Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 11. Ночные выстрелы
Часть вторая. Оккупация
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   85

Глава 11. Ночные выстрелы



Стемнело быстро. День становился короче. Холод проникал со всех сторон. Вера решила, что пора истопить и голландку – одна русская печь уже не обогревала весь дом. «Эдик, сходи за дровами и углем. Угля полведра хватит. А дровишек принеси тех, что покороче – для круглой печи», - попросила она сына. Эдик накинул телогрейку и выскочил за дверь. Сначала он принес дрова, потом уголь. «Мам, дрова холодные, долго не разгорятся», - сказал он. «Ничего, для растопки возьмем пару головешек из этой печи. Тут хорошо горит», - успокоила его мать. Эдик начал одеваться потеплее. «Ты куда это на ночь глядя?» - удивилась мать. Эдик с важным видом произнес: «Надо мне. Приду, как обычно, под утро».

Вера попыталась остановить сына: «Завтра утром надо в поле идти, а ты спать будешь. Никуда не пойдешь!» Эдик невозмутимо натягивал шапку, обещая на ходу: «Я до рассвета успею поспать. Сейчас солнце поздно встает. Ты меня буди, не жалей. А после обеда я досплю». Мать, видя, что сын и не думает оставаться, махнула рукой: «А, ну тебя. Иди, коль приспичило. Не понимаю только, чего вы там делаете по ночам». Эдик открыл дверь, бросив на прощанье: «Не беспокойтесь за меня – я уже не первый раз ухожу в ночь».

Леньке ничего не оставалось, как лезть одному на полати. Мать еще только растопила круглую печь. Долго еще будет с ней возиться. Уголь засыплет аж, когда дрова прогорят, так что ее не дождаться. «Мам, я пошел спать», - известил он ее. «Спи, спи. Я уголь засыплю и тоже лягу. А дымоход закрою уже под утро, когда уголь прогорит и угару не будет», - объяснила она Леньке технологию топки печи. Ленька уснул сразу. Дневные приключения забылись, а тепло дымохода, к которому он прижался, сделало свое дело – он размяк и отключился. Утром Ленька слышал, как мать будила брата, как они, шепотом переговариваясь, позавтракали, собрались и ушли.

Ленька безнадежно пытался еще продлить ночное блаженство, но глаза больше не закрывались. Чем он будет заниматься, этот вопрос вяло шевельнулся в его сознании. Ладно, надо вставать. Привыкнув уже к самостоятельности, Ленька съел оставленные ему на печи пару картофелин, густо сдабривая их солью, потом выпил кружку чая. Чай уже был не с заваркой, а с морковкой. Но Леньке это даже понравилось – показалось слаще и с приятным запахом. Одевшись потеплее, он вышел на крыльцо.

Снег плотно покрывал весь двор. Небо было затянуто тучами. Холодный ветер обдувал шею. Ему стало неуютно. Не колеблясь, он вернулся в дом. Разделся, решив больше во двор не выходить. Посидев немного за столом, опять полез за печь. Снова слез. Этот день показался ему вечностью. Время застыло на месте. Чем заняться, Ленька не знал. Никаких игр у него не было и, когда двор ничем не манил, дом становился тюрьмой. Особенно теперь, когда даже в комнату нельзя пройти. Оглянувшись, как будто за ним кто-то следит, Ленька на цыпочках прошел в гостиную. Большая кровать была застелена серым армейским одеялом. На стоявшей рядом тумбочке ничего не было. Открыть и заглянуть в знакомые ящички Ленька не решался. Посмотрев на дверь спальни, подошел к ней и взялся за ручку. Он знал, что дверь закрыта на замок, но зачем-то хотел убедиться в этом. Потянув за ручку и не сдвинув дверь с места, Ленька отпустил ее и отпрянул назад, услышав хлопанье калитки. В следующее мгновение он уже был на крыльце, встречая долгожданных маму и брата.

От радости он не заметил ни оставленных нараспашку дверей, ни босых ног и ни выпущенной из штанов рубашки, надетой на голое тело. Его появление на крыльце было встречено удивленным возгласом матери: «Ты куда? Ну-ка, давай назад! Зима на дворе, а он гол и бос! Быстро назад!» Ленька как вылетел из дома, так и влетел назад. Но этих секунд хватило на то, чтобы унять волнение, охватившее его от посещения гостиной.

Он уселся за кухонный стол и начал наблюдать за привычными действиями его кормильцев. Они не успели до конца разобрать скудную добычу, состоявшую из нескольких реп и половины ведра картошки, как по крыльцу застучали знакомые сапожки, и в кухню влетела Настя. Она прямо от порога выпалила: «Здрасьте. Я тороплюсь. Забежала сказать о ночном происшествии. Кто-то застрелил патрульного в том конце города, где каменный карьер. Немцы устроили облаву, но никого не поймали. В комендатуре все злые. Теперь жди репрессий. Кто это сделал? Ты не знаешь, а, Эдик?» Она вдруг резко повернула голову в его сторону. Но Эдик, ничуть не смутясь, выдержал ее взгляд и безразличным голосом произнес: «Что Вы, тетя Настя? Мы только что с мамой с другого конца города пришли, откуда мне знать?» Настя, ослабив волнение, продолжала: «Я говорю, ночью стрельба была, а ты про сейчас…»

Но тут вмешалась Вера: «А почему ты Эдика спрашиваешь, Настя? Причем здесь Эдик? Ему десять лет всего. Мал он еще заниматься такими делами». Настя, будто не слушая никого и думая только о своем, закончила тем, что и хотела сказать: «Вот и хорошо. Значит, Эдик был ночью дома. Он вообще никуда не отлучался и только утром с матерью ходил в поле. Так и говорите, если спросят. Ну, все, я побежала». Повернувшись, Настя вышла за дверь.

Мать с тревогой посмотрела на сына: «Эдик, что ты знаешь про эту стрельбу? Уж не твои ли дружки стреляли?» «Да, что ты, мама! Ничего я не знаю. Мы у Глеба сидели, в шахматы играли. А к утру я уже дома был», - он не сводил искренних глаз с матери. Понимая, что от него ничего не добиться, она устало произнесла: «Если спросят, говори, что ночью ты был дома. Леня, ты тоже говори так. Мы, мол, с братом с вечера вместе уже спали на полатях. Понял?» Ленька кивнул головой, ни минуты не сомневаясь, что ложь перед фрицами – и не ложь вовсе.

Делали все как обычно: топили печи, варили обед, потом ужин, но тревога никого не покидала до самого вечера. Раньше обычного забравшись на полати, братья, прижавшись друг к другу, ждали прихода постояльцев. Вера, как всегда, следила, чтобы хорошо прогрелась голландка. Детей разбудили резкий стук дверей и злой голос Иоганна. Что он там рявкнул, они не поняли, но услышали перевод Рейнгольда: «Где ваши дети?» В ответ мать произнесла всего одно слово: «Спят». «Разбудите и позовите сюда», - денщик передал приказ полковника.

Мать метнулась за печь: «Дети, слезайте». Они слезли и чуть высунулись из-за печи. «Шнеллер, шнеллер. Ком гер», - Иоганн ткнул тростью в пол перед собой. Ребята, глядя в его злые глаза, боком задевая печь, продвинулись к нему и остановились на указанном месте. Сверля их взглядом, полковник выкрикнул новый вопрос. В переводе денщика он прозвучал просто: «Где вы были прошлой ночью?» Эдик, не давая никому усомниться в правдивости ответа, изобразил в глазах удивление, а в голосе вопрос: «Спали. А что?» На новый вопрос: «Где спали?», Эдик так же удивленно ответил: «На полатях» и махнул рукой за печь.

Иоганн презрительно смерил детей взглядом. Один худой и длинный подросток, второй маленький, болезненного вида ребенок. Что они знают? Он еще минуту покачался на ногах, переваливаясь с каблука на носок, потом резко шагнул от порога кухни в сторону гостиной, чуть не сбив с ног Эдика, стоявшего прямо на его пути. Тот быстро успел отскочить в сторону. Ленька ни разу не открыл рта. Да его лично никто ни о чем и не спрашивал. Рейнгольд, последовав за полковником, бросил на ходу: «Идите спать».

Дети взобрались на полати. Уже успокоившись, услышали тихий голос денщика, обращенный к их матери: «Вера, никуда не отпускайте детей. В городе начались облавы. Они могут попасть под облаву. Все, идите спать». После этих слов дети услышали, как мать занимает свое место у стены, напротив дымохода. Для нее ночь прошла в тревоге. Дети, как всегда, посапывали рядом, иногда вздрагивая во сне от дневных воспоминаний.

Утром, когда немцы ушли, Вера разбудила детей: «Эдик, вставай, пойдем в поле. Мороз крепчает. Земля промерзает все глубже. Скоро бесполезно будет туда ходить. Эту неделю никуда не пущу тебя – будем каждый день ходить на поля. Сколько найдем, столько и принесем. Зима только началась. Этих запасов, что в подполье, нам и до Нового года не хватит. Надо значительно пополнить запасы овощей. Так что настройся на ежедневные походы, а из дома и не просись – все равно не отпущу. К тому же, слышали, облавы? Они там ловят всех подряд. Не будут разбираться – взрослые или дети – схватят, а то и застрелят. Теперь со злости они из-за одного патрульного массу людей погубят. Эх, и дураки же наши патриоты. Кому больше навредили-то? У немцев убили всего одного патрульного, а наших теперь перестреляют или посадят в тюрьму не одну сотню!» Она возмущенно замолчала, шумно передвигая на печи кастрюлю и чайник.

Часть вторая. Оккупация