Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 63. Степь
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   56   57   58   59   60   61   62   63   ...   85

Глава 63. Степь



Прошагали еще с час. Наступило время обеда. Уже подсасывало в желудках. Первым не выдержал Генка: «Я уже устал. Пора отдохнуть и пообедать. Мы еще сегодня ничего не ели. Только чай утром пили». Вопрос был обращен к Леньке. Ленька не любил спорить по пустякам, тем более, когда проблема не была принципиальной. На полчаса раньше, на полчаса позже, какая разница? Он тут же согласился: «Давайте. Вот на этой копнушке и разместимся», - Ленька показал на кем-то давно скошенную, но забытую в копне, уже сильно высохшую траву. Они сделали еще несколько шагов и попадали на сено. Прежде чем закрыть глаза, Ленька приподнялся и посмотрел туда, где стоял карагач с гнездом.

Дерева не было видно. Вряд ли за час можно было уйти так далеко, чтобы оно скрылось за горизонтом. В степи горизонт виден за двадцать километров и больше, если его не закрывают какие-нибудь возвышения или строения. Здесь их не было. Просто дерево стояло на линии Ленькиных глаз и солнца и поэтому расплывалось в мареве нагретого солнцем воздуха. Он откинулся на сено и блаженно расслабился. Но не засыпал. Ленька не умел и не любил спать днем. Ни в этот момент, ни когда-либо потом – не получалось у него. Поэтому через несколько минут он уже присел, откинувшись на копну, и стал рассматривать лежавшую рядом землю, пядь за пядью расширяя свой обзор и обследуя каждую травинку.

Ленька быстро убедился, что степь живет и дышит. Из маленькой норки в земле показались мохнатые лапки, а за ними выпрыгнул и весь паук. Он был черный и сначала испугал Леньку своим воинственным видом. Передние лапы у него оставались приподнятыми, будто он готовился к нападению на Ленькины босые ноги, подошвы которых находились в полуметре от паука. Непривычным был черный цвет ног и туловища паука. Но Леньку успокоил белый крест на его спине. У Леньки появились какие-то ассоциации с церковью и крестиком, как символом веры. Он сразу успокоился, решив, что паук с крестиком не может быть ядовитым, и протянул к нему ладонь, как бы приглашая влезть на нее.

Но паук сам испугался и тут же снова юркнул в норку. Зато пауки-косиножки, во множестве передвигавшиеся по земле под листиками сухой травы, даже не пытались удрать из Ленькиных рук. Это он пытался не оторвать их несуразно длинные ноги, которые непрерывно двигались как косы в руках косцов, и поэтому держал их за круглое белое тельце и сразу отпускал на землю, как только они начинали сильно нервничать. Ленька, если не считать ядовитых пауков, к остальным их собратьям относился хорошо. А в обязательное появление домашнего паука-крестовика перед приходом гостей или писем, так просто верил на все сто процентов. Сколько уж раз прямо перед его носом спускался с потолка на своей ниточке-паутинке такой добрый паучок, и обязательно после этого к ним приходили гости или почтальон приносил письмо. И неважно, сколько дней разделяло эти два события, в конце-концов это случалось и Ленька торжествовал, терпеливо ожидая свершения прогноза паука-предвестника.

Его мысли отвлекло стрекотание кузнечика. Он давно наблюдал за большим серо-зеленым кузнечиком, который не прыгал, а медленно передвигался по земле, то и дело останавливаясь и потирая друг о друга вывернутыми вверх лапками. В это время и раздавался характерный звук, который называется стрекотанием. Ленька пытался во время стрекотания разглядеть движение его челюстей, надеясь в них увидеть источник звука, но они были неподвижны, в отличие от больших задних ног. Решив довести наблюдение до конца, Ленька быстрым движением руки накрыл кузнечика ладонью сверху и прижал к земле.

Потом осторожно, чтобы не порезать его травой, жесткой и острой, попавшей вместе с ним под ладонь, Ленька стал разгибать один палец за другим, а второй рукой вытаскивать этого гиганта на белый свет. Да, он здорово отличался от тех сереньких, сухоньких и мелких кузнечиков, которыми полна не только степь, но и обочины городских улиц, и огороды. Этот был большой, мясистый, челюсти его двигались как у злого бульдога, выпуская густую коричневую жидкость, похожую на жженый сахар. Вероятно, это была его защитная реакция и попытка напугать захватчика. Ленька разглядел его и выпустил, раскрыв ладонь и не собираясь пугать дольше. На этот раз медлительный кузнец так оттолкнулся от Ленькиной ладони, что приземлился метрах в пяти, где его уже нельзя было разглядеть.

Прямо на Ленькины штаны приземлилась большая красивая стрекоза. Она ничего не боялась. И даже, когда он осторожно накрыл ее сверху ладонью, совсем не трепыхалась и сидела спокойно. Главной задачей было не порвать ее крыльев, без которых ей потом не жить. Держа снизу стрекозу за крепкий панцирь, похожий на фюзеляж самолета-кукурузника, Ленька удивлялся силе ее лапок, пытавшихся сбросить его пальцы со своего тела. Красивые полушария глаз напоминали кабину самолета, а крылья были копией его крыльев. Хотя, что и чьей здесь было копией, еще надо было подумать.

Природа пока что ничего не заимствовала у человека, а человек только и делает, что копирует во всем природу. И чаще всего – неудачно. Да и кого же еще копировать, как не ее, матушку природу? Ведь нет ничего совершеннее ее и быть не может. Ленька философски размышлял над ползущим, прыгающим и летающим миром насекомых, представшим перед ним во всем многообразии степной фауны. Жизнь кипела вокруг него. Бабочки разных размеров и расцветок – от белых капустниц, до черно-красных бархатниц, божьи коровки – от мелких и невзрачных, до гигантских с необыкновенно ярким рисунком. А какие здесь были гусеницы! Огромные, пушистые, черно-красно-желто-белые. Всех цветов радуги! А число ног у них и не сосчитать! Но то, что их не меньше сорока, так это точно!

Умиротворенный таким спокойствием и целесообразностью живого мира, окружавшего его, но, главное, убедившись, что степь далеко не пустыня, как это видится со стороны, а, наоборот, вовсю дышит, живет и защищается, Ленька, наконец, задремал. Проснулся он от щекотания в носу. Это Вовка соломинкой изображал ползущего муравья. Когда Ленька чихнул и схватился за нос, Вовка прошептал, боясь разбудить Генку: «Надо идти дальше, а то уже время за полдень, а мы еще мало прошли». «А почему ты шепчешь, охрип что ли?» - вяло поинтересовался Ленька, не открывая глаз. «Генка еще спит», - объяснил Вовка. Ленька открыл глаза и взглянул на посапывающего Генку.

«Буди его, а то сгорит на солнце. Видишь, нос уже красный. Он же у него облезет», - бодро произнес Ленька и вскочил на ноги. Вовка попытался деликатно разбудить Генку, произнося вежливые слова, но тот ничего не слышал. Ни «вставай», ни «пожалуйста» не доходили до него.

Ленька наклонился и потянул Генку за ноги: «Вставай, а то волк утащит в свою нору». Генка встрепенулся и заорал: «Пусти, не видишь, сплю». «Вижу. Поэтому и бужу, чтобы идти дальше», - спокойно объяснил Ленька. Генка полез в рюкзак, ворча при этом: «А обедать? Мы же еще не обедали. Никуда я не пойду, пока не поем». Вовка поддержал его: «В самом деле, давайте, поедим, чтобы уже до вечера не останавливаться». «Ладно. Да и мясо надо съесть, а то к вечеру на такой жаре оно прокиснет», - согласился Ленька и раскрыл свой рюкзак.

Развязав узелок, подаренный им в дорогу заботливой казашкой, Ленька обнаружил в нем мясистую баранью ногу, сваренную целиком, три большие лепешки и маленький мешочек с ремшиком. Срезав ножом с ноги все мясо, Ленька разделил его на три равные кучки. «Ген, отворачивайся, будем разыгрывать. Эту кому? Тебе? Ну, ясно. Эту кому? Мне? Ладно. А эту, значит, Вова, тебе. Забирайте свои кучки. Мясо надо съесть все, хоть его здесь и многовато, а лепешки давайте прибережем. Одну разделим на троих и хватит. Остальные две оставим на дорогу. Хлеб и воду надо беречь. К тому же они не испортятся. Нажмем на мясо. Сегодня будет мясной день», - рассудительно излагал Ленька.

Неожиданно для Леньки и Вовки, Генка произнес: «Мне досталось мяса меньше всех». Ленька среагировал мгновенно: «Возьми мою кучку, если тебе она нравится больше». Генка без колебаний сгреб ее в свою сторону и промычал: «Ага, нравится». Все набросились на еду. Генка достал одну из своих бутылок и стал запивать водой из нее мясо с лепешкой. Через полчаса с полными животами путешественники продолжили свой путь. Идти после сытного обеда было тяжело. Да и солнце так прогревало спину, что хотелось сбросить последнюю рубашку. Куртки они уже давно сняли и приторочили их к рюкзакам. Генка сгоряча остановился, сбросил рюкзак и начал снимать рубашку.

Ленька его тут же остановил: «Не делай этого – сгоришь. Тогда вообще не сможешь идти». Генка прохныкал: «Не могу больше. Она прилипает к спине». Ленька посмотрел на его белоснежное тело, слегка посыпанное золотистыми веснушками, и поучительно произнес: «Не надо было мясо запивать водой, не потел бы теперь. Не на пользу вода пошла. Да и сгореть еще захотел. Рюкзак только спину закрывает, а шея, плечи и руки остаются голыми. Весь обгоришь. Тогда и рубаху не наденешь. Лучше оботрись и снова одевайся. Помучаешься от пота, зато потом не будешь страдать от ожогов». Генка нехотя послушался. Все изнывали от жары и с радостью спрятались бы в тень. Но, сколько видел глаз, их окружала ровная, бескрайняя степь.

Впереди и справа послышались какие-то звуки. Грозный клекот, недовольное карканье и панический писк – все доносилось до ребят одновременно. Из-за дрожания воздуха, кроме небольшого, местного возвышения земли, ничего не было видно. Ленька слегка отклонился в сторону доносившихся из-за возвышения звуков. С каждым шагом все яснее становились очертания небольшого земляного вала, опоясывающего кем-то вырытую неглубокую яму. Когда глаза путешественников из-за кучи земли смогли увидеть яму, из нее вылетело несколько ворон и опустилось на траву метрах в двадцати от прежнего места.

Вслед за ними вспорхнула в небо стайка воробьев и тоже приземлилась в отдалении. Когда ребята приблизились к яме настолько близко, что могли разглядеть лежавший в ней остов какого-то животного, сверкающего обглоданными белыми ребрами, они невольно сократили шаг, увидев огромную черную птицу, стоявшую на трупе животного и погрузившую свою голову в его чрево. Ленька думал, что птица не улетает именно потому, что не видит людей из-за низко опущенной головы. Он решил, что сейчас она тоже взлетит, испугавшись их, как вороны и воробьи. Но в следующее мгновение над ребрами животного поднялась большая черная голова с крючковатым клювом, она грозно сверкнула в сторону людей своим желтым глазом и снова погрузилась в свою добычу.

Парни подошли еще ближе, уже не желая прогонять смелую птицу, явно смахивающую на ястреба-могильщика, но так, чтобы видны были подробности происходящего в яме. Кто-то свалил в яму убитого степного козла, возможно, сайгака, который уже давно стал добычей хищных птиц. То, что труп еще не весь обглодан, говорит об отсутствии здесь волков. А вороны и воробьи много не склюют. Вот этот ястреб, который ворчал, недовольный вороньим соседством, быстро уничтожит добычу, но и то не за один день. Ему неважно, что мясо будет не только несвежим, но уже разложившимся, гниющим и со страшным запахом – он же могильщик, санитар степи. Вон с каким остервенением он вырывает из козла куски мяса, не желая ни с кем делиться.

«Что ему вороны и воробьи, он и людей не боится», - удивился вслух Ленька. Вовка на это замечание высказал свое предположение: «А, может быть, он был у какого-нибудь охотника ловчей птицей? Поэтому и не боится людей. А стал стервятником, потому что хозяин его бросил, или он хозяина бросил». Ленька, впервые заметив интересные размышления своего двоюродного брата, спросил его: «А откуда ты знаешь это? Про ловчих птиц и охотников?» Вовка степенно ответил: «Я же здесь родился и живу среди казахов. С малолетства с ними по улицам вместе бегаем. Они много чего рассказывают. А им отцы и деды говорят».

Ленька, успокоенный ответом, просветлел: «Здорово, когда столько нового узнаешь». Тем временем ястреб, избрав новую, более удобную позу, продолжал клевать тушу, не обращая внимания на зрителей. Генку почему-то рассердило такое пренебрежительное к ним отношение и он, шагнув к яме, взмахнул рукой на ястреба. Но тот тоже взмахнул в ответ крыльями и, снова опустив их, продолжал клевать. Ленька хотел успокоить Генку: «Не гони ты его, пусть клюет. Интересно посмотреть». Но Генка уже вошел в раж. Он, чуть ли не бегом, создавая эффект вихря, рванул в сторону ямы и замахал обеими руками, заорав что было сил: «Кыш, кыш! Улетай, могильщик, противный!»

Ястреб высоко поднял голову, проглотил торчавший из его клюва кусок мяса, гордо распрямился во весь свой гигантский рост, презрительно взглянул на Генку, спокойно и широко взмахнул своими огромными крыльями и величественно взлетел вверх над Генкиной головой. Тот невольно присел, испугавшись возмездия. Но хищник уже был высоко и, в отличие от ворон и воробьев, не стал приземляться поблизости, а все выше и выше поднимался в небо. Да и не для птиц его породы степь служила местом отдыха. Ему нужны были горы или деревья. Гор здесь не было, а деревья были, но далеко. Сделав круг над местом своего пиршества и решив, что теперь ему не дадут продолжить обед, орел стал набирать высоту и вскоре уже был неразличим в лучах высокого солнца.

Ленька недовольно высказался: «Зачем прогнал птицу? Тебе что, труп этого козла понадобился? Не дал посмотреть на хозяина степей». Они подошли близко к яме и встали на бруствер перед остатками животного. Ленька, имевший дома книгу про животных, сказал уверенно: «Это сайгак. Степная антилопа». Но Генка, уязвленный обидной реакцией друзей на его «смелую» атаку на хищника, упрямо возразил: «Нет, это не сайгак. Это кабарга». Ленька с жалостью посмотрел на него и спокойно пояснил: «У этого стройные, как у антилопы, рога. А у кабарги нет рогов. Правда, ведь, Вова?» Но, все знающий про степную жизнь, Вова лишь выдавил с сомнением: «Вроде бы». Видно, таких тонкостей он не знал.

Разочарованный случившимся, Ленька вздохнул и пошел дальше. Остальные молча поплелись за ним. Минут через десять Ленька оглянулся назад, надеясь увидеть возвращающегося орла, но небо было ярко залито еще горячим послеобеденным солнцем, не дающим ничего разглядеть, кроме дрожащего, раскаленного воздуха. До захода солнца было еще часов пять – шесть. Лето было в разгаре. Дни стояли самые длинные, ночи – самые короткие. Идти было тяжело – солнце, будто издеваясь над путниками, висело так же высоко, как и в полдень, лишь чуть переместившись на Запад.

Все уже устали и плелись, растянувшись в цепочку: первым шел Ленька, метрах в десяти за ним – Вовка и метрах в тридцати – Генка. Он совсем раскис. Достав из рюкзака бутылку воды, он шел, прихлебывая из нее, и вскоре полностью опорожнил. У Леньки тоже все пересохло во рту, но он терпел. Он знал, что, если начнешь пить, то уже не остановишься. А толку не будет никакого. Сразу начнешь потеть, и идти станет еще труднее. Надо воду оставить для ужина.

Так, вяло ворочая мыслями, он плелся вперед, как всегда, взяв на себя ответственность ведущего. Ответственность за направление маршрута, ответственность за скорость движения, ответственность за интервалы между отдыхом и ходьбой. Он уже давно знал, что Вовка признает и не оспаривает его авторитет. А Генку эта роль Леньки даже устраивает – пусть кто-то другой берет на себя ответственность, ему же легче. Оглянувшись на Генку и отметив про себя, как тот пытается, не снимая с себя рюкзак, засунуть в его карман опустевшую бутылку, Ленька перевел взгляд на солнце. Уж очень медленно, но все же оно склонялось к вечеру. Но до его заката было еще ох как далеко и Леньке, уже порядочно уставшему, захотелось найти предлог, чтобы на этом остановить движение в первый день путешествия.

Все-таки они не ставили задачу побить рекорды в ходьбе на расстояние в первый день пути. Они ведь просто путешествуют. А это, кроме основной цели – ягоды, предполагает еще и удовольствие, а не выработку выносливости. Но, даже увлеченный этой неожиданно пришедшей и обнадеживающей мыслью, Ленька не снизил темпа ходьбы. Он по-прежнему упрямо шагал вперед, не отмечая ничего необычного ни под ногами, ни окрест себя. Друзья так же безропотно тащились сзади, готовые на любое его предложение, но, конечно, связанное с отдыхом. И оно родилось!

Часть четвертая. Мирная жизнь