Валерий Сабитов Медуза Юргуна
| Вид материала | Рассказ |
- Валерий Сабитов принципрудр, 12242.41kb.
- Валерий Сабитов Первые люди Рая. Фантастическая повесть, 4147.18kb.
- Валерий Сабитов Миледи Темеза. Фантастический рассказ Кафе «Полумесяц». Пролог, 1657.02kb.
- Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо покрылось звездами., 2035.97kb.
- Валерий Всеволодович, 582.44kb.
- Космическийуро к, 283.84kb.
- Заместитель Председателя Государственной Думы РФ валерий Язев выступил с доклад, 179.99kb.
- Градобоев Валерий Валентинович Москва 2008 программа курса, 1080.91kb.
- Программа курса лекций (3 курс, 6 сем., 32 ч., диф зачет) Профессор Киричук Валерий, 72.05kb.
- Валерий Афонасьевич Язев. Среди основных доклад, 120.61kb.
Валерий Сабитов
Медуза Юргуна.
(фантастический рассказ)
День тянулся нескончаемо, как тяжкое недомогание, при котором ничто не помогает. Любая текущая секунда вмещала то длинные часы, то целые сутки, а иногда и больше. Сгущение обычного временного ритма усиливало страдания.
Юргун знал: помочь может работа. А свои дела он завершил накануне. Превозмогая себя, Юргун перебрал варианты и для борьбы с мучительно сжимаемой временем вечностью решил обратиться к проверке «Гималайского медведя». «Медведь» не нуждался в контроле, но лучшего не придумать.
С утра все шло не так как-то. Все выглядело не таким, как ожидалось. Проснувшись и глянув в зеркало, он увидел чужое лицо. Будто еще вчера он выглядел солидно-щекастым, а сегодня... Скулы! Не скулы, а скалы, гранитные, отшлифованные, нависли над проваленными в темные расщелины глазными яблоками. Губы пожелтели и приобрели жесткую сухость. Знаменитый римский нос потерял индивидуальность, избрав сам себе тривиально грузинскую форму.
Что делается-то, а? До финиша совсем немного, а тут такие изменения. Мысли привычно ушли в заоблачье абстракций. И тут время... Ускользающий фактор, обозначаемый условно, он оставляет ощутимые следы. Кажется, отпечатки времени могут быть обратимы, несмотря на неповторимость. Интересно: возвращаемая исключительность. Слова всегда рождают парадоксы или рождаются ими. Сама жизнь - загадочнейший парадокс, лишенный смысла ввиду конечности, временной обреченности. Любая самая бессмысленная жизнь имеет цель, а то и целый их набор. Все дело в цели. В выборе цели посредством неверных слов.
Слов придумано много, а их все не хватает. И ему тоже. Некое чувство, тяжелое, не определяемое словесно, не оставляет с утра. Нельзя и понять, где оно гнездится. Человек без нужных словоопределений беспомощен. Вот так же было перед тем, как ушла Илона. К Аристарху. К кому и куда еще она могла? Ухода он не мог предугадать, а чувство было. А вот теперь к чему оно относится, к внутреннему или внешнему?
Хоть бы это знать.
Подставив лицо тонкой холодной струйке, Юргун обдумывал, как обставить ненужную суету вокруг «Гималайского медведя». Надо бы поинтереснее. А если сделать план этаким ретроспособом? На «Соларе» имеется солидный запас бумаги. Реестр космостационаров непременно предусматривал писчие принадлежности. Традиция, идущая от первой космостанции «Мир».
Юргун растянул кожу лица в полурадостной гримасе, когда нашел.
...Теплая на ощупь, бело-глянцевая, листы ласкают пальцы. Когда он видел бумагу в последний раз? Нет, не вспомнить, разве что в детстве. А она вот тянет к себе чем-то... Опять не находится слова. Или пробудился голос генов, связанных с природой? В бумаге законсервирован аромат натуральной целлюлозы. Бумагу делают из дерева, по старинным технологиям, в небольшом количестве. Спрос почти отсутствует, а у него на «Соларе» бумажные залежи. Клад для редкого рисовальщика, привязанного к старине. Такие еще живут на Земле.
Пожалуй, «Реестр» в космосе самая древняя вещь. Каждый космопоселенец, солнечник, знает его назубок. По замыслу основателей системы космополисов, «Реестр» включал обязательный минимум оснащения внеземных поселений. Практическая космонавтика дело деликатное, лишнего на станциях не бывает. Но к «Реестру» относятся трепетно, никогда не пересматривают, а только дополняют временами, в соответствии с достижениями прогресса. В итоге на старушках, подобных юргуновскому «Солару», скопились горы всякого добра. Как бумага. Или видеодиски с игровыми фильмами. Ну кто будет выбирать диски или даже последовавшие за ними видеокристаллы, если имеется прямая связь с любым земным излучателем зрелищ?
Солнечники - люди занятые, и только киберы могут знать, что хранится на орбитальных складах. Юргун стал пионером в этом деле. Год назад он потратил трое суток, чтобы собрать хлам «Солара» в одно место. Разбирая завалы, рядом с пакетами бумаги нашел деревянный ящичек с цветными карандашами. Теперь вот и они пригодились.
Юргун составил красочный подробный план действий. Пальцы потеряли детский навык, и трудности с чистописанием да раскрашиванием отвлекли от навязчивых мыслей. Он включил в план и «Медведя», и все свои действия вплоть до решающего мига. Приличное настроение продержалось почти три часа, - редкий подарок!
Повседневность, нарисованная судьбой отнюдь не цветными карандашами, напомнила о своем присутствии боем главного хронометра в отсеке управления. Юргун нервно вздрогнул. Колокола такие, что никак не приспособиться. Отключить их нельзя, только отнести на организованный им не близко склад. Кто же понесет такую махину? Кибернетизацию он успешно свел к нулю. По любимому выражению Аристарха, киберы «отдыхали лежа», в полной отключке. И без груза-то пройти полкилометра по тесным коридорам великое испытание по нынешним временам. Ничего, еще денек он колокола потерпит, а назавтра все изменится.
Сложив вчетверо бумажные листы, Юргун сунул план в нагрудный карман комбинезона, ставший ему второй кожей. Бумага приятно захрустела. Он попробовал улыбнуться, да вместо этого вернулся к надоевшим проблемам. Плюсовые заряды скатывались с него как... Примера он не успел подобрать, тончайшая молния пронзила тело от макушки до пальцев ног.
Чувство тревоги, многократно испытанное, свое. И тем не менее привычным его не назовешь. Кто из постоянно страдающих зубной болью способен назвать ее привычной? Каждый приступ неповторим. Обычной она может казаться со стороны, да и то только тому, кто лишен способности сочувствовать. А сопереживать сидящему на раскаленной сковородке, по глубокому убеждению Юргуна, дано лишь тому, кто сам прошел адовы муки.
Юргун понимал, что с ним происходит. Если взять в целом. Много месяцев нервное напряжение росло быстрее, чем позволял механизм естественной релаксации. Для Юргуна, с его несокрушимым здоровьем и мощной энергетикой, новое состояние стало непреодолимым. Аутотренингом до того он овладеть не удосужился, имеющиеся на «Соларе» медикаменты помогали первые два месяца. Пройдя какой-то предел, болезнь обрела беспощадную многоликость. Сильнейшим оружием в ее арсенале стали слабость и страх, страх и слабость.
Страх, гнездящийся в древнейших формациях мозга, делал его животным, ведомым на бойню. Слабость Юргун пока пересиливал. Но долго так продолжаться не могло. Однажды он потеряет из виду цель жизни и включит внешние передатчики. Только бы не сегодня! Завтра-послезавтра попросить помощи будет не стыдно.
Опять колокола! Уничтожающий звон по всей Вселенной. Он сморщился от отвращения. Как и Высоцкий, Юргун не любил скрежета железом по стеклу. Часы звучали именно в таком скрежещущем регистре.
Из документов Юргуну известно, - часы с препротивнейшим боем подарочные. Привезены одним из гостей десяток лет назад и до сих пор полны сил. Подарки в космосе, - еще одна строка в реестре суеверий солнечников. Они не вывозятся, не уничтожаются, не подлежат осуждению. Подарок, - это амулет, оберег...
С часами на «Соларе» было просто замечательно. Предыдущие экипажи считали: безаварийность станции, вошедшая в поговорку, зависела от обилия часов, от их исправности, их бесперебойного стука, скрипа, боя. И им их привозили, привозили и привозили. Станция сама теперь стала громадным часовым механизмом, состоящим из множества часов-атомов, часов-молекул... Прямо музей часового искусства.
Надо же, дарили то, чего и так было в избытке! Волей или талантом неизвестного дизайнера-конструктора часы всевозможных систем украшали стены и потолки всех помещений. Стационарные, неизвлекаемые, они хоть отличались бесшумностью. Юргуна эти регистраторы бренности не беспокоили, смотреть на них не оставалось времени. Быстротекущее время не давало ему времени посмотреть на время!!!
Еще удар колокола...
Как он их ненавидит! И боится! Если бы не страх, он давно бы их просто разбил. Юргун насчитал семь движений ржавым гвоздем по стеклу. Семь вражьих ударов из-за угла, из темноты.
Повлажневшие пальцы развернули расцвеченный карандашом план. Громко, стараясь сосредоточиться, он прочитал на третьем листе: «Девятнадцать ноль-ноль - девятнадцать тридцать. Подготовка к ужину. Девятнадцать тридцать - девятнадцать пятьдесят, - ужин». Замечательный метод самоконтроля имели дедушки-бабушки. Везде-то у них такие красивые бумажки лежали-висели, все сразу видно на весь день, можно крупными буковками и развесить по всем стенам-потолкам. Можно и на неделю. И на месяц. А на всю жизнь? В принципе, какая разница? Разве что подольше посидеть придется, пока отыщется подходящий алгоритм. А точность выполнения, она что на завтра, что на год вперед одинаково непредсказуема. Его величество случай по-прежнему господствует над человеком, как от него ни прячься. В любом случае, уверен Юргун, такая вот красочно распланированная жизнь представляла собой настоящее удовольствие.
Ну что ж, подготовка так подготовка. С тоской подумав о собственной бестолковости, Юргун в который раз добрым словом помянул кухонного кибера, лежащего в бездействии среди других собратьев невообразимо далеко отсюда. Чтобы включить его, надо пройти две герметичные двери, прошагать сотню-другую метров внутри неосвещенной трубы, заставленной чем попало. Да и где его там искать, в каком углу, у какой стенки, под каким хламом? Какой он яркий, весь светящийся, выпуклый отовсюду, теплый, источающий разнообразнейшие вкусные запахи... А голосок! Мягкий, слегка интригующий, похожий на... И чем он ему мешал? Юргун вздохнул. Всему виной жесткая экономия эргов и квадратных метров. Он шумно рухнул в кресло, втиснутое между шкафом-регулятором защитного кокона «Солара», преобразованного в магнитно-гравитационную ловушку, и ребристой стеной отсека. За стеной царил холод, где-то там летали микро- и макрометеориты. «Солар», раздетый Юргуном, плыл в пространстве детски беззащитный. Достаточно малюсенького камешка и эксперимент не состоится. Как не состоится и он, дежурный инженер службы Солнца, делающий свое дело на свой страх и риск, скрываясь от всего человечества. Но по-другому невозможно, отсюда и недостаток энергии и еще много чего. Ничего, обойдется! Часы-то стучат, работают амулеты-обереги.
При рабочем диаметре почти в тысячу метров отсутствие защиты рискованнейшая вещь. Движение времени постепенно сдвигает стрелку вероятности столкновения к единице. Не вспоминать об этом невозможно. Не отсюда ли страх?
Последние дни и недели Юргун многому не доверял. Блокировке дверей и люков, лазерным пушкам, себе. Чтобы как-то восстановить уважение к собственной личности, Юргун принципиально выдерживал составляемое им же меню на условную неделю. Пунктуальность, обязательность, жесткость. Пусть нет излишка энергии для подогрева воды в душевой, нет свежего белья... Но все прочее должно идти как часы. Ритм и еще раз ритм!
Которого он никак не может его ухватить с утра!
А сегодня держать себя в руках нужнее чем когда-либо.
Юргун шумно выдохнул.
Готовить не хотелось. Есть не хотелось. Двигаться не хотелось.
Ничего не хотелось. А поесть надо. Завтра придется сжечь массу калорий. Под стон истязаемой воли он достал из-под кресла банку консервов. Последние три дня под креслом ловилась крайне жесткая рыба с незапоминаемым названием. Результат принудительных скоростных мутаций, теперь такое модно. Сами и ели бы, экспериментаторы. Конечно, кроме мутировавшей рыбы, на «Соларе» много чего имеется. Да надо же искать, складывать, тащить сюда...
С зеленой, в золотом ободке этикетки обворожительно улыбалась розовощекая морковочка. Пытаясь угадать, что скрывается за ее улыбкой, Юргун проглотил всю коричневую смесь без остатка, так и не поняв ее состава.
Следующей в руках оказалась баночка саморазогревающегося кофе «Арабика». Как можно пить кофе, приготовленный месяцы назад? Бегло осмотрев инструкцию по использованию, он решительно бросил банку обратно. Даже недоступный свежий кофе ему сегодня будет лишним.
Так, распорядок дня он преступно нарушил. Подготовка к ужину и сам ужин смешались, из собственноручно составленного графика он вышел. Очень нехорошо. Придется бросить все силы на выполнение последнего пункта карандашно-бумажного плана. «Сон»! Бессонницы допустить никак нельзя! Что означает, - без контакта с аптечкой не обойтись. Придется вставать, она встроена в стену напротив, рядом с люком-входом в трубу аварийного сообщения.
Проблема выбора транквилизатора... В аптечке почти ничего не осталось. Вспомнилось, как Илона советовала ему пару лет назад: «Прекрати, родной мой, злоупотреблять кофием-чаем и займись собой. Медитацией, аутотренингом...» Может, и занялся бы, если бы не ее настойчивость в советах.
«Родной ты мой, красивый сам собой...» - пропел вслух Юргун и криво ухмыльнулся импровизации. По большому счету, кофе-чаи да прочие стимуляторы ни при чем. Вот если бы его вовремя поддержали! Та же Илона...
Одиннадцать месяцев напряженного труда в полном одиночестве, - вот что его сломило. Сумасшедшая гонка без лидера, стремление обогнать самого себя... И опасение, - как бы успеть, пока кислород не перекрыли. Та же Илона! Похоже, он успел. И победил в гонке. Результат будет стоить пережитых страданий. За ценой, как говорится, не постоим.
И наплевать, что тремор, как у потомственного алкоголика. Он оторвал взгляд от рук и посмотрел в аптечное зеркальце. Настроение совсем упало: мумия! Голова египетского фараона перед возложением в саркофаг. Юргун показал язык потомку Рамзеса. Желтовато-белый, язык предательски подрагивал.
Да, его можно успешно демонстрировать в качестве экспоната студентам медицинских вузов. Что-то его ждет впереди? Вдруг он весь необратимо почернеет-пожелтеет? Космос все-таки, и без защитных полей. Хоть одну мумию возродили к нормальной жизни? Попытки делались, он определенно помнит. Впрочем, что будет дальше, - дело Планетарного Совета. Или команды Аристарха.
...Аристарх! Всюду Аристарх, всепроникающий демон контроля. Умыкнул Илону и ухитрился забраться внутрь Юргуна. И всюду он не «про», а «контра». А ведь были друзьями. Хотя, признаться, Юргун и в те времена не понимал Аристарха. А если Юргун человека не понимает, таковое означает, что Юргун данного человека не принимает сердцем, не чувствует с ним родства, не стремится к предельной откровенности с ним. И масса других «не». Почему же они, несмотря на все «не», были многие годы вместе? Компромисс, поддерживаемый Илоной. Илона ушла от Юргуна, тройственный союз распался, все его признаки исчезли. Теперь Илона рядом с Аристархом, и союзу больше не бывать, ни тройственному, ни двойственному.
«Союзу не бывать... А чему бывать?» - вопросил Юргун свою душу, вскипающую раздражением. И мудро заключил: «Чему быть, того не миновать!» Отодвинув со звоном пузырек с невоспринимаемой им химией, он выбрал наугад что-то из травяных настоев. Травка, она плохого не сделает, хоть и женского рода. Фараоны небось тоже травки не чурались. Потому спокойненько полеживают до сих пор, ожидая воскрешения.
Как-то Илона прочла ему целую лекцию об авторском праве. А собственно, где начинается и где кончается авторство того же Аристарха? Или, скажем, Юргуна? Кто об этом может сказать со всей определенностью? И помнит ли сам Аристарх о своем отцовстве по отношению к давним, прозвучавшим лишь однажды словам? Кажется, то было на научной конференции Института Гелиоэнергетики. А если и так? Ведь и гениальнейший Аристарх опирался на кого-то, на чьи-то данные! Где эти люди, где их фамилии-имена?
Начало любого дела теряется чуть ли не в античности, а то и где-нибудь в Довавилонии. Аристарх еще студентом много занимался анализом данных околосолнечных автоматических лабораторий. Столетие назад их было множество. Юргун как-то познакомился с архивом одной из таких станций и сразу обнаружил любопытные закономерности. Но ведь их еще нужно интерпретировать. Автоматы охватили почти весь диапазон солнечного излучения. Сколько лет прошло, а до сей поры результаты их наблюдений толком не изучены. И дойдет ли до них очередь, неизвестно. Шквал фактов не могут объять и мировые компьютерные аналитические базы.
Аристарх, Илона и Юргун с первого курса занимались солнечным ветром. Различие в интересах, конечно, было. Не без того. Аристарх искал связь между испускаемыми солнцем потоками и катастрофами, потрясающими биогеосферу Земли с определенной периодичностью. Юргуна больше привлекали состав и внутренний механизм действия солнечного ветра. Илона пыталась обнаружить в древних преданиях и мифах законсервированные данные о поведении Солнца в прошлом.
Внешне Аристарх человек колоритов и контрастов. Всего в нем с избытком, - и рост, и вес, и интеллект... Впрочем, методики оценки интеллектуального коэффициента меняются. Признанный сегодня гением завтра может быть объявлен идиотом. Или наоборот. И, при всей монументальности, - почти девичья мягкость речи: в полутонах, в подборе слов. Если сюда добавить неожиданную гибкость мощного тела, напоминающего в движении сытого тигра, то рисунок будет весьма правдив и достаточен. А как он говорил! Ну кто еще смог бы в научном докладе о солнечной плазме, уходящей в пространство Галактики, использовать такие слова и фразы: «...Ярило, Яростное. Воинственное; Беспощадное... Один выброс может уничтожить все живое на Гее... Но Солнышко ласковое и заботливое. Шершавые, грубые стороны его языков лижут космос вне плоскости жизневращения планет...»
Жесткая составляющая солнечного ветра, излучаемая компактно, в одном направлении узким лучом, - вот на что натолкнулся Аристарх, изучая архивы. Поймав этот луч, можно разгадать и тайну солнечной печи. И тем самым почерпнуть столько экстраинформации! Явление уникальное, идея увлекающая. Предполагаемые свойства неуловимой, ритмично действующей компоненты солнечного ветра поражали.
Да, то было время ошеломлящих открытий. Сама стратегия науки меняла направление, столкнувшись с новым пониманием мира. Так казалось Юргуну.
Выброс-игла наблюдался впервые на рубеже двадцатого и двадцать первого столетий. Никто им тогда не занялся. Закономерен вопрос: когда ожидать следующего и где искать точку на небесной сфере, куда он устремится?
Но причем здесь поэзия с ее метафорами, гиперболами и прочими искажениями? Всеобщая связь, конечно, существует, куда ей деться. Можно не только поэзию, но лингвистику слить с геофизикой и гелиофизикой.
Подобным многие занимаются. Спрос найдется, интересно читать о параллелях-парадоксах. Но где их практическая ценность? Игра ума, распрямляющая извилины...
Аристарху просто повезло. Он нашел необъяснимое. А где тайна, - там и открытие. Естественно, и без таланта не обойтись. Нужно его, хоть чуточку. На первых порах тебя принимают за недоумка, а потом садят на коня одни и те же люди. Помнится, что и институтский мозг настойчиво считал поступающую от Аристарха информацию за ошибку, за бессмысленный набор данных. Система скрывалась далеко за заграждениями противоречивых фактов.
Юргун быстро прокручивал ленту воспоминаний. Видимо, они ему зачем-то сейчас понадобились. Может, надоевшая лента выявит и что-нибудь нужное.
... На рубеже тысячелетий гелиосферу поделили между сотней зондов-автоматов. Геометрически зона ответственности каждого из них выглядела усеченным конусом. Срезанная вершина конуса - почти точка (слишком велика поверхность светила для сплошного охвата), нацеливалась на хромосферу, а расширяющееся основание уходило в пространство Млечного Пути.
В одном из таких колодцев-конусов, примерно на линии Солнце-Антарес выявилась пропажа небольшого количества массы-энергии. Фиксация делалась на половине расстояния от Земли до Солнца. Произошло удачное попадание одного зонда в нужную точку! До этой точки ветер вел себя как следует, а после уходил чуть ослабленный. Как если бы в том месте стоял уловитель, точно знающий направленность прохождения «жесткой» части солнечного языка. «Пропаже на дороге» не дали никаких объяснений. Ведь кроме ничтожной пылинки зонда тут ничего не было. В эмпирической картине Вселенной обнаружился факт, играющий роль посла-похитителя из иного мира.
Неожиданно как для коллег, так и для маститых ученых Аристарх связал исчезновение микроскопического сгустка энергии вместе с ее вещественными носителями с действием корональной дыры. То есть участка в хромосфере, живущего по своим, локальным законам. Низкая, в сравнении с районами солнечных вспышек температура дыры создавала множество следствий, структура гелиосегмента шла как бы вразнос. На памятной институтской конференции Аристарх вызвал бурю, назвав корональные дыры источниками энергии быстродействия, о которой писали древние философы-естествоиспытатели, способные счастливо соединять в себе столь противоположные стороны познания.
Энергия быстродействия считалась субстанцией мгновенной связи во всей Вселенной. Затем о ней забыли на тысячелетия...
Содержалось ли в доводах Аристарха обоснованное доказательство? Едва ли... Тут же Юргун мысленно поправил себя, претендуя на объективность оценки прошлого. Ведь что в человеческом мире считается доказанным? Если исключить действие принципов общей договоренности и соответствия существующим взглядам, остальные опоры устойчивости знания весьма относительны. Время беспощадно расправляется с любыми теоретическими системами, претендующими на абсолютность.
В основе гипотезы Аристарха лежало представление о том, что магнитные гелиолинии разрываются воздействием идущих из неизведанных глубин светила пучков энергии быстродействия. Так возникает холодная корональная дыра, излучающая попутно с корпускулами обычного вещества нечто неизвестное. Это неизвестное, после преодоления расстояния в половину астрономической единицы, захватывает часть нашей родной материи в любом ее виде и приобретает бесконечную скорость.
Одно из следствий открытия Юргуна заинтересовало: оно говорило, что через недра звезд на наш физический мир воздействует мир иной. Периодически или постоянно, но отнюдь не по нашему желанию. Условно иной мир стали называть миром Инобытия.