П. П. Румянцева Издательство Томского университета
Вид материала | Документы |
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 1434.78kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 3189.24kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 2424.52kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 2585.19kb.
- Редакционно-издательским советом Томского политехнического университета Издательство, 1488.99kb.
- Методические указания для преподавателей Издательство Томского политехнического университета, 882.32kb.
- М. В. Иванова Томск: Издательство Томского политехнического университета, 2008. 177, 2610.26kb.
- Конспект лекций Рекомендовано в качестве учебного пособия Редакционно-издательским, 1023.31kb.
- Учебное пособие Издательство Томского политехнического университета 2009, 1079.58kb.
- Учебное пособие Издательство Томского политехнического университета Томск 2007, 1320kb.
М.В. Зиатова
ПОДГОТОВКА ПЕДАГОГИЧЕСКИХ КАДРОВ ДЛЯ ТАТАРСКИХ ШКОЛ В
ТОМСКОЙ ГУБЕРНИИ (1920 – 1930-е гг.)
Татарские школы, помимо образовательной, вели и культурно-просветительную работу. Они фактически являлись центрами национальной культуры, способствовали сохранению языка и национальных традиций. Острой проблемой было качество преподавания, поэтому было важно наладить систему подготовки и переподготовки педагогических кадров для татарских школ Томской губернии.
Ключевые слова: национальные меньшинства, национальные курсы, Сибирский тюрко-татарский педагогический техникум.
Острой проблемой для школ национальных меньшинств в начале 1920-х гг. было качество преподавания. Школы испытывали постоянную нехватку имеющих педагогическое образование учителей, знающих национальный язык, особенности работы среди нерусского населения. Около половины учителей, окончивших высшие начальные училища или русские школы первой ступени или краткосрочные педагогические курсы, не имели общей и педагогической подготовки. Другая, меньшая часть имела специальную подготовку, входившие в неё преподаватели окончили русские или национальные учительские семинарии. Самая подготовленная группа состояла из выпускников высших учебных заведений. В начале XX в. специальных учебных заведений по подготовке педагогического персонала для национальных школ в Сибири не существовало, поэтому было необходимо создать систему подготовки и переподготовки квалифицированных кадров.
В первой половине 1920-х гг. в Сибири началось формирование системы подготовки педагогических кадров с учётом конкретных условий той или иной местности. Наиболее массовой и оперативной формой подготовки национальных учителей в Томской губернии являлись краткосрочные курсы. Сроки их проведения, продолжительность, программа определялись губернскими отделами народного образования. Учебный план курсов обычно содержал общеобразовательные и специальные предметы: национальный язык, историю, литературу. В Томске работа по организации курсов для подготовки учителей началась в 1920 г. [1. 31 янв.]. Подобные курсы прошли в Омске, Семипалатинске и Иркутске.
Переход к нэпу и сокращение бюджетных средств на народное образование повлекли за собой закрытие в 1922–1924 гг. многих национальных курсов, в том числе и татаро-киргизских. Понимая важность проблемы подготовки специалистов, было рекомендовано привлекать учителей нацменьшинств на общие педагогические курсы. Уже в 1924 г. в Томске при губернских учительских курсах была организована секция на татарском языке по следующим предметам: орфография татарского языка, правописание, математика, тюрко-татарская история. Секция была создана потому, что на эти курсы приехали 19 татарских учителей, которые плохо понимали русский язык и не могли усвоить преподаваемый материал [2. Л. 44].
Организация и работа курсов для татарских учителей была сопряжена с большими трудностями, обусловленными нехваткой знающих национальные языки квалифицированных лекторов, национальных учебников и пособий, отсутствием средств их финансирования. Ежегодно проводимые курсы по переподготовке учителей школ нацменьшинств охватывали сравнительно небольшой слой работников и не давали необходимого эффекта, будучи не в силах ликвидировать недостаток национальных учительских кадров и дать им необходимые знания. Так, в 1924 г. в Томской губернии смогли повысить свою квалификацию 33 татарских учителя, в 1926 г. – 8, в 1927 – 9 [3. 24 июня; 9 авг.], то есть количество учителей, прошедших переподготовку в 1920-е гг. было незначительным.
Параллельно с деятельностью краткосрочных курсов развертывалась работа по созданию средних специальных учебных заведений нацменьшинств. Педагогические техникумы имели больше возможностей для подготовки учителей начальной школы, чем высшие учебные заведения, т. к. требовали меньших материальных затрат и педагогического персонала. В отличие от курсов они давали своим выпускникам достаточные теоретические и методические знания. Педагогические техникумы открывались, как правило, на базе бывших учительских институтов, семинарий или долгосрочных курсов. Именно таким путем был создан Сибирский татарский педагогический техникум в Томске.
Тюрко-татарская учительская семинария, как она называлась изначально, начала свою деятельность ещё в 1917 г. Однако, несмотря на налаженность её работы, удачный подбор педагогического персонала, она была закрыта в 1921 г. Ее ликвидация объяснялась невозможностью содержания за счёт губернских средств учебного заведения общесибирского значения, а также необходимостью реорганизации семинарии на советских началах. Придавая большое значение работе татарской семинарии, Томский губернский совет по делам национальностей добился от Наркомпроса РСФСР её включения в государственную сеть профессионально-технических заведений Томска под названием «Сибирский татаро-киргизский педагогический техникум» (СТКПТ). 1 сентября 1922 г. началась работа по реорганизации семинарии в техникум.
Сибирский татаро-киргизский педагогический техникум открылся в феврале 1924 г. сначала в виде отделения (с 30 учащимися) русского педагогического техникума. Лишь в начале 1929 г. техникум получил статус самостоятельного образовательного учреждения [4. Л. 1]. Техникум был средним профессиональным учебным заведением краевого значения и готовил учителей для татарских и киргизских (казахских) школ первой ступени Сибири. Финансирование техникума производилось из нескольких источников и зависело от целого ряда местных бюджетов, поэтому он постоянно испытывал перебои со снабжением учащихся обувью и одеждой, нехватку средств на питание. Другую сложность в работе техникума, особенно в 1924–1926 гг., создавал неудачный подбор учащихся. Большинство поступило туда случайно, а не по призванию или желанию. Подбор кандидатов для поступления являлся скорее результатом экономических соображений губернских отделов народного образования, которые стремились освободиться от детей, прибывших из голодающих губерний России. Взаимоотношения, сложившиеся между татарскими и русскими учащимися, были нередко враждебными, чему способствовало тяжёлое материальное положение и незнание татарами русского языка.
С осени 1925 г. техникум стал называться Сибирский татарский педагогический техникум (СТПТ), т.к. большинство его учащихся было татарами по национальности. Техникуму было выделено здание на улице Большая Королёвская в Заисточном районе [5. C. 129]. С каждым годом возрастало количество желающих учиться в нём. Будущие выпускники распределялись по округам, которые обеспечивали их стипендией в течение 4–5 лет с целью получить необходимых специалистов. Сотрудники техникума принимали активное участие в организации и проведении краевых курсов по подготовке и переподготовке татарских учителей, проведении методических консультаций для преподавателей школ национальных меньшинств, окружных курсов по ликвидации неграмотности. Ресурсы техникума широко использовались во всех культурно-просветительных мероприятиях, проводимых среди татарского населения города и округа, в числе которых были не только различные татарские праздники, но и антирелигиозные кампании, и лекционная пропаганда.
Мероприятия по подготовке татарских педагогических кадров, создание учебников на национальном языке существенно повысили уровень образования татарского населения. Но становление национального образования происходило медленно. Одной из причин была недооценка работниками образования всей важности быстрейшего практического осуществления этой задачи национальной политики партии. В одной из статей со ссылкой на мнение Сталина отмечалось, что некоторые работники в районах с татарским населением пытались «обойти национальные различия языка, культуры и быта», хотели «развенчать политику партии по национализации аппарата, национализации прессы, школы и других государственных и общественных организаций», желая оставить власть в своих руках [6]. Другая причина слабых темпов проведения реформы национального образования усматривалась в отсутствии ответственности со стороны директоров техникумов за комплектование и организацию национальных курсов и в недостаточном их финансировании. Так, в 1930/31 учебном году несколько национальных курсов по подготовке учителей были сорваны или проходили с огромным недокомплектом. В результате из намеченных по плану 1254 человек было подготовлено лишь 528 учителей, т.е. меньше половины (43%) [6].
И все же, несмотря на все трудности и сложности, недоработки и подчас серьёзные просчеты в работе работников системы просвещения, государственных и партийных структур, в 1919–1931 гг. в Томской губернии были заложены основы для обеспечения татарских школ квалифицированными педагогами. Это, в свою очередь, создавало одну из важнейших предпосылок становления и развития национального образования.
Литература
- Сибирский коммунист. – Новосибирск, 1920.
- Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Р–28. Оп. 1. Д. 1282.
- Красное знамя. – Томск. 1925.
- Государственный архив Томской области. Ф. Р-939. Оп. 1. Д. 26.
- Лукиева Е.Б., Окушева Г.А. Образовательная политика и культурно-просветительская работа среди томской мусульманской общины в 20–30-е гг. XX в. // Духовные ценности ислама. – Томск. 2008.
- Скворцов С. За школу на родном языке // Культурный штурм. – Новосибирск. 1931. 23 ноября.
Э.К. Садыкова
THE SCIENCE OF KAZAKHSTAN: ANALYSIS, PROBLEMS AND PARTNERSHIP
Science today has become an independent sphere of international relations. Every highly developed or fast developing country aspires to leap forward its science, education and innovations and seeks for the partners in these fields. One of the most important objects of Russian foreign policy nowadays should be not only the developing of the relations with the most advanced distant countries but also keeping its traditional connections with its closest neighbours – former members of the USSR. That is why we tried to consider the development of science in one of the largest countries of CIS – Kazakhstan.
Key words: the science of modern Kazakhstan, international scientific relations
There are a lot of different research works in Russia about economy, internal and foreign policy, prospects of development, political systems of giants of industrial and postindustrial societies: the USA, the European Union, Japan, China etc. But lots of scientists and analysts forget about Russian nearest neighbours – the countries of Commonwealth of Independent States, whereas one of the most important objects of Russian foreign policy nowadays should be not only the developing of the relations with the most advanced distant countries but also keeping its traditional connections with its closest neighbours – former members of the USSR. Science today has become an independent and valuable sphere of international relations. Every highly developed or fast developing country aspires to leap forward its science, education and innovations and seeks for the partners in these fields. That is why we would like to draw the attention to one of the largest country of CIS – to Kazakhstan – and to discover this country on the very other hand: we would like to tell about the science of Kazakhstan.
The purpose of this research is to analyse modern development of science in Kazakhstan, to identify the most important areas of cooperation between Kazakhstan and other countries in this field, as well as examining the governmental policy in the scientific sphere.
1991 year became the turning point in the history of Kazakhstan science. After the receiving of independence the main objective of Kazakhstan government became the formation of Kazakhstan as a sovereign state. The questions of forming an independent scientific and technical policy and the management system of science became the basis of the law «About Science and Government Scientific and Technical Policy of Kazakhstan Republic» adopted in January 1992. In February 1992 the Ministry of Education and Science was established and in 1999 the Highest Scientific and Technical Commission under the Kazakhstan Government was formed.
The crisis of 1990s which was accompanied by the reduction of financing the science from the state budget and decrease of the orders for scientific production from business sphere led to the great diminution of quantity of research and development works and the number of people working in scientific branch. Moreover the average age of Doctor of Science in 2007 was 55–59 years, of Candidate of Science – 46 years and common lecturer – 39 years [1]. So we can speak about the absence of motivation to scientific activity among the youth mostly because of low salary: the average salary of Doctor of Science is 27016 tenge, of Candidate of Science – 25052 tenge and researcher without any academic degree – 21460 tenge [1]. According to the public opinion poll made by BISAM Central Asia in 2005 only 4,3% of people in Kazakhstan consider the profession of scientist as a prestigious one [1]. That is why the main task for the country in 2000s became the keeping of Candidates and Doctors of Science and the attracting of young scientists for working in scientific sphere.
What is more, the out-of-date facilities and equipment can’t allow to work on modern researches and development designing. The small number of design offices and research institutes applies the breach of transfer of technologies to the factories that leads to the breach of the connections between science and production.
The large complex of problems is the reason for further reforming of scientific sphere in 2000s. The main objective of the reforms is the improving of the competitiveness of Kazakhstan science and technology which is need for the steady economic development of the country. In 2007 Kazakhstan Government adopted the policy of developing of science-demanding production and adoption of new information technologies. The main goals of this policy are described in the Government program «The Development of Science in Kazakhstan Republic in 2007–2012». These reforms are mainly connected with organizational and structural transformation of Kazakhstan science. The main of the reforms are:
– reorganization of the National Academy of Science from the institution financing by the government into the public organization;
– integration of education and science in the form of confluence of research institutes and universities;
– transition to the new three-stepped model of preparing the researchers: bachelor – master – doctor.
The international ties of Kazakhstan science have widened and got stronger since the second half of the 1990s. Nowadays Kazakhstan has signed the agreements with more than 40 countries and international organizations. By 2009 more than 60 intergovernmental and interdepartmental agreements about scientific partnership have been signed.
The main partner of Kazakhstan traditionally remains the Russian Federation. The relations between Kazakhstan and Russia are based on centuries-old tradition, economic, cultural and historical ties. The proximity of these two states, the border with the length of more than 7 thousand km are the reasons for the development and deepening of their cooperation, for the search for new methods and ways of international relations. In the sphere of the humanities the collaboration between Kazakhstan and Russia in 2000s includes mainly the interchange of the scientific information and studing of the historical, cultural and ethnical ties of Kazakhstan and Russia. The joint Kazakh-Russian fundamental studies and applied developments are carried out in the frames of «The Program Kazakh-Russian cooperation in the field of science and technology» adopted 15 February 2001. This program supposes the realizing of 23 research projects in different fields (information technologies and electronics, production technologies, ecology and rational nature management, etc.).
Kazakhstan also tries to improve its positions in the frames of science and technological space of the members of CIS, to develop its partnership with the countries of Central Asia in the sphere of new technologies, system technological researches and project analysis. The main CIS partners of Kazakhstan now are Byelorussia, Tajikistan, Kyrgyzstan, Uzbekistan and Azerbaijan. The cooperation with these states includes the studies in the fields of geology, seismology, biology, botany, physics, mathematics, ecology, geography, economics, petrochemistry and oil processing, social studies and humanities. According to the agreements and contracts the main forms of the cooperation are the interchange of scientific information, results of the researches and observations; holding of joint researches, conferences and forums, meetings of scientists.
Speaking about Kazakhstan cooperation in the sphere of science one can’t but mentions the cooperation of Kazakhstan in the frames of Shanghai Cooperation Organisation. This organisation was established in 2001 and includes Kazakhstan, Russia, China, Tajikistan, Kyrgyzstan and Uzbekistan. The original goal of this organisation was military and political partnership, but now it has widened to the partnership in economy, trade and humanitarian sphere. In 2008 there took place the first meeting of representatives of Academies of Science including in this organisation. Thus they determined 14 branches of joint work: new materials, nano- and bioengineering, ecology, global climate changing, production of motor fuels, geology, chemistry, oil and gas processing, geological prospecting, industrial and medical lasers, energetics, informational technologies, electronics. The main mechanisms of cooperation are:
– forming of joint laboratories, educational centres, industrial parks on the territory of the countries of the organisation;
– organisation of study courses for scientists, masters and bachelors in the creating universities of SCO;
– creating of joint scientific and industrial centres [2].
The cooperation of Kazakhstan Republic with the European countries (the UK, Bulgaria, France, Germany, Greece, Spain, Italy and Poland) and the USA is carried out mainly in the educational sphere and is presented by academic exchange of students and lecturers, providing of grants for Kazakhstan students and masters, organising of the study courses for lecturers to raise the level of their skills. However, Kazakhstan government tries to widen the scientific cooperation with western countries.
So, although Kazakhstan enters into the industrial and innovation era of economic development, the main feature of which should be the integration of education and science and the connection of science and production, there are a lot of difficult problems in scientific and technical sphere. The portion of scientific production in gross domestic product in recent years is only about 1% [3] that means that the scientific and technical activity hasn’t become the basis of economic development of the country. Kazakhstan has many ties with foreign states but the main sphere of the cooperation still remains education, moreover the main partners of Kazakhstan Republic are the countries of the former USSR and the main objective of the Ministry of science and Kazakhstan government is to increase and widen its international scientific relations.
References
- Состояние и проблемы казахстанской науки: взгляд изнутри [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
- Пресс-служба СО РАН. II Форум научно-технического сотрудничества государственных научных учреждений стран Шанхайской организации сотрудничества завершил свою работу [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.sbras.nsc.ru.
- О государственной программе «Развитие науки в Республике Казахстан на 2007–2012 годы» [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
А.Н. Сорокин
ИНСТИТУТ ПРИКЛАДНОЙ ФИЗИКИ В 1922 – 1928 гг.
Описываются организация и первые годы функционирования Института прикладной физики при Томском технологическом институте, где были заложены основы регулярного изучения физики. В 1928 г. институт был преобразован в Сибирский физико-технический институт.
Ключевые слова: история науки, физика, Томск, ХХ век.
Предшественником Сибирского физико-технического института им. акад. В.Д. Кузнецова (СФТИ) при Томском госуниверситете, одного из ведущих научно-исследовательских институтов в системе высшего образования России, явился институт прикладной физики (ИПФ) при Томском технологическом институте (ТТИ). Он был организован группой энтузиастов, в которую входили профессора Б.П. Вейнберг, Н.В. Гутовский, В.Н. Пинегин и Г.В. Трапезников.
Основанный в 1922 г., он с самого начала формально относился к системе Главнауки Наркомпроса РСФСР. Тем не менее он не располагал ни самостоятельным бюджетом, ни штатами. Это было скорее объединение небольшого числа работников, чем самостоятельное научное учреждение. Собственного здания институт не имел. Для канцелярии ИПФ была отведена комната в одном из корпусов технологического института [1. Д. 7. Л. 1]. Это была попытка координации работы специалистов разных областей с целью решения актуальных практических и теоретических вопросов физики. В своем докладе на торжественном собрании коллектива, посвященного пятидесятилетию со дня организации СФТИ в 1978 г. М.А. Кривов подтвердил эту мысль: «Создание Института прикладной физики при технологическом институте в 1922 г. свидетельствовало как о наличии достаточно квалифицированных ученых в этой области науки, так и о стремлении их к организации своей работы» [2]. И далее: «…томские физики вели интенсивную и заметную в масштабах всей страны работу» [2].
Структура Института прикладной физики выглядела следующим образом. Во главе института стоял директор. Повседневные вопросы решались на коллегии. Для принятия более важных решений созывался совет института. Как таковых отдельных лабораторий у института не было. Научная деятельность осуществлялась на материальной базе лабораторий Томского технологического института (физической, металлографической, механической технологии и минеральных веществ), а также физической лаборатории Томского государственного университета.
Первым директором института стал Б.П. Вейнберг. На заседании коллегии 11 сентября 1924 г. было принято решение: «…в виду того, что проф. Вейнберг является инициатором учреждения Института прикладной физики при ТТИ, принял на себя все тяжести, связанные с этим учреждением и является главным инициатором многих работ сотрудников, а также исходя из того, что в будущем Б.П. Вейнберг может быть чрезвычайно энергичным работником на научно-исследовательском поприще в Сибири, возбудить ходатайство перед Главнаукой о назначении Б.П. Вейнберга почетным действительным членом Института прикладной физики при ТТИ» [1. Д. 2. Л. 7]. После его отъезда в 1924 г. в Ленинград институтом до 1 сентября 1924 г. заведовал В.Н. Пинегин. В сентябре 1924 г. В.Н. Пинегин подал заявление о переходе в Одесский политехнический институт. На заседании коллегии института 11 сентября 1924 г., проходившей с участием ректора Томского технологического института Н.В Гутовского, действительных членов Г.В. Трапезникова и И.Ф. Пономарева на должность директора ИПФ физики при ТТИ был утвержден профессор И.А. Соколов, приглашенный на работу в ТТИ из Казани. И.А. Соколов оставался директором института до его реорганизации в СФТИ.
Первое заседание коллегии института состоялось 27 мая 1923 г. под председательством директора института проф. Б.П. Вейнберга. На заседании присутствовали члены коллегии Н.В. Гутовский, В.Н. Пинегин и Г.В. Трапезников. Первым ученым секретарем института стал Г.В. Трапезников. На этом заседании коллегии рассматривались главным образом организационные вопросы: распределение обязанностей между членами коллегии, приглашение в институт научных сотрудников и пополнение состава действующих членов. С первых дней организации Института прикладной физики остро встал кадровый вопрос. Было возбуждено ходатайство перед Государственным ученым советом (ГУС) о назначении научными сотрудниками первого разряда Н.Б. Поплавского, А.В. Верховского. Для пополнения состава действующих членов было принято решение привлечь профессора, зав. кафедрой технической химии ТТИ И.Ф. Пономарева. Вопрос о привлечении к работе в институте В.Д. Кузнецова решили пока отложить [1. Д. 2. Л. 1].
20 мая 1923 г. на заседании коллегии вновь был поднят кадровый вопрос. Было решено возбудить перед ГУСом ходатайство о расширении состава института, введя дополнительно должности действительного члена (1), научного сотрудника 1-го разряда (1), научного сотрудника 2-го разряда (1). В очередной раз было высказано предложение об использовании в работе института В.Д. Кузнецова в качестве кандидата на должность четвертого действительного члена. Но лишь 10 октября 1924 г. В.Д. Кузнецов был назначен заместителем директора Института прикладной физики.
В дальнейшем штат сотрудников института постепенно расширялся. 26 июля 1923 г. вместо не приехавшего в Томск научного сотрудника 1-го разряда К.Б. Поплавского в штат института был принят А.Н. Добровидов. В 1925 г. по инициативе В.Д. Кузнецова в институт в качестве научных сотрудников были приглашены Л.А. Швирк и В.М. Кудрявцеву, которые были утверждены на заседании коллегии 23 марта того же года. Всего к началу 1926 г. штат института насчитывал уже 19 человек, в том числе 4 действительных членов, 5 научных сотрудников 1-го разряда, 5 научных сотрудников 2-го разряда [1. Д. 2. Л. 1]. В 1926 г. в Институт прикладной физики в качестве действительного члена был принят профессор технологического института Т.И. Тихонов.
Таблица 1. Финансовое положение Института прикладной физики в 1927 г., (руб.) [1. Д. 2. Л. 3]
Наименование статей | Отпущено на 1927/28 г. | Израсходовано в 1927/28 | Сдано в доход казны |
Зарплата и содержание | 10209,00 | 10095,14 | 113,86 |
Канцелярские и хозрасходы | 200,00 | 200,00 | - |
Учебные расходы | 1000,00 | 1000,00 | - |
Подготовка к научно-педагогической деятельности | 2000,00 | 2000,00 | - |
Научные командировки | 250,00 | 250,00 | - |
Социальное страхование | 1079,00 | 1066,98 | 12,02 |
Итого б) Местный бюджет в) Спецсредства | 14738,00 611,20 | 14612,12 600,00 | 125,88 11,20 |
Что касается заработной платы, то по существовавшей в то время тарифной сетке (1926 г.) сотрудники института получали: И.А. Соколов (ставка) – 80 руб., В.Д. Кузнецов – 80 руб., Г.В. Трапезинков – 80 руб., М.А. Большанина, В.М. Кудрявцева, А.А. Швирк, имея 15-й разряд, получали ¾ ставки (60 руб.), Ю.В. Грдина (ставка) – 80 руб. [1. Д. 3. Л. 2]. Сотрудники Института прикладной физики делились на три группы. На базе физического кабинета университета работала группа проф. В.Д. Кузнецова, в которую входили М.А. Большанина, Л.А. Швирк, Н.А. Бессонов и К.И. Амброз. В физической лаборатории Сибирского технологического института вели исследования И.А. Соколов и В.М. Кудрявцева. В металлографической лаборатории СТИ работали Т.И. Тихонов, А.Н. Добровидов и Ю.В. Грдина. Названные группы не были постоянны. Сотрудники одного объединения при решении каких-либо вопросов нередко объединялись с учеными из других групп.
В 1926–1927 гг. Институт прикладной физики вел исследования по таким проблемам, как фотоэлектрический эффект в моно- и поликристаллах; разделение ионов путем центрофугирования; выяснение механизма внешнего трения, поверхностная энергия кристаллов, методы определения твердости и потенциала в кристаллах, растворяемость и кристаллизация, физико-химические свойства кожевенных фабрикатов, влияние ионизаторов на скольжение в кристаллах, механические свойства монокристаллов, явления текучести материала оптическим методом, многоточечный детектор и условия его работы, энергия растворителя, теория гальванических элементов, прослойки в кристаллах, природа металлических эвтектик. Изучались также процессы, связанные с рафинированием олова [1. Д. 3. Л. 6об.].
Существенным моментом в проведении исследований было то, что сотрудникам удалось осуществить комплексное изучение проблем металлографии, металлургии, сопротивления материалов и физических явлений. Если физическая часть Института прикладной физики занималась главным образом исследованиями механических свойств твердого тела, то часть техническая изучала технологию металлов, тесно взаимодействуя с физической частью. В целом же исследования, выполняемые в институте, носили в значительной степени случайный характер. Нередко выполнялись работы, не имевшие прямого отношения к основному научному направлению института. Постановка целого ряда исследований характеризовалась большим эмпиризмом. Тем не менее уже в 1924 г. исследования томских физиков стали заметным явлением в стране. В Ленинграде состоялся 4-й съезд русских физиков, на котором томские физики сделали около 10% от общего числа докладов [3. C. 3]. Их лидер В.Д. Кузнецов выступил на съезде с 8 докладами.
Распорядительный комитет съезда принял следующее обращение в адрес Сибирского революционного комитета. «Профессор физики ТГУ В.Д. Кузнецов, – говорилось этом документе, – при крайне неблагоприятной обстановке сумел организовать в Томске оживленную научную работу, сумел привлечь к ней молодых научных работников и студентов и получить ряд весьма ценных результатов, которые нашли себе должную оценку на 4-м съезде физиков в Ленинграде. Принимая во внимание, что Томск является единственным крупным научным центром Сибири, мы в интересах русской физики обращаем внимание Сибревкома на крайнюю необходимость поддержать профессора В.Д. Кузнецова. Повторяем, что работы В.Д. Кузнецова имеют большой теоретический интерес, а его исключительная энергия позволяет надеяться, что ему удастся организовать в Томске первоклассную физико-техническую лабораторию».
Обращение подписали почетный председатель Распорядительного комитета съезда, почетный член АН О. Хвольсон, председатель съезда академик П. Лазарев председатель Распорядительного комитета академик А.И. Иоффе и профессор Лейденского университета П. Эренфест.
Таким образом, за 5 лет существования в Институте прикладной физики сложилась определенная научная база, коллектив ученых, который в дальнейшем сыграл немаловажную роль в организации Сибирского физико-технического института.
Литература
- Государственный архив Томской области. Ф. Р-1638. Оп. 1.
- Кривов М.А. Доклад на торжественном собрании коллектива, посвященного пятидесятилетию со дня организации института. – Томск, 1978 г.
- Кессених В.Н. Научно-технические итоги 5 лет работы СФТИ // Труды Сибирского физико-технического института. – Томск, 1934. Т. 2, Вып. 3.
ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА И СРЕДНИХ ВЕКОВ
И.Е. Беспятова
ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР КОНЦА XVI в. ГЛАЗАМИ ПЬЕРА ДЕ БРАНТОМА
Освещатеся устройство королевского двора Франции и нравы придворного общества, что нашло свое отражение в мемуарах представителя французского дворянства – Пьера де Бурдея, аббата де Брантома. Хронологически рамки данного исследования определяются периодом правления последних представителей рода Валуа – Генриха II (1547–1559), Франциска II (1559–1560), Карла IX (1560–1574) и Генриха III (1574–1589).
Ключевые слова: Франция, королевский двор, Валуа, Брантом.
Придворная жизнь… Роскошные балы и грандиозные торжества, очаровательные дамы и галантные кавалеры, величие и торжество королевской власти – таков ее фасад. Но если заглянуть глубже, то мы увидим интриги, коварство, заговоры, громкие скандалы и внезапные разоблачения. Самим фактом своего существования, двор породил особый тип литературы, имеющий интригующий, а, зачастую, и скандальный характер. Когда за перо берутся придворные обыватели, желая прослыть остроумными и тонкими ценителями юмора, их творения, как бы сами собой покрываются полушутливой глазурью, которая скрывает под собой своего рода тайное историописание, тесно связанное со сплетнями.
В этом же ключе выдержано одно из самых ярких произведений придворной литературы конца XVI в. – воспоминания человека из среды, окружавшей последних французских королей Валуа, – Пьера де Бурдея, аббата де Брантома. Брантом, как и его предки, смолоду состоял на службе у королей. На склоне лет, он стал автором интереснейшего произведения, названного им «Галантные дамы». Он описывал будто бы частные вещи, ничего не значащие мелочи, но при этом в подобных частностях заметен характерный слепок нравов придворного общества того времени. Воспоминания аббата де Бурдея привлечены мною как источник для исследования роли и функций французского королевского двора конца XVI в.
Понятие «двор» разными исследователями определяется не одинаково. Его рассматривают и как королевское окружение, и как место пребывание короля, но при этом все они отмечают комплексную природу двора и наличие у него различных функций и предназначений [1. С. 10]. Пожалуй, основным является предназначение двора как властного института [1. С. 14]. Двор прошел свой эволюционный путь в процессе становления и развития средневековой государственности, влияя на оформление государственной системы. Не менее важное предназначение двора – быть местом пребывания правителя, политическим центром государства. В этом качестве двор являлся словно бы магнитом, который притягивал дворянство со всей страны. Эти люди, консолидированные вокруг особы монарха, переплетенные семейными и дружескими узами, связанные различными обязательствами по отношению друг к другу, составили особую корпорацию – придворную знать, – способную оказывать давление на политику благодаря своей близости к королю.
Двор влиял на экономику государства. Самим фактом своего существования, объединяя в своем составе королевскую семью и штат людей, ее обслуживающих, чиновников, пенсионариев, слуг и т.д., двор создавал для страны весьма существенную проблему экономического обеспечения. Но неправильным будет сказать, что двор выполнял функцию только лишь пассивного потребителя. Двор оказывал необыкновенно важное стимулирующее влияние на экономическую жизнь страны: он организовывал и направлял потоки поставки продовольствия, лошадей, предметов роскоши и т.д.; при его участии развивалась торговля и ремесло; преображал облик столицы, побуждая активное строительство различных зданий и прокладку новых дорог.
Велика роль двора в развитии духовной культуры. Именно из королевского дворца растекались по всей стране новые веяния, мода. Жизнь двора стимулировала развитие литературы и поэзии. Театр стал модным придворным развлечением – Брантом рассказывал, как королева Екатерина Медичи «… однажды перед Великим постом велела поставить на театре в парижском особняке архиепископов Реймсских весьма искусную комедию по-итальянски, сочиненную Корнелио Фиаско, капитаном королевских галер. Ее видел двор – и кавалеры и дамы – и множество горожан» [2. С. 302].
Но, пожалуй, главное, что делал Двор, он делал короля – королем. Он сыграл важную роль в сакрализации образа монарха у подданных. Сложная система этикета, обряды и ритуалы, сопровождавшие каждый шаг короля, регламентация придворной жизни в своей совокупности создавали необходимое для власти представление о величии правителя и о дистанции, которая отделяла его от простых подданных.
К XVI в. французский Двор стал занимать исключительное положение в Европе. Период правления последних Валуа знаменовал собой расцвет и бурный рост придворной жизни, который по пышности церемониала, организации придворной жизни и многочисленности представленного в ней благородного сословия стал достойно соперничать с современным ему испанским двором. Быть принятым при дворе и иметь там должность означало наличие очень высокого статуса в глазах окружающих. Придворная должность была предметом гордости. А поддержка влиятельных лиц могла облегчить жизнь во многих ее отношениях. Так, например, Брантом пишет: «Знавал я и других дам, состоявших под особым покровительством королей и знатных вельмож и открыто сим похвалявшихся» [2. С. 43]. Это более чем яркий пример, иллюстрирующий значимость придворной службы: если женщины охотно соглашались на «особое покровительство» со стороны власть имущих, а их мужья не возражали этому, значит, оно того стоило.
«Начиная со времени правления Франциска I (1515–1547) число придворных быстро увеличивалось и достигло своего предела в XVI в. при Генрихе III, чему способствовали Гугенотские войны (1559–1598) и религиозно-политическое размежевание дворянства, потребность постоянного местопребывания при короле, источнике сакральной власти и гаранте социальной стабильности» [3. С. 22]. Возможность появляться при дворе имел довольно строго очерченный круг лиц. Во-первых, это те, кто имел там должности, а также их супруги. Во-вторых, это чиновники высшего ранга – государственные секретари, губернаторы и т.д. В-третьих, иностранные послы и члены их свиты. В-четвертых, купцы, имевшие звание поставщиков двора. В большинстве случаев право состоять на придворной службе можно было получить лишь посредством родственников или покровителей, которые уже занимали там определенное положение. При дворе шла постоянная борьба за должности, которая порождала конкуренцию, взаимную зависть и массу ссор среди лиц, его населяющих. Совершенно очевидно, что, прежде всего, это была схватка за возможность влияния на короля, на его решения. А король, в свою очередь, стремился к тому, чтобы ему служили наиболее знатные и влиятельные дворяне королевства. Это подчеркивало его авторитет и позволяло держать их под контролем. С другой стороны, монарх старался окружить себя максимально надежными и преданными людьми. Возвышение выскочек вызывало зависть и гнев аристократов, претендующих на ключевые посты. На практике монарх обычно стремился соблюдать определенный баланс и максимально подчинить себе всех придворных.
В XVI в. фактически не существовало четкой системы назначения на должности. Поэтому находящийся в фаворе придворный мог продвигать свою кандидатуру или кандидатуру одного из членов своей клиентелы намного более успешно, чем человек со стороны. «Одному знатному дворянину жена выхлопотала и сама принесла указ о назначении на некий высочайший государственный пост, указ этот даровал ей принц в благодарность за известные милости; … она целых три месяца пребывала в фаворитках у принца» – пишет Пьер де Бурдей в своих «Галантных дамах» [2. С. 100]. Вот еще пример из того же источника: «... весьма ловкая дама, которая добилась ордена Святого Михаила для своего мужа: награду сию, кроме него, носили только двое наизнатнейших принца во всем христианском мире» [2. С. 99]. Зачастую на ключевых постах оказывались неподготовленные люди.
Королевский двор был достаточно сложно устроен. С организационной точки зрения он представлял собой совокупность служб дома короля, дома королевы, домов детей Франции (т.е. законных сыновей и дочерей царствующего монарха) и принцев крови (представители боковых ветвей правящей династии). Функционально двор разделялся на отдельные службы, подчинявшиеся своим главам. Дома членов королевской семьи представляли собой уменьшенную копию королевского дома. Положение того или иного двора и его членов напрямую зависело от положения его хозяина. Нередко они враждовали между собой. Особенно часто шла вражда между королевским двором и двором наследника престола. Придворная жизнь была четко структурирована и регламентирована. Во главе церемониала находились образы короля и королевской семьи. Двор, по сути, являлся театром, где у каждого придворного была своя четкая роль. На сцене «театра» изо дня в день разыгрывался один и тот же спектакль, направленный на возвеличивание монарха, подчеркивающий дистанцию, отделявшую правителя от простых смертных.
Двор был центром притяжения всего дворянства Франции, это было место, где каждый способный человек мог проявить свои таланты и достичь высокого положения в обществе, разумеется, если у него имелся высокий покровитель. В народе придворных, как правило, не любили, считая их бездельниками, в праздности и кутежах проводящими свою жизнь, ничего толкового не делающими, а только вредящими государству, давая королю дурные советы.
К концу правления Генриха III, на последнем этапе религиозных войн двор перестал существовать как единое целое – королю пришлось бежать из мятежной столицы, и верная ему часть придворных увязалась с ним, еще часть дворян отправилось с королевой Луизой Лотарингской в Тур, остальная оставалась в Париже. Двор, потерявший единство, стал словно бы проекцией ситуации во всей Франции – потеря народного единства, обособившиеся провинции, усилившиеся феодалы, забывшие в безумной войне за власть о благе государства. Генрих IV Бурбон, заняв освободившийся трон, так и не смог воссоздать прежний королевский двор. Как сказала однажды госпожа де Симье, одна из многочисленных знатных дам, прибывших ко двору нового монарха: «Я видела Короля, но не видела Его Величества» [4. С. 16]. Пожалуй, в полной мере королевский двор вновь обретет себя лишь в царствование Людовика XIV – Короля-Солнце.
Литература
- Двор монарха в средневековой Европе. Явление. Модель. Среда. – М.; СПб., 2001.
- Брантом П. Галантные дамы. – СПб., 2007.
- Шишкин В. Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI – XVII вв. – СПб., 2004.
- Таллеман де Рео. Занимательные истории. – Л., 1974.
Р.Р. Гильминтинов
ВЕРНОСТЬ В САМУРАЙСКОЙ И РЫЦАРСКОЙ ЭТИКЕ
Ценность верности является одной из самых главных в существовании и функционировании сообщества воинов. Особенно важна верность в условиях слабой государственной власти. Здесь на первый план выходит этос каждого отдельного воина, на его благородстве держатся не только победы на поле боя, но и существование всей структуры общества. В Средние века ценность верности особенно ярко проявилась в корпорациях самураев Японии и европейских рыцарей.
Ключевые слова: верность, рыцарство, самурайство, этика.
«Самурай, который является рыцарем и получает жалованье от господина, не должен считать принадлежащим себе ни свою жизнь, ни себя самого» [1. С. 53]. Так гласит один из важнейших текстов, вобравших в себя нормы бусидо, «будосёсинсю». Если возникает необходимость, буси (светский феодал) должен без промедления отдать все силы и даже жизнь ради своего сеньора. Это означало и то, что совершенствование духа и тела самурая не являлось только его личным делом, но становилось частью служения господину. Ведь воин, который не поддерживал себя в форме, не мог полноценно отдать долг верности. «Поскольку он не знает, когда ему будет суждено исполнить это для своего господина, он не должен причинять вред своему здоровью излишеством в еде и вине и увлечением женщинами; равно как и смерть на домашних циновках он не должен считать достойным концом» [1. С. 55].
Верность господину была возведена в ранг великой добродетели во времена, когда самураи каждый день находились в состоянии междоусобных войн, когда верность каждого отдельного воина была столпом, на котором держалась победа. Но когда после установления сёгуната Токугава в стране наступил мир и покой, многие самурайские ценности перестали иметь выход из идеального мира в реальный. Как же абсолютная верность господину проявлялась в скучных заботах мирного времени?
Здесь она трансформируется, если можно так сказать, в идею служения и благодарности. Триада понятий он, гири и гиму, подразумевавшая чувство благодарности и признательности человека по отношению к вышестоящим. Он включает благодарение за добро, оказанное человеку буддами, Небом, божествами, учителями, господином. Причем этой благодарности всегда будет недостаточно. Гири и гиму являлись понятиями, закреплявшими формально исполнение идеи он. [2. С. 160–161]. В целом эти понятия включают все социальные обязательства. Таким образом, самурай должен был быть до смерти преданным господину не только на поле битвы, но и в повседневных заботах.
Верность самурая в мирное время находит отражение в стихотворении Отомо-но Якамоти (716?–785 гг.) «Отмечая императорский указ об открытии в Митиноку золота». Действительно, в 749 г. на территории Японии впервые были обнаружены залежи золота. Эта радостная весть была использована Ямакоти как повод для того, чтобы напомнить императору о том, что его род, Отомо, продолжает оставаться верным. «Клялся род Отомо так: // «Если морем мы уйдем, // Пусть поглотит море нас, // Если мы горой уйдем, // Пусть трава покроет нас. // О великий государь, // Мы умрем у ног твоих. // Не оглянемся назад».…Больше нет таких людей // Кроме нас // Кто охранять // Сможет преданно, // Как мы» [3. С. 39–40]. Однако следует заметить, что принципы верности и он распространялись только по вертикали, а не по горизонтали. Даймё (феодалы) не считали свои договоры чем-то священным – именно поэтому история Японии изобилует междоусобицами, а соглашения между даймё чаще всего закреплялись браками и взаимными обменами заложниками.
Идея верности закреплялась в повседневной жизни формальными выражениями. Этикет, следование которому являлось важнейшей добродетелью, очень четко закреплял иерархию в обществе. «Когда бы самурай ни ложился спать, ноги его ни на мгновение не должны быть обращены в сторону его господина… А если он услышит разговор о своем господине, или же сам говорит о нем, он должен немедленно вскочить, если он лежит, и выпрямиться, если он сидит, ибо в этом состоит Путь самурая» [1. С. 29].
Бенедикт Рут вот что пишет о японском этикете: «Пока мать носит младенца привязанным к спине, она наклоняет его головку своей рукой, а когда он встанет на ножки, то прежде всего его научат демонстрировать почтение отцу или старшему брату. Жена кланяется мужу, ребенок отцу, младшие братья кланяются старшим. Это не пустые жесты. Это означает, что тот, кто кланяется, признает право другого принимать решения в тех случаях, где он, возможно, предпочел бы сделать выбор сам, а тот, кому кланяются, со своей стороны, признает за собой ответственность, вытекающую из его положения» [4. С. 68].
Верность господину являлась одной из наиболее важных добродетелей, ценившихся в рыцарской среде. Рыцарь, нарушивший клятву верности, терял свой феод и честь. Поступление на службу всегда оформлялось взаимными клятвами сеньора и вассала. Вот запись о клятве, какую принес Раймонд-Беренджер, сын Герсенды, Бернару виконту Альби и Нима, сыну Ренгарды: «Впредь от настоящего часа я, Раймонд, сын Герсенды, не обману Бернара виконта, сына Ренгарды, ни в том, что касается его жизни, ни в том, что касается членов его тела, и не лишу его жизни, и не захвачу в плен, и ни один мужчина, и ни одни женщина по моему совету и моему умышлению не сделает этого… И если кто-либо из мужчин или женщин это сделает, я, Раймонд…буду твоим помощником по чести без коварства в тот самый час, как ты призовешь меня сам или через своих уполномоченных…» [5. С. 215].
Сеньор, принимающий вассала, также давал клятву, в которой он обещал поступать с вассалом по закону, не посягать на его феод, не требовать от него личной службы по достижении вассалом шестидесятилетнего возраста или при получении им тяжелого увечья. Так, Фульберт, епископ шартрский, в письме к Гильому, герцогу Аквитании, повествует о взаимных обязательствах вассала и сеньора: «…кто клянётся в верности своему сеньору, неизменно должен помнить о следующих шести: incolume, tutum, honestum, utile, facile, possibile. Incolume – то есть не наносить вреда телу господина; tutum – не выдавать его тайн и не вредить безопасности его укреплений; honestum – не наносить вреда его праву суда и всему другому, что касается его положения и прав; utile – не наносить ущерба его владениям; facile и possibile – не мешать ему достигать тех выгод, коих он легко может достигнуть, а также не делать для него невозможным то, что возможно… остается посему, чтобы при соблюдении упомянутых шести давал совет и помощь своему сеньору без обмана, если хочет быть достойным награждения феодом, а также неизменно соблюдать верность, в которой клянется. И сеньор во всем этом должен быть точно таким же образом поступать в отношении к своему верному вассалу…» [5. С. 215]. Таким образом, получалось, что узы верности распространялись не только на отношения вассала к сеньору, но и наоборот. То есть клятва была взаимной и не означала переход вассала под абсолютную власть сеньора.
Одним из наиболее интересных источников для изучения отношений между феодалами является книга Жана Ибелина. Это юридический трактат, отразивший в наиболее чистом виде древнее обычное феодальное право Иерусалимского королевства. Это право, по существу своему являющееся типичным французским феодальным правом, так как оно было принесено в конце XI в. в Палестину завоевателями Иерусалима – крестоносцами из северной Франции. В этом трактате подробно перечисляются все повинности, которые должен нести вассал по отношению к своему сеньору. Их можно разделить на две части: те, которые вассал несет на территории королевства, и те, которые вассал несет за его пределами.
В вассальные отношения включались и женщины. «Женщина же, которая держит свой феод, обязанный личною службой, служит сеньору в том смысле, что должна идти замуж по указанию сеньора…» [5. С. 220]. В данном трактате не упоминается тот факт, что сама жизнь вассала принадлежит его сеньору. Однако есть одно место, которое косвенно указывает на то, что в случае необходимости вассал должен пожертвовать своей жизнью ради сеньора: «…если сеньор его окажется во время битвы пешим среди врагов или иначе подверженным опасности смерти, либо лишению свободы, обязан в силу своей верности по чести приложить все силы к тому, чтобы снова посадить его на коня и спасти от этой опасности. И если он не может сделать этого по-другому, обязан уступить ему, по его просьбе, собственного коня…» [5. С. 218].
При прочтении этих слов необходимо брать во внимание, что рыцарь без лошади становился абсолютно беспомощным и, если никто не поможет ему взобраться на лошадь, он обречен на погибель. Верность рыцаря распространялась не только на отношения с сеньором. Она была основой всего социального поведения воина. Куртуазные романы пронизаны темой разного рода странных обетов, которые следовало исполнить вопреки правилам здравого смысла. Так, Оссовская пишет о группе рыцарей, поклявшихся не отходить с поля боя дальше определенного расстояния. Девяносто рыцарей поплатились за это своей жизнью [6. С. 85].
Эту верность своему слову в сочетании с соперничеством в великодушии в XIV в. выбрал Чосер темой одного из своих «Кентерберийских рассказов». Некий дворянин рассказывает о даме, которой в отсутствие мужа-рыцаря досаждает молодой паж. Чтобы отвязаться от него, она обещает, что ответит на страсть влюбленного, если тот очистит побережье Бретани от подводных скал. Уверенная в неисполнимости условия, дама оказалась перед необходимостью исполнения клятвы – паж при помощи чародея выполнил обещание. Прибывший муж с тяжелым сердцем признает необходимость выполнения клятвы. Паж, тронутый громадностью жертвы, отказался от исполнения обещания. Однако услуги чародея обошлись ему в тысячу фунтов золотом. Но при таком всеобщем великодушии чародей тоже поступил благородно: он отказался от платы [7. С. 432].
В этике рыцарей и самураев было много общего. Верность была одной из самых важных и почитаемых добродетелей, она являлась структурообразующим элементом отношений внутри корпорации. Однако есть и различное. Во-первых, это направленность верности. В самурайском этосе вертикальная направленность выражена намного ярче горизонтальной. Подчинение вышестоящему практически безусловно. Отношения же внутри вассальной системы закреплялись договорами, в которых прописывались не только общие моменты, но и подробности службы подчиненного, а также обязанности сеньора. Кроме того, в Японии не получила распространения традиция обетов. Фактически это было подчинение рыцаря самому себе, своему слову. Таким образом, можно заключить, что главное различие между рыцарской и самурайской верностью заключается в том, что в первом случае баланс смещен в сторону иерархии, отношений по вертикали, а во втором преданность господину не является столь ярко выраженной; наряду с ней рыцарь верен себе (то есть своему слову) и другим воинам.