Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материала

Документы

Содержание Глава 52. Заготовки Часть третья. В глубоком тылу

Подобный материал:

• Тест по роману «Обломов» И. А. Гончарова., 55.06kb.
• «говорящих», 552.78kb.
• Волк и семеро козлят, 53.28kb.
• В. М. Шукшин родился 25 июля 1929 г в селе Сростки Алтай­ского края в крестьянской, 412.52kb.
• Роман в четырех частях, 6914.01kb.
• -, 14453.98kb.
• Тема: Автобиографическая проза для детей. Л. Н. Толстой «Детство», М. Горький «Детство»,, 487.03kb.
• Обломов Роман в четырех частях Часть первая, 5871.24kb.
• В. Б. Губин читайте хорошие книги справочник, 1601.75kb.
• В. Б. Губин читайте хорошие книги справочник, 1147.54kb.

Глава 52. Заготовки

Не успели Ленька с Эдиком вернуться от Оздоевых в свой двор и закрыть за собой калитку, как услышали сердитый голос матери: «Куда это вы исчезли с утра пораньше, ничего не сказав мне?» Она стояла посреди двора, держа в руке лопату. «Никуда мы не исчезли. Нас позвал к себе в гости сосед, с которым мы учимся в одной школе. Руслан Оздоев его звать. Ну, тот, что жмых с машины сбрасывал», - начал выкручиваться Эдик. Мать не сдавалась: «Кто ходит в гости по утрам? Тот, кому делать нечего. А у нас полно дел. Сегодня вон какое солнце! Тепло и сухо. Надо успеть выкопать всю картошку, высушить ее и спустить в погреб. Много работы. Так что берите ведра, лопаты и начнем работать. Я буду копать, Леня собирать картошку в ведра, а Эдик носить их вот сюда перед сараем и рассыпать по всей площадке. Рассыпай картошку в один слой, чтобы она быстрее просыхала на солнышке. Потом бабушка будет еще сортировать картошку. Крупную – нам на еду, мелочь – корове, а среднюю, ровненькую – на семена. И засыпать будем в разные ямы. Все ясно? Тогда, за работу».

Гремя ведрами, они двинулись за матерью. Начали за уборной и двинулись по рядам вдоль забора. Огород был большой. Рядки тянулись метров по пятьдесят в сторону соседей, дома которых выходили уже на соседнюю улицу. Про таких соседей, в отличие от боковых, говорили «те, что на задах живут». Дойдя до забора по первому рядку, Ленька заглянул через щель к соседям и увидел такое же картофельное поле и людей, гремящих ведрами и обменивающихся редкими репликами. Найдя дырочку в заборе слева, Ленька увидел такую же картину и у тех соседей, что жили с ними рядом и часто обвиняли их в пропаже то кур, то яиц, то яблок с их яблонь в палисаднике, крича при этом на весь квартал: «У, безотцовщина! Понаехали тут!»

Все воспользовались выходным днем и хорошей погодой, чтобы сделать главную заготовку на зиму – собрать картофель. Такое единодушие вдохновило Леньку, настроив на рабочий лад. Уже не жалко было воскресенья. Он с еще большим рвением принялся наполнять ведра, стряхивая с корней картошку в лунку и потом пересыпая сквозь пальцы всю землю из лунки, чтобы не оставить не замеченным ни одного плода. Но нередко все же такое случалось. И как-то умудрялась заметить это мама, идущая впереди него на два-три куста, своими репликами указывая Леньке на место, где он оставил картофелину: «Слева копни глубже – там картошка осталась. Еще, еще. Двумя руками и поглубже копай. Земля-то рыхлая. Вот. Нашел? Не пропускай. Гнездо вычищай от земли полностью, тогда и не оставишь картошку в земле».

Ленька пытался возмущаться: «Так ты сама переворачивай всю землю. Тебе же легче лопатой. А мне руками надо по локоть залезать в землю. Уже и так все ногти забиты грязью». Мать сохраняла спокойствие и, не останавливаясь, поясняла: «Я ведь одной рукой куст придерживаю и тяну его, а второй – лопату держу и подкапываю ею куст. Поэтому не всегда получается все клубни вместе с кустом вытянуть. Некоторые, что глубоко сидят, отрываются и остаются в земле. И еще. У одних кустов все клубни кучно растут, а у других – расползаются в разные стороны. Лопата узкая и весь куст не захватывает. Но я, когда копаю, вижу это и говорю тебе. Тебе же остается только на всякий случай проверять руками все гнездо. Что делать? Жалко ведь оставлять в земле урожай. Так что смирись. Это неизбежная процедура – прощупывать всю землю».

Ленька всегда покорялся разумным доводам, поэтому он успокоился, но стал отставать от матери еще больше. Эдик, буквально бегавший с ведрами по рядам, видя задержку брата, время от времени тоже ставил ведра между рядами и собирал картофель. Так они и двигались по полю, выписывая зигзаги – к забору, от забора и снова к забору. Через час у Леньки уже ломило спину. Он все чаще останавливался, распрямляясь и откидываясь назад. Потом снова набрасывался на кусты. Посовещавшись, чтобы не сбавлять темп, решили, не прерываясь на обед, убрать весь огород. И правильно сделали – обед расслабляет, после него трудно снова втягиваться в работу, от которой уже воротит.

Закончили только часам к трем после полудня и пошли обедать. Бабушка к этому времени насортировала и с помощью солнца насушила огромную кучу крупного картофеля. Мелочи тоже было много. Она лежала в другой куче. Меньше всего была горка ровной, отборной картошки на семена. После обеда с больной спиной приятнее было переключиться на другую работу. Здесь Ленька мог даже сидеть на маленькой скамеечке перед кучей картошки и накладывать ее в ведра. Эдик же таскал наполненные ведра к погребу и осторожно опускал по одному ведру вниз, подавая в руки матери, стоявшей на средних ступеньках лестницы и принимавшей ведра от сына.

Ленька со своей скамейки видел только кисти рук матери, мелькавшие над люком, когда она принимала от Эдика ведро. Весь процесс требовал осторожности и четкости движений, поэтому работа шла медленно и с паузами. Леньке удавалось отдохнуть между подходами брата, возвращающего пустые ведра. Мама относила ведра от лестницы и высыпала из них картошку в глубокие ямы, выкопанные на дне погреба. Пустые ведра она поднимала вверх и обменивала у Эдика на полные. Сначала подавала ему пустые ведра, чтобы освободить руки, потом принимала одно полное ведро и, аккуратно перехватывая его в одну руку, другой рукой держалась за ступеньки и опускалась вниз.

То есть, мать все время рисковала сорваться с лестницы, промахнувшись рукой или ногой мимо ступеньки. Это легко было сделать, так как одна рука всегда несла ведро и для движения по лестнице оставалась всего одна рука. А лестница была высотой метра четыре, не меньше. Эдик, понимая это, делал все очень аккуратно. И так как все движения требовали много времени, работа затянулась до самого вечера. Уже смеркалось, когда они спустили в погреб последнее ведро, а бабушка смела с площадки веником всю землю в одну кучку и лопатой переложила ее в ведра. Братья тут же отнесли и высыпали ее на огород.

Заканчивая работу, бабушка вздохнула: «Вот ведь сколько времени ушло – цельный день. Надо бы еще выкопать и высушить лук, свеклу и морковь. Да сегодня не успеть – темнеет уже и солнце садится. А завтра будет - не будет солнышко – поди, знай. Но, все равно, завтра буду копать. Будет солнце, на дворе высушим, а не будет – в сарай сносим. Ждать больше нельзя, того и гляди снег пойдет, а дождя и звать не надо – вон какие тучи плывут. Уже полнеба затянуло. Ночью дождь пойдет. Ну, ладно, хоть сегодня управились посуху».

Ленька знал, что завтра он будет единственным помощником у бабушки. Маме - на работу, Эдику – в школу, а ему оставаться дома. Ленька уже начал привыкать к новому образу жизни. В отличие от полной свободы, которую он имел на Украине и Донбассе, здесь, в Казахстане, где вся семья с первых дней погрузилась в крестьянский труд, Ленька тоже вместе со всеми осваивал его и ежедневно, постепенно постигал разные стороны и нюансы этого нелегкого, но благодарного дела.

Всякая работа в этом большом повседневном труде, в конечном итоге, приносила свои плоды. И особенно это было заметно осенью, когда все поспевало, и пора было собирать урожай. Плохо было только то, что все наваливалось сразу, в одни и те же дни, и надо было только успевать поворачиваться, чтобы все собрать и без потерь заложить на зиму. Картошка была лишь началом. Потом проделали такую же процедуру с морковью и свеклой. Лук, в отличие от них, после выкапывания и обрезания ботвы, сушили, а потом, набив им старые чулки, развешивали за занавеской у печки.

Больше всего было возни с капустой, помидорами и огурцами. Помидоры и огурцы, по мере их созревания, бабушка собирала, мыла, ошпаривала кипятком, спускала в погреб и пополняла ими полупустые кадки, подливая в них рассол и укладывая зелень – укроп, чеснок, хрен и еще какие-то пахучие травы. А вот когда созревала капуста, ее срезали всю сразу, и начиналась эпопея ее засаливания. Весь стол, весь пол в избе, все скамейки – все было завалено капустой. Ленька, если он был один, только и успевал таскать от бабушки в погреб маленькими ведерками нашинкованную, смешанную с морковкой, пересыпанную и перетертую с солью, капусту.

Когда кадка заполнялась, бабушка спускалась в погреб сама и утрамбовывала капусту скалкой, протыкала острой палкой, сверху раскладывала толстый слой зелени, потом закрывала деревянным кругом, на который укладывала неподъемный камень-гнет. И поверху набрасывала марлю, во избежание попадания в кадку мусора и земли. При этом она не забывала регулярно следить за всеми бочками, которыми была заставлена вся середина погреба, потому что по периметру были выкопаны ямы и приямки для картошки, морковки, свеклы, редьки и репы.

Эти овощи были пересыпаны крупным речным песком и прекрасно сохранялись целый год до нового урожая. С их заготовкой было проще – выкопал, высушил и заложил в ямы. Без ботвы, конечно. Как картошку. А вот соленья – другое дело. Только бабушка обладала всеми приемами и тайнами технологии их заготовки. Она все дни, начиная с первого сбора овощей и до заполнения ими всех кадушек, а их было не меньше десятка, спускалась в погреб и что-то подливала, что-то протыкала острыми палками, выпуская газы, что-то перемешивала.

Трудности в том и состояли, что нельзя было в доме заложить сразу полную бочку, а потом спустить ее в погреб и больше к ней не подходить. Надо было понемногу, по мере созревания овощей в огороде, в избе обрабатывать и готовить их к засолке, а потом в ведрах нести во двор, спускать по лестнице на пятиметровую глубину в погреб, высыпать в кадки и завершать процесс в довольно прохладной и зябкой обстановке. Но зато, в результате этого труда, всю зиму была и нашинкованная, и засоленная кочанами капуста, и хрустящие огурчики и сочные сладко-соленые томаты.

Самой тяжелой и раздражающей, но неизбежной и очень важной для качественного результата, была работа по подготовке бочек. Заранее, за месяц до заготовок, бабушка освобождала все бочки от остатков прошлогодних овощей и подключала всю семью к процедуре подъема бочек наверх. Они высотой своей доставали до Ленькиного подбородка, поэтому он мог извлекать из них соленья только стоя рядом на табуретке. Пропитанные рассолом, бочки были довольно тяжелыми. Чтобы поднять их, бабушка обвязывала каждую бочку веревкой и, подавая снизу, командовала поднимать по одной наверх. При этом сама взбиралась по лестнице, подпирая бочку под днище головой и руками.

Ленька с Эдиком тянули за веревку, стоя возле люка, и потом переваливали бочку через борт люка на землю. Бабушка, выстроив все бочки в ряд на площадке возле сарая, носила из избы и заливала в них кипящую воду. Тщательно мыла их от слизи, чем-то обрабатывала, снова мыла и просушивала на улице и только на солнце. Это было обязательно. Она говорила, что только солнце убивает все бактерии и просушивает досочки, из которых были сделаны бочки, насквозь. При этом она поворачивала бочки к солнцу разными боками и следила, чтобы они, не дай бог, не рассохлись. Уже готовые к засолке, свеженькие и чистенькие бочки-кадки с крышками, кругами и гнетами снова тем же макаром спускали в погреб и расставляли по своим местам. С того дня бочки ждали новый урожай.

Когда через два-три года Вере, работавшей уже в автохозяйстве, дали два участка земли за городом, каждый по двадцать соток, один из которых был пущен под картошку, а второй под бахчу, понадобились еще бочки. Причем, новые. И бабушка специально заказывала их у известного ей мастера. Ленька помнит, как их привезли во двор на телеге и сгрузили возле сарая. Три свеженькие, блестящие, пахнущие свеже-строганным деревом и опоясанные новыми, кованными обручами.

Они нужны были для засолки арбузов. У Леньки в голове не укладывалось, как это можно солить сладкие арбузы. Сахар и соль, не совместимы были, по его мнению. Понял он свои заблуждения потом, когда ел первый соленый арбуз. В других местах их называют «моченый» арбуз, а бабушка называла «соленый». Суть от названия не меняется. Вкус же получается у каждой хозяйки свой. Бабушка умудрялась делать такой состав рассола, манипулируя душистыми травами, что арбузы по готовности приобретали вкус ананаса.

Правда, Ленька многие годы этого не знал, так как сравнивать вкус соленого арбуза было не с чем. Он ему просто нравился, и Ленька поедал соленые арбузы с не меньшим наслаждением, чем свежие. Сравнение с ананасом появилось лет через двадцать, когда Ленька привез из Москвы первый в своей жизни ананас. Он долго мучился над описанием его вкуса, пока на ум не пришли арбузные ассоциации из детства. Утвердившись в идентичности вкусовых ощущений от ананаса и соленого арбуза, Ленька больше не мучался с вопросом: «На что похож соленый арбуз?»

С бахчей обычно привозили полную грузовую машину арбузов, и бабушка обязательно сортировала их. Крупные и спелые – на еду, под кровати, где они хранились до самого Нового года, средние – на засолку, мелкие и зеленые – на корм скоту. К тому времени, кроме коровы, появились свинья и теленок, которые с большим наслаждением поедали сладкие арбузы. Все три новые бочки набивали арбузами, в перемежку с душистыми травами и заливали рассолом. Это было объедение!

Покой, относительный, конечно наступал с приходом зимы – все было убрано, погреб полон овощей, спи и ешь, ешь и спи. Это, естественно, шутка. Ежедневно надо было еще кормить корову и другую живность – утором и вечером. А этой самой живности с годами завелось много: теленок, поросенок, куры и даже курдючный баран. К слову сказать, курдючный баран достоин нескольких хвалебных характеристик. Это обычная овца, у которой на месте хвоста вырастал большой мешок, закрывавший ее ягодицы. Мешок был заполнен салом. На Ленькин вкус, так с этим салом ни один вид животного жира сравнить нельзя. Он прекрасно помнит, как бабушка, после освежевания уже взрослой овцы, вскрыла этот мешок, выскребла и выложила из него весь жир в большую кастрюлю.

Во-первых, он был совершенно однородный по составу и без всяких посторонних вкраплений. Во-вторых, его было очень много – до пятнадцати килограммов. В-третьих, он не был похож ни на внутренние жиры тех же овец или коров, отличающиеся твердостью и не тающие в желудке человека, а также на подкожное свиное сало, мягкое и тонкоструктурное по консистенции. Когда бабушка его перетопила, слила в другую посудину, освободив от всяких прожилок и, когда оно остыло до комнатной температуры, то приобрело рыхлую, крупенчатую структуру, по размеру зерна очень похожую на топленое сливочное масло, но с более осязаемыми крупинками и белым цветом, в отличие от желтого сливочного масла, и твердеющее как и топленое масло.

Это сало оказалось очень вкусным. Пшенная каша с ним была просто объедением. Вкус его запомнился Леньке на всю жизнь. Известна примета – что вкусно, то и полезно. И все же Ленька в нее не очень верил – как может быть полезен жир? Любой жир! И вот недавно ученые сделали открытие: курдючный жир не содержит холестерина, а значит безвреден. Если же учесть его вкус, то он стоит того, чтобы быть на столе гурманов, да и любителей всяких диет.

Так вот, кормить весь домашний скот и убирать за ним – это была работа и нелегкая! Кроме того, надо было два раза в день заносить в дом и просушивать в печи дрова, а перед ней на полу - уголь. Так же два раза в день надо было приносить из колодца несколько ведер воды – для себя и для скотины. И все же зимой было меньше работы, чем летом, когда огороды буквально не отпускали от себя. Зимой же оставалось больше времени. Правда, зимние забавы для более интересного и разнообразного времяпрепровождения требовали много приспособлений, которые негде было достать, и потому надо было их делать своими руками. Речь идет, в первую очередь, о лыжах, санках и коньках. Зима уже нависла над землей. И вскоре Ленька вместе с Эдиком и их друзьями были поглощены зимними заботами.

Перед первыми заморозками бабушка срезала шляпки со всех подсолнухов, стоявших вдоль забора по периметру картофельного поля. Они выглядели одиноко после исчезновения картофельной ботвы, но их выдержали подольше и не убрали до холодов, давая загрубеть семечковой скорлупе и подсохнуть шляпке. Полностью созревшие и выстоявшие на солнце и ветру, подсолнухи легко освобождались от семечек, когда кругами шляпок били по брезенту, разложенному все на той же площадке перед сараем.

В обмолоченном виде со всех подсолнухов набралось две трети мешка чистых, просушенных на солнце и провеянных на ветру, семечек. Научившись их жарить на сковороде так, чтобы они не подгорали, но приобретали приятный ореховый вкус, Ленька превратил семечки в своих постоянных спутниц. Ему нравилась и сама процедура прокаливания их на горячей сковороде, и пересыпания еще обжигающими в карман штанов, и возможность в любое время запустить руку в карман, чтобы угостить кого-то из друзей всеми любимым лакомством, или бросить щепотку семян самому себе в рот, чтобы заглушить часто возникающее чувство голода.

Ленька ежедневно уже с утра жарил по целой сковородке семечек и это превратилось у него в ритуал, без которого не начинался день. Конечно, при таком интенсивном расходовании семечек, мешок таял на глазах и, не дотянув до весны, уже был пуст. Вот, когда появились загородные бахчи и картофельное поле, тогда семечек стало раза в три-четыре больше и хватало их уже на целый год даже при бесконтрольном расходовании и членами семьи и раздаче друзьям, что Леньке нравилось не меньше, чем грызть их самому.

Часть третья. В глубоком тылу