П. П. Румянцева Издательство Томского университета
Вид материала | Документы |
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 1434.78kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 3189.24kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 2424.52kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 2585.19kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 1488.99kb.
- Методические указания для преподавателей Издательство Томского политехнического университета, 882.32kb.
- М. В. Иванова Томск: Издательство Томского политехнического университета, 2008. 177, 2610.26kb.
- Конспект лекций Рекомендовано в качестве учебного пособия Редакционно-издательским, 1023.31kb.
- Учебное пособие Издательство Томского политехнического университета 2009, 1079.58kb.
- Учебное пособие Издательство Томского политехнического университета Томск 2007, 1320kb.
И.С. Криванкова
К ПРОБЛЕМЕ ДАТИРОВКИ КНИГИ ДАНИИЛА
Исследуется проблема датировки книги пророка Даниила. В ней рассматривается отношение к исторически ошибочным фактам. Автор, ссылаясь на теорию Й. П. Вейнберга о том, что исторические факты были искажены сознательно, пытается дать оценку этим искажениям, опираясь на исторический контекст.
Ключевые слова: Книга Даниила, Антиох Епифан, хасидеи.
Книга Даниила – довольно известная часть Библии. На какое-то время интерес к ней уменьшился, но затем снова возрос. Сегодня книга Даниила интересует нас, прежде всего, как пророческое произведение. Пророк Даниил – автор произведения, если верить книге, жил в VI в. до н. э. Он занимал высокие должности при вавилонских царях и при персидском царе тоже. Большинство ученых, в частности М.И. Рижский, Й.П. Вейнберг и другие, относят книгу ко II в. до н. э. – временам гонений на евреев при Антиохе Епифане. Точки зрения, что книга Даниила была написана в VI в. до н. э., придерживаются Д.В. Щедровицкий и Ж. Дукан, кроме того, аргументы в пользу этого предположения содержатся в брошюре Свидетелей Иеговы. Наиболее полно и последовательно защищает древность книги Даниила Ж. Дукан, поэтому в основном используется его работа.
Лингвистический анализ показал, что книга написана на еврейском и арамейском языках III–II вв. до н. э. В ней есть заимствования из греческого и из персидского. Исследователи считают, что греческие слова появились, когда евреи уже имели регулярные связи с греками, а это произошло в период эллинизма. Однако у Ж. Дукана есть возражения, ссылаясь на работы К.А. Китчена, он говорит о том, что персидские слова, употребленные в тексте, «относятся к «древнему персидскому» языку, который употреблялся до IV в. до н. э.» [1. С. 104]. Но ниже Ж. Дукан замечает, что греческое слово «псантерин» появляется только во времена Аристотеля (384–322 гг. до н. э.), а слово «сюмфониа» не встречается раньше эпохи Платона (427–347 гг. до н. э. ). Далее автор замечает, что до нас дошли далеко не все произведения классической литературы той эпохи. [1. С. 104]. К тому же есть сомнения в том, что арамейский язык Даниила является поздним. Таким образом, можно говорить о том, что на основании лингвистических исследований еще невозможно определить время происхождения книги Даниила.
О позднем написании книги Даниила говорят некоторые культурные факты: обычай молиться в определенный час три раза в день, обратившись к Иерусалиму, ритуальные пищевые предписания, а также идея о воскресении мертвых и загробном воздаянии. Таким образом, считается, что книга Даниила была написана между 168 и 164 гг. до н. э., в самый разгар гонений на веру Яхве при Антиохе Епифане. Гонения на евреев, которые отказались признать новый культ Зевса Олимпийского, были вещью неслыханной. Результатом стал взрыв фанатизма. Многие евреи, чтобы не предавать веру отцов, уходили в пустыню, другие собирались в отряды, которыми командовал Иуда Маккавей, третьи добровольно шли на пытки и казнь. В этот период времени появились люди, которые утверждали, что спасение придет, но не от отрядов Иуды Макквея, а от самого Яхве. Их стали называть хасидеями. К ним, скорее всего, и относился автор книги Даниила [2. С. 307–308].
Целью данной работы является получение ответа на вопрос: почему в книге Даниила есть ошибки в исторических фактах, и какую роль они играют. Й.П. Вейнберг предположил в книге «Введение в Танах. Писания», что искажения исторических фактов в книге Даниила не просто ошибки незнающего человека, а нечто большее [3. С. 232–233]. Первый факт, который вызывает критику, – сообщение о том, что Навуходоносор занял Иерусалим и увел в плен Иоакима, царя Иудейского, «в третий год царствования Иоакима» (Дан. 1:1). М.И. Рижский, ссылаясь на книгу Иеремии, говорит о том, что в третий год Навуходоносор еще не захватил Иерусалим. А в плен был уведен не Иоаким, а его сын – Иехония (4 Цар. 24:6, 12). Ж. Дукан в ответ на это обращает внимание та то, что в VI в. до н. э. в Вавилоне и в Иудее существовала различная система исчисления: год восхождения на престол не учитывался, а в Иудее учитывался [1. C. 106]. Однако Ж. Дукан никак не поясняет, почему в плен был уведен не Иехония.
Здесь может быть два варианта решения. Первый: Навуходоносор не уводил в плен Иоакима, а слова «И предал Господь в руку его Иоакима, царя Иудейского» (Дан 1:1) могут означать, что Иоаким был вынужден сдать город Навуходоносору, а юноши, которых приказал отобрать Навуходоносор и которых затем отправили в Вавилон, были знатными заложниками. Такое толкование приводит Д.В. Щедровицкий, ссылаясь на Паралипоменон. Почему автор упомянул про Иоакима, но не вспомнил о Иехонии? Думаю, что разгадка кроется в имени. Д.В. Щедровицкий отмечает, что имя Иоаким переводится как «Господь восстановит», «Господь поддержит». «Именно к поддержке Всевышнего и не захотел обратиться этот царь, носивший столь явно теофорное имя», – пишет Д.В. Щедровицкий [4. С. 10]. Если вспомнить, что основной идеей книга Даниила была поддержание веры в то, что Бог не оставляет в беде тех, кто ему верно служит, но наказывает тех, кто отворачивается от него, то это достойное начало.
В книге упоминаются только два царя Вавилона – Навуходоносор и Валтасар, которого автор считает сыном Навуходоносора и последним вавилонским царем (Дан. 5:2, 11). Но по данным Вавилонских источников, а также древних историков Валтасар не был сыном Навуходоносора. Это считают второй фактической ошибкой. Другие источники указывают, что после Навуходоносора правил Амель-Мардук, а потом еще два царя. Последний царь Набонид вообще не принадлежал к царской фамилии, а Валтасар был сыном Набонида и его соправителем [2. С. 305]. Дукан не упоминает об Амель-Мардуке и еще двух царях, но зато говорит, что в семитских языках словом «отец» могли обозначать деда и вообще предка, и даже предшественника [1. С. 107]. Дедом Навуходоносор быть не мог и предком тоже, так как Набонид происходил из другого рода. Возможно, правление трех следующих за Навуходоносором царей не было важным для автора книги Даниила: он упомянул о царе, при котором Вавилон находился в расцвете, и царя, при котором звезда Вавилона закатилась, тогда «аб», «отец» можно перевести как предшественник. Автор показывает преемственность царства Навуходоносора и всю степень падения его величия. Если Навуходоносор показан как царь-завоеватель, как царь, который любуется величием Вавилона, то Валтасар показан испуганным пьяницей.
Говорящим является и имя Валтасара, которое переводится как «Бел да сохранит». Вавилонское имя Даниила тоже было имя Валтасар. Но насколько Даниил был тверд в своей вере, настолько же был язычником и богохульником Валтасар-царь, когда приказал принести на пир священные сосуды из иудейского храма. Здесь ярче всего проявляется идея о том, что Бог карает отступников – намек на Антиоха Епифана, а верных ему поддерживает и вознаграждает. При датировке книги в основном обращают внимание на искажение исторических фактов для доказательства своей точки зрения. Но автор мог допустить искажение исторических фактов сознательно для создания соответствующей обстановки – наиболее наглядной, выражающей его основную идею. Это вполне допустимо: пророческая книга не является исторической хроникой. Конечно, и у исторической книги, и у пророческой в еврейской традиции сходные функции – отражение деятельности Бога. Но пророческие книги должны не просто отражать Его деятельность, но могут еще и наглядно иллюстрировать ее, подбирая и компонуя исторически факты по своему усмотрению. Что касается датировки книга Даниила, то есть еще слишком много неясностей, которые не позволяют отнести книгу к какому-то определенному времени.
Литература
- Дукан Ж. Стенание земли. Исследование Книги пророка Даниила / пер. с фр. Заокский: – М., 1995.
- Рижский М.И. Библейские пророки и библейские пророчества. – М., 1987.
- Вейнберг Й.П. Введение в Танах. Ч. IV: Писания. – М., 2005.
- Щедровицкий В.Д. Пророчества книги Даниила. 597 год до н. э. – 2240 год н. э. – М., 2003.
А.С. Полякова
ПРОБЛЕМА ОТНОШЕНИЙ МОНАРХА И ДВОРА В КОНТЕКСТЕ ПОВЫШЕНИЯ ЛОЯЛЬНОСТИ ПРИДВОРНОГО ОБЩЕСТВА КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ I ТЮДОР
Описан процесс повышения лояльности знати своему монарху в начале Нового времени, а также возникающие в связи с этим процессом проблемы отношений монарха и двора. Этот процесс прослеживается на примере придворного общества королевы Елизаветы I Тюдор и ее отношений со своими фаворитами в конце ее правления.
Ключевые слова: придворное общество, Елизавета I Тюдор, граф Эссекс.
Двор монарха изначально был местом, где решались судьбы государства, средоточием политической и экономической власти. На время утратив свое столь большое значение, в конце Средневековья с началом процесса централизации государства, двор монарха возвращает себе роль распределителя политической и экономической власти. К началу Нового времени в европейских странах двор монарха становится местом притяжения самых богатых и могущественных людей государства, куда стремились попасть многие представители знати для приращения своего политического и экономического веса. Придворное общество постепенно изменяется: из вельмож, почти равных своему монарху, своему primus inter pares, они превращаются в зависимых от государя придворных. Разумеется, они ориентированы, прежде всего, на достижение своих выгод, но тактика их поведения меняется в связи с изменившимися условиями бытования. Эта статья посвящена данному процессу. На примере Англии эпохи Елизаветы I Тюдор мы постараемся проследить процесс повышения лояльности знати своему монарху и связанные с этим события.
Одним из самых замечательных политических деятелей той эпохи по праву является граф Эссекс, последняя серьезная привязанность королевы Елизаветы. История их отношений напоминает очень красивую и трагичную историю искренней страстной любви. В 1587 г. один из слуг графа Эссекса хвастался: «Никого нет подле нее кроме лорда Эссекса. Ночью мой господин играет с ней в карты или другие игры и уходит в свои покои, когда начинают петь птицы» [1. С. 46]. Однако довольно часто Эссекс позволял себе грубить королеве, высказывать свое недовольство политикой королевы едкими репликами в адрес Елизаветы или демонстративно покидать двор. Однажды он заметил в присутствии королевы, что «ее условия так же кривы, как и ее корсет» [1. С. 42]. Но Эссекс заработал себе громкую славу у современников и потомков не только своей храбростью на поле брани, не только своими пылкими посланиями Елизавете, но и неудачной попыткой восстания против «клики Сесила», а также своей трагичной судьбой и своей кончиной на эшафоте. Что же заставило Эссекса пойти на столь смелые меры и что заставило его отказаться в самый ответственный момент от продолжения восстания?
В 1584 г. при дворе Елизаветы появляется еще молодой человек, граф Эссекс, приемный сын ее любимого фаворита графа Лейстера. Молодой, образованный, успевший прославиться на полях сражений в Нидерландах аристократ, он почти сразу завладел вниманием королевы и по праву стал новым украшением двора. Граф сумел затмить прежнего фаворита Елизаветы – сэра Уолтера Рейли, начав многолетнюю борьбу за милость и расположение Ее Величества. Борьба ее фаворитов за место под солнцем была действительно жестокой, а иногда и кровопролитной: при дворе случались дуэли, которые не всегда удавалось предотвратить, несмотря на то, что участие в дуэли каралось заключением в Тауэр. Тем не менее, когда Рейли писал: «Полных двенадцать лет я потратил на эту войну», он имел в виду войну фаворитов [2. С. 313]. Эссекс происходил из аристократической семьи, от своей матери он унаследовал обширные связи и большую клиентеллу. Тем более, ко двору его привел «тот самый Лейстер», он наставлял своего пасынка в правильном обращении с королевой и со своими соперниками. Эссекс, говоря на языке теории французского социолога П. Бурдье1, обладал большим социальным и символическим капиталами, т.к. величина социального капитала определяется широтой семейных связей и высотой социального происхождения, а символический капитал – это престиж, имя, репутация [3. С. 127]. Впоследствии Эссекс приращивает и политический капитал, став кавалером ордена Подвязки и генералом кавалерии, а в 1593 г. получив место в Тайном Совете. В 1590 г. королева даровала ему монополию на торговлю в Англии заморскими сладкими винами, что позволяло Эссексу содержать себя и свою клиентеллу. Таким образом, мы видим, что, изначально обладая большими социальным и символическим капиталами, Эссекс зависел от королевы и ее пожалований, которые позволяли ему умножать столь важный для фаворита символический капитал.
В конце 1590-х гг. Эссекс попадает в опалу. Многие ученые связывают это с невероятной популярностью Эссекса в народе, с провалом экспедиции в Ирландии, а также с подозрительностью королевы. По возвращении из Ирландии Эссекс был заключен под арест, что очень удивило все придворное общество. Еще ранее друг Эссекса Френсис Бэкон предупреждал графа: «Неуправляемая натура, человек, который пользуется ее расположением и осознает это, с состоянием, не соответствующим его величию, популярный, имеющий в своем подчинении множество военных… Я спрашиваю, может ли возникнуть более опасная картина в воображении любого монарха, а тем более женщины, ее величества?» [4. С. 253]. При этом никто не сомневался в верности Эссекса своей королеве, кроме самой королевы. Она писала своему прославленному маршалу: «Из Вашего дневника следует, что Вы полчаса беседовали с предателем без свидетелей. И хотя Мы, доверяя Вам дела Нашего королевства, вовсе не проявляем недоверия в вопросе с этим изменником, Вы… могли бы для порядка и для Вашего собственного оправдания заручиться надежными свидетельствами о Ваших действиях» [4. С. 250]. Такая подозрительность Елизаветы обусловлена обстоятельствами, окружавшими ее еще в детстве и юности, когда жизнь будущей королевы порой висела на волоске. Поэтому подозрительность и постоянное опасение (в некоторых случаях вполне оправданное) стали частью ее характера [5. С. 86]. В конце своего правления у Елизаветы наблюдался «синдром Ричарда II» – слабого монарха, чей престол захватил Генрих Болингброк. Королева в конце своей жизни ассоциировала себя с безвольным, нерешительным монархом, однажды сказав: «Я – Ричард II, знаете ли вы это?» [4. С. 253]. Этот синдром являлся выражением возрастного кризиса конца жизни, когда «человек либо обретает покой и уравновешенность как следствие целостности своей личности, либо оказывается обречен на безысходное отчаяние как итог путаной жизни» [6. С. 16].2
Та немилость, которую демонстрировала Елизавета Эссексу, хоть и выпустив его из-под ареста, но лишив членства в Тайном Совете, отчасти стала причиной загадочного его выступления в феврале 1601 г. Тем не менее не стоит видеть причину восстания Эссекса только в его опале, которую, так или иначе, многие придворные вельможи успели испытать на себе. Как отмечают многие исследователи, к бунту его толкнуло тяжелое финансовое положение. В 1600 г. он писал королеве: «Через семь суток от сегодняшнего дня истекает аренда, которую я имею благодаря доброте Вашего Величества, а это хозяйство – мое основное средство к существованию и единственная возможность расплатиться с купцами, которым я должен» [7. С. 181]. И клиентелла Эссекса также испытывала финансовую нужду. Невозможность поддерживать свой высокий статус и статус своих людей наносила непоправимый удар символическому капиталу Эссекса, что было очень важно для придворного столь высокого ранга. Это толкает Эссекса на выступление 8 февраля 1601 г. Очевидно, что у Эссекса и его сторонников не было четкого плана. Уже на суде он заявлял, что хотел «с восемью-девятью знатными дворянами, имеющими причины для недовольства, правда, не идущие в сравнение с его собственными, предстать перед королевой, чтобы, пав к ее ногам… просить Ее Величество удалить от себя тех, кто злоупотреблял ее доверием и клеветал» [4. С. 258]. Эссекс рассчитывал, что уже в Лондоне к нему присоединятся сочувствующие, однако граф и его свита остались в одиночестве. Отсутствие поддержки стало одной из причин провала мятежа Эссекса. Вскоре он поворачивает оставшееся с ним войско обратно в сторону своей резиденции. Примечательно то, что Эссекс, уже приготовившийся к осаде неприятелем своего замка, в последний момент передумывает и сдается властям. Что повлияло на это решение? Вероятно, Эссекс рассчитывал быть прощенным, как и прежде. Поэтому, находясь в Тауэре, он не писал Елизавете, будучи уверенным в восстановлении добрых отношений с государыней и все еще верным своей королеве. То, как он принял свой страшный приговор, и его прощальная речь на эшафоте могут подтвердить это суждение: «… О, Господи, благослови ее, ее вельмож, министров и прелатов. Я умоляю их всех остальных снисходительно отнестись к моим намерениям относительно ее величества, ибо я клянусь спасением души, что никогда не помышлял о ее смерти или о насилии над ней, но тем не менее суд надо мной был честным и обвинительный приговор вынесен справедливо…» [4. С. 260].
Новое поколение придворных, появившееся при дворе в 1580-х гг., воспитывалось уже в верности своей королеве. Они уже не были свидетелями шаткого положения Елизаветы в начале ее правления, но некоторые, возможно, помнили Северное восстание 1569 г. и его последствия. Тем более, постепенно экономическая и политическая зависимость знати от короны увеличивалась, и заговоры с целью свергнуть королеву уже не могли уместиться в головах придворных. Граф Эссекс принадлежал к этому молодому поколению, он не оспаривал превосходство власти Елизаветы над другими аристократами и мыслил себя ее подданным. И не политические амбиции подтолкнули его на мятеж, а необходимость в подтверждении своего высокого социального статуса. Но Елизавета, чья идентичность сформировалась во время интриг и заговоров против короны, восприняла популярность Эссекса в народе как угрозу своей жизни, а его мятеж – как прямую попытку исполнения заговора.
Литература
- Paul E.J. Hammer. «Absolute and Sovereign Mistress of her Grace?» Queen Elizabeth I and her Favourites, 1581 – 1592 // The World of the Favorite. – L., 1999.
- Brigden S. New Worlds, Lost Worlds. – L., 2000.
- Бурдье П. Социология политики. – М., 1993.
- Дмитриева О.В. Елизавета Тюдор. – М., 2004.
- Полякова А.С. Мария и Елизавета Тюдор: формирование идентичности правителя // Вопросы истории, международных отношений и документоведения. Сборник трудов студентов и аспирантов исторического факультета. – Томск, 2009. Вып. 4.
- Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. – М., 1996.
- Хейг К. Елизавета I Английская. – Ростов-на-Дону, 1997.
К.Г. Тебенев
СПЕЦИФИКА ГЕНДЕРНОГО ДИСКУРСА В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ НА ПРИМЕРЕ ТВОРЧЕСТВА ЧОСЕРА И БОККАЧЧО
Дается сравнительный анализ гендерного аспекта творчества Чосера и Боккаччо. Анализ схожих идей позволяет выявить различия между ними в восприятии сексуальной сферы, института брака и роли женщины в обществе.
Ключевые слова: Чосер, Боккаччо, гендерный дискурс.
Исследователи приписывают Чосеру знакомство с творчеством Боккаччо, в частности с «Декамероном» [1. С. 215]. Однако, несмотря на близость этих двух великих творцов европейского Средневековья, различия между ними нельзя игнорировать, что свидетельствует не только о различии их индивидуальных судеб, но и об особенностях исторических путей развития Англии и Италии. Несмотря на то, что общий строй идей условно можно назвать похожим, пристальное внимание к деталям, их эмоциональному интонированию показывает, сколь различны в своём мироощущении англичанин и итальянец. Автор данного текста не случайно для сравнительного анализа выбрал именно Дж. Чосера и Дж. Боккаччо. Именно их произведения были одними из первых ростков ренессансного расцвета Европы. Памятуя о сложной опосредованности формирования культурного дискурса экономико-политическими реалиями эпохи, в потенции изучение особенностей мировоззрения Чосера и Боккаччо способно дать нам и более глубокое понимание специфики процессов Перехода в этих разных регионах.
Важным аспектом освобождения женщины выступила идея равенства мужчин и женщин. Согласно Ветхому Завету женщина была создана после мужчины и как его помощник, что позволило католическим теологам свести положение женщин до второстепенной роли [2. P. 6]. Однако в произведениях Чосера и Боккаччо это представление начинает меняться. Женщина перестаёт быть пассивным исполнителем воли мужчин. Так, во второй новелле второго дня, хозяйка, приютившая Ринальдо д’Асти, прямо говорит ему: «… когда я увидела вас в этой одежде, бывшей моего покойного мужа, и мне показалось, что это – он, у меня сто раз являлось этим вечером желание обнять и поцеловать вас…» [3. С. 118]. В другой новелле жена Паганино отказывается от него и остаётся с пиратом, её выкравшим, мотивируя это неудовлетворённостью половой жизнью в браке [3. С. 205–212]. В «Кентерберийских рассказах» мы можем найти подобные сюжеты, однако их интонирование несколько отличается. Так, в рассказе мельника Николас вынужден упрашивать жену плотника, которая, даже согласившись, не проявляла активных шагов [4. С. 139]. А в рассказе шкипера жене нужен был повод, который позволил бы ей пойти на измену: «Но нет супруга скаредней его; // Во всём он видит только баловство» [4. С. 222]. Иными словами, у Чосера свобода женщины ограничена по сравнению с поведением женщин у Боккаччо. Она свободна в своих действиях только в определённых условиях, когда имеется некий повод на отступление от табу в виде неправомочного деяния со стороны мужчины.
Это ещё более явственно видно в том, как Чосер относится к институту брака. Для героев Боккаччо институт брака не обязательно связан моральными рамками. В новелле восьмого дня происходит обмен жёнами и «у каждой из двух жён было по два мужа, и у каждого из них по две жены…» [3. С. 628], в то время, как знаменитая Батская ткачиха говорит: «На что мне целомудрие хранить, // Когда нам всем велел Господь любить. // А в браке не было и нет греха, // Лишь только б пара не была плоха. // Жениться лучше, чем в грехе коснеть // И в адском пламени за то гореть» [4. С. 375–376] (выделено мною. – К.Т.).
Таким образом, для Чосера важна свобода сексуального выражения не сама по себе, но и её моральная оценка, её санкционированность. Если Боккаччо подчас ставит знак равенства между любовью и похотью, или они выступают как равные, и для героев «Декамерона» нет проблемы морального оправдания, если мужчина и женщина хотят соития, то для героев Чосера очевидна связь морали и плотских утех. Так, та же Батская ткачиха говорит: «…творят же блуд // Те люди, что неправедно живут, – // В супружестве иль в девстве, всё едино. // Быть праведным нельзя наполовину» [4. С. 377]. При всём этом Чосер не воспринимает брак как некую абстрактную категорию, его взгляды на брак прагматичны и напоминают взаимовыгодный обмен (отношения между торговыми партнёрами, сказали бы мы). Батская ткачиха относится к браку как к выгодному приобретению, в том числе и в смысле сексуального удовлетворения: «Прослыть же совершенной я не тщусь. // Что мне моим Создателем дано, // То будет мною употреблено. // И горе мне, коль буду я скупиться // И откажусь с супругом поделиться» [4. С. 179].
В этом смысле показателен рассказ шкипера, где жена скупого торговца отдаётся монаху за деньги [4. С. 218–231]. И, несмотря на то, что она была обманута, ей удаётся отстоять своё мнение. Поэт при этом не осуждает ни жену, ни скупого торговца. Наоборот, у Боккаччо мы найдём несколько новелл, где он негативно отзывается о женщинах, берущих за плотские утехи деньги. В новелле восьмого дня Гульфардо заплатил жене Гаспарулло за то, что «она доставляла ему удовлетворение своей особой» [3. С. 573]. Однако он её обманул и «проведённая дама отдала мужу позорную плату за свою низость» [3. С. 573]. Притом что этот поступок жены так и не был вскрыт, Боккаччо порицает её.
Таким образом, мы видим, что, несмотря на кажущуюся близость гендерных представлений Чосера и Боккаччо, их мировосприятие сильно отличается. Думается, что важнейшим фактором являются особенности культурно-исторического бытования их героев и прежде всего специфика и скорость генезиса товарно-денежного уклада и сопряженного с ним процесса индивидуализации в Англии и Италии. Быстрое их развитие в Италии, когда к XIV в. она стала лидером означенных процессов в Европе, привело к более динамичной перестройке авторитарной структуры сознания, к появлению более раскованного по сравнению не только со средневековым временем, но и другими странами новой эпохи восприятия мира и человека.
В Англии означенного времени также начал формироваться новый уклад жизни. Однако здесь процессы шли значительно медленнее, товарно-денежные отношения пробивали себе путь труднее, чем в Италии (хотя быстрее, чем во Франции), процесс трансформации авторитарной структуры сознания не носил столь выраженного радикального характера, как это имело место в средиземноморской стране. В силу всего этого менталитет английского общества нес в себе больший груз непреложности традиционных морально-религиозных ценностей. Иными словами, если гендерный дискурс Боккаччо отражал его большую свободу и раскованность в обращении с устоями своего общества, то в дискурсе Чосера при всей его новизне мы видим следы цепкости традиции, опосредованно свидетельствующей о более гармоничном сосуществовании нового и старого укладов жизни1.
Литература
- Богодарова Н.А. Джеффри Чосер: штрихи к портрету // Средние века. – М., 1990. Вып. 53.
- Masi М. Chauser and Gender. – New York, Peter Lang.
- Дж. Боккаччо. Декамерон. – М., 1997.
- Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М., 2007.