Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 55. Пожар
Подобный материал:
1   ...   48   49   50   51   52   53   54   55   ...   85

Глава 55. Пожар



Всякие происшествия как будто ждали прихода зимы, чтобы разом высыпаться на головы удивленных горожан. Стоял обычный будний день. Сыпал густой липкий снег. Солнце с трудом пробивалось сквозь его пелену. Иногда оно сверкало своими лучами по улетающим снежинкам, но тут же пряталось за бесконечными тучами. Ленька стоял перед воротами, не зная на что ему решиться – то ли к Генке пойти, то ли назад в свой дом. Уж очень неуютно было под этим снегом, заставившим его поднять воротник и застегнуться на все пуговицы. Он уже собрался было повернуться к калитке, как вдруг разглядел проступающий через снежную завесу и надвигающийся на него темный силуэт.

Когда тот приблизился, Ленька узнал в нем брата, вернувшегося из школы. Ленька удивленно воскликнул: «Эдик, ты? Почему ты вернулся так рано?» Эдик, с головы до ног облепленный снегом, весело объяснил: «Занятия отменили! Света во всей школе нет! Темно! По коридорам на ощупь пробирались. Представляешь, все идут и за стены держатся. И все равно друг на друга натыкаются. Ну, чернота, как в погребе! Говорят, авария где-то. А тут еще этот снег. Из-за него и в классах ничего не видно. Посидели минут двадцать, потом зашел директор и отпустил нас всех. Сказал, что снег весь день будет валить, так что надеяться не на что, идите домой».

Ленька еще раз удивился: «А как же ты дом нашел? Дорогу-то не видать. И домов не видать. Сбиться можно легко и уйти не в ту сторону». Эдик успокоил его: «Ну, ты скажешь тоже. Уйти не в ту сторону! А память на что? Идешь по памяти. Три квартала до рынка по прямой, натыкаешься на рынок, сворачиваешь направо и снова идешь по прямой два квартала до Повстанческой, доходишь до угла, вблизи ощупываешь и осматриваешь его для уверенности, поворачиваешь налево и идешь по нашей улице, никуда не сворачивая. А если занесет куда-то в сторону, наткнешься на чей-нибудь дом или палисадник, вернешься снова на дорогу и опять идешь по памяти, считая шаги и кварталы. Конечно, надо время от времени самому подходить к домам и по ним проверять себя. Я уже давно все дома и перекрестки знаю по дороге в школу. Они так и встают передо мной, если я глаза закрою. И ты запоминай все дома и улицы – тоже будешь сам ходить в школу и из школы. Ну, пошли домой, а то у меня уже за воротником вода – снег залезает и тает. Надо переодеться. Только давай перед дверью отряхнемся. Я тебя, а ты меня. Вот, веником этим. Он чистый». Сметя друг с друга снег и, стряхнув его с шапок, братья вошли в избу. Бабушка, как и Ленька, удивилась появлению Эдика. Пришлось и ей рассказать причину. Не успели они прийти в себя от обсуждения школьных новостей, как во дворе «прояснилось», как сказала бабушка, и в окна заглянуло солнышко.

Мощный снежный заряд сменился на отдельно порхающие легкие снежинки. Братья, взглянув друг на друга, снова засобирались на улицу. Выйдя за ворота, они увидели спешащих изо всех соседних домов к центру города взрослых и детей. Повернувшись в сторону их движения, братья увидели разливающееся над домами зарево, похожее на восход солнца, только с западной стороны. «Пожар! Пошли смотреть», - Эдик выдохнул смесь ужаса и восторга и, схватив Леньку за руку, потащил его за собой. «Смотри, не отставай. И от меня не отходи. А то потеряешься на пожаре. И в огонь там легко угодить», - старший брат вдруг решил продемонстрировать заботу о младшем.

Видно, в нем еще сидели остатки былой ответственности, которые выплывали в минуты опасности, хоть они все реже и реже бывали вместе. Пробежав два квартала вверх по улице, Ленька с Эдиком остановились перед первой волной горячего воздуха, долетевшего до них. До места пожара было еще не меньше двух кварталов, но уже ясно было, что горит промтоварная база. По взвивающимся к небу языкам пламени видна была площадь пожара. Горела вся база, занимавшая целый квартал. Пройдя еще немного, братья оказались в толпе таких же любопытных, сбежавшихся со всего города.

Зеваки мешали пожарным повозкам и бочкам с водой на телегах, тщетно пробивающимся к месту пожара. Только через открытые настежь ворота можно было разглядеть во дворе две-три красные пожарные машины. Остальные пожарные отряды красовались на телегах и колесницах. Несмотря на внушительность последних, порядка и успеха в тушении огня не чувствовалось. Полыхали все склады и конторы, расположенные по четырем сторонам базы. Текли реки воды, пар от которой вместе с огнем и дымом закрывал всю картину происходящего на базе.

Ближе подойти уже было нельзя – лицо не выдерживало высокой температуры, повисшей над местом пожара. Задние напирали, стремясь пробиться к воротам базы. Редкие милиционеры и солдаты пытались сдерживать толпу, перегородившую дорогу и мешавшую подвозить воду и новые пожарные помпы, спешащие откуда-то на пожар. Вероятно, понимая бесполезность всех попыток справиться с огнем, начальство приняло странное решение.

Со стороны ворот в толпу через громкоговоритель, перекрывая все шумы, вдруг полетели слова: «Граждане, пожар уничтожает ценный товар, нужный городу и всем вам. Мы вас просим помочь в его спасении. Пожалуйста, берите сложенные во дворе коробки, ящики, упаковки и выносите их за зону огня, но не дальше одного квартала от базы. Складывайте их на сухие места и возвращайтесь за новым товаром. Заходите на территорию базы, но соблюдайте такой порядок: справа – вход за товаром, слева – выход с товаром. Не идите друг другу навстречу. Двигайтесь по цепочке против часовой стрелки. Вот так. Хорошо. Спасибо за помощь!»

Эдика и Леньку толпа бросила к воротам и прижала их к правой стороне от входа, втолкнув в поток, движущийся за товаром. Чем был вызван этот всеобщий порыв, трудно угадать. Кто-то, наверняка, искренне собирался помочь в спасении народного добра, откликнувшись на призыв, а кто-то надеялся поживиться, пользуясь всеобщей неразберихой. Известно ведь как тащут с пожара чужое добро, нечистые на руку «помощники». Но тут тащить оказалось нечего. В центре двора возвышалась гора каких-то коробок, ящиков и перевязанных шпагатом упаковок, содержимого которых невозможно было разобрать, так как висевший над двором смог был во сто крат туманнее, чем бывает пар в парилке. Да и жара не давала времени на раздумье.

Прикрывая одной рукой лицо от жара и пара, братья схватили второй рукой подвернувшиеся под руку коробки и устремились вон со двора. Пробежав полквартала, они остановились перед кучей только что сваленных в нее коробок и ящиков. Положив туда и свой груз, Эдик обратил Ленькино внимание на несколько разорванных коробок и упаковок: «Смотри. Кто-то уже проверял содержимое пачек. Какие-то бланки. Разорвали и бросили. Не того ждали, видать. Ну, что, сходим еще раз? А потом уйдем домой». Они снова пробились на территорию базы. Толпы народа сновали туда-сюда, перемешивая под ногами выпавший перед пожаром обильный снег, упаковку с товара и само содержимое коробок и ящиков.

Через эту кашу уже нельзя было пробиться, не зачерпнув калошами воды. Ленька почувствовал сырость в валенках. Сказав об этом Эдику, он услышал в ответ: «Сейчас унесем эти коробки и уйдем». На этот раз их вынесло к другой куче товара, которую охранял милиционер. Из одной разорвавшейся упаковки на снег вывалились готовальни. Ясно было, что здесь свалены школьные и канцелярские товары. Поэтому их и охраняют. Какой-то шустрый оборванец хотел с коробкой в руках проскочить мимо кучи и милиционера, но тот остановил его резким окриком: «Куда ты понес? Клади в общую кучу. Не видишь, что ли? Все сюда кладут, а он понес куда-то!»

Братья положили свои коробки и зашагали домой. Метрах в двадцати от первого стоял второй милиционер. Справа и слева от него на видимом расстоянии стояли еще люди в форме. Базу окружили охранники. Теперь украсть, может, и не украдут, но ущерба от этого меньше не станет. Все кругом превратилось в лужи и ручьи. Воздух так прогрелся, что растаял весь снег, сыпавший на город всю ночь и утром. Коробки и картонные упаковки размокали и разрывались, вываливая из себя все содержимое.

Все постройки и сооружения базы полыхали таким огнем, что на него уже оглянуться было нельзя – жар долетал до наружной линии охраны. Дышать было нечем – пар, дым, запахи горящей краски – все перемешалось. Братья с облегчением вздохнули, только удалившись от базы квартала на два. Пожар полыхал весь день и всю ночь, пока не выгорело все, что могло гореть. А гореть могло все, кроме кирпичных стен одноэтажных складов.

Полыхавшее огненное зарево, даже ночью трещавшее и разбрасывающее по всей округе летящие и горящие щепки, до самого утра отражалось в окнах домов, дремлющего в тревоге города. Утро встретило горожан тишиной и характерным запахом пожарища. Много дней еще после этого запах прогоревшего костра висел над городом. Исчез он лишь после тщательной уборки территории базы от остатков деревянных строений и после обильного снегопада, снова обрушившегося на город.

Эдик с Ленькой не успели переступить порог кухни, как бабушка учуяла что-то неладное: «Чем это от вас воняет? Вы что, на пожаре были? Господи, погляди ты на них, мокрешеньки с головы до ног! А пимы-то черные! От воды или от сажи? Ну-ка, снимайте быстро все с себя. Да не здесь, а у порога. Нечего грязь по избе разносить. Ой, ой, боже мой, ты только посмотри на них». Братья сбрасывали с себя мокрую одежду, а бабушка, подхватывая на лету отдельные вещи, тут же оценивала их: «Это сушить. Это чистить. Это стирать. Где это вы так уработались? Только что ушли сухими и чистыми, а вернулись как с пожара, все мокрые, грязные и сажей перемазаны. Отвечайте, где были?»

Эдик, по старшинству, принимая удар на себя, подтвердил ее догадки: «База торговая горит. Там все помогали товар спасать, вот и мы помогли». Бабушка не успокоилась таким объяснением: «Да, кто вас заставлял лезть туда? Без вас бы не управились! Вон ведь, всю одежду перепортили. Зима только началась, а вы уже постарались! Все новое вам справили, чтоб на зиму хватило. Беречь надо. Другой одежи не будет. А пимы-то, пимы! Я за них все старые голенища отдала сапожнику, чтобы он вам подобрал из ношенных по размеру, да и подшил бы их. Калоши еще на них надел, чтоб не промокали, да носились подольше. А вы, куда в них залезли, что выше калош вода оказалась? Не смотрели под ноги, что ли? Польта вон, тоже все ухайдакали! Их ведь портной две недели шил. Я ему всю материю свою отнесла, да еще целую перину пуха утиного. А вы уже все сажей перемазали. Самим же носить стыдно будет. Даже шапкам, и то досталось. Хватались, поди, за них черными рукавицами, все залапали. Отчистится, нет ли, не знаю. Шапки беречь надо – все же на голове сидят. Морозы еще все впереди. Там, где вы жили, таких морозов, как здесь, не бывает. Вам они еще неведомы. Будете ушанки носить, да радоваться, что уши у них опускаются, своим ушам замерзнуть не дают. Ладно, до вечера надо управиться. До прихода Веры. Вы сами только матери не проболтайтесь, а то расстроите ее бедную. Денег все это ей стоило немалых. Хорошо еще, что портной – давний знакомый, напротив живет. По-соседски быстро сшил и шапки, и польта. И взял недорого. А то бы сидели дома в мороз без одежки. Ох, заботушка, ты наша, забота».

Бабушка еще долго причитала, одновременно стирая в тазу грязные рукавицы и штаны, очищая от грязи валенки и калоши, шаркая щеткой по шапкам и пальтишкам. Развешанная за горячей печкой одежда к вечеру была снова чистой и сухой. Дети не обиделись на бабушку за выволочку и быстро забыли ее ворчание, тем более, что знали – она права. А раз так, чего уж тут было обижаться. Наоборот, надо было им запомнить происхождение одежды и беречь ее, чтобы хватило на всю зиму – новой-то не будет.

Когда дело напрямую касалось денег, Ленька всегда вспоминал излюбленную фразу матери: «По одежке протягивают ножки», напоминающую о вечных денежных затруднениях и необходимости быть бережливым. Сколько еще таких «крылатых» фраз придумал народ, всю жизнь страдающий от нехватки самого необходимого, и терпящий это, прикрываясь несбыточной мечтой о светлом будущем! Одним из самых ходовых в Советском Союзе был «все объясняющий» и обещающий лозунг-призыв: «Вот, восстановим народное хозяйство, тогда и заживем!»

И народ верил, понимал и принимал такие лозунги. А чтобы не чувствовать себя посторонним в борьбе за это светлое будущее, народ активно интересовался политикой и подобные лозунги считал своими, народными. Наверное, только бедный народ так тянется к политике – куда-то ведь надо направлять свою неизрасходованную энергию. А что касается лозунгов, так на каждом этапе развития государства возникали лозунги, вполне убедительно объясняющие причины, по которым «надо еще потерпеть». И так приходили и уходили одно поколение за другим, а лозунги не менялись – они всегда были одинаково актуальны.