Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 28. Воскресенье: стряпня, Тобол, Вшивка, козы, буренка
Часть третья. В глубоком тылу
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   85

Глава 28. Воскресенье: стряпня, Тобол, Вшивка, козы, буренка



Несмотря на долгую и утомительную дорогу, несмотря на приличную физическую нагрузку в первый же день пребывания у бабушки, спалось неспокойно. Ленька вертелся на кровати, стукая брата локтями и коленками при каждом переворачивании, пока тот не прогнал его на полати: «Дай поспать. Иди вон, на полати, и вертись там сколько хочешь!» Ленька подчинился и с закрытыми глазами вскарабкался на полати. Это было просто: свесил ноги с кровати, встал, сделал три шага вперед с вытянутыми руками, наткнулся ногами на приступок, а руками на верхний кирпич кладки дымохода, мгновенный прыжок – и ты уже блаженствуешь в одиночестве на широченном ложе, заваленном тулупами, полушубками, мягкими одеялами и подушками.

Не успел Ленька отключиться во сне на новом месте, как услышал осторожные шаги по избе и шепот. Невольно прислушиваясь к разговору мамы с бабушкой, он понял, что сейчас бабушка подоит корову, а мама оденется и отведет ее к мосту, в стадо. Потом бабушка процедит, спустит молоко в погреб и затопит печь – надо начинать стряпню, так как опара уже хорошо подошла, и сейчас наступило время печь хлеб и булочки. Ленька из разговора понял, что бабушка раза три ночью вставала и осаживала опару, чтобы она не вытекла через край кастрюли на пол.

«Вот почему я не мог уснуть – бабушка тут шаркала всю ночь по полу», – подумал Ленька. Он уже знал за собой свойство сверхчувствительности к посторонним шорохам и звукам, которые, если разбудят посреди ночи, потом не дадут уже толком заснуть, обрекая чувствовать этот недосып целый божий день. Ленька вспомнил бабушкино предупреждение, что корову надо отвести к четырем часам утра. «Значит, сейчас – чуть больше трех. Ночь в самом разгаре, а они уже встали. Что же это за сон? Вот почему бабушка требует ложиться рано вечером. Чтобы к трем утра выспаться, надо лечь в восемь вечера. Да! Это нереально для всех. Вот, ей надо, пусть она и живет по такому режиму, а у меня будет свой режим», - вялотекущие мысли туманили Ленькину голову, находящуюся в состоянии дремоты.

На какое-то время все стихло и он уснул. Проснулся Ленька от того, что почувствовал под собой тепло. Сначала слабое, а потом охватившее его жаром со всех сторон. Он знал еще по Каменску, что это под ним, на поду духовки, горит костер, разогревая дымоходы, весь свод и стены духовки, создавая в кирпичах запас температуры, такой, чтобы хватило его и на выпечку хлеба, и пирогов, и булочек, а также прокаливания топленого молока и высушивания сухарей из остатков хлеба, когда его так много, что он остается и черствеет.

Сначала Леньке было приятно ощущать тепло спиной и боками, пока оно шло только снизу. Но, когда оно пошло со всех сторон и он сбросил с себя все одеяла и взмок от жары, тогда он не выдержал и спрыгнул с полатей снова к Эдику в кровать, конечно, разбудив его. Эдик возмущенно толкнул его локтем и отвернулся к стене. Бабушка тихонько засмеялась: «Что, жарко? Хлебушек будем печь, да шанежки – вот потому и надо истопить печь. А ты спи пока. Рано еще вставать».

Она еле уловимыми движениями что-то делала на столе с тестом, полученным на опаре. По едва слышным шлепкам по тесту и ерзающим движениям его по столу Ленька представлял, как возникают и выстраиваются в сторонке, вывалянные в муке полушария будущих подовых булок. Потом заскребли друг о друга железные противни, и он понял, что с булками хлеба покончено и сейчас начнет возникать «мелочь», заполняя собой противень за противнем. То, что бабушка, а вслед за ней и мама называли «мелочью», для него как раз было не мелочью, а самым главным, так как мама называла мелочью самое вкусное.

К «мелочи» относились булочки, шанежки, ватрушки, пирожки и прочие вкусные вещи, испеченные уже не на выпачканном золой поду, а в чистых, смазанных маслом противнях, на которых скапливается и запекается сладкой коричневой карамелью, стекаемая с «мелочи» и кипящая в жару духовки сахарная пудра, сметана, творожные, сливочные и другие кремы. Представив вокруг себя это сладкое изобилие, Ленька, наконец, провалился в приятный утренний сон. Проснулся он от веселого маминого голоса: «Просыпайтесь, сони. Все на свете проспите. Завтракать давно пора. Сегодня воскресенье и бабушка устроила нам настоящий праздник – настряпала и напекла всего! Вставайте. День будет теплым – можно на реку сходить. Если вода прогрелась, искупаемся».

Услышав так много приятного, братья вскочили одновременно. Запах от выпечки стоял умопомрачительный. Они было кинулись искать выпечку, но увидели прикрытые полотенцами и телогрейками противни. Мама их остановила: «Пока они доходят и остывают, уберите постели, сходите в туалет, умойтесь, оденьтесь, приведите себя в порядок, и все вместе будем завтракать. Бабушка не велела трогать ничего без нее. Она пекла и знает, когда и что выстоится до готовности в тепле».

На завтрак была пшенная каша на молоке, сваренная в чугунном горшке в русской печи. Такой вкуснятины Ленька не ел никогда. Бабушка выдала им свои рекомендации: «Можно запивать кашу свежим молоком, а можно прямо в нее сливок подлить. Тебе, Эдик, понравится. А Леня, если побрезгует так-то, пускай седни ест одну кашу, без ничего. Она варена на молоке и очень нежна – ей ничего боле и не надо. А к завтрему я истомила специально для него две кринки молока. Вот остынет, заквашу и к вечеру будет готово. Потом в погреб спущу. Объеденье будет! Сметаны нет, дак кислое молоко еще вкусней сметаны будет. Как раз на твой вкус, Леня. А уж седни потерпи. Зато булочки с чаем тебя утешут. Я уж утренним молоком распорядилась по-своему. Сборщики-то по выходным не ходют, а к завтрему наберем с вечерней да с утренней дойки – не заметют».

Бабушка успокаивала больше себя, чем остальных – они вообще еще не разбирались в этой системе налогов и сборов. Она выставила чугунок на дощечку, лежащую на середине стола, и сняла с него крышку. Опьяняющий запах топленого молока защекотал ноздри. Мама быстро наполнила и поставила перед каждым по глиняной миске с дымящейся кашей. Потом налила в две кружки холодное молоко и поставила одну перед Эдиком, другую – перед собой. Ленька, чтобы не обжигаться, осторожно снимал ложкой тонкий слой с поверхности каши и с наслажденьем отправлял ложку в рот. Ему не надо было ни молока, ни сливок – они бы только испортили вкус каши. Эдик же с удовольствием запивал горячую кашу холодным из погреба молоком.

Чай бабушка настояла в печи из разных, только ей известных пахучих трав. Чайник был большой, глиняный, покрытый разноцветной глазурью. Аромат от напитка кружил голову. Но высшая степень восторга наступила тогда, когда бабушка, убрав со стола все лишнее, прямо на него водрузила с высокими бортами эмалированный таз, полный всякой выпечки. Когда она сдернула с таза полотенце, все ахнули. Семья давно не видела такой роскоши.

Из возвышающейся над тазом золотисто-оранжево-коричневой горы выпечки торчали своими боками булочки, плюшки, шаньги и пирожки. Леньке очень понравился такой способ подачи не отдельно конкретных булочек и пирожков, а сразу всего вместе. Как говорится «ешь - не хочу!» Глаза разбегались, глядя на эту гору соблазна. Такой подачей и сервировкой чайного стола бабушка достигла полного эффекта.

Рука потянулась к пирожку. Он оказался с капустой. Ленька, давясь, только и произнес: «Вкусно!» Бабушка, с ревностью следившая за каждым, подсказала ему: «А ты с картошкой возьми. Он еще вкуснее будет». Видя, что Ленька не может отличить пирожки друг от друга, она только по ей одной ведомым признакам безошибочно выхватила из горы выпечки пирожок с картошкой и бросила его Леньке. Ленька надкусил его. Точно, внутри было пюре картофельное с зеленым луком. «Здорово!» - глотая, прогудел Ленька. «А ты запивай, запивай чаем-то», - с удовольствием поучала неопытного внука первоклассная стряпуха.

Ленька было потянулся за третьим пирожком, но, почувствовав, что места в животе осталось немного, решил, что пора попробовать шанежку. И не пожалел. Она была пахучая, с золотистым хрустящим бортиком и серединой, заполненной и хорошо пропеченной начинкой из смеси давленных в ступе подсолнечных зерен, сахарной пудры, сливок, корицы и еще чего-то, что напоминало Леньке сразу вместе консистенцию и вкус марципана, халвы и еще многого, давно забытого, что он ел еще на Украине. Не роняя ни крошки, он с наслаждением съел ватрушку, запивая ее чаем.

Бабушка, видя, что Ленька уже с трудом глотает последний кусок, хитро предложила: «А плюшку-то не пробовал. Она ведь с маком. Ох, как вкусна!» Ленька осоловело выдавил в ответ: «Не могу больше». Бабушка довольно заключила: «Вот и пришли в себя от домашнего-то. Была бы мука, кажное воскресенье стряпали бы. Да и этого таза на неделю хватит. Мы ить всегда так, настряпаем столько, что только к следующей субботе кончается. А то и высохнет, если не съедим. Так потом из остатков сухарики делаем. Тоже вкусно с чаем. Выбрасывать, не выбрасываем. Хлеб нельзя выбрасывать, даже если его и много. А нынче его вовсе нет. Это я одна жила, так экономила все. Теперь где-то муки надо бы купить. У местных-то кулаков есть припрятанная. Продадут ли? Война-то еще не кончилась – берегут запасы для себя. Побегать надо по знакомым. Может, для детишек не пожалеют. Да, Вера, вспомнила. Ты завтра пойди в милицию, пропиши себя и детей.

Возьми вон на полке домовую книгу. Да получи на всех талоны на хлеб, на сахар, на растительное масло и на керосин. Хлеб два раза в неделю дают. Сахар, масло и керосин – раз в месяц. Потом расскажу, в каких местах, что надо получать. Дак ведь еще не в раз все получишь. Не в одной очереди отстоишь, пока тебе достанется. Походите, сами узнаете. Каждый в этих очередях постоит. Вам-то, молодым, полегче будет стоять, чем мне. Мои ноги уж не выдерживают долгого стояния.

Сахар, масло и керосин можно днем захватить. Как привезут, еще лавку не откроют, а уж соседи друг дружку криком известят. Только хватай бидон, да и беги в очередь. Если седни не отпустят, очередь на завтра перейдет. А товару-то всем хватит – завозят сразу на всех, да на весь месяц. А вот с хлебом маята. Кажин день с пекарни машина едет и свежий хлеб по магазинам развозит. Выгрузит в одном булок сто, и поехала в другой магазин. Если твоя очередь подошла, и хлеб подвезли, получишь свой пай. А кончатся эти сто булок – жди да завтрева. Да из очереди не выходи – пропустишь машину, очередь сгрудится у окошка, не расступится, останешься ни с чем. С вечера приходится очередь занимать и всю ночь стоять возле магазина, утра дожидаясь».

Нарисовав такую мрачную перспективу, бабушка спустила всех на землю с веселых облаков счастья, на которых они парили вместе с пахучим чаем и вкусной выпечкой.

«Ничего, переживем. И не такое бывало, правда, детишки?» - Вера подбодрила своих сыновей. Потом обратилась к бабушке: «Мы, мама, уже ничего не боимся. А очередь что, дело привычное. Лишь бы не стреляли. Сегодня воскресенье, так я хочу мальчишек на реку сводить. И дорогу покажу, и пляжи знакомые, которые мне нравились. Они ведь все равно сами будут бегать, так я хоть спокойна буду от того, что показала им, где можно, а где нельзя купаться».

Бабушка не возражала против их планов, но не забывала и свои: «Идите, идите. Да загляните на Вшивку, посмотрите, нет ли там местечка под огород. С осени бы раскопать и колышки поставить. А весной овощи можно посадить. Там поливать удобно – черпай в озере и лей в лунки. Далеко носить ведра не надо. Семья-то большая теперь, этого огорода, что во дворе, не хватит».

Вера быстро собрала в сумку купальные принадлежности, в узелок положила пирожков и булочек, в бутылки налили молока и чаю, и скомандовала: «За мной шагом марш!» У нее было веселое настроение. Предстоящий поход на реку напомнил ей детство и потеснил, постоянно давящий груз воспоминаний о незабываемом прошлом.

Первый отрезок пути до моста братьям уже был знаком. Перейдя через мост, они свернули вправо и зашагали по ту сторону яра, медленно преодолевая затяжной подъем к перевалу. Приблизившись к низким каменным строениям, венчающим перевал, Ленька почувствовал с их стороны резкий тошнотворный запах. «Что это?» - обратился он к матери. «Бойня», - ответила она. «Какая бойня?» - не понял Ленька. «Коров забивают. Быков, свиней. Всякую скотину», - нехотя пояснила мать. «Как забивают? Зачем?» - Ленька не унимался.

Понимая, что от его вопросов не уйдешь, Вера продолжила печальные пояснения: «Мясо в магазинах и на рынке откуда берется? Коров, свиней и овец режут, шкуру с них снимают, мясо продают, а из шкур делают шубы, полушубки, тулупы, шапки, рукавицы, сумки, перчатки, ботинки, сапоги. Понятно тебе?» «Понятно», - вздохнул Ленька и почему-то вспомнил их буренку-красавушку. В уме не вязалось представление о их стройной, резвой, сверкающей чистыми глазами буренке и этой вони, которая лезла в рот, ноздри и которой, казалось, не будет конца.

Преодолев затяжной подъем, закончившийся как раз на площадке возле бойни, они, подгоняемые крутизной спуска, вприпрыжку понеслись вниз, в открывшуюся им широкую зеленую долину. Теплый южный ветер, дувший в лицо со стороны реки, отогнал назад, за бугор мерзкий запах гниения. Пахнуло влажной свежестью. Вера ускорила шаг. Возбужденная воспоминаниями детства, она уже предвкушала радостное ощущение от встречи с милым, далеким прошлым.

Дети еле поспевали за ней. Мать неслась вперед, забыв о еще коротковатых для такой скорости ногах младшего сына. Ленька, правда, не боялся отстать и заблудиться. Кругом, куда ни взглянешь, открытая равнина, покрытая зеленой травой и мелким кустарником. Все и всех видно на далеком расстоянии – не потеряешься. А двигаться перебежками, переходя с шага на бег, он давно умел и не жаловался на забывчивость взрослых. К слову сказать, Леньку всегда поражала скорость, с которой ходила его мать. Он и старшеклассником с трудом поспевал за ней.

Показалась стена высокого кустарника, перегораживающая им дорогу. Кустарник зеленой массой тянулся от дороги влево и вправо. Раздался радостный возглас матери: «Вот она, родная! Сколько лет я не бывала здесь!» Дети догнали ее. Вера стояла на высоком берегу, свободном от кустов, утесом возвышающимся над рекой. Кусты остались слева и справа, внизу и сзади на подходе к реке.

Перед ними открывалась река Тобол, довольно широкая, хоть и не сравнимая с Донцом, одетая в желтые от песка берега, гладкая и спокойная прямо перед ними и резко ускоряющая свой бег чуть ниже по течению, всего в каких-то двадцати-тридцати метрах левее того места, на котором они стояли. Там река сужалась и сворачивала за поросший кустарником берег. «Пошли вниз, на пляж», - Вера махнула сумкой влево, в сторону дороги и сбежала вниз с утеса.

Утонув по щиколотку в прибрежном мелком песке, она сняла босоножки и, перейдя не широкий пляж, вошла в воду. «Вода отличная. Можно искупаться. Раздевайтесь и – в воду. Но имейте в виду, эта река с норовом. Возле берега спокойная, а чуть дальше к середине несется как шальная. А то и вовсе закручивается в воронках. Попадешь в такую воронку – затянет, не выберешься. Ты, Леня, возле берега купайся. А ты, Эдик, поплывешь, так смотри на воду. Если увидишь на поверхности водоворот, значит воронка. Обходи стороной. Имей в виду, выбраться из нее трудно. Одевайте плавки. Вот они, в сумке», - мать раскрыла сумку и положила плавки сверху.

Потом достала из сумки тонкое байковое одеяло и расстелила его на песке. Положила на него полотенце, рядом поставила сумку и сняла с себя сарафан. Оставшись в закрытом купальнике, Вера пошла к воде. Осторожно обследовав ногами дно, раза три наклонилась, достала руками острые камни и выбросила их на берег. Потом присела в воде, окунулась и позвала: «Идите, здесь хорошее дно».

Эдик, высоко поднимая ноги, промчался мимо матери, обдал ее брызгами и скрылся под водой. У него была привычка начинать любой заплыв с ныряния. Разбежится, нырнет, проплывет под водой, сколько сможет, а потом вынырнет и продолжает движение уже по поверхности воды. Ленька сначала волновался, когда брат долго не показывался из воды, но потом привык к тому, что Эдик умел и любил нырять. Иной раз он под водой проплывал до противоположного берега, если, конечно, ширина реки позволяла.

Его легкие хорошо держали воздух. Несколько минут он мог не показываться над водой. Сколько Ленька потом не тренировался, ему так и не удалось достичь подобных результатов. Обычно, уже через несколько мгновений после нырка его легкие начинало разрывать от нехватки кислорода, голову сдавливало железным обручем, и предчувствие обморока лишало Леньку всякого желания подражать брату – он как пробка выбрасывался из воды.

Вот и на этот раз Эдик исчез, кажется, на целую вечность. Вера и Ленька с тревогой вглядывались в водную гладь. Ленька, видя волнение матери, пытался успокоить ее: «Мам, ты не волнуйся, он всегда так. Вот, увидишь, сейчас вынырнет». И точно, из-под воды далеко за серединой реки вырвались руки и голова Эдика. Не оборачиваясь, он стремительно, своим любимым кролем за несколько мгновений достиг противоположного берега. Выйдя из воды, он плюхнулся в песок и растянулся под лучами жаркого солнца.

С той стороны реки пляж тянулся узкой желтой полосой между водой и отвесной кручей, сплошь испещренной гнездами-норками, принадлежавшими стрижам – горным ласточкам. Они там были недоступны никому для разорения. Сами обитатели этих гнезд молниями взмывали над крутым берегом к самому солнцу, проносились у Леньки над головой и, выписывая замысловатые виражи, возвращались к своим жилищам.

Было уже начало лета и подросшие птенцы ласточек, оставив гнезда, торопились познать самостоятельную жизнь. Они летали вместе с родителями, перенимая от них все навыки движения и охоты за насекомыми. Ленька пытался проследить за полетом хотя бы одной из птиц, но ему это не удавалось. Он спросил у матери: «Что это за птицы?» Вера внимательно посмотрела вверх, прикрываясь рукой от солнца: «Здесь есть только горные ласточки». Ленька еще раз посмотрел вверх и удивился: «А какие они еще бывают? Не горные?» «Бывают еще лесные», - ответила Вера. «А чем они отличаются друг от друга?» - любопытствовал сын. «Эти черные. Их потому и называют горными, или земляными. А лесные – с белой грудкой. В городе, в парке они бывают. А так, по форме и движению – и те, и другие одинаковые – носятся как молнии и стригут раздвоенными хвостами. К одной породе принадлежат», - разъяснила мать. Ленькины расспросы отвлекли ее от пережитых минут ожидания старшего сына. Теперь, когда он отдыхал на том берегу, Вера совсем успокоилась.

Окончательно придя в себя, Вера сосредоточилась на Леньке: «Ну, а ты, почему стоишь и не купаешься? Ты что, плавать не умеешь?» Ленька кивнул головой: «Да». «Я тебя научу»,- подбодрила его мать. «Не, я сам. Ты только покажи», - попросил Ленька, вспомнив как Эдик уже пытался учить его плавать, поддерживая руками снизу. Ничего у него из этого не вышло, и оба с удовольствием отказались от этой затеи. Мать все поняла и предложила: «Хорошо, учись сам. Я тебе только способ расскажу. Слушай внимательно. У самого берега ложишься в воду и двигаешься вперед, перебирая руками по дну, а все туловище в это время скользит по поверхности воды. Ногами при этом все время молотишь по воде, как при любом виде плавания: одна нога – вверх, другая – вниз. Пока бьешь ногами о воду, тело не тонет. То есть ноги работают непрерывно. А руками ходишь по дну. На мелководье. Дно видно через воду и потому не страшно.

Как только почувствуешь, что тело уже держится на воде, отрывай руки от дна и плыви по-собачьи, загребая под себя воду ладошками. Несколько раз так попробуешь и поплывешь. А когда поймешь, что научился, начнешь заплывать поглубже и подальше. А уж потом, на глубине будешь осваивать сам разные виды плавания. Начнешь уставать или вдруг испугаешься глубины, переходи на собачье плавание – и успокоишься, и отдохнешь. Не забывай только про ноги – они работают всегда, без остановки».

Ленька все понял и тут же плюхнулся всем телом в воду. Но сразу же вскочил, нахлебавшись, размахивая руками и отплевываясь. Мать засмеялась: «Начинай от берега». Ленька вернулся к берегу и улегся на песок, головой к воде. Потом отжался руками от земли и, переставляя их, пошел вперед, таща за собой тело в воду. Вспоминая мамин урок, дошел до глубины, равной длине рук, и стал двигаться вдоль берега туда и обратно, перебирая руками по дну и пытаясь освоить равномерное движение ног. Шагать руками по дну было легко, молотить ногами по воде – тяжело. Теперь он все понял и сосредоточился на процессе самообучения плаванию.

Ленька испугался, когда перед самым его носом из воды вынырнула голова брата. Эдик не мог без ныряний. Причем, он двигался по самому дну, чуть ли не взрыхляя носом песок. Он всегда доплывал под водой до самого берега и обычно выскакивал из воды чуть ли не в пляжный песок. Вот и теперь он едва не поддел Леньку снизу под грудь своей головой, вынырнув прямо перед его носом.

Вера держала в руках мыло и мочалку. «Ну, кто первый? Эдик, начнем с тебя. Надо помыться. Иди, иди ко мне. Не бойся», - она притянула сына за плечи и, обхватив одной рукой, другой быстро намылила его голову. Потом мочалкой намылила и растерла его спину и грудь. «На мочалку, ноги сам потри», - мать отдала мочалку Эдику. Потом то же самое она проделала с Ленькой. «Теперь хорошенько ополоснитесь в реке и пойдем домой. Особенно голову промойте и от мыла, и от песка», - приказала мать.

«А ты сама, почему не моешься?» - спросил Ленька. «Я не промою в реке свои волосы. Видишь, какие они длинные? Им нужна горячая вода и долгое расчесывание. Дома согрею воду и помою», - ответила Вера. Тут только Ленька внимательно посмотрел на длиннющую, чуть ли не до колен туго сплетенную косу, свисающую с маминой головы, и невольно дотронулся до своих коротких волос. Раньше он не обращал внимания на мамины волосы. Они, сплетенные в одну косу, всегда были уложены на голове матери круглым высоким тюрбаном и казались Леньке неотделимыми от ее головы.

А тут Вера зачем-то распустила косу, и она перекатывалась по ее спине из стороны в сторону. Коса своими движениями обратила Ленькино внимание на всю мамину фигуру, тоже впервые открывшуюся его взору. Он уже не помнил маму в купальнике, когда они вместе с отцом ходили на Донец. Ленька вдруг брякнул, ни с того, ни с сего: «А ты такая худющая!» «Не худющая, а стройная», - поправила его мать, невольно обидевшись. Она понимала, что он прав, но не признавала обидной для нее оценки сына.

«Толстым тяжело жить – ни наклониться, ни пробежаться. Я и тебе не советую толстеть. Худым легче», - она будто оправдывалась перед Ленькой. Он это почувствовал в ее голосе и попытался утешить свою мать, ребра которой откровенно выпирали через кожу, указывая на долгое недоедание: «Ничего, у бабушки поправишься. Картошки много – ешь сколько хочешь». Мать погладила Леньку по голове: «Ты прав и все же переедать картошки много нельзя». Она позвала детей домой: «Все, пора. Вытираемся, одеваемся, перекусываем и идем домой. Надо еще на Вшивку зайти». «А что это за Вшивка?» - спросил Ленька. «Озеро так называется. Там водяная вошь водится – вот его так и прозвали», - объяснила мать. «А на нас она не заползет?» - испугался Ленька. «Нет. Она на воздухе сразу дохнет», - успокоила его Вера.

Прыгая то на одной, то на другой ноге возле самой воды, Эдик поочередно окунал ноги в воду, выпрыгивал на берег и натягивал штанины брюк, стараясь не испачкать их песком. Ленька пытался копировать брата, но все же засовывал в штанины ноги с прилипшим к подошвам песком. Мама уже протягивала Эдику кружку с молоком, а Леньке – с холодным чаем: «Пейте с булочками и пирожками». Она развязала узелок, и теперь его содержимое сверкало на солнце своими румяными боками.

Ленька, вспомнив, что дома не смог попробовать плюшку, вытащил одну из кучи, лежавшей на одеяле. Плюшка уже остыла, покрывавший ее сладкий крем схватился хрустящей корочкой. Нашпигованная толстым слоем мака, она вызывала у Леньки желание запихнуть ее в рот целиком. «Вот это вкуснятина!» - давясь, не удержался он от похвалы. «Лучше всего остального! Я и не знал, а то бы ел только эти булочки», - он уже глотал вторую, запивая ее чаем. «Да, бабушка умеет делать плюшки. Мне они в детстве тоже всегда нравились», - согласилась Вера с сыном. «А я подумал, что они такие же, как в магазинах продавали – сухие и без мака внутри. Потому и не стал их пробовать дома», - объяснил Ленька свой выбор за завтраком.

«Ну, все. Пора двигаться. Доедайте на ходу», - Вера стряхивала песок с одеяла и запихивала его в сумку. Через минуту она уже бодро шагала домой по той же дороге. Мальчишки еле успевали за ней, дожевывая булочки. На полпути к бойне Вера свернула с дороги влево. «Ты куда?» - спросил Эдик. «На озеро», - пояснила мать, не оборачиваясь. Свернув с дороги на тропинку, она исчезла в густом кустарнике. Дети, ускорив шаг, догнали ее, когда она стояла по ту сторону неширокой полосы кустарника, скрывающего от глаз ровный песчаный спуск к озеру.

Озеро было на дне довольно широкой в диаметре, но не глубокой воронки. Причем, воронка имела идеально ровную поверхность перевернутого вниз вершиной, широченного в основании конуса. Как будто, ее специально выкопали и разгладили люди. Вера, не дожидаясь Ленькиных вопросов, сама пояснила: «Здесь был песчаный карьер. Со всех сторон копали и копали к середине, пока снизу фонтанами не забили ключи. Углубились ниже уровня реки и подземные воды вырвались наружу. Вода на половину заполнила котлован. Теперь здесь озеро. А по берегам – огороды, видите?»

Действительно, от кромки земли, окружавшей карьер, аккуратными полосками сверху вниз, к самой воде спускались огороды. Вся, открытая взору чаша карьера была кем-то разделена радиальными линиями на ровные полосы-огороды. Причем, каждая полоса, имея сверху метров десять в ширину, к воде сужалась метров до пяти, изображая, в конечном виде, равнобокую трапецию. При этом длина полос была метров по двадцать пять, не меньше. Эти полосы отделялись друг от друга дорожками-межами. По углам огородов торчали колышки, на которых химическим карандашом были написаны фамилии владельцев.

Занятые огороды сразу бросались в глаза: их поверхность была заполнена ровными грядками или лунками – в зависимости от агротехнических пристрастий хозяев – уже густо закрытых темно-зеленой ботвой помидоров, или желтеющими от многоцветья плетями огурцов и тыкв. Идеальный, геометрически выверенный рисунок границ участков и посадок в совокупности с аккуратно обработанной землей и отсутствием на ней сколь-нибудь заметных сорняков, создавали картину такого порядка, какой Леньке никогда больше в жизни не встречался, кроме Китая, где много лет спустя, он также восторгался их культурой земледелия.

Вера прошлась взглядом по участкам и остановилась на одном, поросшем бурьяном. Пройдя по верху карьера до этого огорода, она наклонилась к первому колышку. Фамилии на нем не было. Колышек выгорел на солнце до белого цвета. Шагнув в бурьян, Вера пошла вниз, к воде. Дети, получив молчаливое разрешение, с гиканьем ринулись вниз, обгоняя мать. Пока Вера осматривала участок, мяла в руках землю, приноравливалась к спуску к озеру и оценивала крутизну подъема, дети уже стояли по колено в воде. Ленька не утерпел: «Ма, вода теплая, как парное молоко! А купаться здесь можно?»

Вера охладила его пыл: «А ты рассмотри воду. Возьми ее в ладошку и посмотри. Не захочешь купаться». Ленька наклонился к воде. Она имела легкий восковой оттенок от кишащих в ней мелких, прозрачных насекомых. Ленька не стал брать воду в ладонь, а невольно попятился назад. Выбравшись на берег, он посмотрел на ноги – они были чистыми, ничего к ним не пристало. Только после этого, зачерпнув ладошкой воду, он попытался разглядеть мелькающую в ней живность. Вши были такие мелкие и прозрачные, что не ощущались между пальцами, когда он пытался ухватить их другой рукой.

Поняв, что эти насекомые не осязаемы на ощупь для его пальцев, Ленька спросил у матери: «А откуда они здесь взялись?» Вера, уже стоя рядом с детьми, пояснила: «Озеро-то стоячее. Вода не меняется, вот и завшивело. А откуда именно эта вошь взялась, я не знаю. Она только здесь и водится. Для огорода и посадок она безвредна, на нее никто не обращает внимания. Но купаться в озере никто не хочет – неприятно. А вот вода в озере для полива – лучше не надо. Всегда теплая и рядом с грядками. Правда, я сомневаюсь, что у нас что-то получится с этим огородом». «Почему?» - удивился Эдик. «Грунт – не грунт, а один гольный песок. Его поливай – не поливай – вся вода сразу будет стекать вниз, в озеро. Песок надо мешать с глиной, удобрять навозом, тогда получится плодородная почва. И вода будет задерживаться. Я посмотрела на соседние участки. Там уже давно облагороженная земля. Хозяева, видимо, близко живут, постоянно работают с землей, вносят в нее всякие добавки, улучшают структуру. Вон как у них все благоухает. А здесь только бурьян степной растет. Участок заброшен с самого начала – хозяина не нашлось. Ну, да, ладно, посмотрим. Следующим летом определимся. А пока надо торопиться домой. Участок я выбрала, как хотела бабушка. Пошли скорее. Вон, солнце уже к вечеру покатилось. Надо еще пообедать, да и воды натаскать. Бабушка, наверняка, часть бочек опорожнила. А вечером надо корову встречать. Без бабушки пойдем. Посмотрим, как буренка нас примет первый-то раз», - Вера торопливо объяснила сыну сомнения, и бойко зашагала вверх по откосу.

Долина, по которой семья двигалась к дому, благоухала разноцветьем трав и напоенным их запахами чистым теплым воздухом. Запахи от бойни вниз не опускались. Причина, вероятно, была в том, что на перевале всегда дули ветры, которые обдували бойню, унося ее мерзопакостные запахи куда-то вверх и не давали им опуститься вниз, изгадив долину с той и другой стороны перевала. Если такое расположение бойни – заслуга строителей, то спасибо им большое за такое грамотное и дальновидное решение. Так мог бы подумать Ленька, но не успел, потому что семья уже поднималась на гребень перевала, на котором примостилась бойня. Тошнотворный запах навалился на них, будто бы копился, поджидая на обратном пути. Зажимая носы, они бегом преодолели подъем и еще быстрее начали спускаться под откос с той стороны перевала в направлении моста. Метров через сто запахи исчезли и с этой стороны перевала. Леньку этот факт мог бы тоже навести на сложные размышления, но его отвлекло куда более интересное событие.

Они бодро шагали к мосту, когда увидели, двигающееся к ним навстречу со стороны моста небольшое, голов на пятнадцать-двадцать, стадо коз. Люди и козы сошлись как раз у канавы, прорезавшей сверху вниз склон, по которому шла дорога от бойни до моста. Сама проезжая часть дороги, по которой ездили машины и телеги, оставалась далеко справа, козы же и люди, сокращая расстояние, шли напрямик по траве, усеявшей весь склон.

Утром Вера и дети, по дороге к реке, преодолевали эту канаву, спускаясь с одного ее берега на дно и поднимаясь на другой берег. Теперь они остановились перед канавой, разбираемые любопытством относительно поведения коз. В стаде были и взрослые , и дети. Впереди, сразу за пастухом резво шагал огромный старый козел с седой бородой и мощными витыми рогами. За ним шли козы поменьше размером, а в конце, мелкими перебежками, то отставая, то догоняя остальных, трусили маленькие козлята.

Вера и мальчишки с интересом смотрели на приближающихся к канаве животных. Ленька невольно ахнул, когда вожак, не сбавляя шага, оттолкнулся от края канавы и, перелетев через нее, так же бодро продолжил свой путь, не оглядываясь назад. Канава была не меньше двух с половиной метров в ширину, и поэтому Леньку привело в неописуемый восторг зрелище, которое они наблюдали: все козы, не задерживаясь перед канавой ни на секунду, не разбегаясь и не меняя темпа движения, с ходу взмывали вверх, копируя своего вожака, и приземлялись на той стороне канавы.

И вдруг раздался жалобный голосок самого маленького козленка. Он единственный остался на том берегу канавы. Подбежав к ее краю, он было подался вперед, но, заглянув в канаву, испугался, развернулся, отбежал назад, снова разогнался и, добежав до края, опять остановился. Козленок был совсем маленький, он жалобно заблеял, но его никто не услышал – стадо уходило вверх по склону и не собиралось задерживаться из-за одного козленка.

Тогда он снова отбежал назад и, понимая безвыходность своего положения, оттолкнулся что было сил, взмыл в воздух, перелетел через канаву и приземлился на том ее берегу. Победоносно взбрыкнув задними ножками, он затем подпрыгнул, резвясь, крутнул хвостиком и помчался догонять стадо. Ленька облегченно вздохнул. Через полчаса они уже были дома.

Бабушка сама и полила, и бочки натаскала. Вера выговорила ей за это: «Ты уж не могла нас подождать. С нами было бы и легче, и быстрей». Бабушка оправдывалась: «Да, я и полила-то одни грядки. Помидоры и огурцы вчера хорошо полили. Так что воды немного ушло. А вы обедайте и отдыхайте до вечера – все же седни выходной». Отдыхающие вошли в избу. Там была приятная прохлада. Вера пояснила детям этот феномен: «Изба-то заглублена на целых полметра и даже больше. Вот снизу, от земли и идет холодок. Летом прохлада идет, а зимой – тепло, которое земля за лето от солнца в себя впитала. Вот такое свойство у землянок. Ну, давайте мыть руки и садиться за стол».

Вера заглянула в русскую печь. Там стоял чугунок. Взяла ухват и подтянула чугунок поближе. Сняв крышку, она ахнула: «Ух, ты! Какую солянку бабушка сварила! Все, что было у нее, намешала в чугунке: капуста, помидоры, огурцы, морковь, картошка. А вместо мяса – грибы. Она летом сушит их всегда. И крупы добавила для сытости. Молодец!» Расправившись с обедом, все завалились отдыхать. Разбудила их бабушка: «Эй, сони, вставайте. Корову проспите». Все разом вскочили и увидели за окном сумерки. Боясь опоздать, чуть ли не бегом помчались к мосту. Да, бабушка еще их напугала: «Пастух-то в воскресенье раньше приводит стадо».

Когда они подошли к мосту, коров еще не было. Но ожидающих уже было много – и детей, и взрослых. Ждать долго не пришлось. Из-за бугра, с той стороны моста, послышался усиливающийся топот и мычание коров. Первые из них уже бежали под гору к мосту. Как обычно, стадо разделилось на три потока: один ринулся слева от моста, второй – на мост, третий – справа от моста. Вот в этом потоке Вера с детьми и пытались разглядеть свою красавицу. Вскоре они увидели ее. Та, ускоряя шаг, перебежала через ручей и промчалась мимо них к дороге, направляясь прямо к дому. Не поймешь, кто кого вел домой, люди – корову или корова- людей.

Мать и дети, пытаясь обратить на себя ее внимание, бежали с двух сторон от коровы и наперебой взывали к ее слуху: «Красавица ты наша! Буренушка! Кормилица! Подожди, дай себя погладить!» Корова явно видела возле себя бегущих преследователей, но не желая признавать в них посланцев своей хозяйки, только ускоряла ход при их приближении. При этом она сверкала то одним, то другим глазом вместе с поворотом головы в ту сторону, с какой ожидала опасность.

Так они быстро добежали до дома. Бабушка, предвидевшая нечто подобное, уже поджидала их у распахнутой калитки. Буренка, не мешкая, проскочила во двор, успев все же издать короткое радостное приветствие дому: «Му-у!» Для мальчишек на этом день закончился. Ленька, правда, от такого явного пренебрежения со стороны коровы, чувствовал себя, если не оскорбленным, то неудовлетворенным, точно.

Часть третья. В глубоком тылу