Валерий Сабитов Первые люди Рая. Фантастическая повесть

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Максим повернул голову в ту сторону и поймал себя на мысли, что не испытывает к фантому никаких чувств, даже не сравнивает его с собой; к своему отражению в зеркале и то он относится более живо и критично.

А фантом, сотворенный океаном по подобию главного координатора и навигатора Первой Звездной Максима Тура, сидел спокойно, проявляя такт и воспитанность, переводя равнодушный взгляд с предмета на предмет, изредка поглядывая на людей.

Спроси его сейчас о чем-нибудь, он ответит. Ответит то, что известно Максиму Туру, не более того. Туах с Щербатовым исчерпали весь арсенал, вымотали Максима, и ни на миллиметр, ни на ангстрем не продвинулись. Действительно, бой с собственной тенью. Реакции развивает, да награды за него не получишь.

Они топчутся на месте. Чтобы иметь хоть какой-то результат, нужно менять стратегию поиска. А куда нацеливаться и как? Да помогут им звезды!


Проснувшись утром в своей комнате в жилом отсеке, Максим Тур внезапно понял: он запутался окончательно. И еще, - никто из людей «Ойкумены» не сможет ему помочь прояснить ситуацию, ибо никто не видит ее целиком, во всех деталях и сторонах сразу. А Земля недоступна. Прав Щербатов!

Сложившееся положение диктовало: если не получится с изменением концепции исследований, придется сворачивать изучение Рая.

Тур поднялся с кровати, подошел к большому портрету Лойды на стене рядом с подаренной ему неделю назад Щербатовым картиной с изображением черепахи, убегающей от Ахиллеса. Правда, ни черепахи, ни Ахиллеса Тур не смог отыскать, как ни старался. Но после объяснений Ивана, что здесь он художественным методом разрешил известную апорию Зенона, Максим согласился с тем, что на картине действительно изображены оба действующих лица, демонстрирующих относительность человеческих истин.

Тур привел портрет Лойды в движение. Сидящая в шезлонге Лойда поднялась, подошла к небольшой березке, обняла ее одной рукой, другой отбросила распущенную косу за спину.

Снимок Тур сделал в зеленой зоне «Ойкумены» три года назад, когда они и предполагать не могли, что ждет их впереди. Лойда на снимке выглядела маленькой и слабой, хотелось оказаться рядом с ней, поддержать словом и рукой. Но такое желание, понимал Тур, связано с сегодняшним их положением. Лойда, несмотря на видимую хрупкость, никогда не была слабой. Вот и на этом минутном снимке проглядывали гибкость, упругость стана гимнастки. Как у березки рядом: невысокая, ствол тоненький, а попробуй сломай! Лишь согнется, а потом снова как ни в чем ни бывало. Слабее Лойды оказался Гровс, считавшийся самым мудрым и авторитетным в экипаже «Ойкумены». Как иногда разнятся видимость и суть! Тур перешел в размышлениях от Лойды к Гровсу.

Пора! Пора возвращать Гровса к жизни и деятельности. И дело это Максима Тура, только его. Никто не решится, да и не захочет побеспокоить Гровса в его заточении после всего, что с ним и с ними случилось. А без знаний Рэя, без широты его научного горизонта Туру не справиться.

Приняв душ, Максим отметил, что не мешало бы перейти на автономное водоснабжение, да и к собственной атмосфере вернуться в жилом отсеке. Мало ли...

Одевшись и наскоро позавтракав концентратами с «Ойкумены», запив завтрак чашечкой китайского чая, он вспомнил, что вода-то из лесных ручьев, чем испортил себе настроение окончательно. Затем посадил Леля на плечо и прошел в центр связи. Надо поговорить с Гровсом без посредников, напрямую, что возможно только отсюда.

Рэй Гровс на вызов не ответил. Зная, что Рэй его слышит, Максим кратко обрисовал ситуацию, в которой оказалась Первая Звездная. Выслушав Тура, Гровс включил видеофон. Вид его поразил Максима больше, чем в свое время изменения, происшедшие с Вито Форстером. От Гровса осталась половина! Узнать его можно было только при условии, что известно, кто перед тобой. Мощная голова интеллектуала усохла подобно мумии, исчез гордый блеск глаз, углы губ опустились, как на театральной маске, изображающей скорбь. Черноволосый, он весь поседел... Тур видел перед собой дряхлого старика, потерявшего цель и опору в жизни. А ведь Гровсу не исполнилось и пятидесяти!

Подавив в себе жалость и сочувствие, - нельзя было, чтобы Гровс увидел себя его глазами именно теперь, в первые минуты его возобновившегося контакта с миром, - Тур перешел к деталям.

Беседа продолжалась более часа. С предложением Тура Гровс в итоге согласился без колебаний. В ходе разговора Тур отметил, как изменились манера поведения и стиль общения экскоординатора. Исчезли повелительные ноты, он стал употреблять ранее не приемлемые для него выражения «возможно», «не исключено» и им подобные.

Во второй половине дня Тур и Форстер встречали на берегу моря рядом с ангаром челнок с «Ойкумены».

Втроем они устроились близ воды. Гровс с любопытством осматривался, даже соорудил из влажного песка древний замок и внимательно изучал, как волна его размывает. Глаза его ожили. Вито Форстер еще не привык к его преображенному виду и старался не смотреть на Гровса, боясь выдать свои чувства.

- Видите? Не стройте дома на песке. Имею личный опыт. Отрицательный, - Гровс посмотрел поочередно в глаза каждому из собеседников, - У нас еще есть время. Давайте думать, что делать. Кое-какие мысли у меня имеются. Но вся работа по организации ляжет на Максима. Я, и в какой-то мере Вито, дискредитировали себя.

В течение часа они выработали общие рекомендации и Тур через Леля объявил сеанс всеобщей связи. Идею о проведении одновременно в лагере и на «Ойкумене» двух параллельных совещаний очным порядком, без использования средств связи, кроме одного закрытого канала «Ойкумена»-лагерь» поддержали все.

Вывод главного координатора о чрезвычайном положении в экспедиции разделило большинство звездолетчиков, за исключением Адамова и Эрнста Рэба. Тур предложил рассмотреть свои предложения и на основе обсуждения провести тайное голосование, как делалось раньше на межпланетных кораблях в Солнечной системе.

Предложения Максима Тура сводились в итоге к трем: отказаться от всех видов воздействия на планету, снять наблюдательно-исследовательские пункты за пределами лагеря; увеличить энергию «Эмбриона» на порядок, за счет чего усилить поток ее на базовый лагерь и создать над ним зону полной охраны; выработать совместно принципиально новую стратегию экспедиции, подчинив ей все индивидуальные планы.

Тур был убежден, что его поддержат, если при выработке личного решения каждый будет максимально независим от мнения других. Опыт последних дней говорил об эмоциональной неустойчивости многих звездолетчиков, - действовал механизм психологического заражения. Закрытое голосование снимало эту трудность.

Свою личную позицию, сформированную в беседу с Рэем, Тур не скрывал: полностью свернуть лагерь на планете и всем вернуться на «Ойкумену»; и только после приобретения новых знаний, которые позволят достичь ясности в понимании происходящего, приступить к новой попытке с чистого листа. За это время, надеялся он, они раскроют загадку небосвода и найдут путь к Земле. Главный координатор впервые за время действия экспедиции на планете четко и определенно изложил свою точку зрения. Раньше в том не было особой нужды, а сегодня он ощутил отсутствие понимания со стороны товарищей, отсутствие единства, будто он говорил на чуждом всем языке. И это при постоянном желании всех и каждого покинуть планету!

Тур счел свое выступление неудачным и прошептал сидящему рядом Форстеру, что теперь выбор верного решения зависит от Гровса.

Выступление Рэя Гровса захватило внимание всех как в лагере, так и на «Ойкумене». Люди даже более, чем Тур, поразились переменам в Гровсе, как внешним, так и касающимся его научных и этических взглядов.

Рэй Гровс был из тех людей, что в любых условиях создают в себе центр притяжения. Гений значителен под любым знаком, под любым цветом.

- ...Мой спор с Эрвином Данревом окончен! Сегодня перед всеми я признаю: я ошибался сам и ввел в заблуждение многих. Я прошу за это прощения, но знаю: мне нет оправдания. Не так то легко многим будет освободиться от ложных истин, трудно нейтрализовать последствия моих преступлений. Мое поведение привело Первую Звездную к тупику, из которого сложно выбраться. Кроме признания в античеловечности своих намерений и действий, хочу заявить следующее. Прошу всех выслушать меня, я подчинюсь общему решению беспрекословно, каким бы оно ни было. Но часть того, что я пережил и передумал, надеюсь, будет полезна для оценки нашего дела в плане перспектив.

Заявляю следующее. В своем покаянии, запись которого, надеюсь, достигнет Земли, если не смогу сам, я отбрасываю свою застывшую ортодоксальную доктрину развития биосферы. Ее истоки, - еще в ламаркизме, основами коего были естественный отбор и приспособление. Я утверждал вслед за многими предшественниками, что целесообразность, господствующая в эволюции живого мира, - вершина процесса развития.

Теперь понимаю: не борьба за существование, не конкуренция, а заложенное изначально в каждом атоме стремление к гармонизации движет миром. Стремящийся к борьбе вымирает! Уничтожается самим собой, пустотой, которую создает кругом себя.

Творческую сторону процесса я принял за застывший принцип и абсолютизировал. Забыв о том, что творчество всегда целесообразно, что оно отбрасывает ненужные варианты еще до начала их противодействия. И дает право на жизнь лучшему, беззлобному, не сопротивляющемуся, избравшему путеводителем сердце, а не склонный к иллюзиям разум.

Банально, но это и есть отбор! Никакой борьбы, никакой войны. Нет стремления к уничтожению, а есть любовь и взаимопроникновение. Борьбу придумали такие, как я, и внедрили в человеческую жизнь.

Я еще не понимаю, каким образом и почему отбираются и реализуются нужные варианты в развитии человека, растений, в целом биомов и биосферы. Но вижу, - неопределенности не существует, нет слепых стихийных колебаний, случайным образом приводящих к появлению сложнейших организмов и их сообществ. Появление человека на Земле, - не случайность! Как не случайность отсутствие животных и людей на прекрасной планете, названной Раем.

Я закрывал глаза на то, что моя теория, как и в свое время гипотеза Чарльза Дарвина, не в силах объяснить переходы от неживого к живому, от живого к разумному, обосновывая их наличие в истории. Достаточно вспомнить нелепые представления о происхождении человека от обезьяны. В природе нет резких переходов, нет шоковых скачков. Прав Эрвин, постулируя вездесущность жизни и присутствие разума везде и всегда. Телеологические концепции Эрвина Данрева утверждают: Земля, - единое живое существо. И в программе ее развития место человеку было всегда.

Продолжая мысль Данрева, я смею настаивать: планета Рай, - единое существо. И экологическая ниша для человека на этой планете имеется! Человек здесь может выжить. Более того, человек на ней может жить и развиваться, не испытывая никаких затруднений.

Почему же тогда, спросите вы, мы столкнулись с растущей лавиной загадок, с противодействием? Ответ прост: планета Рай не знает борьбы, она отвергает ее. Мы же привыкли бороться с природой, приспосабливать ее к себе, к однажды выбранной и закрепленной инерцией поколений ошибочной стратегии развития. В Раю нет и не будет технических способов освоения материи!

Здесь нет даже видимости естественного отбора. Человек придумал его для себя, а потом стал внедрять в жизнь. Что же мы имеем сейчас на Земле? Если не касаться мелочей, остановимся на главном, обратимся к одному из открытий Эрвина Данрева: ноосфера и техносфера Земли столкнулись в непримиримом конфликте, грозящем уничтожить гомеостаз биосферы. Ноосфера образуется и господствует там, где разумное сообщество независимо от искусственного технологического слоя. Земле предстоит отказаться от техносферы в том виде, в каком она сложилась и существует. Программа плавного перехода человечества к новому состоянию, предложенная Эрвином, имеет право на осуществление и будет осуществлена. Надеюсь, мое признание снимает последние препоны на пути ее реализации. И еще я надеюсь, оно позволит вам изменить точку зрения на исследование Рая. Нам всем надо остановиться и задуматься, туда ли мы идем, чтобы избежать горьких разочарований. Мой печальный опыт говорит: нельзя навязывать, нельзя делать больно ни человеку, ни растению, никому и ничему.


После некоторого молчания в тишине раздался голос Брюса, этолога экспедиции.

- Не понимаю, какое отношение имеет ваше заявление к ситуации, сложившейся в Раю? Научные споры предоставим Земле. А нам, - работать.

Гровс с трудом поднялся вновь. Выступление изнурило его, нервное и физическое истощение не позволяли говорить долго и эмоционально.

- Возможно, я был недостаточно убедителен. Простите. Но связь между Землей и Раем самая прямая. Нам необходимо эвакуировать лагерь на «Ойкумену». И вернуться на планету позже, и без технических средств. Мы, - гости здесь и должны быть вооружены только доверием и любовью. Планета не знала людей. И чтобы понять, что мы такое есть, ей надо время. Иначе Рай нас не примет.

- А если собрание откажется от свертывания экспедиции? - задал Гровсу вопрос Сэм Джонс.

- Последствия экспансии могут быть ужасны. Для нас. То, что ожидало «Ойкумену» по моему безумному плану, виденное только мною, лишь жалкое подобие того, что может случиться с нами здесь.

На какое-то время молчание охватило обе части совещания, планетную и орбитальную. Тур чувствовал тишину, ее сопротивление, вязкое и недоброжелательное. Действовали не рассудок и не сердце, людьми руководили эмоции. Пожалуй, и последняя надежда на Рэя рухнула. Его не восприняли из-за того, что он сделал.

Энергично вышел вперед Виталий Адамов, повернулся лицом ко всем и, возмущенно глядя на Гровса, громко и резко произнес:

- Если Максим Тур обязан быть осторожным как главный координатор, то вы, Гровс, после потрясения просто испугались. Вы боитесь трудностей, вы не верите в человеческую силу и хотите, чтобы мы тоже... Но мы земляне, мы справимся с планетой и сделаем ее пригодной для колонизации.

Гровс побледнел еще больше и сел в свое кресло, не отвечая. Максим Тур краем глаза заметил, как поднялась Северина Джинс, до того сидевшая одна в последнем ряду у двери и, пройдя вперед, заняла свободное место рядом с Гровсом.

Тут же вскочила со своего места Елена, ее обычная мягкость уступила место твердости и возмущению.

- Виталий, ну как ты можешь так? Гровс старше тебя в три раза. У него знания, опыт. С ним, - Тур и Форстер. Или ты сомневаешься и в их компетентности? Ну откуда у тебя такая жестокость и безрассудность?

Адамова неожиданно поддержала Рамона.

- Адамов прав! Причем тут авторитеты! Человечество не стадо ягнят, которое можно отпугнуть от пастбища и перевести в пустыню. Мы останемся здесь! И сделаем то, что надо сделать. И возьмем то, что надо. И узнаем, что надо. Я уже неделю не могу попасть в свою морскую лабораторию. Разве можно таким образом чего-нибудь добиться?

В разговор вступил Хачик Момджян:

- Что нам скажет Земля? Если мы, вооруженные ею последними достижениями человечества, имеющие неистощимый источник энергии, повернем назад в последний момент... Гровс преувеличивает опасность. Виталий мог бы вести себя скромнее, но по сути он прав, не так ли?

Вновь поднялась Рамона. Черноволосая, с бледной кожей, она походила на контрастную черно-белую фотографию. Тонкие бледные губы ее от волнения обесцветились совсем.

- Человек, который ошибся однажды, может ошибиться так же серьезно вторично. Я уже не верю Гровсу, он сам себя развенчал. Не надо бы ему прикрываться Эрвином. Мы не знаем, что Эрвин сказал бы на нашем месте. Одно знаю, - он человек решительный.

Северина что-то шептала Рэю, наклонив голову. Тур видел, как бледность сошла с щек Рэя и облегченно вздохнул: если Гровс пережил этот первый, самый тяжелый для него удар, далее с ним будет все в порядке. Молодец Северина, наконец-то преодолела неженскую логичность своего отношения к Рэю.

Но обсуждение пора прекращать, решил Тур, иначе дело дойдет до оскорблений и возвратиться потом в нормальное состояние будет затруднительно.

Подавляя стремление изменить ход обсуждения властным нажимом, Максим вышел на середину помещения и повелительно поднял руку. Опустил он ее только когда увидел, что и на «Ойкумене» установилась тишина и готовность слушать.

- Совещание в лагере экспедиции переходит грань и делового подхода и человечности. Спокойствие, царящее на «Ойкумене», соседствует с равнодушием к ближнему. Мы делаем больно близким и не замечаем того. Я призываю каждого отринуть неприязнь и вспомнить, что мы люди Земли и наша высшая ценность, - готовность понять и помочь другому, кто бы он ни был. Не хватает здравого смысла, недостает научных аргументов.

Время приступить к голосованию. Либо мы примем предложение о при-остановлении исследований, либо продолжим опасную игру с невидимым противником. Не дайте подчинить себя безрассудности, а прислушайтесь к голосу сердца. Прошу через контакторы передать свои мнения. Через минуту Биорг сообщит нам результаты встречи.

Скользнув взглядом по глазам звездолетчиков, Максим Тур понял: он проиграл. Они с Вито и Рэем оказались в меньшинстве, потерпели полное поражение. По-иному и не могло сложиться. Нравственно-психический срыв, будоражащий лагерь несколько недель, достиг и звездолета. Каждый слушает только себя, не желая вникнуть в доводы другого. Голос разума в таких условиях не может быть услышан. Конечно, он мог бы заставить себя... И переломить общее настроение, но...

Случай не только для Первой Звездной, но и для последнего столетия земной истории экстраординарный: люди никак не могут осознать, какие превращения претерпели мораль и поведение на последнем этапе реализации задач «Ойкуменой». Видимо, только сильное потрясение, общая трагедия, способны вернуть звездолетчиков на исходные нравственные принципы, как это произошло с Рэем Гровсом.

Биорг сообщил результаты голосования. Экран текущей информации высветил всего три цифры: девяносто четыре против пяти. Лойда не приняла участия в обсуждении. Раздались радостные крики и аплодисменты.

Экспедиция на третьей планете Золотой продолжала экспансию. Люди расходились по своим рабочим местам, намечая новые планы. Кто сочувственно, кто с сожалением поглядывали на Максима Тура и Рэя Гровса, на Вито Форстера, Северину Джинс и Елену Эйро.

Виталий Адамов остановился перед ними, стоявшими тесной группой в стороне от двери и, стараясь не смотреть на Елену, обратился к Туру. В голосе Виталия звучали радость и готовность к немедленному действию.

- Простите меня, Максим Тур, что я не поддержал вас, как всегда. Я уверен, мы быстро докажем свою правоту. Вы же сами говорили: никто не свободен от заблуждений. А коллектив не ошибается, я знаю. Улетаю на дальний наблюдательный пункт.

- Но зачем? - удивился Тур, - Ведь десантники объединены в группу обеспечения безопасности планетной экспедиции.

- Но ведь опасности нет. От кого защищаться?

Поправив кобуру, Виталий уверенно присоединился к выходящим.

- Началось, - вздохнул Вито Форстер и обнял за плечи Елену, - Не расстраивайся, красавица. Ничто не вечно и на этой планете. Пройдет печаль...

Итак, они остались впятером. Тур оглядел тонкие металлопластиковые стены общей комнаты жилого отсека. В дизайне голый функционализм: экраны, пульты, кресла, вдоль стен столы. И все! Ни картин, ни ваз с цветами, ни аквариума... На «Ойкумене» было иначе.

Они немного помолчали, продолжая стоять. Тур первым нарушил тягостную тишину.

- Противодействовать победившей стратегии нам нельзя. Пользы это не принесет, лишь усилит разлад. Следовательно, для сохранения контроля и возможности своевременно вмешаться мы должны включиться в работу. Но избрать свои методы...

- Согласен, - тихо произнес Гровс, погладив дрожащими от слабости пальцами бледный лоб. Северина поддерживала его за локоть, - Не думаю, что ослепление продлится долго. Максим прав, мы должны приготовиться к решительным действиям. Иначе экспедиция просто погибнет.

- А «Ойкумена»? Ей тоже может что-то грозить? - спросила Елена, широко раскрыв зеленые глаза с застывшими в них слезами.

Ей ответил Вито Форстер.

- Да. В мире Золотой мы чужие. Началась необдуманная суета, последствия не замедлят...

Тур повернулся к Гровсу.

- Рэй, как ты себя чувствуешь?

- Нормально, Максим. Идет адаптация, завтра я буду в порядке.

- Прекрасно, таким образом. Ты уже пробовал, хоть в общем виде, дать оценку тому, с чем мы столкнулись?

Гровс покачал головой, опустив взгляд на узоры пластикового пола.

- Мало времени. Я слишком долго пробыл в заточении. Фактов много, они противоречивы. Биорг системы не улавливает. Стерильность этого мира... Какая-то неестественность... Искусственность, что-ли... Она-то и воздействует на людей каким-то образом. Ностальгия и прочее, - дело десятое.

Форстер кивнул в знак согласия и заметил:

- Меня все чаще посещает странное чувство. Как наваждение. Будто кто стоит за спиной и посмеивается над моей наивностью и беспомощностью.

Гровс отнял пальцы ото лба, поднес их к глазам: пальцы не дрожали. Глаза его повеселели, в голосе уже не слышалось отчаяния.

- За спиной... За твоей спиной, Вито, едва ли кто спрячется, кроме тебя самого. Максим, а где сейчас твой двойник?

В лаборатории. Щербатов перед совещанием оставил его под надзором своего кибера.

Северина сняла руку с локтя Гровса, он прислонился к пружинящей стене, и сказала, ни к кому не обращаясь:

- Не понимаю, почему Туах и Щербатов не поддержали нас... Я видела, как они работали с двойником Тура, слышала, о чем они говорили. Вся методика установления контакта с внеземными цивилизациями оказалась бесполезной, не сработала. Они в растерянности. Им нужна передышка. Почему же они отказались от нее?