; 1999 400 с. Isbn 5-85234-100-2 Очерки и рассказ

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 23

СТАВРОПОЛЬСКАЯ МИЛИЦИЯ

Впервые милиция появилась в Ставрополе в марте 1917 года. Телеграфное сообщение о падении царской монархии пришло в Ставрополь 6 марта, в городе была сформирована новая власть — Комитет народной власти.

8 марта 1917 года ставропольская полиция была преобразована в народную милицию. Весь состав полиции признал новую власть, снял с себя погоны; все делопроизводство было передано Комитету народной власти. Начальником милиции был назначен солдат ставропольского гарнизона Иван Егорович Калашников. Но в действиях так называемой «народной милиции» мало что изменилось. Через два месяца Советская власть в Ставрополе была свергнута белочехским мятежом. Лишь только в октябре месяце была восстановлена Советская власть в городе. Действия городской милиции за этот период были признаны неудовлетворительными. Решено было всех милиционеров уволить и набрать новых.

Обстоятельства установления и упрочения Советской власти в нашем городе сложились так, что фактически милиция у нас стала создаваться с ноября 1918 года. В соответствии с Декретом Советской власти (октябрь 1918 г.) рабоче-крестьянская милиция комплектовалась из числа трудящихся, достигших 21 года на добровольных началах. Поступавший на службу давал подписку прослужить не менее шести месяцев.

Такое обязательство четко определяло создание правоохранительных органов, носящих классовый характер. Чтобы было всем понятно, ставропольским милиционерам довели до сведения телеграмму наркома внутренних дел Г. И. Петровского: «С мест продолжают поступать сведения о том, что милиция при отдельных контрреволюционных выступлениях заявляет себя нейтральной, говоря, что она поставлена охранять лишь личную и имущественную безопасность граждан... Никакой нейтрализм в этом случае не может быть терпим. На советской милиции, как первейшая обязанность, лежит охрана прав рабочего класса и беднейшего крестьянства и лишь отсюда вытекают ее обязанности по охране личности и имущества всех граждан.

Для советской милиции спекулянт, мешочник, всякое лицо, нарушающее распоряжение центральной или местной власти о твердых ценах, правила распределения между гражданами продуктов и товаров — больший преступник, чем преступник и вор обыкновенный».

Это было характерно для милиции в первый год деятельности — заниматься не своим прямым делом: охраной населения от воров и бандитов, а помогать в борьбе с контрреволюцией и спекулянтами.

Вспыхнувшее в марте 1919 года крестьянское восстание, известное в истории под названием «чапанского», коснулось и милиции. Тогда группа ставропольских милиционеров в составе 12 человек отступила из Ставрополя в Федоровку, но здесь была окружена восставшими крестьянами, арестована и отправлена в Ставрополь. Свергнув в Ставрополе Советскую власть, чапанники назначили и своего начальника милиции. Им стал бывший ставропольский милиционер некий Дьячков. Арестованных ставропольских милиционеров по общему согласию решили расстрелять, но, повременив с этим, отдали их под надзор Дьячкова. Скорее всего он пожалел своих бывших сослуживцев, и они остались живы. А вот судьба новоиспеченного начальника Дьячкова была печальна: после освобождения Ставрополя от чапанников, он был арестован и за измену был расстрелян.

Классовый характер советской милиции нашел наибольшее выражение в принципах и порядке комплектования ее кадров. Важнейшими критериями, которым должны были отвечать люди, поступившие на работу в милицию, были: признание Советской власти и наличие активного и пассивного избирательного права, а последним пользовались только рабочие и крестьяне. С учетом этого приняли: Сатина, Филимонова, Лукьяновых, Кувшинова, Долинского, Парманюк, Сербулатова, Грушевского, Живлюк, Захарова и Юренко.

Особые требования предъявлялись к руководящему составу милиции. На должности начальников уездных управлений милиции и их помощников могли назначаться лица, «преданные в лице Советской власти интересам рабочего класса и беднейшего крестьянства, а именно: по рекомендации социалистических партий, стоящих на платформе Советской власти, профессиональных союзов и местных Советов депутатов». Начальником милиции был назначен Иван Михайлович Попов, бывший писарь, а помощником — В. П. Сластенин.

Позже ставропольскую милицию возглавляли Шишканов, Гуртовой Алексей Миронович — горный мастер из, Донецка, член партии с 1912 года. Он был назначен с должности командира 42 маршевого батальона 13-ой армии. Затем ставропольскую милицию возглавляли Краузе Юрий Яковлевич, бывший электромонтер; Дубовов Дмитрий Петрович — кадровый военный из Красной Армии.

Каждый, поступающий на работу в милицию, подписывал специальное обязательство: «Даю настоящую подписку, что буду стоять на страже революционного порядка и защищать интересы рабочего класса и крестьянской бедноты».

На дверях милиции был повешен ящик «для жалоб на действия милиции». Ответы на поступающие жалобы и заявления граждан публиковались в местной газете или же прикалывались рядом с ящиком. Так, однажды в таком ящике оказалось заявление, в котором говорилось, что 12 августа 1919 года хрящевский милиционер Щербаков подъехал к фруктовому саду Игнатия Бузыцкова, взял у караульщика пустой мешок, набрал в него яблок и уехал, не заплатив денег. Немедленно такой «блюститель порядка» был отстранен от должности.

С первых же шагов взялись за воспитание самих милиционеров, ведь начинать надо было с себя. В августе 1919 года начальник ставропольской милиции издал специальный приказ о том, что в речи некоторых сотрудников замечаются «неприличные руганные слова». Поэтому всем сотрудникам вменялось в обязанность «в будущем относиться к гражданам честно, корректно и вежливо, помня, что каждый из них является примером для других граждан и блюстителем революционного порядка в Советской республике».

Через два месяца (ноябрь 1919 года) состоялось общее собрание милиционеров города Ставрополя. Здесь они приняли торжественное обещание: «Мы, милиционеры города Ставрополя, даем клятву в верности нашей рабоче-крестьянской революции, и как Красная Армия борется с внешними врагами революции, так и мы напряжем все свои силы на борьбу с внутренними врагами рабочих и крестьян, и, если потребуется в интересах революции, сомкнёмся в стройные ряды для защиты Советской рабоче-крестьянской власти».

К осени 1919 года начала складываться система в организации милиции. Территория Ставропольского уезда была разбита на участки, а участки — на волости. Во главе каждого участка (района) был поставлен участковый начальник, а в волостях имелись старшие и младшие милиционеры, которые непосредственно занимались несением службы по охране порядка. При уездном управлении милиции имелся конный резерв, который представлял собой ударную силу, предназначенную для подавления кулацких восстаний, бандитизма и поддержания порядка.

Форменная одежда для молодой милиции была утверждена в сентябре 1918 года. Она подразделялась на летнюю и зимнюю. По описанию летний головной убор милиционера представлял собой фуражку из темно-синего сукна бельгийского фасона с козырьком из черной лакированной кожи. Зимний головной убор был из толстого сукна цвета маренго (темно-серого) с козырьком. Нижняя часть головного убора покрывалась полоской из серого барашка. Из такого же материала изготовлялись наушники, которые прикреплялись на двух крючках к нижней части шапки.

Но такая форма поступила в Ставрополь только в конце 1919 года и то в единичных экземплярах, большинство милиционеров, дожидаясь формы, ходили в повседневной собственной одежде. По внешнему виду милиционеры мало чем отличались от других горожан. В одном из документов, хранящемся в архиве, есть рапорт начальника ставропольской милиции: «Милиционеры... ходят в собственной одежде, довольно рваной и разнообразной, а особенно ощущается недостаток в обуви, многие милиционеры носят лапти...» Есть и другие факты, подтверждающее это. В книге приказов ставропольской милиции от 1 июля 1920 года записано: «Списать в расход по материальной книге управления уездной милиции б пар лаптей, выданных милиционерам уездной милиции. Основание: расписка в получении».

Поскольку формы у милиции пока еще не было, их можно было отличить по металлическому нагрудному знаку, размером поменьше, чем у современных работников ГАИ. На знаке было изображено: на красном щите золотой серп и молот, помещенные крест-накрест рукояткой вниз. Щит окружен белым металлическим венцом из колосьев, завязанных внизу красной лентой с надписью «РСФСР». Ниже ленты прикреплялась фигурная металлическая пластинка с номером, присвоенным милиционеру. Ношение знака при исполнении служебных обязанностей было строго обязательным.

Вооружение также оставляло желать лучшего. Основной единицей оружия была трехлинейная русская винтовка и берданы, но и их не хватало. Приходилось выдавать милиционерам оставшиеся от белочехов винтовки «веттер-ли» и «Гра». Это было допотопное оружие выпуска 1871 года. В частности, чтобы выстрелить из винтовки «веттер-ли», надо было сначала вставить в магазин деревянную коробочку с 4-мя патронами, затем за веревочку выдернуть эту деревянную рамку и затем стрелять. Были, правда, у начальствующего состава 15 наганов, 8 смит-вессонов, и 3 револьвера типа «бульдог».

Уездный комитет партии и уездисполком внимательно следили за составом ставропольской милиции, старались по возможности направлять на работу к ним лучших своих людей. Во время «партийной недели», объявленной Центральным Комитетом партии и проводившейся в Ставрополе с 8 по 15 ноября 1919 года, при уездной милиции была организована коммунистическая ячейка. В нее вошли: И. П. Рогачев, В. И. Орешников, С. Ф. Грода, Ф. Ф. Галкин и другие.

В стране бушевала гражданская война. Молодая Советская республика отражала натиск армий Колчака, Деникина, Врангеля и прочих белогвардейцев. По партийным мобилизациям коммунисты-милиционеры уходили на фронт. В частности, 1 февраля 1920 года 17 ставропольских милиционеров выехали на Южный фронт для участия в боевых действиях. Тогда существовало положение, по которому одна треть рядового и одна пятая часть командного состава милиции должна была постоянно находиться в рядах действующей армии. Для работников милиции вводилось обязательное военное обучение военному делу и устанавливалась военная дисциплина.

На место ушедших вставали новенькие, которых необходимо было учить и политически воспитывать, но тем не менее, к февралю 1922 года из 11 человек командного состава — семеро были членами партии, на 94 пеших милиционера — 29 коммунистов. Этим составом они обслуживали территорию, на которой проживало 109 тысяч человек населения.

Удалось улучшить состав и по социальному происхождению: 40 милиционеров были из крестьян, 16 — из рабочих, 6 человек из — демобилизованных фронтовиков. В отчетах ставропольской милиции удалось обнаружить такое признание: «Все сотрудники происходят из рабочих и крестьян, даже партийные в половинном составе. К возложенным поручениям относятся добросовестно и выполняют поручения аккуратно, профессиональную подготовку личного состава по исполнению каждого сотрудника можно считать удовлетворительной». Конечно, удовлетворительная оценка была чисто условной, поскольку значительная часть работников милиции была малограмотна. Когда очередная комиссия по чистке рядов ставропольской милиции представила милиционера Василия Ореш-никова к увольнению по причине малограмотности, он честно признался: «...вместе с тем довожу до Вашего сведения, что я малограмотный и должности старшего милиционера села Федоровки занимать не могу».

При комплектовании кадров особенно большие трудности возникали со служащими уголовного розыска, где требовались специальные знания и навыки. Но и здесь господствовал принцип классового подхода. Те, кто раньше служил в полиции, в советской милиции не имели права служить. По этим соображениям не приняли в ставропольскую милицию опытного специалиста, бывшего урядника Краснова.

Несомненно, что политизированный подход, обусловленный как состоянием классовой борьбы в обществе, так и идеологическими установками, взял верх над здравым смыслом. Фактически многие старые специалисты лояльно относились к Советской власти и были готовы честно бороться с преступностью. Вполне очевидно, что их знания, опыт, профессиональные навыки способствовали бы повышению эффективности работы розыскников. Не случайно начальник ставропольской милиции жаловался, что «работа протекает очень и очень слабо из-за отсутствия опытных работников по поиску преступников».

Нелегко приходилось работать молодым милиционерам, не имеющим практического опыта, да и учиться было не у кого. Жалованье им выплачивалось не всегда регулярно, поэтому многие сотрудники были тесно связаны с сельским хозяйством. Среди архивных документов удалось найти рапорт конного милиционера И. И. Соболева: «Не будет ли возможность отпустить меня, Соболева, на трое суток по домашним обстоятельствам — на полевые работы, так как без меня хлеб останется не убранным. Семейство мое состоит из шести человек: меня, жены и четверых моих детей...»

Несмотря на постоянную заботу об укомплектовании личного состава, кадровые сложности оставались. У молодых сотрудников было и желание работать, и острый классовый подход ко всем нарушениям законности. Но очень не хватало профессиональных знаний. Дело доходило до курьезов. Заполняя дело на задержанного, в графе «особые приметы» молодые сотрудники ставропольской милиции писали: «Левая рука есть, правая тоже есть». Попробуйте с такой «особой приметой» найти человека.

Или еще. Сейчас не выяснить, но какому-то администратору пришло в голову решение сократить должность фотографа-эксперта в ставропольской милиции. Сократили быстро. Взамен, правда, пообещали прислать из самарского питомника собаку-ищейку.

Действительно, собаку-ищейку вскоре прислали. Через несколько дней по этому поводу по Ставрополю расклеили приказ: «В целях успешной и полезной работы собаки-ищейки просим граждан при встрече с собакой на улице или в другом месте посторониться и дать дорогу, помня, что в данном случае дорога дается не собаке, как склонные думать некоторые граждане, а делу, ибо та собака, которой дается свободный проход, есть друг и защитник мирных граждан».

Подавляющее большинство ставропольских милиционеров добросовестно исполняли свой долг перед трудовым народом. В качестве особо отличившихся в 1921 году на чальник ставропольского угрозыска Буянов отмечал аген тов 1 разряда Ерофеева Александра Ивановича и Каурова Николая Васильевича, «каковые отличились в поимке бандитов и бежавших с принудительных работ, и за массу раскрытых преступлений».

Награды и поощрения работникам милиции определялись спецификой того времени. Например, Курышев Васи лий Кириллович, милиционер из Мусорки, был награжден «за ревностное отношение к своим милицейским обязанностям и энергичную борьбу с бандитизмом и уголовными преступниками» одним пудом муки. Это было поистине щедрое вознаграждение, ибо дело происходило в июле 1922 года, во время печально известного голода Поволжья. Между прочим, в эти годы ставропольская милиция проводила очень непростую работу. Продовольствие, которое поступало из Центра и по линии иностранных организаций, в частности АРА, необходимо было сопроводить и организовать его надежную охрану. В то время не было ценнее товара, чем продовольствие. На эту работу ежедневно выделялось по 6 милиционеров. Всего же, с декабря 1921 года и по 15 августа 1922 года в охране продовольствия было задействовано 62 милиционера.

Стоя на страже революционных завоеваний, ставро польские милиционеры не щадили своей жизни. Пока мы не всех можем назвать по именам. Но четверо из известных нам геройски погибли при выполнении своих служебных обязанностей. Младший милиционер Бабаев Федор Павлович в Новой Бинарадке был схвачен бандитами и полуживым зарыт в яму. Младший милиционер Кочетов Петр Михайлович был убит в Мусорке. В районе Кирил ловки погиб от пуль бандитов начальник милиции 3-го района Прохоров Иван Михайлович. Во время кулацкого восстания в марте 1919 года в Хрящевке сотруднику милиции Микину топором разрубили голову.

Милиция в те первые, трудные годы взыскивала налоги, наблюдала за порядком в городе, вела борьбу со спекуляцией, самогоноварением, наблюдала за чистотой улиц, охраняла личные и имущественные интересы граждан. В частности, какие-то ретивые администраторы решили конфисковать дачу у одного из старейших учителей города Ацерова Александра Васильевича. Он 20 лет преподавал в гимназии и 10 лет был инспектором народных училищ и жил со своей престарелой сестрой. Из нажитого имущества у него была-то эта небольшая дача, в свое время куп ленная у доктора Дюнтера. Эту дачу и решили конфисковать. Александр Васильевич обратился за помощью в милицию. Старший милиционер Родионов провел дознание и доказал, что у старого учителя действительно дача единст венное недвижимое имущество, и его оставили в покое.

В июне 1920 года ставропольская милиция была несколько встревожена: каждый день на почту для Нижнего Санчелеево приходили огромные посылки различным адресатам, а отправитель был один — Степан Лаврентьев. Посылки приходили из Царского Села, возле Петрограда. За короткое время таких посылок пришло 34 штуки, то бывало на все село две—три придет за год, а тут... 34 посылки.

Возбудили дознание. Оказалось, что здоровенный парень из Нижнего Санчелеево Степан Лаврентьев в 1897 году был призван в армию, службу проходил гвардейцем в Царском Селе. После окончания службы остался слугой у князя Мещерского, но «когда князь уехал по случаю революции, Степан остался сторожить квартиру».

Князь не думал возвращаться, а Советская власть укреплялась, и Степан стал отправлять посылки с княжеским добром на родину в Санчелеево. В посылках были белые кители, суконные пальто, фуражки, шапки, ковры, полотенца, салфетки, молочницы и много дамского белья. Степан своих адресатов — родственников и знакомых просил сохранить вещи до его приезда. Но ставропольская милиция нагрянула раньше его приезда и все добро реквизировала. Все вещи были переданы на нужды драмкружка клуба села Нижнее Санчелеево.

Много времени и сил отнимала борьба с дезертирами. Их было много в эти годы. На 15 октября 1921 года толь ков одной Старо-Бинарадской волости было задержано 145 дезертиров из Красной Армии. Начальник специализированного отряда докладывал начальнику милиции об их задержании, сообщил, что «они безразличны, ничем не интересуются и принимают вид печального настроения». Не менее важна была борьба с бандитами, ворами, хулиганами, расхитителями народного достояния.

С таким социальным злом ставропольская милиция, несмотря на имеющиеся трудности, справлялась довольно успешно. Если посмотреть на итоги работы за 1922 год, то можно увидеть, что в этот год были уничтожены 4 бандитские организации, зарегистрированы 23 убийства, из них 19 раскрыли, из 159 мелких краж — раскрыто было 144. Произошло 76 случаев конокрадства, из которых 59 уда лось раскрыть.

Довольно-таки приличные показатели по раскрытию краж у ставропольской милиции, видимо, были результатом материального стимулирования. Дело в том, что 29 июня 1922 года губернские власти в Самаре решили установить следующий порядок премирования милиционеров за раскрытые кражи. Государственные органы перечисляли милиции 3% стоимости возвращенного им украденного имущества; частные лица отдавали 5% возвращенного имущества. Гораздо больше платили, поскольку это происходило в условиях НЭПа, частные предприятия — 15%, а нэпманы — 20% стоимости украденного и возвращенного им имущества. По крайней мере, даже нэпманы не давали в газету объявления, что они готовы выкупить украденное у них имущество. Бедные граждане от подобной платы освобождались полностью. Все заработанные таким образом средства в течение месяца хранились в милиции, а потом делились среди сотрудников. Любопытно, что те, кто сыграл главную роль в раскрытии кражи получал «двойную порцию» вознаграждения.

Менее успешно шла борьба с самогоноварением и, хотя ставропольская милиция отчиталась, что за 1922 год ей удалось конфисковать 6 ведер самогонки, 8 аппаратов и «пустых стеклянных четвертей, отдающих запахом са могонки 14 штук», этого было явно недостаточно, что по рождало справедливые жалобы населения. В частности, председателю ставропольского уездисполкома Якову Александровичу Шатилову адресовалась докладная. «Уездкомдезертир просит Вас сделать надлежащее распоряжение с Вашей стороны уездной милиции, чтобы последняя строго следила за варкой самогона и виновных преследовала, так как эти люди, кто делает это дело, есть враги народа — потому что люди из Центра сильно голодают, а они не обращают на это внимания, тратят свои излишки на такое ненужное производство — как, например, в селе Федоровка просто творится пьяное царство и варка самогона производится открыто, не боясь властей, что недопустимо...»

Милиция усилила борьбу с этим злом. Одного самогонщика, как самого злостного, выслали в Архангельскую губернию сроком на два года. Наказывали и денежными штрафами. Гораздо успешнее пошла борьба с самогоноварением с начала 1923 года, когда ввели правило, что половина штрафа за самогоноварение шла на премирование милиционеров, 25% — лицам, непосредственно способствующим раскрытию, а остальное перечислялось в распоряжение местного Совета. Теперь с самогоноварением стали бороться более заинтересованно, гораздо чаще стали задерживать за появление на улице в нетрезвом состоянии, но протоколы составляли только на тех, кто мог заплатить денежный штраф. Впрочем, явно «неплатежеспособного» и сейчас неохотно забирают.

Несмотря на строгие меры наказания к нарушителям законности, в милиции к ним подходили строго индивидуально. Из арестного дома (так называли ставропольскую тюрьму) в особых случаях могли отпустить домой под поручительство. Например, Крылова Виктора в ноябре 1920 года приговорили за распитие одного стакана спирта к лишению свободы на один год и три месяца. Его собутыльника Тальнова Ивана, посадили на 18 месяцев.

Они написали заявление с просьбой отсрочить приведение приговора в исполнение, так как необходимо было закончить осенние полевые работы, обеспечить семьи продовольствием на зиму. Их просьбу уважили. Тогда вообще существовало положение что те, кто был осужден к лишению свободы до одного года, то их можно было отпускать в особых случаях (смерть родственников и т. д.) под поручительство. Но нередко арестованные подводили своих поручителей. В июне 1921 года трое арестованных дезертиров попросились отпустить их на ночь домой помыться в бане. Вернулись они только через трое суток, пропьянствовав с друзьями. Милиционеров, конечно, наказали.

Начальник арестного дома доносил начальнику милиции: «...настроение среди арестованных отчасти взволнованное по поводу голода и неснабжения их дровами». Разумеется сидеть в арестном доме было не сладко, паек давался мизерный, поэтому из окна арестного дома свешивался мешок. В него горожане клали различные подаяния и мешок сразу же исчезал в камере. Но поскольку в этот мешок вместе с хлебом попадали совсем необязательные заключенным вещи, то такой способ «подкормки» начальство вскоре запретило.

I ноября 1922 года личному составу ставропольской
милиции объявили приказ «О вежливом обращении с народонаселением», в котором говорилось: «...Милиционер,
поставленный блюсти общественную нравственность,
прежде всего сам должен быть безупречным. Понятие и
представление о милиции должно быть связано с честностью, справедливостью, вежливостью, культурностью и
прочими лучшими качествами людей». За выполнением
этого приказа строго следили.

Вместе с повышением требовательности к милиции власти Ставрополя заботились о своей милиции. Два дня праздновали 5-летний юбилей милиции в Ставрополе в ноябре 1922 года.

II ноября в шесть часов вечера состоялся вечер воспоминаний из жизни милиции в борьбе с преступлениями и бандитизмом. По окончании вечера была концертная программа. Поставлена была силами драмкружка инсценировка под названием «Полиция защищает интересы богатых».

На следующий день в 12 часов состоялся парад ставропольской милиции, который принимали власти Ставрополя. После парада новички-милиционеры «были приведены к торжественному обещанию» (присяге). Затем над ставропольской милицией было взято шефство кооперативным обществом «Единство» и вручено шефами памятное Красное знамя. После этого был устроен торжественный обед, а вечером в центральном Рабочем клубе состоялось торжественное заседание с награждением отличившихся милиционеров. Местная газета в этот день выпустила специальную страницу «красный милиционер» тиражом 100 экземпляров. Над зданием милиции был вывешен лозунг

«Да здравствует Советская рабоче-крестьянская милиция!» и устроен фонарь с эмблемой серпа и молота. Хороший подарок ставропольским милиционерам в этот праздник преподнесло и руководство самарской губмилиции, выделив 90 пудов муки и 90 пудов крупы для личного состава. Это было «царское вознаграждение» в голодное время.

Но определенная часть населения не разделяла праздничных чувств милиционеров, она заучивала новое словечко «мусор». Его появление было связано с тем, что в Москве было сформировано милицейское подразделение, которое называлось Московский уголовный сыск. Сокращенно МУС. Отсюда и пошло гулять словечко «мусор». Этой же организации милиционеры обязаны были и появлению другого словечка «легавый»: дело в том, что у мусовцев на изнаночной стороне воротника или лацкана был прикреплен их «фирменный» значок с изображением готовой к прыжку легавой. Сейчас рецидивисты подобными эпитетами давно не пользуются.

Милиция с первых дней своего существования была проводником и защитником революционной законности, решительно боролась со всяческими попытками обойти закон, с проявлением самоуправства, произвола, злоупотребления властью.

Мужеством и отвагой в боях на фронтах, в борьбе с внутренней контрреволюцией, бандитизмом, уголовной преступностью ставропольские милиционеры вписали славные страницы в боевую летопись истории милиции.

Именно в эти суровые и грозные годы были заложены прочные основы боевых и трудовых традиций советской милиции, которые постепенно крепли и приумножались, оказывая положительное влияние на воспитание молодых сотрудников в духе готовности постоять за Отечество и свой народ.

Blog

Содержание