Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 58. Весна 1944
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   85

Глава 58. Весна 1944



Весна 1944 года, благодаря новому правительственному курсу на общую интенсификацию производства, принесла с собой небывалый ажиотажный спрос на новые земельные участки. Местные власти, вероятно, в ответ на призыв партии и правительства о широком вовлечении народных масс в решение продовольственной программы, разрешили и в частном порядке, и через организации осваивать дополнительные земельные участки, чтобы существенно увеличить производство сельхозпродукции в стране.

Соболевы, поддавшись этому порыву, а вернее, заразившись всеобщей жадностью, решили освоить сразу четыре новых огорода. Два из них Вере предложили на автобазе, а два они сами, в частном порядке, решили освоить. Известно, что «жадность фрайера сгубила». Но, конечно, узнаешь об этом не сразу, а потом. В сельхозпроизводстве результат оценивают, как известно, по осени. А тут только весна начиналась. Надо было действовать и не отставать от других. И завертелось все колесом.

В ближайший же мамин выходной, они с Ленькой вдвоем, взяв лопаты и тяпки, пошли на озеро «Вшивку». Копать было легко, так как вся поверхность участка была песчаной, траву и кусты сорные они убрали еще осенью. Лунки делали с учетом наклона участка в сторону озера – к низу бортик повышался, а к верху – понижался. Это все делалось для удержания в лунке воды. Но вода, когда уже стали поливать высаженную помидорную и огуречную рассаду, в лунках все равно не задерживалась – быстро уходила в песок. То, что здесь был затеян напрасный труд, стало ясно уже к середине лета. Когда с огорода в городской усадьбе стали снимать первые огурчики, на этом наклонном участке огуречные плети дали только первую завязь.

А о помидорах и говорить нечего, они лишь зацвели к этому времени. Тут надо было поливать с утра до вечера и все равно корням воды не доставалось – она быстро просачивалась сквозь песок и устремлялась вниз, к озеру. Потерянное время и труд! На следующий год они сюда уже не приходили. Не лучшим по результативности обернулся и самозахват участка под картошку на том берегу яра, что вел к новой Вериной работе, на автобазу. Здесь участки расхватывали чуть ли не с дракой. Как только до людей дошло разрешение на освоение целинных степей, на этот пригорок кинулись все, кто жил на улице Повстанческой, начиная с центра города.

Естественно, те, чьи дома были рядом с оврагом, посчитали эту землю принадлежащей только им, так как чуть ли не из окон своих домов они ежедневно наблюдали за противоположным берегом, возвышавшимся над оврагом, в который упиралась их улица. Здесь улица заканчивала свой бег из центра, а они жили в самых последних кварталах, угловые дома которых имели номера 204 и 205. Эти дома с яром разделяла лишь узкая улица Восточная. Перешагни ее и ты – на спуске в яр. Сбежал вниз, поднялся на противоположный склон и ты уже – на своем участке картошки. Кому же еще, как не им, могла принадлежать прилегающая к яру земля?

Обгоняя друг друга, с лопатами и тяпками, все соседи, не узнавая друг друга, рванули к оврагу и вскоре уже карабкались на его крутой берег, чуть ли не сталкивая друг друга с единственной узкой тропинки, ведущей наверх. Это было вечером, поэтому Вера примчалась сюда с обоими сыновьями. Они чуть ли не первыми успели отмерить себе участок в десять соток, вбили по его углам четыре кола, а к ним приколотили еще четыре дощечки с фамилией и адресом – так потребовал невесть откуда взявшийся староста, называвший себя представителем Горисполкома.

Подражая Соболевым, соседи проделали то же самое, и вскоре вся полоса, шириной сто метров, примыкающая к яру, была поделена на участки 100м на 10м. Сгоряча они было принялись за вскапывание вновь приобретенного огорода, чтобы ни у кого уже не оставалось сомнения относительно его принадлежности. Но не тут-то было! Свободная степь, веками прессовавшаяся под солнцем и дождем, не хотела просто так поддаваться вдруг объявившимся на ней хозяевам. Это была не земля, а камень, поросший ковылем.

В первый вечер они с трудом одолели лишь узкую полоску по всему периметру участка, обозначив межу с соседями. Потом еще долго ходили сюда каждый день либо всей семьей, если Вера была свободна, либо Ленька с Эдиком вдвоем. Ленька даже сам приходил сюда со своей лопаткой, но в одиночестве дело продвигалось плохо. Раскопали, взрыхлили и убрали весь сорняк недели за две. Ленька вспомнил, что во дворе участок под картошку, больший в полтора раза этого, они раскапывали, взрыхляли и засаживали за один день.

К осени стало ясно, что труд, положенный и на этот участок, был напрасным. Хоть земля по своей структуре и составу оказалась неплохой, но вода и в ней не задерживалась. Высокое расположение участка и глубоко фильтрующие слои суглинка и супеси, залегающие под тонким слоем чернозема, не надолго удерживали ту влагу, что приносили редкие летние дожди. Вся вода с этого крутого берега уходила, конечно, в овраг, торопясь на практике показать непоколебимость закона о круговороте воды в природе. В результате, к осени выросла картошка мелкая «как горох» и невкусная. Собрали ее лишь для коровы. А огород, как и тот, что был на озере, забросили.

Зато участки, предоставленные автобазой, оказались превосходными. С ними, конечно, пришлось повозиться, но за их тяжкий труд семье Соболевых воздалось сторицей. Два участка, по двадцать соток каждый! Автобаза распахала тракторным плугом общее поле в лесу на расстоянии тридцати километров от города. Луга, выделенные для этих целей, оказались кладезем чернозема! Окруженные со всех сторон лесом, они веками принимали на себя и перегнаивали разные растительные остатки, обогащая каждый год верхние слои почвы новым гумусом. В результате слой чернозема оказался больше метра в глубину. Хоть что сажай. Хочешь, яблони, хочешь, вишню.

Их и стали сажать, когда пришло официально разрешенное время для садоводческих товариществ и коллективных садов. Но тогда, во время и сразу после войны было не до фруктов, государство мыслило только одной категорией – хлебом. То есть зерно и картошка! Яблоки и вишня – это не еда, а баловство!

После тракторной вспашки и разметки, участки передали для дальнейшей обработки в руки новых хозяев – рядовых работников автобазы. Леньке много лет потом снились те глыбы сухой и твердой земли, что были срезаны лемехом и перевернуты отвалом железного плуга с тракторной тягой. Сроки посадки поджимали и до нее разбить эти, переплетенные корнями степной травы, глыбы земли, разрыхлить их и выбрать из них все сорные травы, втроем они никак не успевали. Решили и обрабатывать землю, и сажать картошку и бахчевые культуры «квадратно-гнездовым» методом. Разбивали и рыхлили землю только в точках посадки клубней картошки, или семян арбузов, дынь, тыкв и подсолнухов, делая им своеобразные гнезда диаметром сантиметров по сорок среди торчащих рядом и не тронутых кусков земли.

Сделали они это умышленно – и посадить успели, и потом в течение лета, в каждый свой приезд на эти огороды для прополки и окучивания, шаг за шагом разбивали новые глыбы земли и освобождали их от сорняков. Такой, не доведенный до кондиции, огород не помешал им в первый же год собрать обильный урожай картошки и бахчевых культур. На следующий год огороды были уже в полном порядке – сплошь перекопаны и выровнены граблями.

Ну и пластались же они здесь! Привозили их сюда на один день раз в месяц вместе с другими овощеводами. Ехали, как сельди в бочке, набитые между бортами грузовых автомобилей. Утром их до восхода солнца привозили, вечером после захода солнца увозили. В их распоряжении был целый летний день. Но сорок соток земли на троих – это кое-что! Работали, не отдыхая. Только один раз в день, на обед они могли позволить себе плюхнуться на землю, достать из сумки небогатый провиант и тщательно пережевывая его, наслаждаться короткими минутами отдыха.

А пережевывать надо было, иначе еда не полезла бы в горло, так как это были неизменные вареные яйца, картошка и огурцы. Иногда с хлебом. Ближе к осени брали еще и созревшие помидоры. Ленька с голодухи и усталости за раз съедал по пять – шесть яиц. И ему они нравились! От домашней курочки все же! К слову сказать, после тридцати лет, приобретя пищевую аллергию, он больше никогда не ел яиц ни в каком виде. После обильного обеда живот раздувался, силы покидали тело и снова приступать к работе было хуже всякой пытки. Но постепенно пища покидала желудок, кости разминались, мышцы включались в дело и до самой темноты, пока не послышатся моторы приехавших за ними машин, он тяпал и тяпал тяпкой по земле, разбивая ее, сгребая вокруг кустов и выравнивая поле.

Осенью сбор урожая был нелегче летних прополок. Но зато урожай всегда был обильным и обещал сытую зиму. Задача Леньки с братом и матерью состояла лишь в сборе и затаривании картошки и подсолнухов в мешки, а также сборе арбузов, дынь и тыкв в кучи. Погрузку, доставку домой и разгрузку выполняли грузчики с автобазы. Причем, бесплатно. Им платили зарплату на работе. Бабушка с ними на эти дальние огороды не ездила. Ей уже не по возрасту были такие поездки. Да и дома хватало работы. Эти огороды многие годы, до начала исторической эпопеи освоения целинных земель, служили им верой и правдой, то есть до 1955 года.

Весна была в полном разгаре, когда Эдик, придя однажды из школы, швырнул от порога на кровать сумку с учебником и победно воскликнул: «Все! Конец учебному году! Пошли купаться!» Это было двадцатого мая. «Как купаться? Вода еще холодная!» - удивился Ленька. «Ты, что! Здесь все начинают купаться с 20го мая», - убеждал его Эдик. «Ну, пошли. Я не против, только давай позовем Генку с Колей», - согласился Ленька. «Я уже за ними заходил. Они не могут», - сказал Эдик. Но, выйдя из ворот, они нос к носу столкнулись с Руденками. «Что, отпустили?» - спросил их Ленька. «Угу. Только не надолго», - ответил Генка.

На «свой» пляж они явились не первыми. Там уже было человек десять. Это были одни пацаны и, явно, школьники. Некоторые даже с портфелями сюда пришли, не заходя домой. Похоже, день окончания учебного года, символизировал для них начало летних каникул, которые они ежегодно открывали здесь, независимо от погоды и температуры воды. Кто-то, щупая ногой воду, орал на весь пляж: «Брр. Вода как лед! Я даже не полезу!» Эдик, стащив с себя на ходу одежду, швырнул ее на песок и, оставшись в одних плавках, с разбегу нырнул, войдя головой в воду метрах в трех от берега.

Ленька знал, что так не почувствуешь холода, но сам не решился ни нырять, ни даже разбегаться. Он спокойно все снял с себя, остался в трусах, так как плавок у него не было и осторожно вошел в воду. Она обжигала холодом! Но Ленька был не таким, чтобы отступать. Отвернувшись от берега, чтобы никто не видел искаженного гримасой ужаса его лица, он, словно издеваясь над собой, медленно вошел по самую грудь, лег на воду и поплыл к середине реки. В это время на том берегу послышался мощный всплеск воды, что означало шумное выныривание брата.

Ленька уже привык к температуре воды и, доплыв до стремнины, которая весной была довольно бурной, повернул назад. Выбравшись на берег, он увидел мнущегося в нерешительности Генку. Тот стоял в трусах, скрестив руки на груди и трогая одной ногой воду. Николая не было видно. Ленька обернулся к реке и увидел его плавающим метрах в десяти от берега. «Ну, ты что?! Давай, иди в воду. Вода отличная! Это когда стоишь как ты и щупаешь ее, она и кажется холодной», - уговаривал Ленька друга, а сам уже обтирался майкой и выжимал на себе трусы.

В это время на берег выскочила торпеда в образе Эдика. Отфыркиваясь, он попрыгал на одной, потом на второй ноге, наклоняя голову и освобождая, таким образом, уши от воды, и тоже стал одеваться. Вылез Николай и с охами, и стонами, не скрывая дрожи, стал натягивать на себя одежду. Как все не стыдили Генку и не смеялись над ним, он так и не полез в воду. Видя, что все одеваются, Генка с полным правом снова оделся и был готов к движению домой, так и не окунувшись ни разу.

Часть четвертая. Мирная жизнь