Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 61. Бешбармак
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   54   55   56   57   58   59   60   61   ...   85

Глава 61. Бешбармак



Усадьба, больше походившая на загон, обнесена была легким забором из редких прутьев, привязанных к жердям. Ворота представляли собой шлагбаум из двух жердей, лишь условно обозначавших въезд во двор. Глинобитная изба стояла в середине усадьбы и была окружена отдельными загонами для овец, коз и лошадей. Перед избой была устроена из камней летняя печь, на которой сидел огромный казан. Еще из кузова машины Ленька увидел над котлом пар, а под ним – вырывавшиеся с боков языки пламени. Дело шло к вечеру, и семья готовила ужин.

Сама же семья с высоты автомобиля предстала перед неожиданно приехавшими, как на ладони. Три уже седых мужчины, не меньше пяти женщин, в том числе и старых, и молодых и, наконец, несколько ребятишек разного возраста. Все они двигались по двору в разные стороны, каждый, занимаясь своим делом. Увидев автомашину, семья, как по команде, кинулась к воротам и, дружно потянув жерди на себя, открыла дорогу во двор. Видно было, что Ивана Федоровича и его машину здесь знали. Все дружелюбно улыбались, выражая радость неожиданным гостям.

Водитель, остановив машину сразу за воротами, но уже внутри двора, открыл дверцу кабины и спрыгнул на землю. Он бегло на казахском языке заговорил с аксакалом, самым старым из всех, с благообразной белой бородой и первым встретившим приезжих. Ленька видел, как Иван Федорович, в разговоре со стариком, дважды махнул в их сторону, вероятно, объясняя причину появления здесь незнакомых ребят. Хозяин при этом вежливо кивал головой, сверкая орлиными глазами на кузов машины, где все еще в нерешительности стояли Ленька и его друзья.

Объяснившись с хозяином, водитель повернулся к пассажирам и весело скомандовал: «Спускайтесь! До утра остаемся здесь. Сегодня уже дальше не поедем. Поужинаем, отдохнем, а утром разъедемся в разные стороны. Я поеду дальше, на Юг, а вы пойдете пешком в обратный путь, на Север. Отсюда до города чуть больше шестидесяти километров. А если будете в лес по ягоду заходить, то и все семьдесят намотаете. Дня за три весь путь одолеете. Раньше меня будете дома. Мне еще до места дней пять добираться. Ну, смелее. Слезайте. Сейчас нас чаям напоят».

Ребята спрыгнули на землю. Иван Федорович, как знаток местных обычаев, подвел их к бочке с водой, рядом с которой на табуретке стоял таз и лежал ковш. «Давайте руки мыть. За чай с грязными руками не садятся», - предложил водитель. После мытья рук, в ожидании чая, городские парни потянулись к загонам. Животные вызывали естественное любопытство. Штук тридцать овец, напуганных таким редким видением, каким был автомобиль, сбились в кучу и стояли в дальнем углу загона на подрагивающих тонких ножках.

В соседнем загоне были козы. Их насчитывалось что-то около десятка, или чуть больше. Они, в отличие от овец, никак не реагировали на появление чужаков. Старый козел, крупный, стройный с белой бородой, похожей на бороду хозяина усадьбы, стоял прямо перед калиткой загона, потряхивая гордо поднятой головой и готовый к отражению атаки любого, кто осмелится войти в загон. За его спиной стояло несколько коз с явно переполненным выменем и готовых к вечерней дойке. Вокруг них крутились, подпрыгивая и стараясь запрыгнуть на материнские спины, веселые и забавные козлята.

Глядя на них, Ленька сразу вспомнил того козленка, которого он долго наблюдал у оврага перед мостом. Отчаянно смелый прыжок малыша через овраг, его победоносное блеяние, подергивание хвостиком и озорное подбрасывание ягодиц задними ножками тогда, когда он пустился догонять ушедшее вперед стадо, вызвало у Леньки улыбку. Эти козлята были такие же озорные и смелые, готовые на любые проказы. Как бы в подтверждение его мыслей, один козленок взвился в прыжке выше матери и твердо встал на ее спину. Та, привычная к подобным выходкам, даже не среагировала и спокойно стояла на своем месте, пережевывая жвачку. Он сам, постояв несколько секунд на ее спине, хотел перепрыгнуть на спину другой козы, приблизившейся к ним, но сорвался и соскользнул на землю.

Кони ничем выдающимся не отличались от других, виденных Ленькой ранее. Их было пять штук. Два из них, помоложе, на стройных ногах, с подтянутыми боками, чистые, блестящие, самые ухоженные, очевидно, использовались под седлом. Два другие, постарше, потяжелее, с ногами, поросшими шерстью, чуть смахивающие на тяжеловозов, со следами потертостей на холке, явно, предназначались для упряжи. Сами повозки, подтверждающие Ленькины догадки, стояли посередине двора с оглоблями, торчащими в небо. Пятым был жеребенок, но, в отличие от козлят, уже не в младенческом возрасте. Он не шалил, стоял смирно и мало чем отличался от своей матери. Разве что был ниже ее ростом, стройнее и легче. По окраске, каурый с белыми носками на задних ногах, он был точной копией своей матери.

Пока они изучали содержимое загонов, хозяева постелили около печи два довольно потертых ковра – один большой, второй маленький. На большой ковер, по его краям уже усаживались мужчины. Иван Федорович позвал ребят к маленькому ковру: «Ребята, садитесь сюда, сейчас нас чаем будут поить. Чай с козьим молоком. Вместо сахара, ремшик. Это местные сладости. Я сяду с хозяевами – таков обычай». Чай разносили в пиалах женщины и подавали из-за спин прямо в руки мужчинам. Сами женщины не садились и следили, чтобы пиалы не пустовали в руках сидящих. Чаепитие было долгим и степенным. Чай был жирным и чуть солоноватым. Ремшик очень мягко исправлял непривычный вкус чая.

Это лакомство было сделано из жирного козьего молока, замешанного на муке и сваренного в сладком сиропе с ароматными кореньями и ягодами, и высушено на солнце. Оно мягко раскусывалось и расползалось во рту, обволакивая язык и небо нежной и сытной кашицей, являясь при этом хорошей защитой от обжигающего чая. Ребята напились быстро и, не зная этикета, разом вскочили с ковра на онемевшие ноги. Взрослые сидели долго и молча, явно наслаждаясь возможностью такого блаженного отдыха. Когда они, наконец, встали, на их место уселись женщины с детьми.

К Леньке подошел Иван Федорович и сообщил ему интересную новость: «В честь гостей хозяин решил зарезать барашка. Сейчас этим займутся мужчины, а женщины замесят тесто, раскатают его, подсушат и по-особому нарежут на лапшу. Потом вместе с мясом сварят в казане, и получится бешбармак. Посмотрите, это интересно и вкусно. А, кроме того, знайте, что зарезать молодого барашка, значит, оказать особое уважение гостям. Это касается и вас, и меня. Часа через два все будет готово. Они быстро управятся с этим. А вы пока понаблюдайте».

Он отошел от ребят и вернулся к мужчинам. Те уже направлялись к овечьей отаре. Женщины, не успев выпить по чашке чая, вытащили из сеней большой, грубо сколоченный стол, накрыли его клеенкой и насыпали на нее гору муки. Работа закипела. Ленька внимательно наблюдал за всем, то подходя к загону, то к столу. Двое мужчин подошли к овцам, сбившимся в плотный круг. Что-то сказав аксакалу и получив от него одобрительный кивок головой, они выхватили из круга одну овцу и вытолкнули ее из загона. Один молодой казах, несмотря на свою хромоту, ловко тащил овцу за загривок, второй подталкивал ее сзади.

Они отвели свою жертву от загона и остановились на чистой полянке, густо поросшей мелкой травкой-муравкой. У одного из мужчин в руке появился нож, у другого – таз. Овцу повалили на траву и крепко держали за ноги. Тот, что был с ножом, зашел к ней со стороны головы, левой рукой обхватил голову и запрокинул ее назад, правой рукой, быстро и ловко, как будто делал это постоянно, полоснул ножом по шее, одним взмахом перерезав ее до самого позвоночника. Его помощник только успел подставить таз, как из горла хлынула кровь.

Леньке на мгновение сделалось дурно. Он с трудом сдержал рвотный позыв и перевел взгляд с шеи на глаза овцы. Они ничего не выражали. Она даже не моргнула ими. Вспомнилось выражение «смотрит, как баран на новые ворота». Несмотря на ожидаемое Ленькой бурное проявление предсмертной борьбы, овца только дернулась слегка в руках державших ее мужчин и затихла. Видно, судьба так распорядилась: баран – для мяса, коза – для молока. Крови было немного. Таз убрали и тут же, разложив овцу на траве, двое казахов с острыми ножами в руках, ловко стали свежевать убитое животное. Снятую шкуру разложили в сторонке, где третий мужчина стал очищать ее от подкожного жира.

Первые двое быстро разделывали тушу на отдельные части. Леньке это было уже неинтересно, и он отошел к столу, за которым хлопотали женщины. Он застал их работу в тот момент, когда одна из них подошла к чисто остроганной жерди, своими концами лежавшей на бортах двух близко стоявших телег, и сняла с нее большой тонкий лист подсушенного на солнце теста. Клеенки на столе уже не было. Бросив круг теста на гладко строганные и давно залоснившиеся доски столешницы, казашка острым ножом ловко начала резать тесто на ровные по ширине полосы. Потом повторила операцию, снова разрезая лист на такие же полосы, но градусов под шестьдесят к первым. Получались почти равносторонние ромбы.

Сгребя готовые изделия на край стола, она снова пошла к повозкам и сняла с жерди второй лист теста. Она делала свою работу так быстро, что скоро все листы теста были порезаны, а странного вида лапша, больше напоминавшая Леньке хворост, была разложена по всему столу и продолжала подсыхать на легком вечернем ветерке. Только тут Ленька заметил, что солнце вот-вот скроется за горизонтом, и что на степь опускается вечерняя прохлада.

Снова подойдя к мужчинам, Ленька застал их в тот момент за тем, что они тщательно выбирали самые нежные куски мяса, срезали их с туши, тут же на доске нарезали размерами, подходящими для отправки в рот без дополнительного разрезания, и укладывали их в таз. Когда таз наполнился мясом, двое мужчин отнесли его к ожидавшему их казану, а третий стал перекладывать осторожно мясо из таза в кипящую воду. Казан был таким большим, что в него легко поместился и второй таз, наполненный мясом. По-сути, в котел был отправлен весь баран, кроме головы, ног и внутренностей. Все эти остатки были уложены в тот же таз, круто посолены, закрыты вторым тазом и опущены в погреб, расположенный тут же на территории двора.

Очевидно, завтра, когда гости уедут, все содержимое таза будет из погреба поднято на поверхность и приготовлено для еды. На такую семью остатков туши едва хватит для одного обеда. Ленька, думая об этом, удивлялся тому, что в котел было сложено не только все срезанное мясо, но и мясо на ребрышках. Зачем так много? Неужели мы это все съедим? Правда, людей много. Сколько всего? Нас четверо, да их восемь, не считая детей, которых еще пятеро. Ого, всего семнадцать человек! Все будет съедено. И он не ошибся.

Через час, когда мясо уже доваривалось, в котел стали запускать лапшу. Одна женщина высыпала ее, другая осторожно размешивала деревянной лопаткой с длинным черенком всю массу варева. После высыпания всей лапши в котел, женщины посолили содержимое котла, посыпали его какой-то душистой травой, сбросили в котел целую кастрюлю крупно нарезанных перьев черемши, перемешали густую массу еще раз и стали ждать. Над котлом поднимался жирный, дурманящий пар.

Этим временем солнце спряталось за горизонт. Леньку с друзьями позвали мыть руки. Справа от входа в избу на стене висел умывальник, под ним стояло ведро, рядом на табуретке лежал обмылок хозяйственного мыла, на гвоздике, вбитом в стену, висело застиранное, серого цвета полосатое полотенце. Ребята быстро помыли руки и стали ждать. Мужчины почему-то умывались не под умывальником. У них для этого был таз с водой, стоявший на табуретке. В тот момент, когда Ленька это заметил, он понял, что наблюдает особый ритуал умывания.

Все мужчины стояли полукругом, а у таза кудесничал аксакал. Он был в одной исподней рубахе, конечно, в штанах, но без пиджака или обычного полосатого халата. Рукава рубахи были закатаны выше локтей, чуть не до плечей. Он тщательно намылил руки от пальцев до самой рубахи и потом, опустив их в таз, смыл мыло водой. Затем один из рядом стоявших мужчин полил ему ковшом на уже вымытые руки, как бы, споласкивая их, после чего старик плеснул себе на лицо и шею, отошел и, сняв со своей шеи чистое полотенце, тщательно вытер им руки, шею и лицо. При этом рукава рубахи он оставил закатанными до самого верха.

Ленька досмотрел процедуру умывания до конца. Все повторилось в точности столько раз, сколько было мужчин. Иван Федорович проделал то же самое. Ленька понял, что водитель приобщен заранее к соблюдению предстоящих правил поведения за ужином. Ясно, что он будет ужинать с ними. Что касается мальчишек, то их никто не замечал и ничего с них не требовал необычного. По чьему-то зову взрослые потянулись в дом, за ними – парни. На дворе уже сгустились сумерки, а в избе, в которую все вошли через просторные сени, от нескольких керосиновых ламп было довольно светло.

В первой, самой большой комнате, справа от прохода в следующую комнату, на полу лежало два ковра. Один, маленький, с бледным рисунком примостился в первом от двери правом углу. На нем Иван Федорович остановил и усадил городских ребят. Дальше, метрах в двух от маленького, лежал большой красочно расшитый ковер, по периметру которого расселись все мужчины, в том числе и водитель. Выдержав небольшую паузу, взрослые разом сложили ладони рук лодочкой и, приставив их ко лбу, начали читать молитву, время от времени склоняясь до самого ковра, потом снова распрямляясь. Сидели они в восточной позе, ноги калачиком, и когда наклонялись вперед в молитве, Ленька удивлялся их гибкости и рассуждал про себя: «Я еще пацан, а не смогу так сделать. Как им не больно? Видно, с самого рождения их приучают так сидеть. И Иван Федорович так же сидит. Правда, ерзает время от времени, поправляя вылезающие вперед ноги, а казахи сидят как влитые, не пошевелятся. К тому же, они молятся перед ужином, а водитель – нет. Вера у них разная».

Ребята уже начали изнывать от ожидания, когда молитва закончилась, и все мужчины распрямились как истуканы в позе лотоса. Тут же бесшумно появились женщины и застелили середину ковра, специально вырезанной по форме круга, клеенкой. Потом две из них занесли и поставили в центр круга котел, размером в два раза меньше того, что стоял на печи. Он был до краев наполнен бешбармаком, как его называл Иван Федорович. По избе поплыл сытный, густой пар, поднимающийся над котлом и будоражащий желудок. У Леньки рот наполнился слюной.

Женщины отступили за входную дверь, мужчины, сняв с шеи свои полотенца, разложили их на колени, закрыв голые стопы ног. Все ждали сигнала старшего. Установилась гнетущая тишина. Ленька во все глаза смотрел на аксакала, сидящего на дальней стороне ковра, лицом к ребятам. Поэтому Леньке во всех подробностях было видно, как старик протянул правую руку к котлу, опустил кисть в горячее варево и, вынув из котла сжатый кулак, быстро понес его ко рту. Пока его рука двигалась от котла к лицу, от кисти по предплечью потек жирный ручеек соуса. Поэтому хозяин руки наклонился ртом к согнутому локтю и ловким движением повел язык от локтя к самой кисти, слизывая с предплечья этот жирный ручеек.

Помогая языку, губы втягивали в рот обильный соус, издавая при этом швыркающий звук, характерный для втягивания в рот обжигающего чая с поверхности пиалы или жирного, горячего супа из стальной ложки. В последний момент он впихнул себе в рот все содержимое ладони, раскрывая пальцы и облизывая каждый из них по очереди. Увиденное, да еще с учетом обильно поросших волосами рук хозяина, так впечатлило Леньку, что он был готов вскочить со своего места и бежать из избы. Но он опустил голову, с трудом подавив в горле рвотный рефлекс. Когда, пересилив себя, Ленька снова посмотрел на мужчин, те, уже не соблюдая очереди, активно поглощали содержимое котла, засовывая в него свои руки с каждым разом все глубже и глубже. Только теперь ему стала понятна та тщательность, с которой все мужчины мыли свои руки перед ужином.

В комнате стоял этот раздражающий швыркающий звук, помешавший Леньке услышать и увидеть как перед Вовкой, сидевшим ближе к двери, появилась скамеечка, на которой стояли три железные миски, наполненные мясом, с воткнутыми в него алюминиевыми ложками. Вовка передал Леньке сначала одну миску для Генки, сидевшего в углу, потом вторую для самого Леньки. Ленька мысленно поблагодарил женщин, сообразивших, что ребята останутся голодными, если их заставить следовать местным традициям. Ложки и чашки держали в доме явно для таких случаев, когда надо было накормить гостей, которых уже испортила цивилизация.

Поставив миску на колени, Ленька одной рукой придерживал ее за край, а второй опускал в нее ложку и доставал бесформенные куски мяса вперемежку с ровными ромбиками лапши. Надо ли говорить о том восторге, что вызывает вкусно приготовленное блюдо. Ленька понимал, что причина здесь не проста – свежая, молодая баранина, тающая во рту, плюс самостоятельно проскальзывающая в горло лапша и густой жирный соус, наполненный запахами секретных рецептов национальной кухни. Конечно, понимание этого, не только не снижало восторга, но усиливало впечатление от нового в его жизни блюда, и Ленька уплетал его за обе щеки. В будущем, за многие годы поездок по стране, Ленька понял еще один секрет вкусовых ощущений от бешбармака – это сочетание мяса, жира и лапши. Оказалось, что во множестве национальных кухонь делались блюда с разными названиями, формой и технологией приготовления, но сочетавших в себе те же три главных компонента – мясо, жир и лапша, то бишь тесто в виде сочня или лапши. Оказывается, вкусовые рецепторы языков разных народов мира, одинаково восторженно воспринимают блюда из мяса и теста! Миска была такой большой, что Ленька доел ее с трудом.

Когда женщина из-за его спины протянула руку за миской, предложив добавку, Ленька отказался. Вовка сделал то же самое. Согласился только Генка, с трудом одолевший половину того, что ему еще положили в миску. Закончив ужин раньше взрослых, ребята, никого не спрашивая, встали со своих мест и выскользнули во двор через открытые двери в дом. Все вокруг поглотила густая тьма. Звезд и луны еще не было и ориентиром для движения по двору были только красные угли от прогоревшего костра под казаном. Не видя и не зная, куда и зачем идти, друзья приблизились к печи и остановились, заглядывая в казан. Ленька удивился вслух: «Надо же, пустой котел. Такой огромный, а все съели. Интересно, женщинам и детям хоть хватило?»

И тут Ленька чуть не поперхнулся от удара кулаком в бок. Это Вовка остановил его от дальнейших рассуждений и повернул за плечи в сторону стола, на котором раскатывали лапшу, и прошептал: «Смотри, вот они, вокруг стола стоят и тоже едят из общей посудины. Тоже, похоже, из котла, только размером поменьше. В него все и переложили из этого казана. А, может, на столе просто большая кастрюля, плохо видно. А черпак на казане лежит. Видишь?» Глаза у Леньки уже освоились в темноте, и он в ответ также прошептал: «Вижу».

В это время из дома во двор начали выходить мужчины. Сзади подошел Иван Федорович и сгреб всех ребят своими руками в одну кучу. Вероятно, довольный ужином, он спросил всех сразу: «Ну, как хлопцы, бешбармак понравился?» Все так же разом ответили ему: «Понравился, понравился! Здорово! Очень вкусно! Аж объелись!» Последние слова произнес Генка, а Ленька спросил: «А что это за название, бешбармак?» Иван Федорович, к удивлению ребят, не знал происхождения этого названия и легко в этом сознался: «А кто его знает? Бешбармак, и все тут. Все это блюдо так называют. Мясо с лапшой, это и есть бешбармак. А мясо с рисом, это уже плов. Это я точно знаю. Ну, ладно. День закончился хорошо. Сейчас женщины все дома уберут, ковры освободят, постелят на них одеяла и пойдем спать. Завтра нам рано вставать. Да и хозяева встанут до восхода солнца. Вам постелят на том же месте, где вы ужинали».

Ленька хотел спросить его, почему все делают женщины, а сами даже едят отдельно, но передумал, боясь, как бы в темноте его не услышали хозяева. «Значит, обычаи такие», - успокоил он сам себя. «Ты же поехал с обычаями знакомиться, вот и знакомься», - еще раз подумал Ленька. Через несколько минут мужчины потянулись к дому и, войдя в комнату, стали укладываться на разные ковры, разложенные по всему полу. Свободным оставался проход в следующую комнату, куда потом в темноте прошли женщины с детьми. То же сделали и ребята. Улегшись в углу на огромном стеганом одеяле, они вскоре начали посапывать, разморенные усталостью и сытным ужином.

У Леньки перед сном мелькнула мысль: «Надо в городе узнать, как переводится слово бешбармак». Но узнал он это только в первом классе, от своего нового товарища, казаха Мишки Есекеева, с которым они сидели за одной партой и с которым дружили все школьные годы. Удивительно, но до той поры, никто ему этого не мог сказать. А оказалось все очень просто. Во-первых, не «бешбармак», а «бесбармак». И слово это было сложным, первая часть которого «бес», означала числительное «пять». Оно стояло пятым в счетном ряду первых десяти цифр «бир, еки, уж, торт, бес, алты, жаты, сегиз, тогиз, он», которым вскоре научил Леньку его новый друг. И слово «бесбармак» переводилась как «кушать пятью пальцами», то есть всей пятерней. Просто и наглядно.

Ребят разбудили позже всех, уже с восходом солнца. Иван Федорович растормошил их, объясняя свою жестокость: «Друзья мои, надо вставать. Сейчас будет утреннее чаепитие, а потом все займутся делами. Я же сразу уеду. Вижу, как вас разморило, но, что поделаешь, надо просыпаться. В дороге отдохнете. Как сморит вас усталость, ложитесь и спите. В степи раздолье. Тепло и сухо». Ленька вскочил первым и потянул за ногу Генку. Тот только мычал и не хотел открывать глаза. Вовка встал вслед за братом и помог ему вытащить Генку прямо во двор. Только здесь тот пришел в себя и открыл глаза.

Иван Федорович обратился к Леньке: «Умойтесь и идите к столу». Ленька умылся первым и пошел к столу мимо печи. На ней, вместо вчерашнего казана, лежал большой железный лист, на котором подрумянивались лепешки из теста. Одна из стряпух складывала готовые лепешки в стопочку и уносила частично на стол, а частично к ковру, постеленному на полянке. На ковре уже сидели все мужчины и пили с лепешками чай. Ленька видел, что они окунали лепешку в кастрюлю, наполненную жиром, о чем ему поведал чуть позже Иван Федорович, и запивали чаем из пиалы. Рядом с кастрюлей стоял большой чайник с чаем. Время от времени одна из женщин доливала чайник ковшом из снятого с печи казана.

На столе тоже стоял большой чайник с чаем и гора лепешек. Кастрюли с жиром не было. Зато был маленький кувшин с козьим молоком. По сторонам стола стояли чашки для чая. Ни ложек, ни блюдец не было. Да они и не были нужны. Иван Федорович встал к столу вместе с ребятами. Он взял инициативу на себя и разлил по чашкам чай. Потом разломил большую лепешку на четыре части и положил перед каждым по куску. «Приступим. Сами подливайте себе молоко. Чай очень горячий. Молоко и остудит, и смягчит его. Смелее», - он показал пример, подлив в свой чай молока из кувшина. Все увлеклись чаем. Утром эта трапеза никем не затягивалась. Впереди было много работы, день только начинался, поэтому мужчины вскоре уже двинулись от своих чашек по разным делам.

А Иван Федорович скомандовал: «Соберите все свои вещи, чтобы ничего не забыть. У вас есть пустые бутылки? Всего по одной? Мало. Возьмите у меня в кабине, в сумке еще три и во все налейте из бочки воды. На первый день точно хватит. А там, может быть, в кишлаке у староверов разживетесь. Правда, они не шибко приветливы, но вы не смущайтесь, просите воды. Она у них есть. Такой же, как здесь, колодец с журавлем. Видели, вон за загоном лошадиным, возле амбара. Вот, та, высоко поднятая жердь, называется журавлем. Здесь вода близко, не то, что у вас в городе, на глубине двадцать метров. Поэтому у вас ворот с цепью, а здесь журавль с веревкой метров на семь. Так вот, у староверов такой же колодец. Вода своя. Километров через тридцать их кишлак будет. Завтра к обеду доберетесь до них. А из еды чем вас матери снабдили? Сухарики? И семечки? Не густо. Еще горох сушеный? Ну, ладно. По дороге ягод наберете, не пропадете».

В это время одна из женщин подошла к ним сзади и, ткнув водителя в спину, что-то сказала ему по-казахски. Он обернулся и принял протянутый ему в руки узелок, стянутый из белой косынки. Казашка тут же удалилась, а Иван Федорович положил узелок на стол и веселым голосом пояснил: «Женщина знает, что нужно мужчине в дорогу. Это она приготовила для вас. Здесь лепешки и нога овечья, вареная. Съедите за сегодня. Завтра она уже пропадет на такой жаре. Ну, теперь все. Мясо есть, хлеб есть, вода есть. Что еще надо? Только удачу. Собирайтесь. Я вас провожу, а потом и сам поеду. Леня, положи узелок в свой рюкзак. Вот, возьми».

Когда друзья вышли из дома с надетыми на спину рюкзаками, Иван Федорович уже ждал их у ворот. Двор был пуст – все разошлись по делам. Бегали только малыши. Когда ребята выходили из ворот, одна из девочек подбежала и что-то сунула из своей ладошки в ладонь Вовке. Тут же, вслед за ней подбежали остальные малыши, всего их было пятеро, и начали вкладывать свои гостинцы в руки Леньки и Генки. Освободившись от подарков и сильно стесняясь чужих ребят, малыши тут же убежали. Иван Федорович заулыбался: «Понравились вы им. Иначе бы они не расстались со своими сладостями. Ну, что, прощаемся? Значит, так. Вы идете назад или по этой дороге, по которой мы приехали, или, срезая все петли, по прямой, через степь. Я советую идти прямо по степи. И время сэкономите, и ближе будете к лесу и кишлаку. А идти по степи даже легче, чем по дороге – степь ровнее. Направление держите все время на Север и не заблудитесь. Будете отклоняться в лесные чащи или дикие рощи, или в культурные лесопосадки, чтобы не сбиться с направления, посматривайте днем на Солнце, а ночью – на полярную звезду. Самую короткую тень дает солнце, когда оно на Юге, а полярная звезда всегда на Севере. Правда, за солнцем не просто наблюдать, но надо учиться. У вас часов нет ни у кого? Жаль. Ну, тогда запоминайте. Сейчас самые длинные дни стоят. Почти восемнадцать часов. Три четверти суток. Ночь всего шесть часов. Солнце сейчас встает на Северо-Востоке без четверти пять, а садится на Северо-Западе в двадцать два с четвертью. Запомнили? Ровно в двенадцать ноль-ноль оно будет в самой высокой точке Южного небосклона. За день можно много пройти. Но вы и отдыхать не забывайте, а то быстро силы потеряете. А на такой жаре еще и солнечный удар схватите. Чтобы этого не случилось, да не обгореть, кепки и рубашки не снимайте, а в самое пекло прячьтесь в тени, когда дойдете до деревьев. Да и куда вам спешить? Вы же путешествуете, верно? До города всего километров семьдесят будет. За три дня хоть как доберетесь. Кажись, я все вам сказал. Теперь давайте ваши лапы. Ну, счастливого пути. Еще увидимся».

Иван Федорович, откровенно волнуясь за ребят, пожал им всем руки и подтолкнул их к дороге. Парни повернулись спинами к усадьбе и зашагали по дороге домой. Оглянулись они только раз, когда услышали урчание ЗИС-ка, покидавшего свое пристанище и направлявшегося в дальний путь по бескрайним просторам Казахстана. В отличие от ребят, двигавшихся на Север, путь автомобиля лежал на Юг, в жаркие степи, до самой столицы Республики.

Часть четвертая. Мирная жизнь