Geum.ru

Валерий Сабитов Миледи Темеза. Фантастический рассказ Кафе «Полумесяц». Пролог

Вид материалаРассказ

Содержание


Марат и Розалия.
Овидий. Лекарство от любви
ИОС какое-то время спустя...
Кафе «Полумесяц». Эпилог.
Подобный материал:
  1   2   3


Валерий Сабитов


Миледи Темеза.

Фантастический рассказ


Кафе «Полумесяц». Пролог.

У меня всегда так, - если за день ничего не произошло неприятного (не пришел посетитель с требованием немедленно напечатать его гениальный роман, не вызвал главный по поводу и без повода), обязательно к вечеру жди приключений.

Тот день, последняя пятница июля, складывался обычно и скучно. Работа редактора жарким летом совсем не сахар, за столом чувствуешь себя как в сауне на верхнем полке, а ведь еще соображать надо. С нетерпением наблюдая за ленивым движением часовых стрелок, я видел себя дома на любимом диване, слегка возбужденным контрастным душем. Пусть и с очередной рукописью на журнальном столике рядом. Вполголоса делится новостями телеэкран, жена на кухне уютно гремит посудой, доносятся запахи близкого ужина.

Как видите, я предпочитаю спокойный домашний уют, и потому судьба частенько преподносит мне интересные истории о людях противоположного толка. Знакомясь с ними, я еще больше ценю свой нерушимый распорядок, где нет места авантюрам, опасностям, разочарованиям, тоске и эмоциональным вспышкам.

Я предпочитаю возвращаться с работы домой пешим ходом: недалеко, всего километра три, спешить не надо, домой не опоздаешь. К тому же прогулка позволяет успеть жене с ужином вовремя, что способствует нормальному пищеварению.

Но в ту пятницу, как вы понимаете, я подсознательно уже был готов к сбою в плавном течении своего времени, что-то обязательно должно было вклиниться в распорядок вечера.

Так и случилось. В двух кварталах от моего дома меня остановило шествие функционеров и сторонников двух конкурирующих партий. Под надзором немногочисленных и уставших за день стражей порядка два не сливающихся между собой потока пересекали проспект Вождей. Автомобильное и пешеходное движение замерли на добрые десяток-другой минут. Ближняя ко мне колонна несла вымпелы и белые знамена с изображением зеленой банкноты в окантовке плавных темных линий, весьма напоминающих очертания отдельных частей женского тела. Шел «Союз рынка и свободы»; о нем я знал предостаточно, чтобы отбросить всякую мысль о возможности немедленно продолжить путь домой. Лучше переждать где-то, чем, попав в реку «Союза», оказаться против своей воли неизвестно где и на какое время. К тому же соперником свободного рынка сегодня оказалась «Народная партия», стоявшая за жесткую экономию и железную дисциплину. Отрицая всяческую эстетику и наглядность, как признаки роскоши, сторонники народа использовали простейший отличительный и мобилизующий символ: над их головами взлетали сжатые кулаки под крики «Долой!» и «Даешь!». Преодолеть такое препятствие для меня было бы еще сложнее, чем первое.

Привычные сегодняшнему горожанину массово-политические демонстрации действуют на меня чрезвычайно угнетающе, а возникающие в ходе их неуправляемые ситуации приводят в ужас.

Спасение нашлось быстро: я огляделся и увидел бледно-зеленую в свете тающего дня неоновую вывеску «Кафе «Полумесяц». Совсем рядом, на первом этаже углового дома. Помню, несколько лет назад «Полумесяц» привлекал меня скромностью внутреннего убранства и простотой обслуживания. Сюда можно было забежать на полчасика с друзьями, обсудить деловой вопрос. И домой отсюда недалеко. Уютное, удобное местечко.

Я немедленно юркнул в распахнутую дверь. После рева сотен глоток, старающихся переорать друг друга, тишина в помещении показалась домашней. Потенциальных посетителей увлекло лицезрение политического шоу, - свободных мест было предостаточно. Можно без помех скоротать время и привести нервы в порядок.

Пока администратор провожал меня к месту, я отметил происшедшие изменения. Вместо пожелтевшего тюля на окнах тяжелые занавеси, не пропускающие ни света, ни жары, ни шума. Под потолком мощные хрустальные люстры, несколько больших напольных вентиляторов, стилизованные лампы-свечи с регулируемой силой света. Различной формы столики разделены атрибутами средневекового рыцарства: где щит с гербом, где скрещенные мечи, где седло и прочая лошадиная сбруя на проволочном каркасе. За стойкой слабоосвещенного бара под цветными фонарями, - могучий бармен в одеянии фризского барона, с бородой и усами.

Мне понравилось. Обстановка располагала к спокойному отдыху как в компании, так и наедине. Я сделал заказ официанту в зеленом охотничьем костюме, не забыв о водке, моем привычном проверенном годами антидепрессанте, и взял бутылку охлажденного пива «Столичное» в баре. Где-то работал кондиционер, от паркета ощутимо поднималась прохлада. Пиво было прекрасным.

Теперь, решил я, можно отвлечься и от политики, и от литературы. В ближней зоне моего внимания оказались заняты только два стола. Один из них полностью скрывала от меня железная фигура ратника, а сидящих за другим столом я видел через тускло отсвечивающие скрещенные мечи.

Остальное пространство кафе ускользало от взгляда в уютном полумраке: люстры светили в четверть накала, только блики от цветных фонарей бара вносили некоторую загадочность, подчеркивая ирреальность средневекового интерьера.

Официант удивительно быстро принес закуски и нераспечатанную бутылку «Русской». С трудом уверив его, что предпочитаю откупоривать бутылки самостоятельно, я облегченно вздохнул. Зеленый охотник, исполненный оскорбленного достоинства, мягко удалился. Больше мне ничего и никого не нужно.

Расслабившись, я невольно прислушался к разговору, ведущемуся по ту сторону мечей. За овальным столом сидели двое, их разделял трехсвечевой светильник и бутылка, наполовину опорожненная. Я видел их в профиль.

Тот, что слева, - Владимир, - больше молчал, лишь изредка улыбаясь или хмурясь, вставляя в речь собеседника междометия и похмыкивания. Лицо его, круглое, благополучного типа, оставалось спокойным, он сосредоточенно занимался закусками, проявляя завидный аппетит.

Сидящий справа, - его звали Маратом, - представлял другой темперамент, напряженно порывистый, даже импульсивный. Мефистофельская черная бородка, нос с небольшой горбинкой, крупное ухо долгожителя. Глаза его возбужденно блестели, голос глуховато вибрировал, но слышал я его отчетливо.

Я сразу определил, - встретились старые друзья, которым всегда есть, что сказать друг другу. Приятно видеть таких людей: разных по характеру, образу жизни, но близких по интеллекту и духовному складу. Мне бы вот так посидеть с кем-нибудь...

Надеюсь, слушая рассказ Марата, я не делал ничего безнравственного. Вреда им от того, что я пересказываю невольно услышанное, не будет, а повесть любопытна и поучительна. Имена же мной изменены.

Рассказчик, Марат Истоков, заинтересовал меня неординарностью как внешнего облика, так и внутреннего содержания. Заглядывая вперед, скажу: редко встретишь в одном человеке такие полярные качества, как наивность и верная оценка происходящего, зрелость выводов и оптимистические, ни на чем не основанные прогнозы. Странная противоречивость, приводящая часто к непоследовательности; она обрекает людей с развитым интеллектом на обиды и неудачи, у них нет иммунитета к обману, предательству и жестокости нашего мира.

Говорил Марат о себе. Похоже, Владимир хорошо знал жизнь товарища, вопросы ему были не нужны. От него ждали совета или дружеского понимания. Либо сочувствия.

  1. Марат и Розалия.

Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья, женщина в зрелище их - самая малая часть.

Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь? Так нам отводит глаза видом богатства Амур.

Тем наставления нужны, кто влюблен и упорствует в этом. И не умеет отстать, хоть и желает отстать.

Овидий. Лекарство от любви.


- ...Помнишь, как я рассказывал о нас с Розалией, о начале нашего с ней сближения? Все виделось прекрасным и чистым, впереди нам светило счастье.

Так думала и она, мы были тогда открыты друг другу, мы верили себе. Не хочется и тени бросить на те дни и недели...

Юношеская робость первых прикосновений, еще лишенных безудержной страстности, слова ни о чем и молчание обо всем, такое полное и легкое... Мы были другими, не такими как раньше или потом. Это был полет на крыльях поэзии; никакой математики, никаких эгоистических расчетов.

Когда за тридцать, возвращение в юность дорого!

Хорошо помню день, когда она решила бросить все, что составляло ее жизнь до меня и начать все заново, вместе со мной. Она не думала о последствиях, о неизбежных потерях, не считала возможных приобретений.

Меня потряс ее вид с чемоданом, светлый и печальный. Тотчас оценив обстановку, я понял: нам есть где встречаться время от времени, но нам негде жить вместе. Мы не были готовы. Скорее, это я не успел подготовиться... И остановил ее порыв, красноречиво убеждая: еще не время, надо подождать, будущее от нас не уйдет... Стоило мне в тот день присоединиться к ней, мы сделали бы решающий шаг. Куда бы он нас привел? К тому, о чем мы говорили и молчали вдвоем, о чем мечтали в одиночестве? Еще неделю назад я проклинал себя за нерешительность и рассудительность в тот момент. А сейчас, - не знаю...

Земля - планета перемен. Мы все меняемся, кто быстрее, кто медленнее. И Розалия отходила от любимого мною образа. Ее облик, отпечатанный в моем сердце, заслонил изменения. Я долго ничего не замечал, пока не увидел незнакомые, чужие черты почти разом, одну за другой.

Однажды, проснувшись и вспомнив вчерашний день, я ужаснулся. Не хотелось верить, что она стала другой, я искал в ней близкое, знакомое, родное, свое. Искал, находил и успокаивался. Мне казалось: просто пелена окутала ее сознание, вот-вот она спадет и все вернется. Эта пелена - грязь человеческая, видимая в поступке, во взгляде, слышимая в слове, она всюду, ее не замечают, считают нормальной. Но мы же обходились без нее, без грязи. Обходились много дней.

Как ни трудно признать, я повторил ошибку Пигмалиона. Моя Галатея осталась там, где я ее создал, - в моем сердце. Я любил придуманный образ, а не реального человека, со всеми его обычными слабостями и недостатками. И как только они, образ и человек, раздвоились, мне показалось: меня обманули, покрывало скрывало не прекрасную статую, а кусок холодного мрамора.

К часу первого прозрения я успел сделать решительные шаги по определенному загодя пути, думая, что он - наш общий проект, а не только мой. Я сжег за собой мосты, пытаясь увлечь ее за собой. Ты знаешь, что я сделал, не будем сейчас об этом. Она же, радуясь искренне моим шагам, сама не торопилась, много думала и много говорила. Совсем как я в тот день, когда сдержал ее.

Вначале Розалия разрывалась между настоящим и желаемым, боясь потерять приобретенное за годы, начиная оценивать жизнь и со стороны материи. Я пытался остановить процесс падения, говорил о том, что она видит не нас обоих, а себя и меня в отдельности. Изменившееся ее мировосприятие пугало меня и приводило в состояние некоторой заторможенности. Скорее всего, я не хотел понимать, что происходит, отторгал действительность, не в силах ее изменить.

Так незаметно мы спускались с вершины, ступенька за ступенькой.

- Ну почему ты так много говоришь о себе, о своих трудностях? - спрашивал я Розалию.

- Разве ты не понимаешь? - отвечала она, - Ведь нельзя же вот так просто, одним ударом отсечь от себя то, что стало близким.

- Но если не сделать разом, то никогда не сделать! - возмущался я ее непониманием, забыв о том, что сам недавно остановил ее искренний порыв.

Я думал, она просто заблуждается, отвергая мою решительность, оттягивая время перемен. Но она, как-то отстраненно смотря мне в глаза, назидательно говорила, как учитель отстающему, слабо подготовленному ученику:

- Мы разные люди. Все люди разные, ведь это так ясно. Жизнь - это борьба эгоизмов. Тебе хочется одного, мне другого... Тебе надо так, мне по-другому. Мы должны привыкнуть, приспособиться друг к другу.

Привыкнуть, приспособиться... Как этого не понять! С детства только и занимаемся приспособлением, поиском наиболее легких путей. Не особенно задумываясь, куда они приводят.

Я знаю, что ты хочешь сказать: Розалия угадала, сама того не поняв, величайшую человеческую тайну, о которую споткнулось столько великих умов. Не эгоизм или эгоцентризм тут виной, но видится-то именно так! А все дело в одиночестве! Согласен. Мы здесь вдвоем тоже по причине одиночества. Самому себе о себе не рассказать, от себя понимания не ждут.

Одиночество, в котором существует человек, сопровождает его от рождения до конца, от рассвета до заката. Неважно, понимает он это или нет. Если понимает, то еще хуже. Тогда тоска становится особенно острой, и начинает тянуть к другому человеку. И мы лихорадочно ищем друга, подругу, дружбу, любовь. Иногда находим, чтобы затем потерять. А тайна проста: путь к другому лежит через пространство самого себя, которое и есть истинная земля неизвестная. Сколько ни иди навстречу кому-либо, всегда остаешься на своей территории. Открывая в другом нечто хорошее или, напротив, отвратительное, на самом деле выявляешь открываемые черты в себе, в бездонности своей души. И переносишь их затем на свою избранницу. Или избранника, неважно.

Так что в другом человеке мы узнаем себя, любим себя, ненавидим себя...

Вот в чем смысл эгоизма, слепота чувства. Что можно понять разумом, не осознать чувствами. Свет разума отрезвляет, разбавляет страсть, ведет к оздоровлению. Полнота чувственных устремлений, притягивающая загадка, - самообещание вечного блаженства, - они гасят голос рассудка, отбрасывают и свой, и чужой опыт.

У Розалии голос рассудка заговорил ранее, чем у меня. Ей помог внутренний цензор. У меня он тоже действовал, но с задачей отбрасывать все, что не соответствует стратегии, ведущей к осуществлению моего проекта будущего. У Розалии внутренний цензор иного типа: он запрещал то, что может вызвать нежелательную реакцию в общественном мнении, нарушить устоявшуюся стабильность в ближайшем окружении. Вообще женщина, как правило, практичнее мужчины. Наверное, это можно объяснить и исторически и функционально.

Некоторые элементы собственной практичности Розалия очень любила мне раскрывать. От нее я узнал много любопытного о Женщине.

Однажды в Южанске, где мы проводили уик-энд, в одном из ресторанчиков во время ужина Розалия поделилась одной из тайн. Какой должна быть женщина, жена, чтобы всегда оставаться желанной для своего избранника, мужа?

- Это не так уж и трудно. Просто надо знать и выполнять несколько правил. Тебе интересно?

- Да, - отвечал я, - Никогда не предполагал, что в любви, как в геометрии, есть свои аксиомы. И откуда они?

- Откуда... От моей бабушки. Она до старости оставалась обворожительной. К примеру, она всегда держала незастегнутой верхнюю пуговку блузки. Взгляд мужчины автоматически притягивается к полуоткрытому месту и скользит вниз... Вожделения может и не возникнуть, но симпатия - обязательно! Но этот секрет - очень маленький, таких много.

- Твоя бабушка настоящий китайский мудрец.

- Она была очень умной и занимала всегда высокие должности. А меня очень любила и с детства учила всяким хитростям. Каждой хитрости в свое время.

- Тебе повезло. У меня не было такой бабушки.

- Ничего, Маратик. Никогда не поздно. Я для тебя стану бабушкой. Так вот слушай о правилах поведения любимой жены. Ведь ты хочешь, чтобы я всегда была для тебя любимой?

Первое. При выполнении любой домашней работы дама должна выглядеть как на дипломатическом приеме. Моешь полы грязной тряпкой, - а коготки в парадном маникюре. Утром, в любое время муж должен видеть жену такой же, как и вечером. Я не понимаю баб, которые способны показать себя в отвратительной маске из сметаны и без прически. Надо находить время.

- Полная боевая готовность? - перебил я ее, - Но это же так трудно!

Розалия не обратила внимания на мое замечание.

- Второе. Женщина - хранительница домашнего очага. Что бы ни случилось, она держит дом в чистоте, уюте, комфорте. Кухня, дизайн квартиры, - все на ней! Мужчину должно притягивать домой. Только на моей кухне мой мужчина найдет все, что ему хочется.

Третье. В постели с мужем жена - распутная девка, она способна на все, она знает всю теорию секса, вплоть до Кама-сутры. Но практический курс проходит только с ним одним.

- Третий пункт мне нравится больше других, - не удержался я, - Еще есть такие правила?

- Есть, - улыбнулась Розалия, - Но они вторичны. Главное ты уже знаешь.

...За все время нашей связи она ни разу не забыла бабушкины наказы. Не в том ли причина моего внутреннего ощущения: мы с ней абсолютно совместимы.

Наверное, самая большая иллюзия в любви, - убеждение в полной гармонии двоих на всех уровнях: психологическом, интеллектуальном, сексуальном, даже духовном. Чаще всего говорят о совпадении физиологическом. Но я не знаю ни одного примера ни из литературы, ни из истории людей, ни из опыта окружающих, когда гармония, столь редко встречающаяся, заканчивалась бы хорошо. Любовь всегда редкая трагедия. Только в сказках можно прочесть: жили она долго в полном согласии и умерли в один день.

Когда человек пытается себя убедить, что нашел единственную, - значит, ему не повезло, он хочет обмануть себя. Я тоже думал об исключительной удаче.

О, как я ждал наших встреч! Вселенная вся помещалась в нас, мы становились единым целым. Спадали все покровы, выдуманные людьми предрассудки и запреты. Единственной реальностью для меня оставалось ее тело, в котором я узнавал все, каждую родинку, каждый изгиб. Розалия прекрасно сложена и умела своей красотой пользоваться и для меня и для себя. Она себя видела со стороны моими глазами и восхищалась своими линиями и формами не меньше чем я. И как-то само собой стало обычным, что она сама предлагала оценить мне совершенство ее бедер или груди.

А я, следуя законам игры, восторгался ее персями, находя для них слова, неизвестные и Хафизу, я целовал их как некую святыню, начиная от мгновенно твердеющих сосков до трепещущей неуловимой грани, отделяющей их от сердца; я прижимал их к себе с такой силой, что мы прямо сливались в единое существо. Розалия стонала, возбуждаясь до экстаза не столько от истомы и растущего желания, сколько от осознания того, что это ее грудь, а не чья-то другая смогла очаровать меня до потери самого себя.

Был период, когда соединение в экстазе полного слияния стало для нас вершиной стремлений. Страсть ослепила нас, и в первую очередь меня. Я стал простым организмом, низвергнувшись с высот высшего существа ниже животного. Ибо все живое знает сезоны любви. А лишенный разума человек не разделяет свободу в сексе от обычной распущенности и аморальности. Может, и нет тут никаких различий, и мы придумываем их для самооправдания или для обвинения других?

До сих пор не уверен, что полностью освободился от власти ее тела. О своем и говорить не стоит. Сила полового притяжения превышает силу земного тяготения. И для освобождения от вожделения скорость очищения должна ощутимо превышать вторую космическую, посредством которой можно покинуть Землю. А освободиться от власти тела придется. Даже галактики, и те разбегаются друг от друга, словно познали опасность близости и разочаровались в ней. Вселенная - в разводе после тесного брака. Куда уж нам, людям, если звездные острова боятся единства.

Надо искать то, что отвращает нас от себе подобных.

Открыв глаза собственному рассудку, я увидел вдруг много такого, что испугало меня, привело вначале в задумчивость, а затем родило разочарование. Надо сказать, разочарование, - универсальнейшее из всех лекарств, спасающих от губительной власти Эроса.

Милосердное коварство нашей памяти... Ничего не забывается. Однажды Розалия попросила меня помочь ей в финансовом затруднении. Сумма была немалая, но я ее нашел и вручил в одну из наших встреч, оговорив количество. Приняв пачку купюр, она отвернулась от меня и принялась сосредоточенно пересчитывать деньги.

Я был поражен. Зачем считать? Ведь я ей сказал, сколько там. Мне стало стыдно: за себя, за нее, за нас обоих. Ведь в крайнем случае, если уж очень надо убедиться в правильности суммы, можно делать это и незаметно. Или правило «Считайте деньги, не отходя от кассы» абсолютно? Если она доверяет себе, как же может не доверять мне? - спрашивал я себя. «Доверяй, но проверяй!» - к кому это относится?

Верить человеку на слово, - так должно быть!

Деньги - не высшая ценность в жизни. Я задал себе вопрос: если она так поступила в этом простом случае, то каково ее отношение к другим моим словам? Не говорит ли этот эпизод, что все мои уверения для нее пустой звук? Тогда на чем же стоят наши отношения, на каком фундаменте? Не на песке ли мы их построили, как в известной евангельской притче? И остается лишь дождаться легкого потрясения, чтобы здание нашей любви разрушилось, как карточный домик.

Отношение к деньгам не зависит от состоятельности человека. Не считающих мало и среди богатых, и среди нищих. Их почти нет в наше время. Не считающие - динозавры нашего времени, они неизбежно вымрут. Наверное, я из динозавров, мне крайне неприятно видеть, как люди не доверяют ни себе, ни другим. А когда такое происходит в отношениях с близкими, подобная «малость» может стать началом крушения. Деньги, - просто лакмусовая бумажка.

Некоторые обстоятельства заставили Розалию переехать из нашего города в Южанск. В родительский дом. Долгое время мы не виделись.

И вот я приехал к ней. Южанск встретил зноем, от которого таяло и растекалось все, что могло растворяться в воде или воздухе. Розалия на вокзале явилась мне частью всеобщего текучего миража, лишенного постоянства и незыблемости. Ее глаза... Бегающий взгляд, как у человека, желающего скрыть нечто постыдное. Но то ли актерского мастерства недостает, то ли желание признаться мучает.

В тот день кончилась наша откровенность. Для меня. Для нее, думаю, это произошло раньше. Она куда-то спешила, и мы договорились встретиться через пару часов в центре Южанска, у собора.

Дело в том, что перед отъездом в Южанск внутренний голос предложил мне взять с собой ее письма. Внутреннему голосу я всегда подчиняюсь. И вот, поняв, что все лучшее позади, прежде чем принять почти созревшее решение о разрыве, я решил провести проверку. Мне не хватало твердости и уверенности в своей правоте.

Определив для себя условия теста, я сказал Розалии, чтобы она была готова у собора к обмену письмами. Лицо ее при этих словах окаменело, она только молча кивнула головой и побежала к трамваю.

В назначенное время я стоял на каменных плитах у пятисотлетнего здания, излучающего мудрую снисходительность к людям и презрение к их бренной суете, от которой во времени не остается следа.

Розалия пришла не одна, а в сопровождении мамы и сестры, которым я был ранее представлен. Кроме писем, Розалия принесла несколько сувениров, подаренных мной. Тут мне окончательно стало ясно, что я Розалию перестал понимать. В каком-то полусне, подчиняясь инерции заданности, я отдал ее письма, взял свои, сложил в дипломат безделушки, выслушал обвинения в незрелости и еще в чем-то нехорошем. Сцена прошла легко, без нервозности, без внешней экзальтации. Три пары осуждающих глаз, - вот и все, что я запомнил хорошо.

Какая-то ошибка, думал я, так не может быть! Ее подменили! Или с ней произошло нечто такое, чего я не знаю.

Преодолев гнев, спокойно попрощавшись с ее мамой и сестрой, я условился о новой встрече в тот же день, только позже, вечером. Мне хотелось оставить хоть один шанс... Она, поблескивая влажными глазами, покусывая покрасневшие губы, охотно согласилась, попросив предварительно позвонить по телефону.

Видя ее страдающее лицо, я совсем растерялся и назвал себя круглым идиотом и болваном, проводящим с людьми запрещенные законом жизни опыты. Единственным выходом виделось мне тогда принести извинения и восстановить наши отношения, какими бы зыбкими они мне ни казались.

Южанск - город небольшой, но древний и потому таящий на своих узких, кривых и перепутанных улочках множество сюрпризов. То вдруг поднимется перед тобой высокомерный шпиль готического собора, гордо вонзающийся в небо, почему-то незамеченный несколько шагов назад; то через арку современного здания откроется вид на уютнейший одноэтажный особняк средних веков и перед ним - на летнее кафе со столиками на мостовой, ярко-красочное и праздничное даже в сумрачный день.

Каждому Южанск готов подарить открытие единственное, «свое», соответствующее настроению и желаниям. Если только есть время побродить по его улицам не спеша, раздумывая о своих проблемах без боли и натуги.

У меня времени после «тестовой» встречи было предостаточно. В гостиницу не хотелось, чем занять себя я не знал и, сдерживая нетерпение и раздражение, разглядывал фасады домов, рекламу, прохожих. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, решил сходить в кино. Миновал три кинотеатра, но их репертуар меня не привлек.

И вот часа через полтора блужданий по улицам вижу: «Кинотеатр экспериментального фильма «Психея». Зал всего на сто пятьдесят мест разместился на первом этаже ничем не примечательного здания, по сторонам входной двери две афиши.

Справа - приглашение на фильм ужасов, название не закрепилось в памяти, что-то похожее на «Парк Юрского периода». Сеанс один, уже заканчивается. Слева от входа, - бледно-розовый рекламный щит приглашает на следующий сеанс через пятнадцать минут. Название фильма мне ничего не сказало. Две строчки: верхняя, - «Человек из Ядра»; подзаголовок меньшим шрифтом «Миледи Темеза». И все, больше никаких данных, ни фамилии режиссера, ни актеров, ни наименования студии. Тем не менее, именно такая простота плюс интригующая специализация кинотеатра решили все.

Я зашел в маленькое фойе и в миниатюрном окошечке кассы, куда только руку и можно просунуть, но лица билетера не разглядеть, приобрел билет. Оставалось еще десяток минут, я прохаживался по улице у входа, ожидая, когда выйдут любители ужасов. В таких кинотеатрах вход и выход - одна дверь. Зрителей предыдущего фильма оказалось немного, человек тридцать, на всех лицах застыла печать просмотренного. Ты обращал внимание на поведение людей после киносеанса, на выражения их лиц? Все ведут себя по-разному. Кто старается побыстрее закурить, кто торопится поделиться впечатлениями, кто идет молча, старательно скрывая возбуждение... Но что я увидел тут! Видимо, эксперимент удался: у меня создалось впечатление, что из загона выпустили стаю диких животных, только внешне напоминающих людей.

Дергающаяся походка с широко расставленными ногами, полусогнутые спины и вытянутые чуть не до колен руки, судорожно сжимающиеся пальцы, мутные и остекленевшие глаза... И, - хриплые, гортанные крики, вылетающие из перекошенных ртов.

От неожиданности я замер в центре выходящей из зала толпы, и меня бесцеремонными жесткими толчками приперли прямо к афише. Рядом остановилась тройка друзей лет по двадцати. Они более других вошли в роли, из раскрытых ртов капала на асфальт слюна; один из них, причмокивая от удовольствия, вспоминал, как он только что загнал среди хвощей какую-то зверюгу и сожрал ее целиком. Он говорил о свежатине, о вкусе и запахе крови... Рассказчик бросил на меня взгляд и я похолодел: столько в нем было жажды насилия!

Не справившись с отвращением, я проскочил мимо озверевшей троицы и, войдя в фойе, быстро захлопнул за собой дверь. Предъявив билет контролеру в больших темных очках на пол-лица и головном уборе, похожем на каску или шлем, я прошел на свое место. Очутившись в безопасности, успокоился и оглядел зал.

О Розалии в те минуты я не думал.

Зрителей в зале было не больше, чем на предыдущем сеансе. Большинство уже надели на головы шлемы, подобные тому, что я увидел на контролере. Я последовал общему примеру, шлем для меня был прикреплен на спинке сиденья впереди. Изобретатели экспериментального фильма использовали обычные мотошлемы и поместили внутрь хитрую электронную начинку. Надев шлем, я услышал голос, знакомящий с правилами просмотра фильма и поведения в зале. Где находился передатчик, не знаю. Он мог быть и вне здания, хоть на Марсе. Из краткого объяснения я понял, что суть киноэксперимента состоит в реализации эффекта воплощения в любое действующее лицо на экране. Но делается это с учетом коэффициента интеллекта и эмоциональной устойчивости зрителя. В частности, если посетитель имеет психические отклонения либо психосоматическое заболевание, то система не срабатывает, и такой зритель смотрит обычный фильм.

Как я понимаю, дело тут в наличии прямой и обратной связи мозга человека и электронной машины, которая и осуществляет контроль за реакциями зрителя и регулирует уровень интенсивности восприятия. Изобретение неизвестное, а я сразу столкнулся с его практическим осуществлением.

Ограничений оказалось немного. Запрещалось воплощение в личность героя противоположного пола. Нельзя после выбора персонажа в ходе сеанса переключаться на другого, одновременно возможно только одно воплощение. Ну, и еще несколько подобных запретов.

После вводной беседы свет в зале медленно погас, по экрану побежали цветные полосы, в висках приятно закололо, стало тепло. Я сразу получил все исходные данные об обстановке, в которой начиналось действие.

Ты знаешь, фантастика, - моя страсть, и мне повезло. Фильм оказался фантастическим, происходящее относилось к концу двадцать первого века. Об актерах-исполнителях и об авторах ленты ничего не было сказано. Видимо, это помешало бы восприятию в соответствии с замыслом изобретателей, снизило достоверность.

Что касается достоверности, - она была максимальной. Несмотря на фантастичность сюжета, у меня на протяжении всего просмотра ни разу не возникло сомнений в подлинности происходящего, я был абсолютно убежден: так есть, так и было.