его работы, давно превратившейся в жуткую тягомотину, история поисков наполеоновского генерала, законсервированного в бочке с ромом, казалась ему приключенческим фильмом, в пространство которого он неожиданно угодил и, как ни странно, чувствовал себя превосходно внутри этого пространства.
— Классный твой Брин все-таки! — сказал Набоков, когда Герман скрылся за воротами морга. — И почему тебе так с друзьями везет, ума не приложу?!
— Не со всеми, есть один бракованный экземпляр. Ты сейчас куда?
— В театр, за Варварой, а ты отправляйся домой, к Франческе, она совсем закисла. Вызванивайте Ландрина.
— Ты случаем не влюбился?
— В кого? В твою Вьюжинскую? Избави бог, актриса и модная писательница в одном флаконе — это чересчур даже для меня, вспомни хотя бы Жюльет.
Лаура презрительно фыркнула.
— Ладно, покедова, дорогая. — Набоков чмокнул подругу в щечку и широким шагом направился к метро.
Когда спустя полчаса он подходил к театру, его посетило зыбкое сверлящее чувство, подобное тому, которое возникало у Дункана Маклауда из сериала «Горец» при приближении другого бессмертного.
На повороте переулка, метрах в тридцати от театра, Вадим замер и настороженно осмотрелся.
Кружащее где-то возле мозжечка зудящее чувство не обмануло его: неподалеку от служебного входа он увидел черный «Мерседес» Исрафилова.
— М-да, кажется, это всерьез, — пробормотал он и решил опередить чиновника.
Набоков перехватил Варвару буквально на пороге, но та вдруг изъявила желание встретиться с загадочным поклонником.
Вадим не удивился и не стал отговаривать ее, он молча взял у нее ключи от машины и словами: «Надеюсь, тебя доставят в целости и сохранности прямо к Лауре», — вышел из театра.
Едва Варвара появилась из подъезда, дверь «Мерседеса» распахнулась, из него легко выскочил, почти выпорхнул Исрафилов и, опустившись на колено, преподнес ей громадный букет огненных роз.
— Мягко стелет, слишком мягко... — мелко покусывая нижнюю губу, прошептал Вадим, наблюдавшей из «Синди» за этой явно заранее придуманной сценой. — Что-то он задумал, гад!
Поплывшая от удовольствия Варвара, актриса есть актриса, под завистливыми взглядами коллег, поддерживаемая под руку и не скрывавшим восторга поклонником, села в его машину.
— Эх, Парамонов, и где ты?! — воскликнул Вадим и покатил на некотором расстоянии за «Мерседесом».
2.03.2009
47
— А дальше?
— Дальше?.. Покружили они по переулкам и заехали в итальянский ресторан на Арбате. Я светиться не стал, мало ли что взбредет в голову твоей подруге, а тем более Исрафилову.
— Выбор так себе, я о ресторане. — Лаура закурила и встала к открытой створке эркера, скользя невидящим взором по разноцветным огням Курского вокзала.
Набоков мягко подошел к ней, обнял за талию и прижал к себе.
— Много куришь, цвет лица испортится.
— Да бог с ним! — Бросив сигарету в окно, что случалось с ней очень редко, Лаура повернулась к Вадиму. — Скажи мне, только честно: ты что-нибудь понимаешь? У меня в голове полный сумбур. Генерал Дюран в бочке, маньяк, свихнувшийся на Рембрандте и коленях Эммануэль, Дэн Браун со своим «Кодом», двойник Франчески с тройным убийством, этот Исрафилов, «ангел», являющийся перед концом света, и, наконец, для полного ощущения безумия жизни твой Парамонов, преследующий влюбленного Ландрина и высокую красивую «инопланетянку» из созвездия Ориона.
— Почему Ориона?
— Не знаю, в ней есть что-то египетское… древнеегипетское.
— Глубоко копаете, графиня, даже возразить нечего. Однако вернемся в нашу лучезарную действительность. Во-первых, Парамонов не мой, а наш. Потом, насколько я помню, ты приняла его заказ на генерала. Во-вторых, не далее, как вчера я задавал себе точно такой же вопрос и, представь себе, тоже не смог ответить, поэтому все время и настаивал, что надо действовать последовательно, по мере поступления предложений со стороны этой, как ты говоришь, безумной жизни, а не стремиться разобраться со всем разом. Кстати, где Франческа?
— Прилегла. Саша, то есть Кульков обещал еще раз связаться с Ландриным и поговорить с ним. Надо как-то выбираться из этой паутины, иначе мы растворимся в мелочах. — Лаура обошла кругом стол под абажуром и села на диван.
Повторив ее маневр, Набоков сел рядом.
— Что касается Вьюжинской, могу только предположить, — закидывая ногу на ногу, Лаура искоса взглянула на Вадима, — что она хочет использовать Исрафилова в качестве прототипа главного героя нового романа. В прошлый раз, когда Варя задумала первый роман, она тоже познакомилась с чиновником из министерства культуры, который по слухам любил частенько наведываться в клуб трансвеститов.
— В качестве охотника на мальчиков?
— Нет, в качестве Марлен Дитрих. По жизни он очень деловой мужик, но с червоточинкой.
— А у кого, спрашивается, сейчас их нет?
— Так вот, Варвара и воспользовалась этим обстоятельством, превратив его червоточинку в патологию. Поэтому я за нее спокойна, видимо, она нащупала ниточку сюжета и раскручивает его.
— Она свой сюжет раскручивает, а какой сюжет у Исрафилова, вот это вопрос? Да, кстати, откуда у твоей подружки такая странная, если не сказать, патологическая страсть к сексуальным маньякам? Не только ведь из-за того случая в подвале дворца графа Разумовского.
— Она тебе рассказала?
— Нет, показала, иначе как бы я нашел генерала?!
— Ты же поклялся мне, что больше не будешь этого делать! Какой ты мерзкий, гадкий и отвратительный!
Лаура вскочила и, метнувшись в эркер, снова закурила.
— Никогда, сама знаешь, не был ни мерзким, ни гадким, ни тем более отвратительным. Обстоятельства так сложились. Но не бывает худа без добра, генерала мы нашли, вот с деньгами пока неясно.
— То нападение вряд ли повлияло, ее подсознание моментально выставило защиту, хотя, конечно, какой-то след остался, — вдруг спокойно сказала Лаура и, раздвинув горшки с цветами, присела на подоконник. — Обычно, как мне кажется, о подобных вещах пишут те, кто не понимает мотивов подобных действий, поэтому пытаются натянуть персонаж на себя, вжиться в образ. Не забывай, Варвара — актриса.
— Ты тоже актриса, и что с того?
— Да, актриса, но бывшая, и со мной все гораздо проще. Мне вдруг расхотелось натягивать на себя чужие жизни, а захотелось полноценно прожить свою, не более того. Сколько времени?
— Двадцать пять минут одиннадцатого. Жаль, программу «Время» пропустили, хотел узнать как «мои» со «Спартаком» сыграли.
— Иди, буди Франческу, не то она ночью колобродить будет.
— Что-то давно ничего не происходило, даже скучно, — встряхнулся Вадим, поднимаясь с дивана, и пошел в спальню.
— Типун тебе на язык!
Не успел Набоков дойти до спальни, как в двери два раза хрустнул замок, и на пороге, в ореоле огненных роз нарисовалась Варвара — она сияла.
— Неужели? — выгнула бровь Лаура, замирая на пороге гостиной.
— В самом деле! — засмеялась Варвара и поманила Вадима, а когда тот нехотя подошел, протянула ему букет. — В мусор!
— Не понял?!
— Милые вы мои дурачки, я сюжет склеила. Вот! — радостно воскликнула она и закружилась, но, опомнившись, растерянно огляделась. — А где Маша?!
— Тихо, она спит! — шикнула хозяйка.
— Уже нет. Впрочем, я и не спала.
— А что же ты столько времени там делала?
— Тоже сюжет склеивала.
— Роман? Пьеса?
— Нет, подружка, сюжет своей жизни в Москве, иными словами, то, что с нами происходило в эти дни.
— Ой, девки, с вами с ума сойти можно! — замахал руками Набоков и, зайдя в гостиную, плюхнулся на диван. — Не квартира, а какой-то дом творчества изнывающих от любовной тоски девиц.
— Не понимаешь ты своего счастья, Дрюндель, — садясь рядом, Варвара чмокнула его в щечку. — Тебе думать не надо! Твоя задача только пожинать плоды. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Хотите устроить античную оргию?
— Фу на тебя! — одновременно фыркнули девушки.
— Нет? Тогда, с вашего позволения, я предпочел бы Олесю, с ней худо-бедно все элементарно, без изысков: пришла, разделась, оттрахала на полную катушку и ушла. И никаких навороченных сюжетов, маньяков и прочей лабуды. Кстати, она вернулась со съемок?
— Завтра приедет.
— Прекрасно, все завтра сбудется: и денежки, и любовь!
— Я вот что предлагаю, — поднявшись, Варвара взяла подруг под локти и, отведя их в эркер, нарочито громко зашептала: — Ночью, когда он заснет, мы тихо подкрадемся к нему: ты, Лаура, будешь держать его руки, ты, Маша, сядешь ему на ноги, а я, так уж и быть, возьму на себя самую ответственную миссию. Лаура, у тебя есть большие ножницы?
— Эй, вы что задумали?! — подыгрывая им, подался вперед Вадим.
— Ой, девчонки, он подслушивал! Хорошо осуществим эту операцию завтра ночью, после того, как он насладится Олесей. Зачем лишать человека радости, тем более в последний раз.
И все трое с визгом бросились на Вадима, но в этот момент раздался звонок домофона.
— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Вадим изумленно застывшую хозяйку.
Та отрицательно покачала головой.
— Тогда это Парамонов. Иди, открывай.
— Нет уж, иди сам, он твой дружок.
Подпрыгнув, Вадим хитро подмигнул Лауре и направился в прихожую: он точно знал, что это не Парамонов.
— Это твой Кульков! И не один! — крикнул он из прихожей.
48
— И каков твой следующий ход?
— Даже не надейся!
— Странно, помнится, недавно ты мечтала слиться со мной в экстазе прямо на кухонном столе, среди ложек и поварешек.
— Что было, то прошло. Тем более ты отказался.
Подпиравшая косяк двери, Варвара прошла в кухню и села за стол напротив Набокова, который, развалившись на стуле, лениво катал кругами бумажный шарик, изредка поглядывая на экран беззвучно работающего телевизора, закрепленного на стене.
— Должен признаться, ты единственная женщина в моей, как говорит Лаура, безалаберной жизни, которая, в силу пока не совсем понятных мне причин, вдруг отказывается пополнить свой, а заодно и мой амурные списки.
— Прости, планы изменились.
— Ясное дело, где уж нам бедным и не первой свежести мачо от фотоискусства соревноваться с молодыми продвинутыми чиновниками, обладающими дьявольским обаянием. Кстати, зачем тебе понадобился Исрафилов?
— Для того и понадобился.
— В смысле?
— В смысле дьявольского обаяния. Ты тоже обаяшка, правда, иногда пугаешь своими прыжками в потустороннее, но настоящего дьяволизма в тебе нет.
— А хвост, рога, копыта и запах как же? Они тебе не пугают?
— Нисколько. К тому же кисть, изобразившая дьявола в таком ужасном облике, была в руках его врага. На самом деле он красив и обаятелен. Не зря же говорят: «Он чертовски красив!» или «Он чертовски обаятелен!» и в то же время очень редко «Он божественно красив!» или «Он подобен Богу»… Но, согласись, подобие всегда хуже оригинала.
— Глубокая мысль. Из нового романа? — Вадим подошел к окну и, раздвинув жалюзи, заглянул вниз на мерцающую высыпавшей росой улочку.
— К сожалению, не моя, а Исрафилова.
— Быстро он тебя перевербовал. — Набоков вернулся к столу и хотел сесть, но раздумал. — Послушай, что-то мне надоели эти любовные игры.
— Завидуешь?
— Смеешься? Пойдем-ка лучше ко мне в студию и оторвемся по полной, но без трогательных, от слова «трогать», забав. Обещаю, честное слово.
— Пожалуй, ты прав, это надолго.
Они вышли в коридор и на мгновение замерли, прислушиваясь к тихому разговору, шелестящей волной нежно плещущемуся в глубине гостиной, где уединились Лаура и Александр Сергеевич Кульков, потом Вадим и Варвара подались в сторону спальни, куда после бурной встречи с визгами, «охами», «ахами» и слезами в три ручья удалились Франческа с Ландриным — там царила тишина.
— Уйдем по-английски, не прощаясь, — шепнул Вадим на ухо Варваре и, открыв дверь, пропустил ее на лестничную площадку, а затем так же осторожно закрыл.
Во дворе Варвара вдруг вскочила на фонтан и, балансируя, как канатоходка, прошла полкруга до разбитой части, остановилась, взглянула на безучастно наблюдавшего за ней Набокова и, раскинув руки, с криком: «Лови!» прыгнула на него.
Каким-то неуловимым движением Вадим успел не только поймать девушку, но и, перевернув, взять на руки.
Прижимая ее к себе, он кинулся к арке, ведущей к его студии.
У подъезда, запыхавшись, он аккуратно поставил Варвару на тротуар, достал ключ и, открыв дверь, жестом пригласил ее пройти в душноватый, таинственно переливающийся сумрак.
В лифте Варвара неожиданно прижала Вадима к стенке и, подставив, чуть вывернутые губы, заскользила подрагивающими пальцами по его спине, ее рука спустилась на его талию и медленно, легонько постукивая, поползла вниз, но когда ее пальцы погрузились в ниспадающую складку бедра, лифт, дернувшись, остановился и с сиплым вздохом распахнул двери.
Вадим прекрасно понимал, что Варвара нарочно спровоцирует его, чтобы потом, когда он поведется, обломать в самый пиковый момент, но делала она это не из желания отомстить, а скорее, инстинктивно проверяя какой-то ход своего нового романа, который, судя по лихорадочному блеску глаз, стремительно разворачивался в ее воспаленном воображении.
Обняв друг друга, они молча поднялись по железной лестнице к студии.
— Располагайся, — сказал Вадим и, на ходу сбросив на пол джинсовую рубашку, скрылся за занавесом.
— Шикарное ложе, почти царское, только бронзовых канделябров не хватает, — осматриваясь, протянула Варвара и присела на краешек кровати, застеленной сиреневым шелковым покрывалом. — Понимаю Олесю. Здесь можно не только ее любимой «художественной» гимнастикой заниматься, но и целое цирковое представление устроить.
— Это вместо канделябров! — Переодевший в бледно-зеленую форму врача Вадим включил оранжевую подсветку кровати и, уперев руки в бока, встал над девушкой.
— И к чему этот маскарад? — невольно вздрогнула актриса
— Врачи, да будет тебе известно, дорогая моя, самая возбуждающая категория мужского населения.
— Ты же обещал! — И, чуть раздвинув ноги, так чтобы были видны ее мерцающие черные трусики, Варвара легла.
— Да, обещал, и не собираюсь нарушать своего обещания, — ложась рядом, потянулся Вадим.
— Какой ты противный!
— Не без того. Но ты тоже хороша: отрабатываешь на живом, из плоти и крови, мужчине свои литературные трюки.
— Что ты имеешь в виду? — резко садясь, спросила Варвара и, одернув юбку, прошлась до двери и обратно.
— В жизни, как и в любом романе, но написанном не человеком, а его душой, всегда есть ложные ходы, иными словами, иллюзии, которые подбрасывают нам отнюдь не падшие сущности, а мы сами, беспрерывно обольщая и искушая себя несбыточными мечтами и желаниями.
— Погоди, но, если бы их не было, жизнь превратилась бы в жуткое болото.
— Какой-то весьма и весьма неглупый человек сказал: иллюзии стоят дорого, очень дорого, особенно, когда за них приходится расплачиваться. Однако я не об этом. Ты так и не ответила, для чего тебе понадобился Исрафилов?
— Все очень до безобразия просто, даже тривиально, в отличие от тебя он не скрывает своих чувств и готов ради меня, вернее, моего шикарного тела и собственных амбиций, делать и делать разные глупости, вроде нынешнего помпезного приезда в театр.
— Ой ли? Темнишь, девочка моя, ой, темнишь.
— Ладно, сознаюсь. Не знаю, но он почему-то напомнил мне того переодетого женщиной маньяка, который затащил меня в подвал.
— Хороший, но явно ложный ход, — подоткнув под голову подушку, задумчиво сказал Вадим. — Сын разыскивает пропавшего без вести папашу и с помощью компании интеллектуальных придурков, разыскивающих закатанного в бочку наполеоновского генерала, наконец, находит его, замурованного в подвале разрушенного дворца графа Разумовского. И тут до него доходит, что он никто иной, как сын известного маньяка, терроризировавшего город десять лет назад и, более того, случайно облив его иссохшее тело водой, возрождает папашу к жизни. Помнишь, в какой-то сказке Кощея Бессмертного тоже распяли и, издеваясь над ним, поставили у ног, но вне досягаемости двенадцать ведер с водой?
— Откуда ты знаешь? — всхлипнула Варвара и, вдруг обессилев, опустилась на кровать.
— Прости, Варя, но мистика не твой конек.
— А чей?! — смахивая слезы, судорожно вздохнула Варвара.
— Наша с Лаурой. Однажды мы попали в очень изощренную ловушку и, наверное, пребывали бы в заблуждении еще много лет, если бы вдруг не появился один странный, а может, безумный человек, который буквально в течение нескольких минут развеял мою иллюзии в прах.
— Парамонов?
— Догадливая девочка. Вот только как теперь объяснить Лауре, что мы с ней не две половинки юного грека Димелена, а совсем разные... Хотя в нашем заблуждении была своя прелесть, мы научились чувствовать друг друга, даже на расстоянии, и все это без каких-либо корыстных помыслов.
— Тут ты ошибаешься, она тебя страшно ревнует чуть ли не к каждому столбу.
— Это не ревность, а врожденный женский деспотизм: это мое и моим останется, никому не отдам! — Вадим встал и сбросил покрывало на пол. — Ладно, давай спать, а то уже светает. У тебя сегодня репетиция есть?
— К сожалению, — стянув юбку, вздохнула Варвара и легла на бок, подложив руки под голову.
Вадим погасил свет и тоже лег.
Неожиданно, когда уже его окутала сонная греза, Варвара резко повернулась и устроилась у него на груди.
— Что же мне делать, а?
— Воспользуйся историей с двумя другими пустыми письмами.
— Не могу, а главное, не хочу ничего вспоминать, хватило и одного письма, чтобы перебаламутить душу.
— Неужели было так больно и плохо?
— Так хорошо мне еще никогда не было, но это было и больше никогда не будет. Утром, перед тем как раствориться в дрожащей дымке зябкого восхода, знаешь, что он сказал: «Разоблаченная тайна не может быть предметом искусства... Прощай!»
— Обидно?!
— Ни капельки. Ночь и восторг остались со мной. Вполне возможно, что именно тайны и бесконечные их поиски создают у него ощущение жизни. Иногда мне кажется, что их сам создает.
— Господи, и как я раньше не допер! — От вдруг пронзившей его догадки Вадим приподнялся на локте и заглянул во влажно переливающиеся глаза Варвары. — Ай да Парамонов, ай да сукин сын!
— Да, это наш любимый псих-одиночка. Но он очень сильно изменился, я с трудом узнала его и то не с первого раза.
— В таком случае остается «Эммануэль» или «Даная» или то и другое вместе. — Он невесомо погладил девушку по волосам.
— Я подумаю, — прошелестела Варвара, проваливаясь в мягкую бездну сна.