Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 10. Душегубка
Часть вторая. Оккупация
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   85

Глава 10. Душегубка



Утром Вера начала будить детей сразу после ухода немцев. «Вставайте. Позавтракаем и пойдем в поле все вместе. Чем больше найдем овощей, тем лучше. Уже снег на полях лежит и не тает. А когда земля замерзнет, тогда вообще ничего не найдешь. Тогда ее и плугом не возьмешь, не то что нашей лопаткой. Поковыряй ее, когда она вся из мерзлых комьев», - мать говорила уже сама с собой, ставя на стол небогатый завтрак. Опять жиденькая кашка и чай. «Ну, где вы там? Поторапливайтесь!» - мать уже сидела за столом.

Эдик спрыгнул с полатей первым и, сполоснув лицо, сел за стол. «А Леня где?» - Вера взглянула на печь. «Пусть он спит. Да и с собой его брать не надо – только задерживать нас будет. Мы с тобой быстро передвигаемся, а он спотыкается на каждой кочке», - неожиданно старший брат пожалел младшего братишку. «С чего это ты его жалеешь? Надоело тебе с родным братом возиться? За один день вчерашний, что пробыли вместе, уже устал?» - мать услышала подвох в словах сына. Но тут же с ним согласилась: «А в целом ты прав. Пусть спит. Холодно на дворе. В поле и того хуже. Одежда у него такая, что продует насквозь, еще заболеет. Да и много ли он принесет? К тому же нам на троих и не накопать. Доедай и пойдем. Мы вдвоем быстрей управимся».

Привыкшие уже к быстрым решениям, мать и сын оделись потеплее, взяли сумку и рюкзак, а через минуту уже шагнули за ворота. Ленька весь этот разговор слышал, но делал вид, что спит. Он вчера так замерз и устал от всяких разговоров и криков, что даже не хотел ни с кем общаться, а не то, что идти куда-то в поле. Очень довольный тем, что его оставили одного дома, он спрыгнул с полатей, умылся и поставил перед собой остатки каши прямо в кастрюле. Запив кашу не сладким чаем, Ленька начал одеваться.

Помня о вчерашнем холоде, он натянул на себя две рубахи, одел пальто, нахлобучил на голову зимнюю шапку, застегнулся на все пуговицы и вышел на крыльцо. Сразу стало ясно, что он перестарался – ветра не было и потеплело. Солнце, поднявшись над крышей атаманского дома, светило Леньке в глаза. Жмурясь от удовольствия, он чувствовал на лице приятное тепло. Усевшись на верхнюю ступеньку крыльца, Ленька приготовился к долгому ожиданию возвращения своих. Он знал, что сегодня атаманша уж точно не подойдет к нему, поэтому нечего было ждать приключений.

С тех пор, как казаки поприветствовали новых хозяев жизни хлебом-солью, они стали снова рано утром уходить на службу, и весь день двор пустовал. Ленька был его единственным обитателем. От сонных рассуждений его отвлекали только резкие звуки, доносившиеся с улицы из-за ворот. То это были звяканья дужек у ведер, которые ставили возле колонки с водой, то урчание редко проезжающих машин. Раньше, когда не было немцев, со стороны реки и днем, и ночью были слышны гудки пароходиков, грузовых барж, скрип портальных кранов, даже грохот камня, высыпаемого на берег, или перегружаемого на баржи.

Ленька, конечно, сам видел, что после ухода наших солдат, все причалы разобрали. Но почему немцы снова их не строят? Им не надо что ли? Эдик говорил, что немцы остановились на этом берегу Донца и на тот берег почему-то не переправляются. Наверное, из-за того, что переправы нет. Без нее как переправиться на другой берег? Их вон как много. И машины, и танки. Без переправы не переплыть. Но, если они здесь, а наши на той стороне, то как же они встретятся, чтобы наши их победили и в городе снова не было чужих?

Одолеваемый стратегическими заботами, Ленька не заметил, как солнце повернуло на полдень и уже освещало двор с южной стороны. С улицы послышался приближающийся шум. Создавалось впечатление, что где-то у соседнего квартала остановилась машина с работающим мотором и кто-то громко, на чисто русском языке что-то весело выкрикивает. Потом послышалось хлопанье закрываемой дверцы, урчание мотора и приближение машины прямо к водоразборной колонке. Шум мотора резко уменьшился, со скрипом открылась дверца, и раздался отчетливый голос с легким акцентом.

Заученные русские слова, усиленные громкоговорителем, заполнили весь двор. Ленька невольно вскочил на крыльцо. Он услышал всепроникающее обращение: «Дети! Мальчики и девочки! Сегодня немецкое командование устроило для вас праздник! Будет очень весело! Для вас выделили специальные автомобили с мягкими скамейками! Идите сюда и садитесь в наш автомобиль! Мы поедем с вами на праздник, который проходит на центральной площади города! Вы покатаетесь на машине и хорошо повеселитесь! Вас угостят конфетами и другими сладостями! Потом мы вас снова привезем на то место, где вы сели, и вы будете дома! Давайте собираться поскорее, пора ехать, машина долго ждать не может!»

Заинтригованный, еще не понимая, как реагировать на услышанное, Ленька, подстегнутый последними призывами и обещаниями, сам не заметил, как уже стоял в проеме распахнутой им настежь калитки. Он увидел разукрашенный цветными рисунками длинный, закрытый автомобиль, дверца кабины которого была открыта, а возле нее стоял в клоунском одеянии веселый дядя и держал в руках усилитель. Увидев мальчишку, клоун, не отнимая рупора от своих губ, так же громко и весело вскрикнул: «Мальчик, иди скорее к нам! Мы ждем тебя! Машина уже готова в дорогу. Иди, иди сюда! Вот тебе конфетка!»

Он протянул Леньке не занятую рупором руку. В ней что-то пестрело разными цветами. Ленька, как во сне, не соображая, что делает, двинулся навстречу гипнотизеру. Он сделал два или три шага от ворот к машине, когда одним рывком за подмышки сзади кто-то оторвал его от земли, развернул в воздухе в сторону калитки и в следующее мгновение он уже стоял на своих ногах за воротами, во дворе. Сзади раздался запоздалый выстрел в калитку. Ленька, отошедший от оцепенения, увидел, как Настя выбежала за калитку и в гневе начала на чисто немецком языке отчитывать стрелявшего клоуна.

Ленька опять услышал магическое имя их постояльца. «Штурмбанфюрер Иоганн Квадер…», - эти и еще какие-то слова выкрикивала Настя. Потом прозвучали: «Гер комендант…», - и еще что-то. Через минуту Ленька услышал взревевший мотор, и машина отъехала от их ворот. Настя вошла в калитку. Еще не отойдя от пережитого, она остановилась перед Ленькой и строго отчитала его: «Никогда больше не делай так! Эта машина поедет не на праздник, а на кладбище. Они собирают со всего города маленьких детей, сажают их в красивую машину, а, когда детей становится так много, что они уже не помещаются в салон, дверцу закрывают на замок, включают газ и едут за город. Пока машина доедет до кладбища, все дети уже умрут от газа, потому что этот газ очень ядовитый. На кладбище всех детей сбрасывают в большую яму и засыпают землей. Эта машина называется «душегубка». Немцы любят так веселиться! Ты же знаешь, что они сначала игрушки с минами по городу разбросали, а теперь еще и машину выделили, чтобы побольше детей убить. Тебе ведь не велено выходить за ворота, зачем же ты пошел? Хорошо, что я дома оказалась и услышала этот громкоговоритель. А не было бы меня, тогда что было бы с тобой? Страшно даже подумать!»

Немного успокоившись, Настя добавила: «Иди, садись на свое крыльцо и жди маму. Никого больше не слушай. А мне пора на работу. Я побежала». Не возвращаясь в дом, Настя повернулась к калитке и скрылась за ней. Ленька, потрясенный пережитым, сел на крыльцо и замер, уставившись взглядом в калитку. Ему казалось, что еще ничего не закончилось, что сейчас она снова откроется и в нее войдет разноцветный клоун с протянутой рукой. Он зажмурился, сильно сжав веки. Ничего не происходило. Было тихо. Он осторожно открыл глаза. Калитка висела на своем месте, с улицы не доносилось ни звука, в голове начало проясняться и Ленька, наконец, сообразил, что чуть не оказался в ловушке и что, не приди ему на помощь Настя, он уже никогда бы не вернулся домой. Как бы тогда мама узнала, куда он девался? Если бы не Настя, его никто бы не увидел и не спас. Тогда мама ходила бы по всему дому и звала его, а он не откликался бы. Она подумала бы, что он захотел поиграть с ней в прятушки, игру, в которую они играли с бабушкой, когда он был еще маленький.

Ленька вспомнил бабушку. Как скучно без нее, подумал он. Сейчас бы он не был один, если бы она не умерла. Его размышления, приведшие в философски настроенное состояние, в котором обычно Ленька любил пребывать, были прерваны шагами за калиткой и ее скрипом. Он вздрогнул от неожиданности и вскочил, решив, что это клоун вернулся. Но это были мама с братом. Он даже не успел сменить выражение лица, когда мать, заметив его страх, сразу спросила: «Что случилось?» Ленька почему-то шепотом произнес: «Ничего». «Как ничего? Я же вижу, что-то случилось. Рассказывай», - не унималась мать. Ленька растерянно молчал. Видя его упрямство, Вера приказала: «Идем в дом, там все расскажешь».

Все зашли в дом. Времени уже было много. Давно перевалило за полдень, надо было готовить обед, и мать решила отложить расспросы. «Давайте истопим печь. И теплее станет, и обед приготовим. Дети, вы разжигайте дрова, а я разберу овощи. Те, что посуше и получше, спустим в подвал. Там у меня уже есть немного на зиму. А что похуже, сразу и сварим», - так рассуждая, она вытаскивала из сумки и перекладывала в ведро картошку и морковку. Ленька заметил даже несколько свеколок. «А это что?» - спросил он, увидев большой желтоватый овощ. «Это брюква. Она сладкая. После супа съедим ее на десерт. Ее варить не надо», - мать подняла на сына повеселевшие глаза.

«Ее Эдик откопал. Я такой раньше не находила. Следующий раз еще поищем. Она хоть и считается кормовой, для скотины росла, но и людям очень полезна. Побольше бы ее найти», - так объясняла мать Леньке новую находку. За то время, что Вера перебирала овощи, потом часть из них опустила в подполье, часть помыла и порезала для супа, разгорелись дрова в печи и весело потрескивали от избыточной тяги, нужной в момент растопки и разогрева самих поленьев и свода топки.

Эдик, присевший возле печки, с видом знатока прикрыл немного поддувало для уменьшения тяги и, распрямившись, важно изрек: «Можно варить. Печка топится». Он давно уже умел это делать и не боялся ни дров, ни огня. Леньке пока не поручали разжигать дрова, но приносить их из дровяника приходилось не один раз. За делами и разговорами они не заметили, как сварился картофельный, с небольшим количеством крупы, суп. Поели и уселись за десерт. Мать помыла, почистила и порезала на дольки желтый корнеплод. Только приступили к нему, как по крыльцу застучали каблуки, открылась дверь и вошла Настя.

Впервые представ перед всей семьей, соседка произнесла к месту: «Вся семья в сборе. Можно и мне к вам присоединиться?» Вера радушно пригласила ее: «Конечно, Настенька. Садись, мы рады тебе. Ты прямо к десерту. Угощайся». Она пододвинула к Насте тарелку с брюквой. Девушка села к столу, взяла один пластик с тарелки, надкусила его и, лукаво взглянув на Леньку, подмигнула ему: «Ну, что, путешественник, рассказал уже маме о случившемся?» Она всеми силами старалась не напугать сидящих за столом той историей, что пришлось пережить им с Ленькой.

Не поговорить с Верой о происшедшем Настя не могла – детей ведь касается. А говорить безразличным голосом, без эмоций, или представить все шуткой, как бы игрой, не умела. Неуместно было бы. Да, этого и не пришлось делать. Мать сразу почувствовала тревогу. «Говори, не скрывай ничего. Что произошло? Я ведь сразу поняла по его виду. Ну же, Настя!» - повысила голос Вера. Настя, пытаясь успокоить мать, положила на ее руку свою ладонь: «Вера, успокойся, уже все прошло. Зачем снова все переживать? Видишь ведь, все живы здоровы, А я Лене все объяснила. Он понял и больше так делать не будет. Правда ведь, Ленчик?»

Но отвертеться от Веры она уже не могла. «Настя, говори!» - строго приказала мать. Настя грустно вздохнула и, стараясь как можно спокойнее, чтобы не нагонять страху, рассказала о новой затее немцев, о их новом развлечении, о красивой машине, катающей детей, о веселом клоуне. Не вдаваясь в детали, Настя сказала только, что Леня не утерпел и выглянул из калитки на улицу, чтобы посмотреть на горланящего шута. Она опустила из рассказа Ленькино желание прокатиться в душегубке, свой бросок через весь двор и спасение мальчишки, запоздалый выстрел в спину и нервное потрясение, еще долго не отпускавшее ни ее, ни Леньку.

Так ей удалось обмануть мать и не ввергнуть ту в очередную истерику, но все же добиться желаемой цели – теперь мать ко всем запретам добавит еще и запрет на предложения чужих людей, заманивающих доверчивых детей в свою западню хитрыми посулами. Настя ушла. Семья стала доедать ужин, прерванный доброй соседкой.

Часть вторая. Оккупация